Дети

1.

Урок литературы уже подходил к завершению, когда в открытую дверь сходу въехал на своей «крутой тачке» Лёша Круглов, парень из параллельной группы. На приличной скорости подкатив прямо к учительскому столу, он резко затормозил, оглядывая аудиторию: «Дань, Наташке плохо!» Короткий взгляд Данилы в мою сторону – и он срывается с места. В спину им лишь успеваю крикнуть:

– Лёша! Марь Васильевна...

– Там она! – не оборачиваясь, отвечает он, усиленно налегая на колёса (Мария Васильевна – это медицинская сестра с полувековым стажем. Безмерно уважаемый всеми человек).

Через несколько секунд гулкое топанье Данькиных ног и скрип Лёшкиной коляски затихают в дальнем конце здания: там коридор сворачивает в сторону девичьего общежития.

И это – вполне штатная ситуация для учебного заведения, куда забросила меня судьба, решив, видно, ещё раз «испытать на прочность» (раньше был детский дом) в работе с такими детьми, как Данила, к ужасу родителей заболевший внезапно и уже два года находящийся под постоянным контролем «самых серьёзных» врачей. Как Наташа – нежнейшее создание, страдающая тяжелейшим недугом (как же не хочется называть эти страшные диагнозы!). Как Лёшка, у которого нет обеих ног. И как многие-многие другие мальчишки и девчонки в этом необычном – для обычных здоровых людей – учебном заведении.     

Сидим притихшие. Переживаем. Такое случается здесь часто, но привыкнуть, конечно же, невозможно.                                                                                                                                                                                                         

А Данила с Наташей – это не просто «особый случай». Это... как только-только начинающий распускаться  цветок – нежный... весенний... И его лучше не трогать руками, даже и очень добрыми, даже и очень бережно.

Перед уроком он, конечно же, отнёс её в группу (да-да, отнёс на руках, как маленькую) – так он делает в те дни, когда ей особенно тяжело подняться с кровати и идти самостоятельно. А она, отвоёвывая у жизни каждый свой день, всё равно настойчиво просится на занятия. Но частенько он «балует» её и просто так. Когда несёт на руках и оба улыбаются, значит, всё у них хорошо. Он, высокий, красивый, серьёзный, и она, маленькая птичка-синичка, в тихом счастье своём притаилась, приклонивши голову к его груди.

...Вспоминаю, что урок всё-таки надо закончить, как полагается. Молча пишу на доске домашнее задание, так же молча списывают они его в свои тетрадки. Минуты две-три ещё есть в запасе. Можно просто поговорить. Они это любят так же, как и здоровые дети в обычной школе.

Но – уже... И без меня есть о чём пошушукаться девчонкам, да и парни уже беседуют вовсю. Сажусь за стол, смотрю на их лица. Разные они все – по характеру, по интеллекту. По степени воспитанности – тоже (все, за редким исключением, из неблагополучных семей). И заболевания у них – тоже разные. Только вот беда на всех одна. Она-то их и объединяет. И в годы обучения здесь эта общая беда помогает им чувствовать и понимать, что счастье (как бы пафосно это ни звучало) – есть, и оно – возможно. Ощущение равенства среди равных. Именно так. Пока они рядом с равными себе, они – сильнее и увереннее. А потому... Как же не хочется им покидать эти стены после выпускного вечера – всем, без исключения. И тем, кого дома ждут, и тем, кто уходит в самостоятельную жизнь, полагаясь только на свои силы и знания. А таких много. Большинство из них – сироты. И – «круглые», и – при живых, непутёвых своих родителях. Через мой кабинет, на котором висит табличка «Отделение социально-психологической реабилитации», все они прошли не единожды – по разным  поводам и причинам. Да что кабинет! – прямо через сердце все и прошли. И, несмотря на это, иногда возникают самые непредсказуемые ситуации. Вот и сейчас, в последнюю минуту урока, вдруг:

– Эх! И развесёлая же у нас тут жизнь!.. По голосу – Антон Корнеев. Личность сложная, неординарная. Неизменный ведущий на всех студенческих вечерах и праздниках. Что это – мысли вслух?.. Поднимаю от журнала голову: нет, смотрит в упор на меня. И продолжает – с легким оттенком ёрничанья:

– И об чём это вы всё думаете, думаете?.. Всё там чего-то себе пишете! А тоже ведь, небось, сбежите скоро от нас, как... Имя предыдущего преподавателя звучит уже под аккомпанемент звонка, напрочь заглушившего издевательские интонации в его голосе. Сквозь усиливающийся в аудитории шум, зову его к себе, отвечаю, складывая в сумку всё, что приносила к уроку:

– Ошибаешься Корнеев, вот о тебе-то как раз и думаю: интересно было бы услышать мнение твоё о старшине Васкове (по программе у нас повесть Бориса Васильева «А зори здесь тихие...»). Так что – готовься. С твоего выступления следующий урок и начнём.

– Это... который Федот, что ли?

– Он самый.

Улыбчивое лицо Антона притворно грустнеет, в прищуренных глазах – знакомые хитринки...

Оставив меня без ответа, он резко уходит, заметно прихрамывая (на правой ноге протез) и... кажется, излишне сильно толкнув дверь плечом. Но я знаю, что он подготовит прекрасное  выступление, сгладив тем самым  неловкость от своей неожиданной выходки. Он ей и сам не рад.

Сложные дети. Сидит в каждом из них боль, от людей здоровых глубоко запрятанная. Кипит обида на жизнь свою – «развесёлую». Иногда выплёскивается всё это наружу. По-разному. У Антона сегодня случилось вот так. Умным – в разы больнее.

После занятий иду по тому же длинному коридору и в том же направлении, куда несколько часов назад умчались мальчишки с моего урока. Девичье общежитие сияет чистотой. Куда ни глянь, уют и образцовый порядок. Вот и комната, где живёт Наташа Кравцова и ещё две девочки. Привычное «тук-тук», и – вхожу. А у кровати её, кто? Ну, конечно же, Данила. Рука – в руке, глаза – в глаза. Присаживаюсь рядышком:

– Я ненадолго. Можно?

Данила подвигает мне ещё один стул, уступая место рядом с собой. Наташа улыбается:

– Мне уже лучше! Присаживайтесь. Поставь чайник, Дань.

Данька послушно встаёт с места, по-хозяйски достаёт из шкафа чашки, сахар, заварку. Ставит чайник. А мы в это время – о своем, о девичьем:

– Он хороший... – тихо реагирует Наташа на мой взгляд в сторону Дани.

– Ну, конечно, хороший. Плохие-то нам – зачем?

– Говорит... через год поженимся – мне же восемнадцать исполнится, – шепчет она доверительно.                                       

– А ему? Уже – есть? – спрашиваю я... зачем-то (знаю ведь возраст!), всеми силами стараясь не показать поднимающееся в душе волнение.

– Да, конечно! Он старше меня почти на год.

Данила, прерывая нашу беседу, подкатывает к кровати маленький железный столик на колёсиках: конфеты, румяные пирожки, домашнее варенье – чувствуется заботливая рука его родителей. (Недавно я беседовала с его мамой – умной, удивительной по душевным качествам молодой женщиной).

– Мама Данькина приезжала. Вот... всяких вкусностей понавезла. Угощайтесь! – словно подслушав мои мысли, поясняла Наташа, с помощью Данилы поудобнее усаживаясь на кровати.                                                                        

Погостив ещё немного, я ухожу от ребят со сложным чувством. Названия этому чувству нет. По дороге домой перебираю в памяти всё, что знаю о них обоих. У Наташи отец погиб почти сразу после её рождения. Мать уже много лет живёт своей молодой жизнью. Отстранённо живёт от тяжелобольной дочери. Девочку к нам привезла заместитель директора специализированного интерната. По её же, Наташиной, горячей просьбе и привезла. Школу она там (хоть и на «домашнем» обучении) закончила с Золотой медалью «...С такими мозгами надо бы сразу в институт! Но... здесь ведь для неё все условия!» – упиваясь собственным благородством и искренне радуясь за девочку, то и дело восклицала женщина во время экскурсии по техникуму.

А Данила... Он из хорошей благополучной семьи. Единственный у родителей. Всё возможное и, кажется порой, – невозможное – делают они для его выздоравливания, в которое верят свято. В нашем маленьком городке у него есть однокомнатная квартира, куда они регулярно приезжают и сами. Но он живёт здесь, в общежитии, рядом Наташей, которую помог однажды отнести в медпункт с урока английского языка. Всё просто: шёл парень по коридору, его попросили – он и отнёс. И с того дня уже не расставался с этой девчонкой ни на час.

Весной ему предстоит серьёзная дорогостоящая (нет – дорогого стоящая!) операция. Уедет он от нас, по всей видимости, надолго, а она будет его ждать... здорового! Такой у них уговор. 

2.

Утром следующего дня вновь сворачиваю на пару секунд к Наташе. В открытую настежь дверь сразу вижу Данилу. Он уже здесь, рядом... В его руках небольшое зеркало. Наташа, собирая роскошные волосы под красивую заколку, время от времени «командует»:

– Чуть пониже, Дань. Так... Чуть повыше теперь. Ещё-ещё... Вот так. Ну, всё... кажется... Как я тебе?                                                                                                                        

Нежно прислонившись своей щекой к её щеке, Данька любуется отражением в зеркале: он и она...                               

– Так всегда будет, Данечка?..

–  Так будет всегда.

Понимаю, что никак не вписываюсь я в это нежное счастье, и...  Но – поздно: увидели в зеркале...  улыбаются:

– Здрасьте! Всё нормально! Идём на первую пару.

– Вижу, что в полной боевой... Ничего не забывайте. Хорошего дня!

Дальше – в противоположное крыло здания, в мальчишечье общежитие, – к «своим». У меня их ни много ни мало – девятнадцать. Это «дополнительная нагрузка» к основной  работе, но, по понятным причинам, таковой (в смысле – дополнительной) назвать её крайне сложно. Совершаю утренний обход по комнатам, поторапливаю, чтоб не опаздывали на завтрак. Дверь в комнату Вани Левченко открываю почти в полной уверенности, что здесь придётся  задержаться дольше, чем в других комнатах. Так и есть: он ещё в постели. Присаживаюсь рядом:

– Доброе утро, Вань. Что у нас сегодня с настроением?

– Доброе... – отвечает он, неохотно поворачиваясь ко мне лицом, – с настроением всё нормально.                                   

– Ну, тогда... Больше пяти минут на сборы – никак. Управишься?

– Постараюсь, – пытается улыбнуться Ваня.

Пока беседую в коридоре с ночным воспитателем, он должен не только умыться и одеться, но и с помощью мальчишек, в одной комнате с ним проживающих, пристегнуть два протеза – к руке и к ноге. С ногой они управляются быстро, а вот с рукой сегодня нужно слегка помочь (протез новый, пока непривычно с ним). Вхожу, когда он молча высовывает в дверь свою кудрявую голову.                                                                               

Управившись, идём по коридору вместе. Останавливаемся у двери столовой. Поправляю воротничок на его простенькой рубашке:

– Приятного аппетита, Вань. Не опоздай на урок, хорошо? Ванька послушно кивает и скрывается за дверью, мелькнув на прощанье новой чёрной перчаткой на безвольно опущенной правой руке...

Вот так –  день за днём – бежит жизнь в этом уникальном учебном заведении. Какой-то день – тревожный, беспокойный, иногда и вовсе – чернее тучи. А бывают дни радостные. Как, например, сегодня. Я знаю, что в том крыле здания, где находится мой рабочий кабинет, после занятий будет особенно оживлённо: вовсю идёт подготовка к празднованию Татьяниного дня! Генеральная репетиция состоялась вчера, а сегодня будем украшать зал. Зам. директора по воспитательной работе, талантливейший педагог Надежда Петровна, приучила всех относиться к этому делу в высшей степени ответственно. Её кабинет – напротив. Там всегда многолюдно и, на первый взгляд, – шумно. Но не шум это вовсе – атмосфера! – особая, творческая, где каждый занят своим делом. Сколько же талантов сумела она разглядеть и – взрастить! Каждое её мероприятие – и удивление, и гордость, и радость за этих детей. Они всегда знают, о чём поют, о чём говорят, как должно звучать слово Пушкина и Есенина, Рождественского и Ахмадулиной. Эдуарда Асадова!.. Научены и тому, как выйти к зрителю, как подать себя, свой талант. Вчера на репетиции Антон торжественно объявил: «Вальс. Композитор Евгений Дога. Исполняют... Олег Галиев и Анна Свешникова!» И вот уже... летит она! Высокая, стройная, в белом бальном платье, выполненном на заказ специально для этого танца... Не вокруг своего партнера, сидящего в инвалидной коляске, летит Анечка, а – вместе с ним... Только так! Именно это – важно... И как же плавны и отточены – почти виртуозны! – его движения... Элегантный чёрный фрак, белые перчатки... Спокойно лежит её рука в его руке... Великий вальс! Великие минуты жизни.                 Аплодируем этой паре всегда стоя. А разве можно как-то иначе? Будут и другие выступления. Будут шутки и смех. Будет радость. И боль. Разумом непостижимая. Всё сольется в сердцах воедино.

И как же хочется быть завтра там, с ними. Но с самого утра меня знобит, упорно держится небольшая температура. Жаль!..

3.

Отболев положенное количество дней, вновь тороплюсь на работу. Миновав проходную, иду по заснеженной берёзовой аллейке, поворачиваю направо и вхожу в светлый просторный вестибюль здания. По пути здороваясь с его «обитателями» (добрые, славные люди!), поднимаюсь на второй этаж, к себе. Привычно жму на кнопку компьютера, раскладываю на столе всё необходимое для работы. Вроде бы всё, как обычно. Но... Не знаю, у кого как, а у меня всегда ощущение, что даже за один пропущенный день что-то неуловимо без тебя меняется. А тут... целая неделя отсутствия. По телефону я, конечно же, поддерживала связь с коллегами и, как мне казалось, была в курсе всех, даже малозначительных дел в своей группе и в колледже в целом. Но что же всё-таки не так?

В том, что интуиция не подводит, я убеждаюсь уже через несколько минут, во время обхода «своих». Обхожу всех, и есть ещё пара минут, чтоб заглянуть в комнату Данилы. Он не в моей группе, и Наташа – тоже,  но – спросить, как дела, поскольку увижусь я с ними лишь на уроках, да, может, пересечёмся в быстром ритме дня где-нибудь в коридорах. Стучусь, вхожу. Данилы в комнате нет. Крутанувшись в компьютерном кресле, Саша Проскурин (его сосед по комнате) опережает мой вопрос:

– А Данька ещё не вернулся.

– Здравствуй, Саша. Откуда не вернулся?

– Из больницы. Я думал, вы знаете...

И, уже стоя в дверях, поясняет подробнее:

– Ночью... кажись, под утро, Наташку «Скорая» увезла. Ну и... он за ней. Извините, я тороплюсь!                                             

Вслед за убегающим Сашкой, отменяя на ходу все прочие визиты, я иду в медпункт.                                                         

Мария Васильевна без лишних слов указывает на стул:

– Чайку? У меня нынче шиповник, настояла с вечера, – хлопочет она, доставая из старенькой сумки ярко-красный китайский термос, каким-то образом сохранившийся от тех самых – наших – старых и добрых времён. Выглядит она неважно: ночь без сна. Присаживаюсь рядышком:                                                            

– Марь Васильевна, как у Наташи... у Кравцовой дела?

– Да плохи у неё дела. Ночью Галя (это она о дежурной медсестре) позвонила, я – бегом сюда. «Скорая» следом же подъехала. Сопроводили её до нашей больницы. Надо бы сразу в областную,  да  побоялись – не довезут...

Дальше она (уже в который раз) подробно объясняет мне причины очередного критического состояния девочки, рассказывает, как профессионально «сработали девчонки» со «Скорой» («можно сказать, с того света достали...») и, тяжело вздохнув, констатирует:

– Так что здесь мы нашу умничку вряд ли уже увидим. Но... помогай ей, Господи.

Молча подвигает ко мне бокал:

– Сейчас крендельков достану.

Пьём остывший настой шиповника с любимыми её крендельками. Поглядывая в окно, она думает о чём-то своём. И вдруг, прерывая молчание, отвечает на мои мысли:

– Данилу в «Скорую» не взяли, хоть и просился очень. Но на чём-то приехал среди ночи сам. Может, такси вызвал?

– Да, скорее всего... такси... В общежитии его до сих пор нет. Он остался там?

– А то где ж. Звали с собой (за мной муж на машине приехал), хотели подбросить – ни в какую: «Останусь до утра» – и всё тут. Мы с Галкой попросили, чтоб, когда можно будет, пустили его к ней.

– Пустят, как думаете? Ей ведь без него... не справиться.

– Думаю, пустят, вразуми их, Господи, – крестится она на маленькую иконку, висящую в кабинете аккурат с восточной стороны, – вот только...

Я понимаю ход её невысказанных мыслей, вижу тревогу в её усталых глазах. Советуюсь:

– Может, позвоним?

– Кому? Девочкам в реанимацию? Или Даниле?

– Даниле я звонила – телефон отключен.

– И правильно, что отключен – не надо там шума лишнего. А девочки позвонят сами, договор такой был. И, мельком взглянув на свои маленькие ручные часики, вдруг встревожилась:

– Могли бы уже и позвонить, не каменные же мы тут!..

Из больницы позвонили без четверти двенадцать... 

4.

Данилу я всегда буду помнить таким, как увидела из окна вестибюля в сердцевине того белого зимнего дня. Поверх распахнутого настежь пальто в сине-красную полоску шарф – ярко! Шапка пушистая – набекрень – снегом слегка припорошена... Шаг уверенный, твёрдый: ответственность – вся на нём...                                                                                                                                                            

Мы, в чём есть, тут же оказываемся на крыльце.

Осторожно, Данечка, скользко там... под снежком! Сегодня дорожки ещё не посыпали... – стягивая на   груди воротник белого халата, упреждает его Мария Васильевна... незнакомым от запредельного волнения голосом.

–  Вижу я, вижу, – отзывается Данька, широко обходя давно привычные для всех «опасные» места на центральной аллее. Поднимаясь по ступеням, удивлённо снизу вверх на нас поглядывает:                                                  

– Чего это вы?.. На морозе... Здрасьте! Привет от Кравцовой вам. Велела не пе-ре-жи-вать!

И, уже серьёзно глядя сквозь дверное стекло на огромные в вестибюле часы, «успокаивает»:

– Так... Сейчас двенадцать? Я был у неё около часа назад. Видел своими глазами: ей реально легче, – и увлечённо продолжает, совсем по-взрослому подталкивая нас поскорее войти в тепло: – Нам даже поговорить разрешили. Она мне сказала, что с ней уже всё хорошо. А ей я верю!..

Сегодня всё более популярными становятся букмекерские ставки. Многие считают, что это всего лишь развлечение. Но многие уверены, что это неплохой шанс заработать. Как? Самое главное в умении сделать верную ставку – это аналитика и знания, умение прогнозировать на основе информации. Впрочем, существуют различные теории и стратегии. Есть также немало букмекерских контор. О том, какую предпочесть контору, какую выбрать стратегию, узнаете на сайте onmymoney.ru.