Я оглянулась...

Птичка-синичка

Ах ты, маленькая! Тук-тук, в окошко носиком... И «бусинкой» в меня косишь? Зёрнышки твои там, на балконе, а ты почему-то здесь... А лапками-то как за сетку оконную – цепко! Снежно нынче? Ну, да... Мело всю ночь... Замёрзла? Иль упредить меня о чём-то хочешь? Ну, давай, рассказывай... Знаю-знаю, подойти поближе к тебе нельзя. Да и не только подойти, пошевелиться не смею – упорхнёшь ведь сразу. Но я и отсюда тебя пойму. Правда! Продержись только ещё чуть-чуть... Побудь! Поговорим душа с душою, а? Ну... куда же ты!.. гостья моя... нечаянная...

Кофе с ликёром

Белый ликёр в утренний кофе – это правильно. Изредка, конечно. В сильный мороз, к примеру. Вместо молока. И вкусно, и согревает слегка. Вот только... Только не перед выходом на работу! Это я теперь точно знаю.

В то зимнее утро я – второпях! – плеснула его больше, чем нужно. Ну, и... ничего страшного, думаю, – глоточек за глоточком – так весь кофе и выпила. Но перед самым выходом из дома запела вдруг душа моя! заиграло всё вокруг... новыми красками! Что ж делать-то?! А ничего не делать – на работу идти. Но ведь...

...Дорога до работы моей любимой показалась как никогда короткой. Понимала, что идти нужно медленней. Мед-лен-ней! – командовала я себе. А ноги несли! – как же легко они меня в то утро несли! По моей тропинке... сквозь лес... всё дальше... дальше... – Всё ближе и ближе. А деревья вдоль этой самой тропинки за ночь опушились инеем так, что просто подныривать нужно было под опустившиеся под снежной тяжестью ветки. Я и подныриваю. Легко получается! Весело! Тряхнула искрящуюся белоснежными колючками ветку – вот уж и сама вся... – с головы до ног! – в серебристой пыльце. Остановилась обмахнуться варежкой, огляделась... Красота-то какая!.. Так бы и стояла здесь – не знаю, сколько... стояла бы... Но понимаю (конечно же!), что нужно, нужно «выныривать» как-то из эйфории этой... сказочно прекрасной! Потому как... уже вхожу во двор...  Ступени...  Дверь... Вестибюль... Лестница... И – стоп! Разворачиваюсь и – по длинному коридору – к мудрой «фее» моей, в медпункт.

А там лишь словом успели перемолвиться и – звонок! Требовательно так! В унисон с закипающим чайником... Обречённо встаю (привычка!), но... повинуясь рукам её, мягким и добрым, властным её рукам, «приказу» строгому успокоиться, остаюсь ещё (была ни была!) на несколько минут. И только потом – спокойно и уверенно – иду и открываю в аудиторию дверь: «Простите за опоздание, друзья мои... присаживайтесь... тема сегодняшнего урока...».

Я оглянулась...

Контингент профтехучилища, где нам с мужем довелось в молодые годы работать, безусловно, оставлял желать лучшего – дети из «трудных» семей, детских домов, интернатов... Так уж складывалась моя учительская биография с самых первых её шагов. Но не о моей биографии речь. А об одном из тех, «трудных». О парне-детдомовце, у которого была мечта – во что бы то ни стало! – после окончания «чугулёвки» нашей, куда из детдома – хочешь не хочешь – направили, поступить в Высшее воздушно-десантное командное училище. И он поступил. И закончил его – блестяще!

А сразу после окончания (исполнения мечты заветной!) уготован был ему Афганистан. И... дай Бог, чтоб ты был жив, Серёга! На сегодняшний день я знаю лишь одно: числишься ты, друг мой, пропавшим без вести. Уже много-много лет в Списках тех –  безмолвных и бесстрастных – числишься...

А то утро зимнее, снежное – снег валил хлопьями! – в памяти, знаешь ли, осталось навсегда. Я перебегаю через двор училища в новый корпус (торопилась на следующий урок), вдруг окликает кто-то сверху, из окон второго этажа. Оглядываюсь и! – ... и прямо в глаз! снежок! – тяжёлый, основательно из снега мокрого (то, что и надо для снежков!) слепленный. Попадание, однако... странное... На урок идти я уже не могу. Слёзы из подбитого глаза – рекой, щека снегом колючим расцарапана. Сижу в своей комнате (жили мы тогда там же, в студенческом общежитии), пытаюсь как-то... в себя прийти. Суетящаяся рядом медсестра возмущённо советует: «Докладную на имя директора пишите! И пусть выясняют! Кто из этих…». И вдруг – дверь настежь: «Простите! Я не хотел. Ну, чтоб так... в лицо. Правда. Я просто, чтоб вы... оглянулись!..».

Это и было Счастье

– Поторапливайся, дедушка!

– Дедушка? А! Ну, да… Я сейчас! – отзывается  сорокатрёхлетний дед, добривая щёку. – А ты у меня... бабушка, что ль, теперь?                                  

– А то кто ж! Бабушка я... бабушка! Закругляйся поскорей, пожалуйста!

Торопливые сборы: цветы, гостинцы – всё по пакетам, и вот уж мчимся втроём (младший сын отпросился с лекций) по зимней дороге в город. По договорённости с папочкой нашим новоиспечённым встречаемся на остановке «Роддом». Смотрим внимательно...

Стоп! Вот он! (Уставший... сыночек мой... замотанный по поручениям разным – донельзя!..) С огромным букетом, рядом – тоже огромная – сумка с  «приданым»... Потискав в объятиях, заталкиваем его в машину и следуем дальше уже «прицельно» – за поворотом роддом.

В холле, больше похожем на дендрарий с экзотическими растениями, даём какие-то интервью для домашнего видео, о чём-то разговариваем... Волнуемся!  А в это время, как потом узнаем из того же видео, медсестричка снаряжает нашего внука в Дорогу...

Мамочка стоит рядом, смотрит на него очень серьёзно и... тихо, как умела смотреть только она, наша Леночка...  

Но...  – вот и они! Объятия, поздравления! Знакомство с человеком новым!  «Маленький...  На папу похож... Такой же серьёзный, и лобик хмурит... так же! Того и гляди, скажет: «Успокойтесь уже, родственники, дайте человеку поспать..». А мы и так уж не разговариваем – шепчемся. Маленький свёрточек переходит из рук в руки... – и все восторги уже там, внутри... Перед выходом предлагаю Лене тёплый шарф (на дворе мороз крещенский!), но она, улыбаясь, поправляет свои роскошные волосы – так хочется ощутить себя вновь красивой!..

И вот уж (в тесноте да не в обиде!) везём мы нового члена семьи домой, в маленькую квартирку в семейном общежитии, где они тогда проживали. «Ниссанчик» свой любимый дед ведёт осторожно – в этом деле он виртуоз.

«Ну... вот ты и дома, малыш... Добро пожаловать... – Спит, что ли? – Спит...». И пока главный человек почивает в комнате, мы все ютимся и хлопочем в маленькой кухоньке. Стол там тоже маленький, но – каким-то образом? – размещаемся все.

...Тихий звон бокалов, поздравления с пожеланиями – ещё и ещё раз... А на сердце... тепло и спокойно – мы вместе. Все как один...

Дорога в школу

Эк, куда меня занесло! – в собственное детство. Зимы тогда были суровые и снежные – настоящие были зимы. Если уж запуржит да завьюжит, да разыграется в ночь метель, к утру дома на улице нашей крайней в пол-окна под сугробами скроются. По этой самой причине отец просыпался чуть свет – дорогу нам до калитки прокладывать. И к моменту выхода из дома готов уж был снежный «тоннель». Выше человеческого роста! – если со дна мерить. Размахиваемся портфелями и – хоп! Прямо с крыльца! Можно было, конечно, и по ступеням сойти, да где там! Мать за окошком и пальцем погрозить не успеет, а мы уж все там. И потопали вдоль белых, сыпучих, холодом дышащих стен, лишь снежок под валенками – хруп-хруп... хруп-хруп... На подъёме опять ступени, утрамбованные деревянной лопатой – крепко! Взбираемся, друг дружку подталкиваем. А наверху!..  –  сугробы... Сугробы – куда ни взглянь! Притаились дома... под покрывалами снежными... – заборы... лишь макушками столбиков из-под толщи снеговой торчат... И наш путь – по целине снежно-снежной, нетронутой, шагами ничьими пока не мереной...

«Дальше сами!» – улыбается отец, исполином возвышаясь над сугробами белыми. И пошли – сами! То и дело в снегу застреваем, падаем! Выбираемся – кто как может... Хохочем! Постепенно в снеговиков превращаясь, таким манером до центральной улицы шаг за шагом и продвигаемся. А там уж... – ура! –  трактор дорогу прочистил! До самой школы...

Как меня потеряли

Из рассказов родителей я знаю, что крестили меня в подмосковном городе Можайске. За тысячу с лишним километров от дома. В наших краях все церкви в те годы были закрыты, вот и повезли меня туда две сестрички (мама моя и младшая её сестра Настя – теперь она моя крёстная), совсем маленькую повезли, трёхмесячную. Ни зима, ни февраль метельный да вьюжный – ничего их не остановило. До Можайска добрались благополучно. Там, в церкви Иоакима и Анны, сделав всё, как положено и отдохнув после службы «в церковном тепле чуток», принялись меня – крещёную уже, с крестильным крестиком на груди – в тёплое одеяло да в шубу овчинную укутывать. Хорошо укутали – ни снег, ни ветер, ни мороз не страшен. Уложили в санки и – в обратный путь. (А санки и шубу ту тяжеленную велела им бабушка моя из дома взять). И вот идут они по дороге заснеженной, разговаривают, впечатлениями разными делятся да меня за собой в две руки тянут – легко им! А на сердце-то как  радостно! – такое дело важное сделали. Вдруг слышат, «шумит за спиной кто-то». Оглянулись: мужчина – далеко от них – руками машет, к себе зовёт, а у ног его... красный свёрток на белом снегу лежит... Переглянулись сестрички и – бегом к нему! Подхватила меня мать на руки, опомниться, понять не может, как (!)  из шубы – «неподъёмной» шубы той! – «дитё малюсенькое могло выпростаться»?! А из санок-то вывалилась – как?! Плачут обе, мужчину наперебой благодарят, у Бога да у меня, у маленькой, прощения просят. А мне-то что... Притаилась я на маминых руках, спокойней мне так и теплей. Надёжней, главное!