Из переполненной Господним гневом чаши
Кровь льется через край, и Запад тонет в ней –
Кровь хлынет и на вас, друзья и братья наши! –
Славянский мир, сомкнись тесней…
«Единство, – возвестил оракул наших дней, –
Быть может спаяно железом лишь и кровью…»
Но мы попробуем спаять его любовью, –
А там увидим, что сильней.
Федор Тютчев. Сентябрь, 1870.
Ровно ПЯТНАДЦАТЬ ЛЕТ назад произошла или случилась в моей жизни история, которая убедила меня в том, что многие сюжеты из любимых книг и фильмов – это весьма профессионально озвученные или описанные зарисовки из жизни, впечатлившие своим характерным колоритом авторов, ставших живыми свидетелями их правдоподобности.
Если поверить в то, что жизнь каждого человека обновляется или должна обновиться каждые семь лет, то ПЯТНАДЦАТЬ ЛЕТ назад, днем раньше, днем позже, и в мою судьбу ворвался ветер перемен. Неожиданный и напористый, волнующе задиристый и бесстрашный, тогда он еще только приближался ко мне, соизмеряя скорость своего стремительного полета с числами и месяцами моих прожитых лет. А я, внутренне ликуя от предстоящей встречи с ним, уже чувствовала и торопила его приближение. Заметно волнуясь, но, никак не предполагая, как резко и, главное, бесповоротно, он изменит всю мою последующую жизнь. Сумасбродный или оправданный моим спешащим мне навстречу будущим поступок, затрудняюсь сказать, но однажды я решительно попрощалась со своей предыдущей жизнью и, будучи никак не подготовленной к грядущим переменам, громко захлопнула за собой дверь, ведущую в мое прошлое. Не скажу, что там мне было плохо. Даже, наоборот, за той невидимой другим дверью остались все главные события моей жизни. Настолько главные и важные, что без них жизнь моя никак бы не могла состояться, как принято говорить, по-настоящему. Не знаю, как это произошло, но только однажды я поняла, что мне стало как-то тесно вокруг, как будто тело мое выросло из той одежды, что мне всегда нравилась. А потом, все чаще и с интересом присматриваясь к себе в зеркале, и без труда, а иногда и с ленцой, продолжая потягивать не желавшую отпускать мои руки лямку привычно-осеревшей обыденности, я задумалась: как же скучно и неинтересно стало жить. Это был тот самый, довольно-таки долгоиграющий момент, когда бегущие друг за другом дни стали совершенно одинаковыми и незапоминающимися. Лишенными разноцветных минут и мгновений неожиданных открытий и счастливых потрясений. Да настолько, что, порой, было невообразимо жаль, что такие безцветно-безвкусные дни вообще рождались во Вселенной. И много воздуха вокруг, но почему-то задыхаешься. И солнце светит в небе, да какое-то оно безучастно-равнодушное ко мне, не греет и не ласкает, как это бывало раньше… И прическу бы пора сменить… Но страшит новизна… И рискнуть бы облачиться в более открытое платье… Но такое желание оказалось, на поверку, всего лишь красивой и легкомысленной бабочкой, благополучно избежавшей участи быть пойманной сачком…
Между тем, прислушиваясь к безмолвной неизвестности моего бытия и отрывая с волнением лепестки от случайно оказавшейся в моих руках тщательно причесанной ромашки, я загадала: так, что же, время, вперед? И последний лепесток на желтой, припудренной тяжелой цветочной пыльцой макушке уже несуществующего цветка, оказался моим счастливым талисманом. Ну, и пусть. Вперед - так только вперед. Мне так предназначено. И не оставляю в своих мыслях никаких сожалений о прошлом. Оно всегда будет со мной, став моей сокровенной тайной. Я ее сберегу.
…А потом, все чаще оживавшие во сне картинки из будущего начали сбываться наяву.
Я поменяла работу, обзавелась новыми знакомыми, не забывая, конечно, о своих старых и проверенных временем. И, окончательно доверившись судьбе, без труда и всей грудью вдохнула воздух моей обновленной жизни. И поверила: все самое хорошее только начинается…
Дженнифер и Эллис, дамы уважаемого возраста, «осчастливили» своим приездом наш город вовсе не из любопытства. Достигнув заслуженного пика карьер в своей стране, они записались там в отряд волонтеров, жаждущих оказать посильную помощь людям, оказавшимся на распутье дорог в моей стране, незабываемо, повсеместно и окончательно обалдевшей, и пребывавшей в состоянии пугающей стагнации под грузом нежданно свалившихся на нее коллапсов: экономических, политических, нравственных. Моральных.
Замечательный почин! Делиться опытом с другими – всегда хорошее начинание!
С неизменными улыбками на своих лицах, добросовестно отшлифованных безукоризненным профессионализмом и многолетним опытом, прибывшие по воздуху, то есть, на сверхсовременном самолете, иностранки вселяли в окружающих надежду на то, что трудности в стране, куда они прилетели, временные. Не надо отчаиваться. Надо только найти причины, их породившие. И, найдя, решительно и умело их искоренить. Для всех желающих, жаждущих тогда разобраться в особенностях исторического момента (мир приближался к началу нового столетия), начались многочисленные и многочасовые тренинги, беседы, наставления, основным смыслом которых были ласковые воркования на усыпляющих полутонах в голосах волонтерок: вы все жили и живете не так, как надо. Но в этом – не ваша общая вина. Да и не все еще потеряно. Побольше терпения и трудолюбия. И все образуется. И жизнь в стране наладится. Мед растекался по их устам, почти, как в сказке с многообещающими присказками!
А пока суд да дело, время летело. Дженнифер и Эллис крепко сдружились, немного скучая о своих родных и близких в их родной стране, на расстоянии многих тысяч лье от точки тогдашнего пребывания подруг. И привыкшие в частым жизненным переменам, в отличие от нас, пионерки всяческого и неминуемого прогресса начали с неподдельным интересом «пропахивать» культурные просторы полюбившегося им с первого взгляда городского пространства. Незнакомые люди, заслышав их заморскую речь, тут же выказывали им знаки особого внимания и сердечного расположения. Что и говорить, даже, казалось бы, сломя голову погружаясь в Армагеддон торжествующей разрухи, мы оставались преданными своему гостеприимству. Но вдруг случилась маленькая осечка. Как говорится, и на старуху случается проруха.
Осваивая просторы города, женщины с нескрываемым интересом осматривали его достопримечательности, основательно протискиваясь в глубины его культурного наследия. И однажды, насладившись симфонической музыкой великого Моцарта в городском концертном зале, они решили перекусить в давно манившем их воображение дорогом, по местным меркам, ресторане, что был неподалеку. Тем более, что название заранее облюбованной фабрики пищевых изысков очень напоминало им запомнившийся несколько лет назад обед в шикарном парижском ресторане с таким же названием: МАКСИМ. Оглядывая с любопытством со стороны улицы тяжелые приспущенные шторы на огромных, почти до самой земли, окнах, и предвкушая сладкие мгновения изысканного чревоугодия, подруги медленно вошли в заведение. Темно красная дорожка, ведущая прямо в зал, приглушала шаги. Деликатный, ненавязчивый свет и едва слышимые звуки классической музыки из невидимого репродуктора (в этот момент вокруг как раз рассыпались упоительно нежные скрипичные трели) были обречены создать вновь прибывшему клиенту ресторана хорошее настроение. Каких-то пару шагов до полного… Но неожиданно из-за тяжелой же шторы, прикрывавшей дверной проем, ведущий в зал, вышел человек в черной рабоче-парадной форме, с двойным рядом больших блестящих пуговиц вдоль всего его длинного сюртука. Была ли на его голове фирменная фуражка швейцара, с широким лаковым козырьком впереди, дамы не успели заметить, так как их буквально сбил с ног его грубый оклик: ВЫ КУДА?
Уставившись на женщин с угрожающим оскалом хорошо натренированного бойцовского бульдога, мужчина, заложив руки за спину, презрительно и надменно измерил своим тупым взглядом, не приемлющим взаимопонимания, дешевый прикид вновь прибывших: мешковатые штаны на обеих, нет, не брюки, а штаны, свитера с вытянутыми и закатанными рукавами, и бесцветные, пожалуй, немного стоптанные то ли тапочки, то ли туфли, для удобства передвижения по городу на ногах. И, о, ужас, ни грамма косметики на лицах женщин! Только очки для корректировки зрения в необычной золотистой оправе на лице одной. И ни йоты запаха запоминающихся дорогих духов, которым его, здешнего блюстителя нравственности и справедливости, всегда восхищали местные, ухоженные с головы до пят, юные красотки. Привычно спешащие в «рай обетованный» ближе к наступлению темноты. Чем позже ночь наступала, тем позже они и появлялись. Понятная пропорция из новой, хорошо усвоенной девчонками науки.
Дамы, однако, медленно переглянулись с вызывающе вежливым недоумением на своих иностранных лицах. Что-то, о чем мужчина не смог догадаться, несмотря на свой опыт блюстителя чистоты нравов, давало основание женщинам проявить им их некоторую надменность. Но – всего лишь, как оборонительное средство на наглую бестактность и агрессию. И затем одна из женщин, Дженнифер, тихо сказала, точнее, спросила, глядя прямо в глаза этого неотесанного, по ее, заметьте, справедливым понятиям, гарда, то есть, охранника:
- Sorry?
Секундное замешательство. И что тут началось! Сорры, сорры, повторял швейцар «МАКСИМА» иностранное словечко, и отчетливо по-русски выговаривая пуленепробиваемое, как стальная броня танка последней модификации, русское «Р». И демонстративно, но, все же как-то нелепо, распрямляя свою широкоплечую обездушенную стать. Глаза его превратились в счетчики с заведенными и со знанием дела смазанными перед сменой четко работающими механизмами. Они, что-то умножая и прибавляя, но, никак не деля и не отнимая, уже начали отстукивать чаевые, определенно нацеленные на его широкий карман, на его штанах с мутными лампасами по бокам обеих застиранных штанин. Сорры, сорры, оскал натренированной человеко-собаки превратился в оскал услужливого мерзавца. С приторной улыбкой почему-то совершенно не украсившей его лицо, он широко распахнул пыльные шторы на предполагаемых дверях, освободив тем самым проход женщинам в обеденный зал. Переглянувшись с пониманием, они холодно-вежливо кивнули головами, и одна их них тихо отозвалась на оказанное и проявившееся таким необычным способом, под нажимом обстоятельств, «гостеприимство»:
- Thank you. – С добавкой перчинки в голосе.
- Сэнку, сэнку. – Затараторил на распев служивый, как неусидчивый попугай. Усидчивый, слыша не раз эти слова, давно бы уже перенял и правильное произношение, и нужную интонацию.
И тут появился молодой парень, высокий, статный, довольно симпатичный, rather handsome indeed, как тихо промурлыкала себе под нос Эллис. Он галантно раскланялся и мгновенно оценил, какие райские птички, правда-правда, неприметные только с виду, решили навестить этот скучающий в предночном безвремении ковчег наслаждений истинных гурманов и знатоков пищи. Бегло оглядев женщин и удивившись, впрочем, не очень, их демократичности в одежде, он решил действовать наверняка. Коверкая английские слова и активно работая руками и кистями своих ухоженных рук, парень, желая казаться этаким милым и расторопным докой, увлекает за собой и кружит женщин по небольшому пустынному залу, указывая им то на один столик, то на другой. И, желая сгладить конфликт, а, может, и не конфликт то был вовсе, он отодвигает от столов, покрытых новомодно-атласными, темно синими, задрапированными по-особому скатертями, тяжелые добротные стулья. Мало, что ли, роится и клубится под здешним солнцем других забот, чтобы заострять внимание на какой-то ерунде. И женщинам, великолепно обученным сглаживать конфликты в человеческом социуме (достигнуты пики карьер!), уже все нравится. Ведь, жизнь – это игра, смена удовольствий и разочарований, свод многочисленных и скучных правил, которым бы желательно неукоснительно следовать. Применив сейчас одно из них и быстро тараторя по-своему, и попутно мило улыбаясь, гостьи приторно вежливо убеждают присутствующих, что все - в абсолютном порядке. Мы все – в вашем внимании. Пожалуйста, don’t mention it!
Пожалуйста, пожалуйста, а вот и ваш столик и ваше menu. Для вашего удобства, пропечатанное по-иностранному. Знаем мы, знаем, как нравится вам, что в любой стране мира и стар, и млад всегда смогут с вами поговорить на вашем же языке. И будут мчаться наперегонки, больно осыпая друг друга колючими шалабанами по головам, чтобы вырваться вперед и выполнить ваши просьбы и желания. Пусть даже, они будут до абсурда странными. Как, например, желание видеть перед глазами хорошо разглаженную газету. Без долевых и поперечных сгибов посередине, так неприятно отвлекающих глаза от восприятия читаемого.
До газет, к счастью, в провинциальном «МАКСИМЕ» дело не дошло. Профиль заведения был не тот. Но вот вино гостьям пришлось выбирать самостоятельно. Как и appetizers, и main cuisines, и, соответственно, desserts. Поводив по очереди пальцами по названиям выбранных блюд в меню, перед глазами того же парня, который, к тому же, оказался и официантом, они затем проводили его убытие на кухню долгими надменными взглядами. Демократичность и удобство в одежде, как ни странно, все чаще наводит на мысль: не суди по одежке. Сегодня это есть очень краткий и точный посул, который отражает особенности различных культур.
А затем, в ожидании заказа, дамы завели тихую негромкую беседу. Временами, однако, оглашая ресторан нарочито громким смехом. Швейцар-охранник, украдкой наблюдавший за посетительницами из-за штор, почему-то тоже тихо посмеивался, когда они хохотали…
Но чаевые, чистой валютой, и официанту, и швейцару потом, по окончании обеда, оказались, действительно, впечатляющими. Очевидно, так было оплачено гостьями ресторана унизительное раболепское угодничество его сотрудников. Не имеющее ничего общего с их почтительным отношением к своим же обязанностям. Не говоря уже, обо всем остальном.
Вот таким образом происходило в нашем городе много лет назад слияние двух кардинально различных культур. С разницей лишь в том, что это мы впустили в свои жизни иностранок. Потому что они приехали к нам, переполненные, как они сами любили повторять, благими намерениями изменить наш мир к лучшему. Мы позволили им учить себя. И насмехаться над нами. По сути, случай, произошедший с ними в ресторане, был всего лишь живым и никак не меняющимся фактом исторического уродства всего русского народа, благополучно перекочевавшим в наши дни сквозь века неустанно и много описываемого раболепия. Из далекого далека, омраченного постоянными и изнуряющими войнами с завоевателями, говоривших, наверное, на всех языках мира. Когда говоришь о нашем врожденном раболепии, превратившимся в великую и неразгаданную по сей день тайну, почему-то теряются мысли от тоскливой растерянности…
Добавлю, что ряды волонтерок как-то незаметно стали пополняться. В город приезжали и молодые, и пожилые ваятели наших «заблудших» душ и мозгов, пытавшиеся понять именно особенности всего того, что определяло понятия с определением «русский».
Ненавязчиво интересуясь нашим прошлым, настоящим, нашими обычаями и мнениями, они весьма и весьма осторожно делились с окружающими и своими мыслями. Казалось, мы, люди таких разных культур, были запрограммированы стремительно двигаться навстречу друг другу, сближаться и учиться взаимопониманию во всех возможных ипостасях. По крайней мере, с нашей стороны мы искренне верили в необходимость и полезность всего происходящего. Если очень напрячься и постараться вспомнить то время (начало нового столетия), то первое слово, что тут же произнесешь вслух, одно единственное и суммирующее в себе все другие из того времени, будет – оптимизм. Действительно, были такие запоминающиеся моменты, когда мы уверенно ощущали себя единой нацией землян, не разделенных границами, воспринимали себя людьми, объединенными общими человеческими проблемами выживания в современном жестоком мире. Но, повторяю, всего лишь моменты. Наши судьбы лишь на время соединились с судьбами приехавших в наш город волонтеров. Так бывает.
Но потом, как-то незаметно все опять разошлись по своим дорогам. Волонтеры, любезно и безвозмездно «озарившие» своим временно-вежливым присутствием наше сознание, один за другим, вернулись к себе домой. Разлетелись птички. Оскудели чаевые в МАКСИМЕ. А проблем, честно говоря, никак не стало меньше.
Но стали ли мы жить лучше…?
Я не хочу вдаваться в подробности всего происходящего в дальнейшем. Об этом более, чем известно…
«В сущности, для России опять начинается 1812 год; может быть, общее нападение на нее не менее страшно теперь, чем в первый раз… И нашу слабость в этом положении составляет непостижимое самодовольство официальной России, до такой степени утратившей смысл и чувство своей исторической традиции, что она не только не видела в Западе своего естественного и необходимого противника, но старалась только служить ему подкладкой. Но чтобы ясно выразить эти мысли, понадобилось бы исписать целые тома».
Федор Тютчев, 23 ноября 1853 год.
Два года продолжается кровавая Донбасская трагедия.
Не дай, Бог, познавать такой ветер перемен… Которого когда-то ждала с таким восторгом и волнением…
Я очень хорошо помню начало Донецкой блокады, брошенный на произвол судьбы Донецк. Опустошенный физически, но сполна переполненный обрывками людских молитв и проклятий. Вырвавшись на волю, они мгновенно сплетались, поднимаясь в небо. И все никак не могли разделиться, или хотя бы раствориться в раскаленном воздухе лета 2014 года. Что-то прочно удерживало над городом эти мгновенно затвердевшие комки из произнесенных в отчаянии слов, хороших и плохих. Может быть, это была вымоленная у злого рока спасательная пелена, защищающая город...
И Российские журналисты, приехавших на Донбасс в то ужасное время. Ведшие свои репортажи из самых опасных точек осажденного города. Как и многие другие здесь, кто разделили с моей страдающей Землей свои судьбы, они добровольно вошли в адово чистилище познания жизни. Наблюдая сейчас за происходящим, я с удивлением обнаруживаю в моем многострадальном городе новых посланцев с «благими намерениями». Свободно расхаживающих по улицам и площадям, дежурно улыбающихся то там, то здесь, обещающих помощь в налаживании всяческих контактов, весело и беззаботно улыбаясь, на камеру, и пожимая руки всяким ответственным за что-то. И что там еще… И очень… очень плохо или вообще не говорящих по-русски.
Не верю я в их искренность.
Говоря об этом, я и сегодня вижу перед глазами колонны беженцев, людей, бегущих куда глаза глядят. Отчаявшихся что-либо понять в происходящем. Погибающих под обстрелами движущихся колон, насчитывающих в себе тысячи и тысячи обезумевших людей. Изнывающих в тех нескончаемых колонах от убийственного жара безумно палящего солнца… С детьми на руках, с детьми в колясках, с детьми в машинах, с надписями, написанными огромными буквами, на лобовых стеклах: ДЕТИ!!! Что, впрочем, не мешало новым чудовищам хладнокровно расстреливать те машины.
Стоны, крики, слезы…
И опять повторяю: Российские журналисты, как неприступный оплот, на всех направлениях от центра, залитого кровью Донбасса, и до его окраин. Бесстрашно снимающие ужасающие по своей сути картинки исторического безумия обреченного на страдания региона…
И вдруг, сегодня, о нашем городе: город non-grata… Брошенные люди с окраин…
Кошмар самообмана… Что-то омертвело в воздухе... Вырванные страницы истории… Начался забег наперегонки, кто сегодня больше расскажет, кто больше напишет. Кто больше удивит…?
СЕГОДНЯ!
А ТОГДА? ДВА ГОДА НАЗАД? В ПУСТЫННОМ, БРОШЕННОМ ГОРОДЕ?
…Бунтующее, пульсирующее в висках от злости сознание усмиряется шокирующей новостью: житель Франции Даниэль Кутюр направил в посольство РФ во Франции орден Почётного легиона, которым был награжден его отец, участвовавший в антифашистском Сопротивлении.
Он просит передать эту награду семье Героя России старшего лейтенанта Александра Прохоренко, погибшего в Сирии. Об этом сообщили в дипломатической миссии.
«Мне хотелось бы почтить память молодого русского офицера, который отдал свою жизнь при исполнении воинского долга в Сирии ради общей свободы. Александр Прохоренко защищал и россиян, и французов, и жителей других стран от террористической угрозы, и я прошу передать его близким, что во Франции разделяют их скорбь», — приводит ТАСС отрывок письма французского гражданина послу России Александру Орлову.
По словам француза, решение передать в Россию бесценную фамильную реликвию, хранившуюся в семье многие годы, он принял также «в знак бесконечной признательности русскому народу», который, по его словам, внёс решающий вклад в победу над гитлеровским фашизмом. Немногим ранее чета французских пенсионеров, Жан-Клод и Мишелин Mare, передала семье погибшего лейтенанта фамильные военные награды времен Второй Мировой войны.
Кто не знает: Александр Прохоренко погиб 17 марта 2016 года при выполнении специальной задачи по наведению ударов российских самолётов в районе города Пальмира в сирийской провинции Хомс. Попав в окружение боевиков ИГИЛ*, офицер вызвал огонь на себя. Город был освобождён сирийской правительственной армией и отрядами ополченцев «Соколы пустыни» при поддержке ВКС РФ 27 марта.
Президент РФ Владимир Путин присвоил Александру Прохоренко звание Героя России. Вечная Память Бесстрашному Герою…
Донбасс навсегда запомнит имена погибших здесь Российских журналистов: Анатолия Кляна, Игоря Корнелюка, Антона Волошина, Андрея Стенина. Но что же должно произойти, чтобы книга «Мысли вслух из блокадного Донецка», написанная на основе их беспрецедентных телевизионных репортажей, ТОГДА, когда это было необходимо, как воздух, чтобы не умереть в вакууме информационной блокады тоже, была, наконец, передана родным и близким Героев? Чтобы узнали родные погибших ребят о том, что мы здесь, на Донбассе по-человечески разделили с ними их скоробь и горе… И, выражая нашу признательность всему Русскому народу, будем вечно помнить имена Донбасских героев…
Или такой посыл должен исходить от заморских «благодетелей»?
Свои только и делают, что верещат о вакууме в информационной политике, о потерянном поколении, о молодежи, сомневающейся в полезности и нужности мира, в котором живет. О молодежи, ищущей смысл своей жизни в абсолютной праздности. И на человеческую просьбу - помогите передать книги родным погибших ребят, привычно отвечают по шаблону: не наш формат, а потому - sorry, то есть, сорры, мирного вам на вашем Донбассе неба.
Сегодня, вспоминая события ПЯТНАДЦАТИЛЕТНЕЙ ДАВНОСТИ приходится только удивляться и поражаться нашей доверчивости и гостеприимству. Сегодняшний апокалипсис Донбасса начался очень мирно и культурно, именно тогда, ПЯТНАДЦАТЬ ЛЕТ назад. Когда все еще верилось в свежий ветер перемен. И когда за нами, людьми образованными, начитанными, еще не до конца утративших веру в себя, уже начали открыто и презрительно следить, копаться в наших мыслях, выуживая по отдельно брошенным на ветер фразам и словам представления о наших привычках, предпочтениях. Умиляясь тем же гостеприимством и делая милые комплименты красоте наших женщин, проталкивали, впаивали, вбивали ржавыми гвоздями в наши головы затертые до дыр идеи о преимуществах «свободной демократии». И для женщин – тоже(!!!). Не жалея луковой шелухи, смешанной с хорошо продуманной словесной тарабарщиной, «благодетели» щедро унавоживали почву нашего будущего семенами грядущей безграмотности и отрешения от своих фундаментальных исторических ценностей. И заставили всех, практически без исключения, поверить в то, что страна, в которой мы все жили еще недавно, не имеет право называться никак более, чем унизительным для человеческого достоинства словом – «совок». Да… так умело оболванили, что даже в сегодняшних кроссвордах можно найти такое определение для разгадывания слова: детская организация в школах бывшего «совка»… И разыгрывая порочную карту человеческой жадности, щедро развращали соплеменников валютными чаевыми, раззадоривая самые низменные пороки в душах людей.
…Попробуйте теперь понять, без сожаления, но с запоздалым и гнетущим надолго горьким раскаянием, что все предыдущие годы были, на самом деле, тупиком безнадежно и напрасно потерянного времени. В который загнали нас, как стадо послушных баранов. Но, заглядывая в наши души, намеренно выскабливая их содержимое до дна, те «благодетели» так и не поняли, что это такое испить весной чистые, как детские слезы, капли березового сока из своих ладоней, когда в рощах «плачут» наши русские березы. Как понять слова: искать душевное спокойствие и очищение мыслей у природы, умываясь серебряной росой по утрам и зарываясь всем лицом в пахнущий по-особому, свежесобранный стог деревенского сена на бескрайнем золотистом лугу. Будучи отмеченными, как родовыми пятнами на своих душах, сверхэмоциональным восприятием окружающего мира, читать и перечитывать Пушкина, Лермонтова, Толстого, Тютчева. Годами, всю жизнь. Восторгаться Драйзером, Джеком Лондоном, Хемингуэем. Безвозмездно делиться с незнакомцами своим хлебом и своей радостью, и быть в недоумении оттого, что один из заморских «ваятелей» на вопрос, был ли он на Кубе, в тех местах, где жил Хемингуэй, с еще большим недоумением в голосе ответил: а кто это такой?
Вопрос: сможет ли понять такой нравственный отшельник, что это значит, жертвовать собой во имя страны? Где ты родился и вырос. Распорядиться своей жизнью во благо других… Во Славу своего Отечества.
Не может быть сближения с культурой, где возможно запросто скормить рыбам тело многолетнего друга. Убеждая окружающих, что он, умирая от неизлечимой болезни, именно так распорядился поступить со своими бренным прахом. Рыба действительно ловилась хорошо на такую наживку в тот день… «Эй, Джон, это – тебе наш привет!» – Посмеивались преданно-исполнительные друзья усопшего, поглядывая с ухмылкой своими невежественно-испитыми лицами неизлечимых алкоголиков на небеса, и тыча жирными пальцами на умирающую рыбу у их ног, жадно ловящую воздух раздутыми от непомерных усилий жабрами. Происходило все это недавно, в известной своими свободными нравами стране... А потом ролик-сэлфи из серии «Истории из сумасшедшего дома» веселил (!!!) интернетовское сообщество.
…И чем же обернулся тот ветер перемен? Еда, переполненная антибиотиками. Это - точно. Мальчишка пятнадцати лет, «умиливший» ответом на вопрос: ты читал «Евгения Онегина?» Да, автор мне понравился (!!!). Из той же «оперы», что и вопрос заморскому невежде о Хемингуэйе. Внешне мы остались такими же людьми, как и были: гостеприимными, веселыми, приветливыми. Но, слушая заморские сказки с открытыми ртами на стыке столетий, мы почему-то поверили в то, что цель нашей жизни – это удовлетворение наших низменных потребностей, подражание чуждым нашему естеству идеалам, упакованным специально для нас в блестящую, шуршащую бумагу. Которую потом обычно выбрасывают в мусорное ведро. Простителен такой дешевый и беспринципный соблазн людям из непроходимых джунглей, которых, к счастью или наоборот, цивилизация обошла стороной. Так и осталось им, что разгуливать в любое время года в набедренных повязках, среди все еще неизученной флоры и фауны, и громко гигикать на все голоса во время охоты. Но мы, добровольно облачаясь в тряпки, с рисунками флагов и эмблем других стран на них, и презрительно охаивая все, что создавалось добросовестным трудом в своей стране, мы превратились в уродливых и послушных придатков невидимых кукольников. А предательство, кто не знает, начинается с самих себя. Вот так и оказалось на деле, любые слова разума понять нас и услышать сегодня разбиваются о неприступную, так называемую стену «хорошего тона», где ни при каких обстоятельствах не принято нарушать спокойствие людей сытых и успешных.
Но разве удастся кому-нибудь избежать последствий того, что происходит каждый день под солнцем?
«Бывают мгновения, когда я задыхаюсь от своего бессильного ясновидения… Более ПЯТНАДЦАТЬ ЛЕТ я постоянно предчувствовал эту страшную катастрофу. К ней неизбежно должны были привести вся эта глупость и все это недомыслие. И одна лишь чрезмерность катастрофы минутами заставляла меня сомневаться в том, что мы осуждены видеть ее осуществление».
Федор Тютчев.
Беспокойство русской души и способность предвидеть, предвосхищать события – еще одна тайна. Но непостижимо, как так получилось, что беспокойство Великого Русского Человека, Федора Тютчева, о судьбе России, оказались удручающе прозорливым. Совсем без малого два столетия прошло, как были записаны эти слова для потомков, и обрушился шквал людских несчастий на Донбасс.
О мистике на Донбассе можно говорить много. Перед началом кровавых событий в регионе очень много людей испытывали периоды душевной подавленности, пребывали в состоянии гнетущего беспокойства. Мужчинам, далеко не молодым снились сны о внезапно объявленной мобилизации. Хотя годы давней службы в армии им до этого не вспоминались, они упорно продолжали видеть себя в своих снах в полном обмундировании и с автоматами наперевес. А один даже признался, как болели у него днем ноги после такого беспокойного сна. Он физически ощущал: сапоги, в которых он как будто долго шел по полевой дороге, были малы и очень жали. Утром он даже осмотрел ступни ног, проверяя, не появились ли мозоли… Многие женщины испытывали необходимость поддерживать ночной сон сильно действующими снотворными средствами. Кошмары в сновидениях сопровождались четко виденными картинами тотального разрушения незнакомых кирпичных зданий. А потом, как продолжение безумия через несколько дней, блуждания по руинам… Пожилая женщина, проживавшая в известном сегодня на весь мир районе возле аэропорта (и тот, и другой истерзанны, изничтожены нещадными обстрелами из всех возможных видов тяжелого оружия, в течении прошедших двух лет), несколько раз видела в своих снах территорию перед своим домом, затопленную бурлящей мутной водой. Как будто произошел оползень с невидимой горной вершины, рассказывала она. Потом эта бурлящая вода, с ясно различимыми в ней камнями, большими и маленькими, ветками изломанных деревьев, вдруг начала подниматься. Наводнение было настолько быстрым, что она едва успела закрыть все окна в доме. И потом, стоя у одного из окон, она смотрела на эту мутную воду, которая остановилась ровно там, где был верхний предел окна… Эта женщина и ее семья срочно покинули район своего проживания после продолжительного артобстрела. Они спаслись в роковую ночь в подвале дома… Но самым необъяснимым было настойчивое утверждение седовласой старушки, умудренной жизненными перипетиями и наделенной особо чувствительным даром предвидеть. Она, не разбираясь ни в политике, ни в особенностях отношений между народами, настойчиво утверждала о неминуемом землетрясении на Донбассе в 2014 году!!!!!! Содрогнешься не раз, представив себе последствия такого стихийного бедствия. Тар-тарары – это преисподняя Донбасса… перемолотое шахтными выработками чрево Земли… Больше века обеспечивающее жизнь всему живому не только здесь, но и за пределами региона…
Землетрясения не состоялось... Но безумие последних, порожденных человеческим разумом трагических событий на Донбассе и в моем любимом Донецке, очень напомнили мне извержение долго «дремавшего» вулкана, постоянно беспокоившего всех частыми выбросами магмы незадолго до катастрофы. Вулкан был как бы где-то неподалеку, он хрипло «дышал», все его видели, но надеялись, как всегда, на авось. Вулкан уже привычно обходили, объезжали стороной, натянуто смеялись и подшучивали: чего, уж, там, обойдется. Но вокруг было тревожно, все чаще доносилось до городов и сел гулкое внутриутробное эхо притаившейся и упрямо напоминающей о себе опасности. Извержение должно было состояться, все к этому шло. Но кто мог предположить, что огнедышащая и всепожирающая волна разбушевавшегося насилия проглотит, поглотит-таки в своем бурлящем грязном нашествии многочисленные села, города, людей… Человеческое, озлобленное и неуправляемое насилие, мгновенно сбивающий с ног оползень демонических пороков, в котором так же мгновенно можно захлебнуться и никогда не воскреснуть – это все страшнее во стократ любой природной стихии… По-зверски жестоко изломанные в щепки судьбы уже миллионов людей оказались погребенными под руинами всего того, что еще совсем недавно называлось мирной жизнью Донбасса. Сегодня стало понятно, каким на самом деле он был иллюзорным и призрачным, наш мир... Потому, что в недрах этой иллюзии давным-давно вызрел огромный и зловонный фурункул из всех возможных человеческих напастей: продажности, лицемерия, предательства… Ужас!!!
И вся эта высвободившаяся нравственная грязь, перемешанная с гноем низменных делишек и помыслов людей ли, не людей, я не знаю, как их назвать, понеслась неуправляемым потоком по моей земле… Поток бурлит, все в нем смешалось, неопознанные тела убитых и жалкие остатки их домашнего скарба из сожженных и разрушенных домов. Вслушайтесь! На Донбассе ведется счет человеческим смертям...
Но на пути адского месива уже появляются отвоеванные у стихии островки надежды. Они маленькие, и все же их с каждым днем становится все больше и больше. Возрождается благословенная вера, что грязь уйдет, степной воздух гордого Донбасса избавится от иллюзий. Очистятся от забвения звонкие родники человеческой совести. Забьют чистые ключи людского покаяния. И начнется опять мирная жизнь…
Я так мыслила обо всем, что происходило два года назад, летом 2014 года, в моем городе.
Беспокойство русской души и ее способность предвидеть, предвосхищать события – бесспорно, озадачивающая тайна. Но определенно, прослеживается здесь неизученная и не поддающаяся изучению тайная ментальная связь всего живого с Высшим Разумом. Если и есть в этом нечто таинственное, то оно – непостижимо. И почему такой дар особым образом проявляется на нашей Земле?
Преувеличивал ли Тютчев свои способности к предвидению? Еще за шесть лет до настоящего начала Русско-Прусской войны, 14 марта 1848 года, он ставил вопрос о том, сумеет ли враждебная России сила создать «вооруженный и дисциплинированный крестовый поход против нас и бросит ли вновь, как в 1812 году, весь Запад против нас — вот вопрос, который должен обнаружиться». Именно с этим сознанием Тютчев начал работу над трактатом «Россия и Запад», но так и не закончил, ибо увидел со всей ясностью, что никто не способен будет понять его предвидения…
...Сегодня «кипит» божественно сиреневым цветом сирень на Донбассе. Обзавелись пушистыми многоярусными свечками вальяжные каштаны на чистых улицах и площадях Донецка. Уже прогремели первые майские громы. Его первый неожиданный раскат очень напомнил эхо далекого взрыва. А потом, когда с напыжившегося из-за длительной непогоды неба сорвался мелкий дождевой бриз, гром приблизился. И, выстрелив из небесных пушек один раз, другой, отчетливо напомнил майские дни 2014 года. Тогда, особенно в начале месяца, дожди тоже были частыми и обильными. А зелень на деревьях сегодня – такая же бархатно-безупречно свежая, какой была тогда, два года назад. И незабываемо поражающая взгляд всеми, какие только возможно, оттенками палитры зеленого цвета. Много, очень много птиц. Можно увидеть шагающих по городским асфальтовым дорожкам белобоких сорок, «со свежими новостями» на их длинных хвостах. Элегантных, длинноногих трясогузок. Утро сегодня начиналось весело, в сопровождении высокотехничных колоратурных соловьиных трелей. Такими замечательными певцами Донбасс всегда славился!
Однако – не все так просто в регионе. Продолжаются обстрелы Донецких пригородов, погибают люди. А Донецк продолжает жить. Донецк – выживает и не сдается. Но уже произошло еще одно мистическое событие, их ряда вон выходящее, которое должно быть истолковано человеческим разумом. Или Божественным Откровением. Но не пришло время говорить об этом.
И ясно одно: никому не удастся избежать последствий того, что происходит под солнцем.
Поймут ли иностранные «доброжелатели» то, что Земля Донбасса – место особенное? Живое. Со своим собственным, беспокойным, очень ранимым и чутким сердцем в недрах вековых залежей черного золота, Донбасского угля. Место, известное своими вековыми курганами, хранящими магические, намоленные нашими предками тайны. Вряд ли, такие заповеты наших исторических предшественников на этой Земле подпустят к себе чужаков.
Донбасс - место, наделенное способностью видеть, слышать и понимать. Место дышащее. Если хорошо прислушаться, это хорошо ощущается в тишине теплых безветренных дней. Повезет, если частота твоего собственного дыхания в этот момент совпадет с частотой дыхания Земли. Считай, получил Благословение свыше...
Донбасс – это место мистическое. Переполненное на сегодняшний день терпением. И настрадавшееся сполна… обильно окропленное в последние годы горькими слезами своих жителей, пронзенное на каждой пяди своей Земли кричащими воззваниями о спасении. И, между тем, на века сплоченное и укрепленное людской верой в свое предназначение оставаться свободными, жить по-своему, без оглядки на «сладкие пряники» и кровавые кнуты. Быть может, не случайно, а преднамеренно сложившиеся здесь печальные обстоятельства, это – проявление исконно славянского бунтующего начала Донбасской Земли, нежелание смириться с людскими пороками?
Вопль Преисподней - ОПОМНИТЕСЬ, ЛЮДИ!!!
Пусть, наконец, будут свои пророки в нашем Отечестве.
«Умом – Россию не понять,
Аршином общим не измерить.
У ней особенная стать –
В Россию можно только верить».
Федор Тютчев, 28 ноября 1866 года
Комментарии пока отсутствуют ...
