Посёлок Мама / Архив номеров / ВЕЛИКОРОССЪ

посёлок Мама.jpg – А как у тебя собака Рада появилась? – спрашивал я у Володи Алпатова.

– Да понимаешь, Толик, её мой сын ко мне привёл, увидел, говорит, что бичи на привязи породистую собаку ведут, спросил – куда, мол, ведёте. Ответили прямо, что сейчас убьют и съедят. А он – сын мой – отобрал у них её, ну, спас, стало быть. Я поначалу оторопел: здоровенная собака, сука породы ротвейлер, и так спокойно доверяя человеку, вела себя на заклание. Так и стала жить у меня, дачу охраняла, полюбил я её – страх, а она и подавно шагу без меня ступить не могла. Так веришь, Толик, жена стала ревновать, ну, в шутку, конечно, а бывало, что и зло выругивалась.

Вскоре и в моей семье появился щенок по кличке Веста, и тоже породы ротвейлер. Стали они с Радой дружить, а стало быть, и хозяевам собак дружбы было не избежать. С Володей мы работали на заводе отопительного оборудования, но там тысячи работали, виделись, здоровались, но вот собаки наши подружили нас накрепко. С нами гулял ещё один большой самец по кличке Рэй и тоже той же породы. Собака была с виду здоровая, а, по словам хозяина, внутри вся гнилая. Но это и не диво вовсе с нашей-то экологией. Самый мощный в стране алюминиевый завод в нашем городе работает, да лесопромышленный комплекс по производству целлюлозы, и тоже один из самых крупных в мире. О чистом сибирском воздухе остались только мои детские воспоминания, ибо наш город Братск уже давно в списке самых вредных для здоровья человека городов. Так что дивится тут нечего, что собаки – и те болеют. Рэйка вскоре помер, прошло ещё несколько лет – пришла пора и Рады. Лечил, лечил Володя её, самые дорогие лекарства покупал. А когда сам похоронил любимую собаку, плакал как о человеке, и сказал, что больше никогда собак держать не станет. Наша Веста, как только приходит пора гулять, всё к строящемуся храму «Преображения Господня» нас тянет, да так прёт, что едва удержу хватает в руке. Там поле большое, гуляли они там с Радкой и Рэем, их уж в живых нет, а Веста всё тянет туда, а когда придём, долго вглядывается в даль, откуда, бывало, появлялись её друзья. В такие моменты моя собака время от времени бросает взгляды на меня: где, мол, мои друзья. Грустно от этого становится на душе, но стены строящегося храма успокаивают, напоминая о бренности человеческого бытия…

Володя, хоть и его собаки уже давно нет в живых, постоянно заезжает на своей машине к нам в гости. Не хватило картошки до нового урожая, Володя тут же везёт мешок крупной картошки, капусты, моркови. Надо нам урожай вывозить с дачи – Володя тут как тут. В такие моменты Володя говорит мне:

– Жалко, Толик, выкидывать остатки прошлогодние, у тебя дети ещё с тобой живут, съедите. Мои-то уже давно отделились. Нас много у мамы братишек да сестёр было, продукты берегли, не могу я выбросить на помойку, как другие делают. Время голода, слава Богу, прошло, а память-то с башки не выбросишь, сидит она в тебе. Люди сейчас многие зажрались, а вспомянешь ту голодную жизнь, и всерьёз кажется, что люди раньше лучше, добрее, что ли, были. Справедливости ради скажу, что и ныне людей добрых много, нельзя, видно, России без этого, из века в век сердобольная она, Родина наша. Собираюсь я нынче осенью в посёлок Маму съездить, я ведь вырос там, могилку матери своей навестить, годы есть годы. Тут ничего не попишешь, решил и поеду.

– А знаешь, Володя, область-то наша Иркутская, поди, самая большая в России. С севера на юг – почти 1400 километров, с запада на восток – 1200 километров. Между двумя городами Иркутской области – Иркутском и Братском – легко могла бы расположиться такая европейская страна, как Германия. Ещё Антон Павлович Чехов писал примерно следующее: «Только птицы знают, где заканчивается Сибирь». Это я к тому тебе толкую, что в детстве, когда по проводному радио передавали температуру, то если у нас в Братске было, скажем, минус тридцать, то в это же время в твоём родном посёлке Мама – минус пятьдесят, и так до шестидесяти и больше, вот ведь какая огромная разница, а в Иркутске в это же самое время могло быть минус пятнадцать…

Осенью, как только убрали дачный урожай, Володя уехал на Маму, прошёл, может быть, месяц с той поры. И вот сидим с ним у меня, Володя почёсывает за ушами Весту, та поскуливает от радости, выпиваем домашнее рябиновое вино, и я слушаю рассказ съездившего к себе на Родину человека, заранее чуя нутром, что повествование это будет вряд ли радостным:

– Районный посёлок Мама, добывалась там слюда, самая дорогая слюда в мире была, из-за рубежа её покупали, возили баржами по реке, затем грузили на поезда. Слюда – ведь это кристалл, использовалась во всём мире в радиотехнике как изолятор. Бывало, от посёлка Мускавит простирается большая гора этой самой слюды, иссверлена во многих местах. Жизнь на ту пору в посёлках была замечательной, зарплаты у рабочих хорошие. Ныне глянул – полное запустение. Говорят, до 2020 года весь посёлок Мама выселят, говорят, не из-за чего жить, былое производство подчистую загублено. Бодайбо всего сто километров, там жизнь ещё будет, золото добывают. А наши посёлки все выселяют, всё саранками заросло, страшно, глядя на развалины да руины. Дороги нет, одно направление. Проехали семьдесят восемь километров на братовом уазике – все окрестные посёлки заброшены. Людям дают на одного человека семьсот тысяч. Если семья живёт, то ещё можно под Иркутском что-то купить, а если один человек живёт, то и не купишь ничего. Сейчас в Хомутово, что под Иркутском, многие едут, на деньги, выданные на переселение, покупают какое-никакое жильё, куда деваться. Сейчас всё искусственное делают, а раньше глянешь на кристалл – он же натуральный, несказанно красивый, слюды там этой на века, а сейчас всё в Китае покупают, дураки. Люди по чёрному пьют, страшно глядеть, а ведь не было этого, все работали, за домами ухаживали. Мальчишками, помню, бегали за идущими тракторами, радовались вообще всему на свете: новогодней ёлке, слепленным снеговикам, накатавшись с высоких гор на салазках да нацепляв синяков, всё одно – радовались. Да и солнце вроде бы как-то по другому светило для нас. По всему так считать надо, детство это было. А первая любовь – это ж такое землетрясение души, что и дыху не хватит об этом поведать. Двухэтажных домов две улицы стояло, сейчас ничего нет…

Вдруг Володя улыбнулся:

– Отчима отец, помню, был у нас… кулака такого здоровенного я в жизни ни у кого не видел, бывало, выпьет горькую да в сторону китайской границы грозит: ух, говорит, подавил я вас. Мне невольно вспомнилось про книгу «Даурия», где наши забайкальские казаки тоже шалили на границе с Китаем, но и китайцы, знамо дело, наглели, без этого не бывало.

Пришла с работы жена Ирина, к тому времени спроворив супишко, разливаем горячее хлёбово по тарелкам, толкуем о жизни. Пригубив ещё вина, Володя продолжал:

– Слава Богу, навестил мамину могилку, сродников повидал. Раз жизнь в посёлках прекращается, так и погосты будут деревьями и травой зарастать. Об этом ли мечтали те, кто там лежит?..

Невольно подумалось о всей России: сколько такого похожего ныне на родимой сторонушке – едва ли сосчитаешь. За каждой брошенной деревней, селом, посёлком – целая история страны. За каждой человеческой памятью, жившей там, теплятся воспоминания детства, говорят, они самые яркие, и это безусловно так…

Прошло несколько дней с того момента, как пишу эту историю, и в руки попалась газета «Сибирский характер». Выписываю из газеты слова генерального директора предприятия «Востокслюда» Геннадия Рубцова:

– Раньше мы добывали 10 тысяч тонн сырья в год. В нашем районе проживали более 30 тысяч человек, большая часть которых трудилась у нас на предприятии. Мы обеспечивали мусковитом 90% потребностей всего Советского Союза. В настоящее время его добыча в нашей стране вообще не ведётся. А основные поставки сырья на российскую оборонку направляют из Индии…

Раньше Киренск, Ербогачен, Бодайбо, Мама, и многие другие посёлки Иркутской области надёжно связывала малая авиация, ныне узнаю из газеты, что рейсы самолётов нередко бывают отменены. Руководство Иркутской области объясняет, что, мол, нет средств, нерентабельно. Аэропорты на севере Иркутской области не могут быть рентабельны и существовать без государственной поддержки, ибо проживающие на севере люди не могут платить полную стоимость авиабилета. Вопрос сейчас стоит очень остро, но ведь если рейсы отменят окончательно, то люди, живущие на севере Иркутской области, останутся брошенными…

В этот раз Володя Алпатов ещё успел слетать на родину самолётом…