Поворот головы / Архив номеров / ВЕЛИКОРОССЪ

Если вы задумываетесь о том, как похудеть, заходите на наш сайт. Мы расскажем, как похудеть, предложим разные диеты и объясним, как лучше ухаживать за собой. Обратите внимание, когда человек хочет похудеть, он должен хорошо понимать: зачем, для чего нужно похудение, для чего вы хотите похудеть и какого результат собираетесь добиться. Рассмотрите все причины, о которых мы подробно пишем на сайте.

Это было написано, когда вы спали, ручкой на листе бумаге и потом на чём попало.

Текст и чуть-чуть дзуйхицы

Это было написано, когда вы спали, ручкой на листе бумаге и потом на чём попало.

Сажусь, колпачок от ручки отъят, шариковая пуля стержня опущена к белому листу, часы тикают всё громче, а бушевание в висках стихает, пуля не выстреливается уже минуту-другую, пуля ждёт команды, глухая пуля не слышала крика, тупая пуля не видит мук отчаянья на моём лице, или ей нужна просьба, тогда: «пожалуйста… хотя бы фразу, фразочку, хотя бы украденную, слегка переделанную, хотя бы слово, я всё прощу, слово, словечко…». Гремят часы, подключается холодильник, машины одна за одной туда-сюда по мокрой дороге, – «красота», я прощу, но заполнить бы лист, это похоже на запор, но заполнить бы лист каким-нибудь дерьмом, я сознаюсь, что после этого мне легче, я – грёбанный графоман, только после чернильной пачкотни ко мне возвращается блаженство покоя и самоуважение, я должен писать, всё равно о чём и как, чтобы почувствовать себя живым, пускай это как секс, я это делаю для себя, свидетелям здесь не место, к сердцу читателя этот интимный шизоизм не имеет никакого отношения. И вот сажусь писать и пишу первую фразу: «сажусь писать…» Но тут вспоминаю, что так уже было, и значит дело сделано – вкладываю меч в ножны и со спокойной совестью – спать.

Поворот головы меняет градус мысли. Ты глядишь по сторонам и болтаешь без устали. Жаждешь нового, а всё вертится вокруг одной проблемы. Имён этой проблемы легион, и только вопрос остаётся неизменен. Эй, как там тебя зовут? Разве именем исчерпывается глубина твоего «я»? А словом – мысль? Твой род, пол, опыт, привычки определяют твою роль в социуме, и если ты играешь её всерьёз, то ты – идиот. А Судьба? Что с Нею делать? Если ты ещё не понял, что это только слово; и если, тем более, ты думаешь применительно этой химеры примерно в таких выражениях, как «покориться судьбе» или «гнуть свою линию», то ты – идиот; и если ты всё ещё жаждешь нового (а поворот головы свидетельствует об этой попытке), то ты – идиот. Потому что ты стоишь на месте…

Вообще, есть успокоительное: все – типичные идиоты, за исключением редких.

Только большинство (ты, я и т.п.) считает, что они поворачивают голову, отчего в ней что-то новое и появляется; а редкие – наоборот, то есть голова поворачивает их в ту сторону, в какую они давненько не глядели. И вместо того, чтобы идти, мы стоим; а они – нет, чтобы встать – лежат. И ещё: мы им завидуем; а они нам – ни фига.

Поэтому мы строим из себя этаких пофигистов, коими редкие ни фига тоже не являются.

Для того чтобы стать настоящим пофигистом, нужно перестать быть идиотом. Но это невозможно в принципе. Человек должен родиться таким и уже никогда не умирать (то есть, типа и так мёртвый; нафига?). О таких слышно раз в тыщу лет, а то и в две. Они не лежат, не сидят, не стоят, не идут – они проносятся мимо нас подобно кометам. И то, что остаётся в зрительной памяти на некоторое время, передаётся из уст в уста (во, болтливые головы!) в виде сказки или чудесного предания. Короче, много лжи и мало чего нового.

Одного пофигиста мне посчастливилось даже знать в лицо. Только это было не лицо.

Поймать за хвост утекающее время – и что с ним делать? Надо вспомнить. Пока ловишь – забываешь. Пока вспомнишь – время утекло. А если и не забудешь, то – следующая трудность: делать как? Нужен императив. А как, если ты только-только? Ну, допустим. Всё равно потом будет сложнее: а нафига мне всё это?..

Да, мгновение – зачем оно? Потому что оно, ах, прекрасно! Это говорит художник, либо почти всякий нетрезвый обыватель (ПВНО).

ПВНО – пробудившийся человек. Он метафизику чуйствует. Тепло ему там, хорошо. Он бы и на большее рад и готов, но здоровье не позволит, и ум не велит. БОМЖа видали? Вот, вот: тот – смог (тому всё позволено).

А чем отличается метафизика художника от метафизики БОМЖа? Степенью посещаемости. Художник – там, только когда он рисует.

Художнику не повезло в том, что ему на пути когда-то встретилось искусство. Хотя болевой порог возбудимости тот же.

Трагедия маргиналов: на что?

Нет, это трагедия государства…

История любви: пасторальный мотив без предысторий. Сразу картинка: двое. В жестах, словах, взглядах, мыслях, головах, руках, ногах – они оба вращаются (электроны) вокруг одной оси, которая – то между ними, то разделяется на свою и чужую. Две линии: внутренняя и внешняя; уголёк (2 шт.) и огонёк. Огонёк освещает, так сказать, панораму действий (единая ось). Угольки, покрытые пепельцом, так сказать, перенастраивают на интроспективный лад (у каждого своё). Огонёк – светит миру. Уголёк – намёк на отчуждение; одиночество. Тут главное, свет, который есть любовь, да?

Любовь – никому не полезна.

Любовь – никому не вредна.

Писатели пишут для писателей. Читатель агонизирует. И если он выживет, то в статусе пишущего. Так было. Но мы наблюдаем смерть читателя, – всё равно даже пишущего. Синдром чукчи из анекдота становится чумой, а чума – новым климатом, где фактор преобразования (в культуре), в отличие от умения приспособиться, не играет решающей роли. Дарвин, мать его, прав: человек – животное. Выживает, кто в джунглях тише всех. Новая формация писателей перестают читать каких-то там г-г-гомеров; они читают друг друга. Остальные вымирают, как мамонты. Будут в музеях показывать: «эта – читатель…»

Но позвольте, всегда так было: самый читатель – эта писатель. То есть, писатели писали для писателей. Остальные – читали разно.

Но читали!

И г-г-гомеров там… (знали).

И был уровень: писатель – пророк, шаман, учитель, блаженный…

Сейчас и завтра: г-г-гомер, патаму шта мы все тута пишим.

Умрут все ваще-то: и читатели, и писатели. (Дарвин – тоже епт.) Обычное животное в джунглях выживает, приспосабливаясь. А человек – агонизирующее. Чтобы выжить ему всё-таки необходимо – хм – развитие.

Нота бене: Не развитие культуры, а развитие себя до уровня Культуры. И тем самым – развитие Культуры.

Но вот: появление детей в квартирах кажется порою последним бастионом, удерживающим мир от полного погружения во Тьму. Появление детей, как буфер, смягчает столкновение двух жестокостей. И общество, какое бы ни было, не терпит крушения до конца. Дети появляются снова и снова. Детьми латают дыры пробоин; детьми замазывают раны; детьми утоляют насильственный позыв; детей приносят в жертву. Кровь детей – на наших руках, руках тех, кто переродился во чреве Кроноса… И какой-то маленький процент остаётся Культуре. Восставшим богам. Детям духа.

«Интересно», – сказал плотник Пётр, примеривая на себя монашкин гроб.

Обманутый верит в несуществующие вещи: жизнь, время, счастье/несчастье; он даже не подозревает о том, что можно отнестись к ним, как к фишкам в некой игре, рассчитанной на случайный выигрыш/проигрыш, а в целом являющейся натуральным розыгрышем. Люди сознательно остаются в невежестве. Знание действительно скорбь. Эта высокая скорбь – удел духовно гордых. Обманутый – если не прозреет – никогда не сойдёт с ума, не покончит с собой. Обманутый – добрый человек, хотя несомненно больной. Я с самого начала презрел такую доброту…

Чем больше я познаю, тем меньше остаётся места для слов. Инструментарий сокращается. Всё комфортнее пребывание в молчании. Однако это не значит пребывания в состоянии некого интеллектуального самодовольства и благодушии, и что вопросы исчерпаны. Молчание не признак уверенности в ответах. Более того, оно не заинтересовано в этом. Поэтому ответ – невозможен в принципе. Наоборот, молчащий – сомневается. Но не в ответах – в вопросах. Молчание есть созерцание и свидетельство признания несостоятельности любого познания. Предел, за которым ты каждый раз начинаешь заново. Принцип игры раскрыт в той степени, в которой ты ведёшь её по выбранным тобою правилам, но в сущности – скрыт и неизменен. Это принцип игры и сама игра. Это свобода и её осознание (в данном случае как ограничение). И именно в этом смысл любого познания. Впрочем, я сомневаюсь…

Я и продавец; я и библиотекарь; я и сосед; я и работодатель; я и… На него проецируется вся весомость мира, частью которого являюсь сам. Но в данный момент меня там нет. Есть агонизирующее «я», чувствующее перед собою гнетущую громаду, а за спиной – ничего. Каждый раз эта битва одного против всех происходит в моей душе, и моя душа здесь – открытое поле, где некуда скрыться. Остаётся умереть ещё до «поединка». Потом это самоустранение включает автомат. Отчуждение как молния будет бить тебя ещё до выхода в поле. Тогда незачем уже разыгрывать драму в «тяжёлых» сценических доспехах, – проживай её в удобном для тебя стиле. И продолжай вести своё прокафкианское пораженчество, подозревая молчание.

А пафос оставь тексту, на которого спроецирована вся весомость чистого листа.

Всегда не знаешь, что сказать, и говоришь не то, что хотел. Или не знаешь, что хотел. Тогда откуда «не то»?

Нет; когда ты молчал, то не знал, но хотел. А когда заговорил, то узнал, и не захотел.

Природа зла… Природа – зла?

Оно – в преднамеренности любого дела. И слова. Оно инкриминировалось тебе, лишь стоило замешкать в намерении. Неважно, что ты первым сказал или сделал. Ты – проиграл. Вспомни, как это было. Эта шутка имела бы оправдание, если бы осталась шуткой. Тогда она была бы тотчас забыта. Но снежный комочек пущен с горы, и твоей деревне не избежать лавины. Сегодня тебе трудно улыбнуться или заплакать, нет, то, что тебе кажется этим – только идиотский смех. Ржать над «шутками» чужих людей – ты называешь улыбкой. Ржать над «шутками» близких, ты называешь слезами. Все шутят. И ты однажды тоже пошутил. Сегодня – отшучиваешься. Эхо горной лавины стоит комом в горле и не отзвучало в ушах до сих пор… А ты был так невинен и в намерениях чист, откуда же взялась ложь? Не важно, что тогда сделал или сказал, ты – убил. И это было первым, что ты сделал или сказал. Возможность ли перерождения тобою двигало? Ещё в таком возрасте, а уже искушение истины, которое ты теперь просто называешь интересом… Интересом двигало что? Ах, это был всего лишь элемент игры – в прятки, догонялки, перегонки – с кем-то воображаемым. Ведь тех, кто был достоин с тобою водиться, ты не видел. Ты был таким чистым и гордым. И уже одиноким. И будучи намеренным оставаться неискушённым до конца дней своих, ты приобрёл себе единственного настоящего друга, с которым тебе никогда не скучно было играть – преднамеренность. Ты проигрывал ей с лёгкостью; поддавался и уступал в любом деле или слове, ибо она никогда не говорила правду и не делала больно… И даже сегодня, когда ты осознаёшь это, остальное – отвратительно, и больше всего на свете ты любишь зло…

Это могло быть на моей майке: «ВСЁ».

имею в виду чувство

Даже не зависть, а ревность, хотя первое играет контрапунктом второго, или наоборот, всё равно оба суть составляющие «любви», более идентифицированного представления о чувстве, заставляющем тебя говорить и действовать не так. Любовь (я называю это «любовь») – это полифония чувств; является единым Чувством со множеством регистров; орган; симфония; и т.д. И когда я говорю «ревность», я хочу слышать именно этот звук, эту ноту. Я делаю эту ноту ключевой, и она выводит солирующую партию (тональный центр в мелодии). И когда я говорю «ненависть», как бы подразумевая отсутствие любви, то есть, расщепляя единое надвое, тем не менее я слышу соответствующую ноту той же симфонии. Ну, может быть, другой, но – симфонии. Пусть она даже называется «смерть всему»… Вообще, причинно-следственная связь – лишь одна из схем для комфортного дискурса, который в свою очередь работает на комфортное проживание в природе. Потому что без иллюзий никто не согласился бы жить… кроме самоубийц. Такова ирония. И только эта ирония – честна; есть правда. Поэтому нет никакой противоположности у медали – мы всегда видим одну сторону. Но есть правда, гласящая: не верь глазам своим… Как нет у любви её фактического отсутствия, а есть потребность в таковой. Семь смертных грехов, и больше – всё, чему мы верим. А надо – знать.

искусство как женщину

Женщина и фаллический символ «змея»: соблазнённая душа обретает плоть, но духовную, поскольку демон есть дух; женщина-душа становится самкой-змеёй. Лукавость – женское.

Женщина, танцующая со змеёй, сначала принимает в себя змея, потом – сама змея. Брачный танец – метафора одухотворения/воплощения. Имитация материнства. Лукавость (демоничность) женщины ведёт её к материнству – творению плоти из себя – её единственному – творческому – акту.

Лукавость – задаток творчества. Став матерью, женщина трансформирует его в мудрость.

Лукавость есть незрелая мудрость. Она движется к ней, – поэтому столько динамики, пластики.

Лукавость – мудрость в становлении; непрерывное творчество творчества.

У женщины это конус, направленный вверх, к небу, потом – вниз, к земле.

У мужчины – наоборот: он сначала демон, потом – отец искусств. Хотя положение конусов то же, что означает непринципиальность последовательности «сначала/потом», и… различия пола.

Женщина может не рожать.

Мужчина – не творить.

Тогда они охотно меняются местами, что и происходит у большинства: мужественные женщины занимаются искусствами; а женственные мужчины воспитывают ребёнков.

Это примеры опытов житейской мудрости, то есть бесконечной лукавости.

Ведь речь о том, что есть иллюзия, а не правда…

Я, такой тёплый в окружении таких холодных вещей, полагаю мир вывернутым наизнанку и безумие слова – единственным разумным основанием его бытия… Только

вот что: я не рождён с повёрнутой головой никто не рождён с повёрнутой головой а если рождён то куда он смотрит? то куда он смотрит является ли тем куда смотрим мы повернув голову даже не в ту сторону? даже не в сторону если понимать это не как понятие и должны ли мы понимать это как понятие когда не понимаем о чём он говорит? мы говорим мы не понимаем тебя потому что ты должен смотреть туда куда и мы если хочешь чтобы мы поняли тебя но мы сами не должны повернуть свои собственные головы чтобы пытаться понять тебя и собственно зачем? я не рождён с повёрнутой головой и наверное должен повернуть её чтобы перестать понимать то что говорят мне о понимании в понятиях Повёрнутой Головы и начать понимать то что вижу или то что живу насколько это правда

(это было написано на теле человека, самой глубокой ночью всех ночей):

человек шёл по улице человек выглядывал в окно человек выглядел нормально человек искал место я не знаю кто он и почему это собственно «он» а не «она» хотя если бы я говорил о ней то сказал бы «женщина» подразумевая «человека» но никак не «человек» подразумевая «женщину» дело в том что я не знаю кто этот Х (эта Х) поэтому назвал эту неизвестную мне личность безличным именем «человек» которое является всё же словом или обозначением того что мы привыкли относить к мужскому роду кто привык так это «мы» а не я один «нас» привыкали вместе за одной партой понимать что мир мужского рода и что человек в нём тоже мужского рода а женщина шла по улице выглядывала в окно выглядела нормально искала место её присутствие говорило само за себя мы запомнили её принадлежность к иному роду женскому но учителя дали нам понять что женщина тоже человек потому что слово «род» мужского рода то есть как человек она тоже может идти по улице выглядывать в окно выглядеть нормально искать место и всё это в безличной форме как мы но я сейчас говорю именно о таком «человеке» я не знаю кто он или она по крайней мере точно не оно это звучало бы оскорбительно для человека тем более мне неизвестного средний род мы употребляем в отношении к животным или к человечеству в целом или к отдельному человеку хорошо нам известному как низкое существо то есть ничтожество то есть даже не человек который безличен как «мы» но этот «человек» именно потому и имеет личность что мы его хорошо знаем причём с очень плохой стороны причём мы так же знаем что и другая сторона у него очень плоха но либо говорим что он плохой человек либо что он чмо то есть подразумеваем в нём его принадлежность к низкому среднему роду к ничтожеству а то и к животному миру впрочем такое существо внешне может не отличаться от нас он простите оно так же как мы ходит по улице выглядывает в окно выглядит нормально ищет место хотя это место ему давно уже отведено так что я не говорю конкретно ни о женщине ни о мужчине ни тем более об этом дерьме потому что я не знаю о ком говорю но это был именно человек потому что я видел его вот этими моими собственными глазами и это было так удивительно что мне захотелось непременно рассказать вам об этом кстати это место мне знакомо я там был до того как оно ознакомилось именно мной так что там в месте ознакомившимся именно им был только человек и именно так а не иначе показавшийся мне знакомым был уже не там

ПОЛЕЗНЫЕ НАСТАВЛЕНИЯ ПО ПИСАТЕЛЬСКОМУ МАСТЕРСТВУ

еукст

<…> акустика и определённая неудержимость; графоманский (тебя не должно путать это слово) зазыв плюс силы, сохранённые фантазией для фантазии же; <…>

<…> постоянно возникает, когда берёшь ручку и… не пишешь; чувствуешь нехватку ресурсов, ты где-то их истратил на что-то, и теперь твой голос бездыханен, внутренняя печатная машинка требует немедленной смазки, насильно выводишь на поверхность листа сухие трескучие буквы, которые тотчас выцветают под светом лампы персонального (тебя не должно путать это слово) редактора; ты сам выцвел, выгорел ещё перед тем, как сесть за работу; ты – окаменевшее полено, зачахший цветок; отправляйся вместе со своей невзрачной мазнёй в корзину, в печь; где твоё масло, твой огонь? Писать, во многом значит – Воздерживаться. Epoche, epoche, как говорили ещё <…>

Итак, запомни: чтобы иметь писательскую неудержимость, нужно воздерживаться.

<…> как аппетит приходит во время еды, так и писание проходит несколько стадий, начиная с того, что ты будто мчишься тараном на крепостные ворота, дефлорируешь белый лист, противящийся ручке, начинённой текстуальной потенцией; распечатываешь текст-слово, а затем развёртываешь вокруг своей оси, расширяя тем самым стенки охвата, чтобы обеспечить доступ эякуляции в самый, наконец, ответственный момент «владения словом» (катарсис). Вот это совершенно новая качественная стадия, с которой и возникает «аппетит», – ты чувствуешь, как это вкусно, ты наконец обнаружил эту сладострастную медитативную точку Жи (живое) и уже можешь спокойно расслабиться, отпустив (всё) вожжи. Дальше тебя повезёт Она. Просто созерцай и наслаждайся. Ты уже «владеешь словом». Тебе так легко и мощно <…>

Итак три стадии: дефлорационная, фрикционная и эякуляционная. Аллилуйя, аллилуйя, аллилуйя.

Момент «овладения словом» возникает обычно, когда ты много уже написал, но ещё не выдохся. И тогда уже не пишешь, а записываешь. И сам же себе диктуешь. Голос твой проявлен, слух феноменален. Тебя в буквальном смысле несёт. Ты пьян от счастья опьянения же. Магия исполнена, наркотик доставлен, перо танцует, лист поёт осанну, тигр и ягнёнок мирно сидят рядышком, люди на улицах обнимаются, (всё) ждут, когда выйдешь ты на балкон объявить о начале праздника, но сперва они с удовольствием послушают то, что тобою написано.

<…> прорвал плотину рациональности. Но такое бывает редко.

Ты спрашиваешь <…>

Сначала нужно настроить акустику. – Акустика очень важна. – Иногда на это уходит едва ли не целый день. Настройка – весьма кропотливая работа, и она тоже входит в реестр <…>; очень тонкое это занятие, требующее предельного внимания к себе. Аскеза для пишущего. Но важно не переборщить, так как на неё затрачивается усилие, также необходимое в процессе письма. Ты можешь попросту не дойти до этого, оставив всё на завтра. Но завтра, как мы знаем, никогда не наступит.

А первое что нужно, чтобы настроиться: воздержание от забегающего вперёд взгляда; не ожидай, не надейся, не гадай, не ищи, не думай вообще о том, что будет. Что будет, то будет. Думы о будущем, о судьбе, о результатах, которые ещё не решены – весьма чреваты утомлением духа и падением стимула, независимо от того, оптимистический ты или же пессимист, или же оптимистический пессимист. Эти думы тебя сожрут. Останется только тень, колеблющаяся в сумерках сознания. Запомни: ибо будущее – враг настоящего. Когда мы чем-то заняты, то должны всецело присутствовать здесь и полностью контролировать процесс. Тем более, ожидания порождают страхи и сомнения, обратную сторону надежды. Самое обидное, что чем выше твои надежды, тем ниже тебя тянет к сомнениям, и борьба с одним превращается в абсурдную борьбу против того, за что ты собственно борешься.

Второе воздержание логически вытекает из первого: не сомневаться. Сомнение – обратная сторона надежды. Дуализм этот неизбежен с того момента, когда ты допустил мысль о будущем. Я не говорю, чтобы ты совсем о нём не думал. Так или иначе, ты проецируешь себя в нём. Но это может быть планом, чертежом и пр. Человек – существо интенциональное, как сказал ещё <…> Только животное не думает о завтрашнем дне и живёт всецело настоящим моментом. Мы так не можем. И не хотим. Но у нас есть возможность контролировать своё сознание, хитрить, обыгрывать самого себя, менять ситуацию, создавать климат на свой вкус, переставлять вещи как нам удобно и нарочно что-то забывать. Так вот, давай-ка забудем надежду, а вместе с тем и страхи-сомнения.

Третье воздержание: от сравнений. Сравнения – неблагодарное исчадие ревности и зависти. Сколько люди тратят на это энергии, уму непостижимо. Сколько они «базарят» о том, кто как живёт и кто сколько получает. Как будто нет ничего интереснее. А ведь и правда, им это так интересно! Только вот на что-нибудь другое, например, на творчество, их и не хватает. Они говорят: «устали, целый день работали». Да нет, болтали. Разбазаривали свою энергию попусту. Или «думали», крутили у себя в мозгу завистливые мыслишки да <…>

Итак, три воздержания: от ожиданий (надежды), от сомнений (страхов), от сравнений (зависти и мелочной злобы). Хватит пока?!

Ты снова спрашиваешь меня <…> я уже жалею, что <…> ты должен не <…>

<…> работа с интеллектом и эмоциями. Они должны быть подготовлены к тому, чтобы ты задействовал их во время процесса письма. Эти два ядрышка должны неотступно следовать тому направлению роста, что <…> магический <…> Как если бы вдохновение <…> вслед за побуждением будить всё новое и новое, ты снова и снова <…> как брат и сестра или <…> твоё воображение своей великолепной игрой друг с другом <…>

Надо много читать, лучше всего одновременно разную литературу, чтобы не закоснеть в одном или не впасть в зависимость от другого (текста). Но, конечно, насиловать себя не стоит. Читай то, что тебе нравится. Если ты любишь техническую литературу, читай её. Но попробуй заинтересоваться другими книгами. Открой томик стихов, возьми прозу. Вообще, идеально – когда несколько книг сразу открыто, и желательно из разных областей; когда каждая книга интересна по-своему и прочитывается внимательно и понемногу. Это расширяет сознание. Как наркотик. Правда. Но пусть будет какая-нибудь одна ведущая книга, которая представляет для тебя особенный интерес. Ты её будешь читать чуть больше остальных. Иначе можно просто потеряться, и эффект окажется бесполезен.

Также можно слушать музыку, смотреть фильмы, общаться с людьми (осторожно, лояльно), выходить на природу, медитировать и т.д. То есть развивать свою чувствительность, не давать себе эмоционально затупеть. Конечно, всё это не должно быть специально, как гимнастика. Действуй природно, стихийно, спонтанно. Если не хочется, то не стоит. Главное, не насиловать себя.

Самопринуждение уместно только в том случае, когда ты можешь, но ленишься писать. Это как раз та самая первая стадия – дефлорация (помнишь?), когда тебе нужно немного побороться с собой, чтобы начать. Самое трудное – начать, то есть заставить себя сесть за стол и взять ручку, а затем написать ею на листе бумаги первую фразу (если это новый рассказ).

И так – каждый день: ты настраиваешься заново. Ночь сбрасывает всё накопленное за день, перерабатывает через фильтр сна все его наработки; утром с постели встаёт другой человек, он знает, помнит, кто он такой, но мозг его ещё дышит угарным газом переработки, глаза полны осколков утраченного времени, в ушах стоит звон обновлённых переживаний. Наверное, качество сна как-то влияет на дневное самочувствие. Если он был особенно ярок или мрачен, то довольно долго не отпускает человека; часы сна будут длиться во время остановки у светофора, покупки сигарет в киоске, проходящей мимо красивой женщины, на обеденном перерыве. Но и тусклые, аморфные, туманные сны тоже могут иметь власть над сознанием. По крайней мере, ты будешь ощущать рядом с собой их незримую суггестию. Они будут незначительно, но всё же, влиять на твоё отношение к тому или иному. Кстати, можно включить их в список воздержаний. Просто напиши: «игнорировать сны». Какая польза от этой сонной липучки? Потихоньку-понемногу к вечеру она высосет из тебя весь твой мозг, и твоя писательская потенция вновь окажется на нуле. Не лучше ли занять мысли конструктивными решениями текущих вопросов, рефлексировать, читать молитву по чёткам (если нет под рукой подходящей книги)… или попробовать писать?

Вопрос, который ты уже <…>

Итак, брате, я вижу, что из всего того, что я так старался раскрыть перед тобой (см. выше) в тщетной надежде на чудо ревностного духовного сопричастия в тебе к славному и благодарному труду нашему, тебя по-настоящему заинтересовал только один момент. А именно <…> Неужели ты думаешь, что <…> и что твоя <…> насколько я знаю <…> а ты сам <…> что ж <…> или, язык не поворачивается <…> Судьбу <…> уже никто. К моему глубочайшему сожалению, я вынужден прибегнуть к последнему.