«Не оплакивайте Родину мою…» / Архив номеров / ВЕЛИКОРОССЪ

Не оплакивайте Родину мою, Не кликушествуйте и не хороните! Посмотрите, как притворно слёзы льют, Те, кто держит кукольные нити.

Умей украсить

Ум, красота, любви манящей дар –
Что выбрать в украшение любимой?
Когда едва созревший дух незримый
Влечёт тебя в её душистый жар.

Знай, что года стирают красоту.
Любовь, сжигая сердце, догорает.
И только ум с годами прибывает.
Умей украсить лишь свою мечту.

В нём память твоего предназначенья.
И вечного любовного влеченья.
Ум – яблоко познания творца.

И женщина похожа на богиню,
Когда между чертами дорогими
Ум отражает красоту лица.

Так люблю я – и теряю!..

Сад зелёный расцветёт.
Как душист цветов нектар!
Шмель летает в нём и тает,
И глотает сочный дар.

Вешний сочный, сладкий очень –
Как бы не пересластить!
Для шмеля любой цветочек
Рот торопится открыть.

О плодах цветы мечтают.
Полон сад полусирот.
Так люблю я – и теряю!..
И потеря сердце жжёт.

Так я милую теряю –
Лишь хлеб-соль с ней преломлю.
И с другою понимаю,
Как же я нектар люблю!

Живёт старик

Живёт старик сердитый
В своих стенах один.
Он – в галстуке, умытый,
Зачёсан клок седин.

Прилежно поливает
Цветок свой день за днём.
Цветёт, душа живая,
Заботою о нём.

Любовь на расстоянье
Раз в год ему звонит.
Заочное свиданье
Прояснит хмурый вид.

Тернистый путь проделал
Он – горних книг творец.
В итоге стал прадедом –
Не муж и не отец.

«Не понят – значит, гений.
А понят – для мгновений», –
Твердит средь горних книг
Живой душе старик.

Кинуть

Ничего им не буду желать –
Они сами себе пожелали.
Взбунтовалась небесная гладь,
Засверкали громовые дали.

Кинут я навсегда, кто рулил –
Их ладья по волнам полетела.
И без вёсел они и ветрил,
Своего ожидали удела.

И очнулся я на берегу,
Одиночеством связан, как цепью.
И молил о спасенье врагу,
Из пещеры зверья сделав церковь.

И для внуков её, и детей
Я молил море жизни застынуть, –
Чтоб они до дожития дней,
Как меня, не смогли её кинуть.

Ты знала, что я уезжаю

Ты знала, что я уезжаю.
Но тайну замалчивал чин.
Инстинкт затянулся, пожалуй, –
С потупленным взором дивчин.

Ты знала, что я уезжаю.
Но женщины долг – опоздать.
На шею бросаться с визжаньем
Ещё не рвалась благодать.

Ты знала, что я уезжаю.
Но робок поспешный контакт.
Стыдилась открыть обожанье.
И прятал исподнее такт.

Ты знала, что я уезжаю.
Сыграть оставалось финал.
Но зрители наши сбежали,
И занавес с неба упал.

Свобода народа – потеря

Свобода народа – потеря
Ошейника и поводка
И друга с открытою дверью,
И даже потеря врага.

И ласковых рук ожиданья,
Интриг и проклятий среды,
Божественного покаянья,
И даже потеря беды.

Свобода – природы потеря,
Привычных усилий борьбы,
До ярости спящего зверя,
И даже потеря судьбы.

Ночь в разладе

Раскалился край степи
В горнем горне.
Ты помедли, потерпи –
Будь упорней.

Это Астраханский край
Вывел танки…
Стресс у нас семью украл –
Мирно, с тактом.

Помнишь – зеркало в кусках,
Вкус развода?
Твой кураж не отпускал
Я три года!

Четверть века из окна –
Мир до рати.
Я один. И ты одна…
Ночь в разладе.

Хор собора Нотр-Дам

Защебечут певцы, как птицы.
Цветастые голоса.
Зал дубравой тёмной таится.
И намокают глаза.

Вдруг взгремели органом горы.
И затряслись небеса.
Мира хор нахлынул собором.
И молча запел весь зал.

И терцины вечной латыни,
И трубы фавнов – орган,
И в сердцах запевших святыни –
Бог взалкал.

Поэт живёт, когда умрёт

Поэт живёт, когда умрёт.
При жизни жизни нет.
И современник не поймёт,
Какой несёт он бред.

Поэт живёт, когда умрёт,
Когда оставит след.
А если нет – наоборот,
Он канет в бездне лет.

Кто графоман, а кто певец –
Надежд на Время нет –
Оценит лишь грядущий чтец,
Но… если он – Поэт.

Поэт в России – бомж

Поэт в России – больше чем поэт…
Е. Евтушенко

Поэт в России – меньше чем поэт.
Поэт в России – бомж,
Когда переменился Этот Свет
И часть страны – под нож.

На вольных стихарей напал падёж,
Бомж – самый вольный вор.
Падёж–пойдёшь–поди ж– падеж–поймёшь,
Какой из виршей сор.

«Оставь семью и дом, иди за мной» –
Вольно на свалке жить,
Искать как птица хлеб насущный свой
И раньше смерти гнить…

И жизнь твою не ставит мир ни в грош,
Словесных слав старик…
Лабает рифмы рэпом молодёжь.
В отходах классик сник.

Две радуги

В.С.

Не видно солнца из-за туч –

предвестие осенней бури.

У ветра голос ледяной

и у небес холодный взгляд.

А тучи всё идут-идут –

и мы тревожно брови хмурим.

И всё оправдываюсь я,

как будто в чём-то виноват.

И ты всё хочешь доказать,

что я в беде невиноватый.

А кто же будет за судьбу свою в ответе?

Плачь – не плачь.

Пусть набирает силы дождь,

пусть слышны дальние раскаты.

Ведь буря – это тоже жизнь,

хотя она и без удач.

У нас есть крыша и очаг –

мы переждём с тобою бурю.

Срываясь, яблоки стучат.

Цветы легли вниз головой.

Цветов и яблок не жалей –

у нас их много в жизни будет.

Смотри – две радуги взошли

для нас заветом над землёй!

Солнце – сквозь тучи

Солнце – сквозь тучи,

Слёзы – сквозь смех,

Чернь – сквозь белила берёз.

Жизнь равномерно

Прольётся для всех,

Лишь принимайте всерьёз.

Будет цветение,

Будут плоды

И мишуры листопад.

Лишь принимайте

Сугробы беды

Как преходящий закат.

Не ощущается

Правда без лжи.

Свет проявляется тьмой.

Так на земле

Воскрешается жизнь

Мёртвой водой и живой.

Молчаливые люди

Народ безмолвствует

А.С. Пушкин

Млечная жизнь проступает с небес.

Больше и меньше не будет.

Время смакуя, безмолвствует лес,

Как молчаливые люди.

Благовест птица споёт естеству.

Ягода сень подрумянит.

Солнце соломой осыплет листву.

Дождь пробежит по поляне.

Лес передюжит потоп и поджог,

Грозы, и зной, и метели.

Свалки прогресса и шрамы дорог

Зеленью всё перемелет.

Вылечит вырубки, и бурелом…

Душу свою сохраняя.

В небо восходит ветвящимся лбом,

В землю нисходит корнями.

Треск – и берёза свалилась на мох,

Космы раскинув мочалом.

Лес обступил её – кто бы помог?

Сникли деревья в молчанье.

Сколько их, ставших землёю, лежит!

Знают деревья, как люди.

С неба сочится извечная жизнь,

Лучше и хуже не будет.

Слепой дождь

Что ты, небо, усмехаешься угрюмо?

И куда летит твоя седая дума?

И за что так резко хлещет ветер встречный

И с ресниц моих мечты срывает в вечность?

Или снова в искупление застоя

На кресте распято солнце в муках зноя?

Или смуты сукровицу над лугами

Ловят травы пересохшими губами?..

Что ты, небо, улыбаешься угрюмо?

Изойдёт слепым дождём седая дума.

От ноши ты брюзжишь

От ноши ты брюзжишь,

От хвори поднял вой.

Но это – тоже жизнь,

И нет пока иной.

Видать, не заслужил,

Не цепок, не удал.

Живая всё же – жизнь.

И это – Божий дар.

Других сильнее бьёт –

Да не развеет грусть.

Их непосильный гнёт –

Твой не облегчит груз.

Добавить воз изволь –

И легче станет кладь.

А посильнее боль –

Былую может снять.

Чужой врачуй недуг –

Облегчишь стон себе.

Так в корчах адских мук

О людях ты скорбел.

Спасай других в беде –

И про свою забудь.

И возлюби людей,

Пройдя их крестный путь.

Мольба

Шепчу я небесам… Так воет в сумрак волк,

В болоте стонет выпь и крестит ветви ветер.

Все плачутся – кому? И есть ли в этом толк?

Молчанью – все мольбы? Молчанье всем ответит?

Отчаяньем распят, гвоздь каждый – поделом.

Себя простить нет сил – спасёшься ли мольбою?

Увижу тень свою перед святым лицом –

И вздрогну! Что ж, себе быть самому судьёю?

Молчанье – всем ответ… Но утешает слух.

В мольбе, как волк и выпь, и ветер, –

прав я столь же.

Всё чище от неё и плоть моя, и дух.

Так, чем светлее гладь, тем неба видно больше.

Одежда Бога

Волнуются на небе облака,

А может, это – лишь одежда Бога?

На нём воздушных балдахинов много.

И до земли дотянется рука.

Какого в небе Ангелы размера,

Слетающие к нам издалека?

Душа большая столь же велика?

Настолько же безмерна в Бога вера?..

Откуда Бог всё знает наперёд?

А может быть, мы все – в едином Боге?

За родом род в нём наша жизнь течёт,

Лишь знает он все времена и сроки.

Об этом Брукнер с трепетом поёт,

В симфонии, что Богу посвящает.

И душу обращает к ней народ,

Как листья к солнцу взор свой обращают.

Кукловодам

Не оплакивайте Родину мою,

Не кликушествуйте и не хороните!

Посмотрите, как притворно слёзы льют,

Те, кто держит кукольные нити.

Русь смутится, занедужит, вспомнит стыд –

Вы и рады заблажить, что умирает.

Тыщи лет она над пропастью стоит,

Но стоит! – и нету ей конца и края.

Забунтуем – попадёт под хвост вожжа,

Только с недругами Родину не делим.

И не надо вам Россию возрождать,

Мы не умерли, не оскудели.

Пусть не лезут ваши куклы в наш раёк

И втереться к нам в Отечество не грезят.

И Россия – дом не ваш, и в теремок –

Европейский общий дом – Медведь не влезет.

Бросьте вы на мессианство нам пенять!

Не в земном – в Небесном Царстве наше счастье.

Вы ж берётесь целым миром управлять,

А не справиться никак вам даже с частью.

Вам бы только всё порушить в пух и прах.

Но не сломите характера и сердца.

И не шарьте без хозяев в закромах!

Это пращуров для правнуков наследство.

Вы не то у нас крадёте – только пшик!

Наша русская душа – покрепче баксов.

Наше прошлое с грядущим не стащить.

Наш простор земли-небес не заграбастать.

«Зла империей», «Жандармом» и «Ордой»

Не пытайтесь наши корни изувечить.

И не надо быть России молодой,

В добром возрасте достаточно быть вечной.

Вы подбили наших братьев бросить дом.

Независимостью их теперь кормите.

Намытарятся, мы их к обеду ждём,

Словно сына блудного родитель.

Вы сманили наши лучшие умы.

Значит, Ньютонам пора у нас учиться.

Что ж боитесь вы дичающей страны –

Новых гуннов на ракетных колесницах?

И не вам бы, благодетели, радеть,

О достоинстве и чести нашей рьяно.

Россияне выше долга ставят честь,

А достоинство – превыше достоянья.

И не вам кричать, что на века

От прогресса нас отбросила разруха.

Навсегда бы нам отстать от стран греха,

Возвышаясь в мире Русским Духом!

Перевёл с турецкого стих

Перевёл с турецкого стих –

И притих от седой тоски.

Вкус сигары ранней постиг

И глотка огневой ракы.

Я как будто видел Стамбул

Только много веков назад.

В голубом заливе тонул –

До сих пор эта резь в глазах…

То ль турчанку с Доном связал

Свадьбой праотец, скрасив плен?

То ль праматерь турок, в слезах,

С Волги свёз до Царьградских стен?

Проступает в скулах тума.

И на мать и отца грешит.

И стоит метисный туман

На пути крещёной души.

Перевёл с турецкого стих,

И окликнул меня Иса…

На Стамбульских крышах блестит

Назаретской зари роса.

Духи вольницы

Пели Сирины-Сирены

в моих садах.

Путали метели-беды

мой тяглый путь.

В одиночество невесты

ушли в слезах…

Дорогой ценой я воли

посмел хлебнуть.

Духи вольницы казачьей

полынь-земли

Ночью в горницу врывались

из смутных лет.

Перегаром откровений

лицо мне жгли,

На колу, в петле, на плахе

хрипя извет.

А потом сбежали с казни

на лошадях,

Утащив меня арканом

во мглу веков.

И зомбировали челядь

на площадях,

Потешаясь, как губили

временщиков.

Дождь идёт

Дождь стучит моросит

В окна азбукой Морзе,

На ветру голосист

От морозного морса.

Вроде, мал, неказист,

А шагает по крышам.

Шалопай гимназист,

Ночью вольничать вышел.

Будит спящий народ,

Шлёт одну морзе-фразу:

«Дождь идёт!».

Дождь идёт!

Люди скажут все сразу.

В ночь буянить нельзя.

Только дождику можно.

Шум ни свет ни заря

Поднял с неба вельможа.