«О чём поют берёзы» / Архив номеров / ВЕЛИКОРОССЪ

берёзка.jpg

«Из лазоревых связанный ниток»

Из лазоревых связанный ниток,
Второденных деяний ковёр,
Поглотив взбитой пыли избыток,
Приобрёл пооблезлый колор.
А местами и вовсе клубами
Пышнопухими всклочилась пыль,
И метётся, степенно, ветрами
По верхам перекатный ковыль,
В разожжённый за призрачным краем,
Расплескавшийся красным костёр,
Чтоб тот копоти плотной простёр
Простыню, ковыли пожирая.
И легла она мглистым муаром,
От орды огнелётной искрясь,
Создавая подобье бульвара,
Где светлейший слоняется князь.
А когда августейший устанет
Семенить по тенистой стезе,
Кто-то смоет слой копоти с ткани
Щёткой, смоченной в чистой росе.
И зайдётся лазурью безбрежной
Свод, пропахший душистых духов
Шлейфом, легшим, бесшумных шагов
По следам, полосой белоснежной.

«И волн, ковыль, укромных»

И волн, ковыль, укромных,

И рослые леса,

И торсы гор огромных,

И прочая краса…

Всё может опостылеть;

И лишь тебе одной,

Лета сквозь быть по силе, –

Желанной и родной!

«Ты обиды забудь бередящие»

Ты обиды забудь бередящие,

Сдуй с углей суетную золу,

Чтобы звёзды костра не горящие,

Снова зажили в жарком пылу!

Быстрый, страсти костёр – астропламенный,

Даже жарче вначале от ссор.

Но на чуждые чувствам экзамены

Порастратившись, – в тлеющий сор

Превращается.

Если ж с усердием

И пристрастием не пробуждать

В нём участием жизнь, милосердием…

Ждать недолго придётся, когда:

Испустив в сгустке дыма последнего,

Призрак пылкости хладный костра,

Обернётся махровостью бледного

Погребального платья искра.

А любовь не подснежник стоический –

Это розы изнеженный цвет!

Ей бесстрастия холод нордический,

Как и льду солнца жаркого свет!

Победив же обиды абсурдные,

Щедрой пылкостью страстных костров,

Мы соцветие эроторудное,

Оградим от морозных ветров!

«Август!»

Август! Август! – настал, улыбаешься!

Только облик улыбки тосклив…

Может, хладной слезой заливаешься,

Что тобою черту подвели:

Под живительным солнца могуществом,

Ощутимым и в мраке ночей;

И помпезным природы имуществом,

Раскулаченным бегством грачей;

Под длиной дня почти бесконечною,

А местами без всяких почти!

Да и просто под жизнью беспечною, –

Её буйство принудив уйти?

Но ты, август, найдёшь утешение,

В обновленье извечном земли.

Жаль не мой ты – ведь мой, к сожалению,

Обновления мне не сулит.

«Вечер-ночь»

Гротескно – от грани до грани,

Громадный пригревшийся тигр,

Прилёг, в грандиозной саванне,

Взгрустнув от медлительных игр.

Он мнит дальнозоркость движенья,

Сменить близорукостью сна, –

Изжоги возможное жженье,

Презрев, как возмездье вина!

Он зев кровожадно разинул

И острого мяса кусок,

Уж наполовину в ней сгинул…

Охоты – удачен итог!

Лишь бог мотыльков недоступный

И чья-то бесчисленность глаз,

Пронзая, плоть ширмы преступной,

Взирает с презреньем на нас.

«Грохочет грозный лиходей»

Грохочет грозный лиходей,

Раскатным рыком устрашая

Животных, гадов, птиц, людей, –

Стихии бал провозглашая!

Резвится в адовом дыму,

В огнём сверкающих нарядах,

Бесовья поросль, кутерьму

Творя и тряский беспорядок.

Стараясь топаньем копыт

Взбить гуще грифельные взвеси,

Быстрее бесов сонм спешит,

Плотнее свет небес завесить.

В разгаре праздничный разгул!

Беснуясь, скачет рой безбожный,

Под акапельный ветра гул,

Не видя, в пляске лохмоножной,

Что дым, вмещающий их бал,

Не просто мути клуб воздушной:

Он влаг земных пары вобрал;

И словно плод лозы, послушно

Терпя копыт тяжёлый гнёт,

Покорно давится и свежий

Сок, на земь не жалея, льёт,

Сквозь не заделанные бреши.

У сока привкус рек, озёр,

Морей, бескрайних океанов;

И слёз, которые отёр

Рукою горестной, Адамов

Потомок, снёсший страх иль боль;

Обиду, прочие невзгоды;

Иль вместе все – велений воль

Тщеславных, пагубные всходы.

От первых дней, первейший враг

Людей – не грозная стихия,

Не от болезней мор, а благ

Отъёма методы лихие!

Чужие земли, деньги, власть –

Жрецов корысти – дар алтарный!

Хотя, бывала даже страсть, –

Причиной битвы легендарной…

Из года в год, из века в век,

К наживе пыл не ослабляя,

Чинит бесчинства человек,

Дожди слезою приправляя.

Да так, порою, что горчат,

От соли горестной осадки.

Жаль, что ценой не огорчат

Они, на смерть тиранов падких…

Меж тем обильно литый сок,

Давильней выданный ударной,

Уж от шальных почти истёк

Потуг, копытности непарной.

Когда с последней каплей плод,

Нещадно топчемый, простился,

И жмых прозрачный просветился

Насквозь светилом, хоровод

Бесовский, тверди кучевой,

Лишившись, лихо провалился;

И восвояси удалился,

В слезах повинных, ждать конвой…

«Юлия»

Юлия – любил я с юных лет,

Лучшим из людских имён считая, –

Имя это – счастья амулет!

Явственно, поверх меня витая,

Правивший, плутающий мой путь,

Если, видя блеск влечений мнимых,

Рвался я, безвременно, свернуть,

Флёром ослепляющим манимый;

И приведший к истинной любви!

Льющей, сребро-рунное свеченье

Овна, стад, земного визави,

Выполнив сполна предназначенье, –

Абрис обретя, в чертах влеченья!

«О чём поют берёзы»

Седые волосы земли многострадальной,

Когда гребёнкою расчесывает вас

Рука ветров, вы, голося исповедально,

О лихолетиях заводите рассказ…

Немногочисленно ниспослано природой

Вам лет, в сравненье с желудёвою копной;

Но человечество с непреходящей модой

На гибель ближнего, убийственной войной,

Уж не единожды за промежуток краткий,

Ваш потревожило задумчивый досуг;

Дождём кровавым, удобряя смерти грядки

И урожаем наполняя Леты струг.

Всё зло от разума! Развитие мышленья

Вело не только к освоению наук –

Попутной двигаясь тропой, с опереженьем,

Развился каждый добродетели недуг.

Гордыня, зависть, нетерпимость, алчность, злоба,

Бездушность, лживость, лицемерие и лесть –

Людские спутники с рождения до гроба,

Не престающие к беде упорно весть.

И чем всевластнее недугов обладатель;

И чем покорнее пред ними спину гнёт, –

Тем горя большего он – грозный созидатель!

Террора зверского, боготворящий гнёт…

Прошу, опомнитесь, корыстные смутьяны –

Уж не одно людьми пролито море слёз!

Пусть ныне грустную песнь дуновенец рьяный,

Лишь может выпросить у нынешних берёз…

Но руководствуясь: моралью и законом,

Себе подобного убийства прекратив, –

Мы можем в будущем, не сильно отдалённом,

Вернуть деревьям жизнерадостный мотив.

В противном случае, не прекрати мы множить

В душе извечного соперника добра,

Боюсь, что в будущем, увы, случится может,

Что песни шумные услышат лишь ветра.

«Я чужими однажды проснуться боюсь»

Я чужими однажды проснуться боюсь…
Лучше быть незнакомцем, чем ведомым бывшим;
Не заказан сердцам незнакомцев союз,
Но заказан однажды сердцам отлюбившим.
Вдруг откинет ткань страстную чувств чародей,
И где пульса любовного мнилось биенье,
Мы увидим ковчег – пустоты не полней,
И любовь, шарлатана сочтём представленьем.
Философский я камень хочу заиметь…
Не для чаяний алчных немолчным участьем
Превращать заставляющих в золото медь;
Не для мечт, утопивших в вине своё счастье;
Не для мрачной возможности вечность провыть
От вселенской тоски и изжитых желаний;
Я хочу ему чувственный навык привить,
Пусть хранит он любовь мою от увяданий.
Знай, мне незачем злато, века и вино,
Если жизни убранство излишнее это
Красотою твоею не озарено;
И любовью твоею душа не согрета.
Я надеюсь судьбою мне не суждено
Отчуждающего пробужденья дождаться;
Не блеснёт пусть то утро вовек за окном!
А иначе зачем мне тогда пробуждаться?