Рябиновое варенье

Памяти отца Федина А.Я.

Ноябрь был на исходе, а земля оставалась неукрытой. Снег, выпавший было на Покров, почти сразу же растаял. Налетавший с севера холодный, промозглый ветер изредка сыпал мокрыми хлопьями, но они тут же растворялись в дорожной хляби. Из низких, рваных туч лил дождь, отбивая всякое желание высунуть нос на улицу, где было грязно, мрачно, зябко. И только красная рябина в одиночку расцвечивала по палисадникам стылый и неуютно-серый деревенский пейзаж. В густых зарослях сада, окружавших дом с восточной стороны, которые отец называл не иначе, как барлогач, означавший что-то вроде медвежьего угла, тоже красовалась высокая рябина. Кто и когда её здесь посадил, бог весть, – мои родители купили старый дом лет двадцать назад у пасечника, оставив квартиру в кирпичном доме на двух хозяев старшей сестре. Пчельнику, вероятно, это дерево служило отменным медоносом. Одно знал отец, что рябина старше его, год назад отметившего семьдесят пять...

Любопытно, что это было не  одиночное дерево с пышной кроной, а три довольно крепких на вид ствола. Каким боком уродилась такая троица – неведомо, скорее всего, два мощных побега из поросли, забирая свою «долю» от земли, стремительно, год за годом набирали силу, и незаметно для всех оказались почти вровень с центральным стволом. Отец любил этот рябиновый «хоровод», сравнивал его про себя с нами – тремя дочерями и, расчищая сад от больных, покорёженных временем и ветрами, отслуживших своё посадок, никогда не подходил к рябине с топором. Пусть и не было от неё особого прока, как от яблони-полукультурки или облепихи, но он ценил гладкоствольную долгожительницу за красоту, какой одаривала она и в весеннюю пору цветения, и по осени.

Душа радовалась, когда с сентября постепенно начинали багроветь её перистые листья, а ягоды покрывались оранжевым румянцем. Рябина хорошела прямо на глазах и, когда мать, дождавшись сухих и тёплых деньков, начинала «запечатывать» окна на зиму, он обязательно приносил ей с десяток крупных кистей, чтобы она разложила их между рам. Верил, что эти «украшения» оградят дом от недобрых людей, сглаза, колдовства и прочей нечистой силы.

Нынешней осенью рябина порадовала отменным урожаем, предрекая, по народным поверьям, грядущие морозы. Давно облетели листья, и только её  гроздья на потемневших ветках горели, словно яркие фонарики. В зиму они редко оставались нетронутыми: вместе с холодами налетали на ягодные деревья стайки шумных хохлатых свиристелей и склёвывали подчистую лакомые плоды. Но в этот раз, видно, стороной облетели птахи отцовский сад, а может, и вовсе миновали деревню, и ягоды остались целёхонькими. Кисти, потяжелевшие от тронутых морозцем ягод, и порывистый ветер, казалось, ещё больше клонили  рябину, как в песне, «до самого тына»… Отец подходил к дощатому забору, отделявшему сад от соседского огорода, сбрасывал с рук голицы и срывал несколько ягод. Пересыпал холодные оранжево-красные шарики с ладони в рот и с удовольствием давил беззубыми дёснами, смакуя их горьковатый терпкий вкус. Горстку мёрзлых ягод он заносил в дом и угощал мать.

– На-ка, попробуй, какая вкуснотища!

И на бо́льшее старикам рябина, вроде, как и не годилась. Варенье на зиму обычно готовили из чёрной и красной смородины, называемой в сибирских местах кислицей, малины, садовой виктории и лесной клубники, какую отец собирал по давно примеченным полянам и холмистым склонам. О том, чтобы собрать после первых ноябрьских морозов рябину и сварить из неё варенье – даже и мысли не было! Сахар переводить? Да и кто его есть будет?.. Пусть уж лучше птицы лакомятся.

– Значит, не прилетели свиристели, – в который раз с грустью подумал отец, поглядывая из окна, как в сгущающейся темноте ледяной дождь со снегом хлещет сад, а шквалистый ветер, что есть силы, треплет верхушки оголившихся деревьев.

– Натворит этот ветер делов, – произнёс уже вслух.

Наутро, после ночного светопреставления, обходя свои владения, он, сокрушаясь, считал потери. Несколько крупных веток сломано у облепихи, старая черёмуха осталась без верхушки. И вот… На подмятых кустах малины он увидел упавший ствол одной из рябин. Как же так? Стройное, сильное, гибкое дерево, издавна славившееся своей упругостью и прочностью, рухнуло, будто разгневанный великан перегнул его, как тростинку.

– Ох ты, бедная… За что ж тебя так? – загоревал отец, пытаясь приподнять сломанное дерево с раскидистыми ветвями, усыпанными красными гроздьями. Да не тут-то было! Тяжеловато, не по силам ему уже... Пришлось топать за ножовкой. Он зашёл в дом покурить, рассказал матери, что да как, велел выходить следом с корзинкой, чтобы собрать ягоды с поваленной ветром рябины, ещё не зная, что с ними делать… Он отпиливал ветки одну за другой и чувствовал, как к сердцу подкатывает необъяснимая тоска, прямо хоть плачь. Казалось бы, ну подумаешь, дерево ветром сломало? Весной, даст Бог, посадят с матерью рядышком молодую рябинку. Эти саженцы неприхотливы, не то, что кедёрки, из леса принесённые. Сидят в земле пятый год, а всё им неможется, всё никак не расправятся, в рост не идут…

– Было бы о чём горевать, – успокаивал сам себя. – Написал же какой-то поэт, мол, «ничто не вечно под луной…»

Отпилив все боковые ветки, он принялся распиливать длинный гладкий ствол на полешки. Знал, конечно, что рябина плохо горит, но в общей поленице в зимнюю стужу для печки всё сгодится. Управившись, глянул, как мать наполнила две корзинки рябиновыми гроздьями, а потом стал неспешно рубить топориком на чурке и крупные ветки. Так уж у него заведено было, что сад, как и огород, должен в зиму уходить чистым, без опавшей листвы, сухостоя и валежника…

– Куда ягоду-то девать будем? – спросила мать, как только он зашёл в избу.

– Давай ту, что в маленькой корзинке, посушим, – предложил отец. – Раскладывай на печку газеты, высыпай и пусть сохнет. Тепла там хватит… Может, кому и пригодится сушёная... Витаминов в ней, знаешь, сколько!? Шиповник у нас сушёный есть, вместе с ним можно будет и их заваривать. Польза будет двойная, а остальная ягода пусть пока  замороженная в сенках стоит, там поглядим…

Вспомнил он, что в одном из журналов попадалась ему на глаза статья об удивительных свойствах рябины. И отыскал-таки через несколько дней в стопке старых изданий нужный экземпляр, нашёл и заметку, а под ней несколько рецептов, что можно приготовить из горьких плодов.

– Вот смотри, какое варенье можно сварить из рябины, – радостно протянул он журнал матери. – Ничего мудрёного… Сахар-то у нас есть?

И тут же занёс из холодных сеней корзинку, высыпал на кухонный стол, покрытый цветастой клеёнкой, половину ягод. И пока мать ходила в магазин за сахаром, успел очистить их от плодоножек, перебрать, перекатывая по столу и отделяя тёмные и засохшие ягоды от целых. Сам, взяв дуршлаг, промыл их под краном.

– Теперь можешь варить, – поставил перед матерью «пузатую» коричневую эмалированную кастрюлю, куда высыпал чистые ягоды. – Надо же и кастрюля у нас, как по заказу, – рябина на ней нарисована! – по-детски обрадовался он.

Варилось варенье тоже под его доглядом. Он следил, как мать вылила в кастрюлю два стакана воды, как, помешивая, минут двадцать варила ягоды на электроплитке, пока они не отдали всю горечь. Как затем слила горький отвар и протёрла через дуршлаг мягкие ягоды в тазик, какой берегла и пользовала только для варки варенья, и как потом вытряхнула оставшиеся мелкие косточки и кожицу от ягод в ведро с отходами. А когда вечером он затопил печку, она, открыв кольца на старой чугунной плите, поставила тазик с рябиновой мякотью и сахаром на живой огонь. Отец подкладывал в топку дрова, слушал, как они потрескивают, схваченные языкастым пламенем, а «боковым зрением» посматривал, равномерно ли кипит, пузырится красно-коричневое ягодное пюре, доходя до кондиции…

– Надо же, вкусное и совсем не горькое, – с удовольствием облизал он ложку, какой мать старательно снимала с варенья пенки.

В самом деле, рябиновое варенье получилось наивкуснейшим, с тонким  ароматом и едва уловимой горчинкой. Отец был доволен, он угощал этим вареньем всех, кто заглядывал к ним по делу ли, просто ли попроведовать и справиться о здоровье…

Здоровьем, однако, он похвалиться не мог. Ныла спина, голова порой болела так, что казалось вот-вот треснет… Он, то и дело поглядывая на висевший на стенке барометр, списывал эти болячки на осеннюю непогоду, перепады давления в атмосфере, но когда в середине декабря наконец-то лёг снег, укрыв сад белоснежной периной, и зима по-хозяйски начала заправлять морозами и снегопадами, боли не отступили. Он крепился, искал себе заделье, чтобы отвлечься от тяжёлых мыслей, но несколько раз в разговоре с матерью обречённо ронял: «Нет, видно, не дотяну я до весны…» Мать ругала его, предлагала сходить в амбулаторию, чтобы доктор (придумали же ему должность – врач общей семейной практики!) прописал уколы. Она покупала ему в аптечном пункте дорогие лекарства, расхвалённые телерекламой, но он, выпив несколько таблеток, через день-другой  бросал это «гиблое дело». И в сердцах, махнув рукой, добавлял: «Да что они знают – эти врачи!? Чем могут помочь?.. Одно лечат – другое калечат…»

Взбодрился отец, оживился перед Новым годом, когда узнал из телефонных разговоров матери о том, что я и младшая сестра со своим семейством посулили приехать на январские каникулы. Этих приездов он всегда ждал. Хотел, чтобы все отдохнули от городской суеты и нервотрёпки, помылись-попарились в бане, походили по зимнему лесу на лыжах и подышали свежим воздухом… И, конечно, попили чаю с сушёными ягодами и травами, с мёдом и душистым вареньем. Вот уж удивит он в этот раз всех рябиновым вареньем! «Оно должно понравиться дочкам! Где ещё они такое попробуют?!» – улыбался про себя отец.

С приездом гостей родительский дом наполнился шумом, гамом, разговорами, воспоминаниями, бесконечными чаепитиями за столом на маленькой кухне. Отец, как обычно, больше слушал да посматривал на нас, покуривая у печки. Казалось, он позабыл о своих болячках или старательно делал вид, что у него ничего не болит?.. Вставая чуть свет, жарко топил печку, чтобы мы могли подольше понежиться в тепле. Ставил кипятить чайник, а на стол – вазочку с рябиновым вареньем, чтобы с утра всем досталась порция витаминов. И, когда стали собираться домой, велел матери, чтобы она всем в авоськи с деревенскими гостинцами: копчёным салом, пучками сушёного зверобоя и душицы, солёными груздями и лисичками, пареной калиной, мороженой обской рыбой, какую он натаскал на удочку по осени, когда выкопали картошку, непременно положила по баночке рябинового варенья. В городе-то такого деликатеса не найти!

Отец не любил сборов-проводов и перед нашим отъездом старался не мельтешить, внутренне переживая предстоящее расставание. Горевал про себя, что опять им вдвоём с матерью придётся пережидать долгую зиму, поглядывая в окна на заснеженный сад. «Эх, дождаться бы тепла! – подумал отец. – Огород да грядки скучать уж точно не дадут…» От этой мысли у него вдруг больно кольнуло в груди, но он, подхватив сумки-коробки, поспешил на улицу, ко двору, где все суетливо складывали вещи в багажник машины. Прощаясь, крепко обнимая младшую дочь, он, взволнованно, не сдержавшись, выдохнул: «Наверное, больше не увижу тебя!..» Отошёл в сторонку, достал из пачки сигарету и долго онемевшими пальцами чиркал спичкой, пытаясь прикурить… Молча, стоя у калитки, помахал уезжавшим, а потом сразу как-то сник, задумался и просидел почти весь вечер  перед открытой дверцей печки. О чём думал он, глядя на огонь, что хотел сказать?.. Я тоже собиралась уезжать через несколько дней, в паспорте лежал заранее купленный билет. Но ночью отцу стало плохо. Серый «уазик» с красным крестом  на борту, пробивая фарами ночную мглу, быстро подъехал к дому. С трудом переложив отца на носилки, укрыв его одеялом, поехали в районную больницу, но десять часов, проведённых под капельницами в реанимационной палате, не дали никаких улучшений. Молодой врач, в чьё дежурство отец поступил по «скорой», принял решение отправить его на реанимобиле в областную больницу, надеясь, что, может быть, там, в специализированном отделении, напичканном новой техникой, смогут помочь. Но чуда не случилось, в старый Новый год отец умер от обширного инсульта, несовместимого, как написали в справке, с жизнью…

Проводить его в последний путь пришло много народу, наверное, полсела, хотя родственников тут – раз-два и обчёлся. Люди шли и шли, кто-то сидел у гроба, другие толпились на кухне и в коридоре, мужики с хмурыми лицами курили во дворе. Толковали, переговариваясь о том, что ушёл последний печник, каких не найти больше в окру́ге. Ушёл знатный столяр и плотник, мастер по дереву, который мог вручную сладить и резной наличник, и  охотничьи лыжи, и приклад для ружья. И, пожалуй, не было в селе дома или усадьбы, где бы его руками не было что-то срублено, выстрогано, выпилено, будь то ладная банька, крепкий дверной косяк, лёгкое весло или удобное топорище… Не стало человека, а душа его осталась в вещах и предметах, сделанных его мозолистыми руками, его трудом и по́том, его стараниями и мастерством. Совестливый по жизни он делал работу, за которую не было стыдно, которая радовала глаз, приносила пользу и служила людям во благо…

Отца похоронили на просторном сельском кладбище, под которое давным-давно, а когда – уж никто и не помнит, отвели за околицей большую берёзовую рощу. Похоронили рядом с братом, как и наказывал он, навещая его могилку в Родительский день. Тихо оплакивая отца и придерживая мать, мы стояли у свежего могильного холмика, укрытого венками и цветами, не зная, как дальше жить… Снег, неожиданно поваливший большими хлопьями, падал тихо и мягко, словно убаюкивая: «Спи… спи… спи спокойно…» Подняв взгляд от засыпаемой снегом мёрзлой земли, неожиданно для себя увидела, что в шаге от отцовской могилы, переплетаясь, словно в обнимку, тянуться ввысь две тонкие рябины, а на  оголившихся на макушке ветках горят, чуть припорошенные, красные гроздья. Опять рябина! Уж не знак ли какой в этом кроется: ни где-нибудь, а именно в месте, которое стало для отца последним приютом, растёт рябина!?

Эх, знать бы!.. Девять дней со дня смерти отца промелькнули незаметно. После поминок, разбирая журналы и газеты, скопившиеся около дивана, где отец любил отдохнуть-почитать, наткнулась на журнал для садоводов и дачников с несколькими загнутыми страницами. Раскрыв «отмеченные» страницы, увидела статью о рябине, нашла и рецепты, а среди них и обведённый карандашом рецепт варенья из рябиновых ягод. Публикацию дополняли легенды о магических свойствах рябины, а также список примет, связанных с нею. И тут один абзац был подчеркнут отцовской рукой: «Растущая возле дома рябина до сих пор считается хорошей приметой, и срубать её нехорошо. Если такое дерево завянет без видимой причины, это плохой знак». Выходит, отец знал про эту старинную примету. Может, она не давала ему покоя?.. Ведь рябина в его саду не зачахла, она рухнула и сломалась под натиском ветра. Так и отец, пройдя отмеренный свыше путь, упал и затих...

…Весна в этот год случилась дружная, снег сошёл рано, и земля отогрелась быстро. В мае, в день рождения отца, до которого он не дожил, мы с матерью, взяв штыковую лопату и пару мешков, отправились в лес. Долго искать то, за чем пришли, не пришлось. Две молоденьких полутораметровых рябинки заприметили сразу. Аккуратно выкопали с комом дерновой земли, донесли в мешках до дома, и – в сад. Посадили саженцы в приготовленные ямки и, полив обильно, перекрестились. Пусть растут. Время пройдёт, и эти молодые деревца одарят нас по осени гроздьями красных ягод. А потом, когда ударит первый ноябрьский мороз, мы соберём замёрзшие ягоды и сварим из них рябиновое варенье. Самое вкусное. Пусть и с едва уловимой горчинкой…

Компания «Авантпак» в Смоленске выпускает изделия из полипропилена и полиэтилена. Такая продукция необходима всем, и на производстве, и в быту. В ассортименте компании представлена плёнка защитная, стрейч, воздушно-пузырчатая, а также пакеты, мешки и многое другое. Важно, что при заказе на пакеты можно нанести логотип любой сложности.