Спорные мысли о Празднике...

И вы хотите накормить его Парадом?

«Смерть, трепет естества и страх!» Державин

как странны нам те придурки,

далёкие, как при Рюрике

(дрались, мельтешили, дулись),

какая всё это дурость! А. Вознесенский

Представь, дорогой читатель, кинокадр конца шестидесятых годов XX века. В принципе, по идеологическим причинам невозможный в 50-е и ранее.

Когда полыхает вагон, видимо, с пожитками и подарками из-за границы, из поверженной Германии. На крыше стоит-прицеплен новенький немецкий автомобиль. Хозяин поклажи так разволновался происходящим, что чуть не начал стрелять в толпу, скучившуюся вокруг.

– Тебе что, сволочь, фронта мало?! – нервно спрашивает хозяина-капитана спешно подбежавший В. Высоцкий (в роли вернувшегося с войны танкиста).

Капитан с неохотой успокаивается и обескураженно исчезает из поля зрения.

Данный кадр – по мнению критики: – из лучшего фильма за всю историю белорусского кино «Я родом из детства». (Реж. В. Туров – сцен. Г. Шпаликов.) Рейтинговый киноопрос тот, конечно, посыпан советским пеплом. Но тем не менее – значимости не теряет по сей день.

Снятая в годы оттепели, картина насыщенно и ярко передаёт атмосферу подлинного сурового ожидания – воинов, мужей, победы, счастья. Атмосферу детского горя, откровений и разочарований.

Страсти настоящие, любовь настоящая. Память – настоящая. Не картонная.

Но я о другом.

Современным детям, компьютерно-гаджетовой продвинутой поросли нужны не исторические картонки, – хотя и они тоже, почему нет. Правда, отнюдь и далеко не в той пропорции, навязываемой нам сегодня.

А перво-наперво – перспективы роста, учёбы, трудоустройства. Возможность непременно самореализоваться в обозримые (не полувековые!) сроки.

Возможность свободно, достойно жить, свободно и радостно растить детей. И быть спокойными за личное будущее и безмятежную долгую старость своих родителей.

А вот этого, увы, нет. Будет ли… В ближайший период, думаю, вряд ли.

Но приступим.

Как многие граждане нашего государства, я такой же внук воевавшего и погибшего на войне деда. Наряду с людьми моего возраста, за пятьдесят-шестьдесят, – мы родом из большевистско-социалистического детства. Родом из тех любимых фильмов, мультиков «Ну погоди!», пионерских штанишек, комсомольских собраний и краснознамённых шествий.

Яркий монументальный пафос осенне-весенних демонстраций по молодости, может, не совсем осознавался актом чего-то сугубо политическо-пропагандистского. Отзываясь в душе возвышенно-радостной мелодией счастья, связанной более с перекуром в учёбе: – очередными выходными, близкими каникулами, – чем с патриотическим подъёмом.

Дело в том, что наше поколение, в отличие от нынешнего, было, так сказать, плотно встроено в поствоенную «кухню» – процесс единения прошлого с настоящим, – продуцирующихся в неизбежно и неизменно светлое будущее. Было частью того. Потому что ветераны фронта и тыла, недавние бравые вояки ещё не были «ветеранами» в полном смысле слова. То есть пенсионерами.

Они осязаемо обретались среди нас, рядом, плечом к плечу – трудились, преподавали, вели активную общественную жизнь, руководили предприятиями, регионами, страной.

И если бы, к примеру, торжественный Парад по какой-то неведомой никому причине вдруг отменили – ну, землетрясение там, метеорит или ещё что. То моя мать беспрекословно бы накрыла стол, позвала гостей и скромно помянула со всей дружной семьёй память погибших. Чокнулась за здравие с живыми, невзирая ни на что. Это было законом! И, в общем-то, официозные декорации и мероприятия советским людям вовсе не требовались. Для них 9 Мая было неотъемлемым, как державинское естество, праздником. (Как известно, до 1965 года этот день числился обыкновенным, рабочим.) Но в том-то и дело, что было…

Уберите сегодня, сейчас шумовой эффект, «гром городского прибоя». Уберите трибуны, заглушите рёв мотора. Слезьте с набившего оскомину в непрекращающихся политдебатах Мавзолея – и этот день превратится в тихий, светлый поминальный день. Станет днём памяти, скорби и печали – «круговращением, щемящим, как возвращение»…

Ведь их, трогательных свидетелей «ужаса эпох» осталось слишком мало, чтобы вновь, по-советски, устраивать никчемную серпастую массовку и петь в разгорячённый рупор неутихающую осанну. Голосом Леонида Утёсова. Раз в году причём. Надо ли это им, немощным старикам?

Не легче ли один большой победный бюджет разделить (не распилить!) на 365 ежедневных «божественных» прикосновений: медицинских ли, лечебных, материальных, санаторно-курортных наконец.

Их и так уже по пальцам можно пересчитать, – а у некоторых до сих пор нету жилья! Кто-то по сей день живёт в послевоенном гнилом бараке… Словно пленный каторжный фриц в изгнании. И вы хотите накормить его Парадом?!

Да, память, – в значении дюркгеймовского общественного сознания, – важна как субъект информационной вовлеченности в мировую историю. Кто ж против памяти жертв московских пожаров, французской революции либо восстания декабристов.

Точно так же великая победа над фашизмом навсегда останется в исторических анналах. Само понятие «войны и мира» было и будет предметом художественных изысков, тщательного научного изучения, стратификации данных, аналитики, поиска белых пятен. Впрочем, как и другие понятия эволюционно-цивилизационных изменений. Сдвигов. Их сонмы.

Смотрите, что получается.

Три четверти века мы ходили под покрывалом лживого фетиша революции 1917 года. И что? Где он, праведный Октябрьский переворот. Где они, громогласно напыщенные витии, поздравляющие освобождённый навек народ с долгожданным приходом большевиков.

Почему 7 ноября стало рутинным событием небольшой кучки престарелых коммунистов у какого-нибудь одинокого дерева, столба или монумента. Который великодушно определит-назначит к дате мэрия?

И что, перестали справлять? Да ничего подобного. Справляют, и ещё как! А некий непонятно-неприглядный День согласия и примирения отмечают просто потому, что он стоит в календаре. Выходной к тому же. Если бы отменили – о нём забыли б на следующее же утро, будь уверен.

Так же и с Днём Победы: «…слепы мы. Слепо время само».

У нас что, выполнены абсолютно все социальные запросы? Обслужены-обеспечены фронтовики, старики, инвалиды. Налажена логистика, особенно на Дальнем Востоке. Построены дороги. Перестали падать лифты, самолёты, взрываться оружейные склады. Рушиться вышедшие в тираж конструкции, сооружения, гидроэлектростанции. Жилые дома в конце концов. «Скорая» доезжает до любого заброшенного уголка России. И прямо в глухой тайге оказывает срочную медицинскую помощь занемогшим аборигенам. Забытым властью, людьми и богом.

Нет. Нам прямо-таки навязывают, по-жульбански втюхивают восхищение непрерывно растущим благосостоянием «верховных», феерическими рейтингами, миллионными депутатскими зарплатами, невероятно усиливающейся обороноспособностью, мощью русского оружия, непрестанными победами, победами, победами… За которыми давно уже не видно человека. А видна лишь пыль, поднятая страшными машинами, строго грозящими кому-то пальцем. Прикрытыми лозунгами, лозунгами, лозунгами… Достойными славных времён могущества СССР в бескрайних степях пресловутого застоя.

Согласен, – в то могущество мы, существовавшие по принципу: «камо грядеши?..» – верили. Потому что обязаловка.

Но помимо партийной обязаловки действительно горел не остывший в душах гражданственный, гуманистический костёр недавно, двадцать-тридцать лет назад «по-пластунски» пройденной войны: в каждом дворе, каждом доме, семье.

Увольте, господа! – через семь с лишним десятилетий после Победы никто не возражает помянуть сложивших головы предков.

И вспомним, и помянем, и сходим на кладбище в родительскую субботу. (Так же как отмечают день Бородина или взятие Бастилии.)

И пускай пройдут строем – не по принуждению, добровольно! – «бессмертные» полки и любой желающий: возложить цветы, запустить в небо шарики с голубями; погрустить у Вечного огня, на весь мир тревожно «транслируя исповедь».

Пусть весело кружатся детские карусели и работают торгово-купеческие ярмарки. Кто ж против. Вопрос в ином.

Отчего после каждого – с фантастически дорогостоящей помпой отмеченного праздника – страна и люди, живущие в ней, снова и снова приземляются из райских лозунговых кущ на жуткие социально-бытовые руины щедринской разрухи? – В душах и головах. Будто после реальной войны. Или вселенского потопа… Или смерча.

Вплоть до следующих майских. До следующей, – через долгий неуютный год, как век, – весны.