Весенние песни

Про дятла

Осторожно наступала  весна,  и  птицы в лесу заволновались, загомонили. Первыми по-весеннему затенькали синицы; заворковали, будто голубки, черные вОроны; затрещали сороки-белобоки; и уж совсем душераздирающе, дурными своими голосами заорали  одни из самых красивых наших птиц – сойки. Кровь заиграла, и каждый птах старался излить переполняющую  его страсть  песней.

Нет песни   только у дятлов.  Песни-то нет, но страсть-то, томление любовное, как  и  у всякой  живой  души,  есть. Вот и придумали они, как о себе заявлять.  Дятел выбирает в лесу дерево посуше, побольше, позвонче; садится на ствол, упирается хвостом, оттягивает голову как можно дальше и со всего маху  ударяет клювом по деревяшке. Голова отскакивает, как мячик и начинает – ну вот, как если шарик от пинг-понга  уронить на стол, он на нем  начинает прыгать, - вот и дятлова  голова так же. Получается такая деревянная трель в лесу – Т-Р-РРРРРРР!   Я все думаю:  получит   он  в конце  концов  сотрясение мозга. Голова-то у него  наверняка «кружится».

«От любви», - думает дятел.

А «песня»  дятлова  тем  лучше, чем звонче он выберет дерево.

Наш дятел, - он живет в лесу недалеко от дома, -  вместе с синицами всю зиму прилетал  на кормушку, так вот – наш, без  сомнения,  музыкально  одарен.                             

В прошлые годы он все барабанил на столбе электрическом. Техника стука та же, но звук получался красивый. Столб сам по себе сухой-сухой, провода натянуты как струны, фонарь  старой шляпой болтается – все откликалось!  Ну, целый «оркестр симфонический».    Да вот, – заменили деревянные  столбы на бетонные,  а  провода – на кабель.  Загрустил, было, наш   музыкант,  и… придумал себе новый инструмент. 

У бани на березе висел старый скворечник. Скворцы в нем не прижились, а так –  кому не лень и интересно, использовали его вроде гостиницы. То, смотрю  -  белка там сидит, из летка  выглядывает, то синицы  вокруг суетятся. Но постоянно никто не живет. И  однажды ранним утром, только-только солнышко над лесом показалось, уселся наш  дятел на этот скворечник, уперся хвостом, да  кааак  ударит по нему клювом – ТРРРРРР!  Скворечник  превратился  в  резонатор.       

Ударит дятел – прислушается, опять ударит – опять послушает, видно понравился ему новый инструмент, - и давай выбивать на нем свою любовную «песню».  И правда, здорово у него получилось – радостно так, звонко, призывно.

А в синем небе над лесом пролетали как раз  дикие гуси, и один гагакнул нашему артисту: «давай, давай, мол, молодец, и отсюда тебя слышно!»

Весна пришла.

Чудное мгновенье

Я вышел в сад – после двухдневного серого, нудного дождя, который превратил весну в какой-то мартябрь, - сегодня выглянуло солнце.

Тёплый ветер старательно разогнал тяжёлые тучи.

Из чёрной земли там и сям лезут на свет зелёные ростки.

Весна, весна! Не остановить уже…

Лёд на реке сошёл, лишь остались кое-где закраины.

Кряквы семейными парами рассекают гладь освободившейся воды. Одинокие селезни пытаются кто хитростью, кто боем завоевать подругу.    Кряк, гам, хлопанье крыльев.

И вдруг, не веря своим ушам, слышу… лягушиное пение! Стихло. Но вот – опять. С какою-то неизъяснимой нежностью и страстью поёт лягушка!

Откуда? В марте? Среди ледышек?

Осторожно иду на звук, начиная понимать, что доносится лягушиное пение сверху, поднимаю голову, и вижу – в переплетении берёзовых и черёмуховых веток схоронились две сойки. Самец и самочка.

Он поёт ей о своей любви.

Тут надо заметить, что сойки могут подражать любым окружающим их звукам. Я знавал одного домашнего сойку-самца, который тарахтел электробритвой, скрипел тележкой, кашлял, разговаривал. Голосовые возможности этой красивой птицы практически не ограничены. А вот, если сойка захочет что-то рассказать собственным голосом, то, ничего, кроме резкого крика не услышишь.

Наш, чтобы поведать о своих чувствах, выбрал «лягушиную песню», потому что звучит она, когда вокруг тепло, и жизнь неистово пробуждается на земле.

Так, наверное, уже сейчас пела и чувствовала его душа.

И у людей не так ли? Один скажет: ну, это… я чего хотел-то… выходи за меня.
Другой – 
                Я помню чудное мгновенье…

День по беды

Он  прилетел, он вернулся.  Он запел в сумерках на обломках огромной черёмухи.

Старое дерево не выдержало апрельского снегопада,  ствол сломался, и вся крона кучей перепутанных веток полегла на берег болота. Там, под этой некогда роскошной кроной, осталось его гнездо, которое теперь и не найти в этой урёме.

Поздняя Пасха не торопила весну. Северный ветер гнал волны по небывалому разливу против течения, и от этого вода поднималась всё выше и выше, и уже подтапливала ближние дачи, заливала дороги, перехлёстывала через мосты.

Ночью ветер стих; косое плечо луны показалось из-за леса, и, отразившись в чёрном зеркале разлива, - засверкало серебристой рыбиной.

По звонкому выщелку, контрапунктом делившему всю песню примерно на восемь колен, я узнавал его, - наш, наш вернулся. В прохладе и сырости ночи соловьиная песня  - чудо.

«Ну как, в маленьком, нежном горлышке рождается такой голос? – размышлял я. – Голоса равной силы есть и у других птиц, - ворона может каркнуть, что уши заложит, или сойка с перепугу, я уже не говорю об истериках чаек над водой, - но не сыщешь красоты и гармонии в таких звуках. Смотреть можно, глаз радуют, но не слух…  А попробуйте увидеть соловья? Если долго всматриваться, да и то не обязательно увидишь, -  махонькую, невзрачную птаху. Неужели он поёт?! Да, он!»

Соловьи, соловьи, не тревожьте солдат,

Пусть солдаты немного поспят...

А это уже русский соловей - Алеша Фатьянов, выросший в Вязниках, облетел своей песней весь мир. И никогда и никому не надоест его песня, ибо в памяти народной навсегда впечатана цена Победы.

Но чем же песня соловья могла потревожить смертельно усталого, из боя выползшего, уцелевшего солдата?

Спящие, они могли не услышать взрыва бомбы, а тут - соловей потревожит? 

Потревожит, потому что зовёт он свою возлюбленную, потому что звучит Песнь Песней, и коль ты выжил – то необходим ей, Маше, Кате, Светлане… да несть именам числа, - для продолжения жизни вечной. Только доживи, родной! И не нужны будут слова у черёмуховой околицы, куда придут вдвоем после войны, после беды. Мало слов у простого человека для выражения любви, - соловей доскажет.

Миллионы солдат унесли в душе соловьиную песню в райские сады и там слышат её и ждут встречи. Думаю, к ныне дождались все…

…Так и пел он каждый вечер и каждую ночь, так и звал подружку и рассказывал ей, что всё он исправит: и гнездо новое совьёт, и черёмуха-то, смотри, не погибла совсем, но набухают почки и вот-вот лопнут и они, пропев свою зелёную песню жизни, ты прилетай, я вернулся.

Открываю окно и слушаю, слушаю его вечную песню, но не покидает меня тревога. Болото молчит, - не поют лягушки, а мне так не хватает их разноголосого, сложного хора.

Может быть, опять в реке воду отравили, как и было уже несколько лет тому назад, когда вскрывшись ото льда, понесла вода мёртвую рыбу? Не утихает война человека с природой. А лягушки, они только в чистой воде живут, и тогда чудом сохранились несколько пар в заводи у леса. Три года молчало наше болото. Но опять справилась природа, опять победила ворога, и два года уже, как распевает по весне мой самый любимый хор, хор моего детства – лягушиный.

И вот нынче Девятого Мая, в аккурат на День Победы, ближе к вечеру слышу, вначале осторожное:

- Уак-уак-уак!

Потом тенор посмелее:

- Эке-ке-ке-ке-кеееек.

Потом басок:

- Куак-куак-куак.

Проснулись певуны. Слава Богу! Не пели в холодной воде, а сегодня весь  день солнце светило, - вода и прогрелась до песни.

И грянул хор, лучший для меня в этом мире.

Не передать словами, как они пели в этот день! После зимы, после беды, в День По-беды!