И умер казак на рассвете
Памяти моего великого народа.
Спалось дюже сладко в степи казаку:
Пел ветер, как ридная маты.
Казак улыбался, щекой к башлыку
Всё жался и запахи хаты
Ноздрями ловил и глотал впопыхах,
Как вкусную тюрю с цибулей.
Враз тело покинули холод и страх
И боль в чёрной ране от пули.
Он спал, ну а, может быть, он умирал,
И смерть была сладко-пьянящей.
Был короток и непростительно мал
Путь жизни, лишь беды хранящий.
А бед было столько, что Боже спаси!
Шла смерть по пятам, как невеста.
Казак стал изгоем в родимой Руси –
Без племени, роду и места.
Лишь степь распахнула объятья, как мать,
И ночка хмельная, и ветер.
Они пригласили его умирать.
И умер казак на рассвете.
Он умер, но память казачья жива,
Летает, как песня народа!
И прорастает она, как трава,
Как всходы казачьего рода.
Древний дом
Дом был старый, точней сказать – древний,
В позапрошлом построен веку.
Все дома по соседству плачевней
С каждым днём становились. Тоску
Об ушедших годах было сложно
Им унять, вот и сыпались вниз:
Штукатурка, побелка. Безбожно
Кирпичи все крошились, карниз
В каждом доме соседнем тревожно
Нависал над строеньем своим.
Только древний дом был невозможно,
Несравненно хорош! Молодым,
Очень свежим, красивым и новым
Он казался средь прочих домов.
Был он, к слову сказать, образцовым –
Двести лет! А он свеж и здоров!
Свежевыкрашен, облагорожен,
В окружении сосен живых.
Древний дом, но так славно ухожен
В нём живущей семьёй. В вековых,
Неизменных традициях рода
Был заложен от предков наказ:
«Дом беречь и любить». И природа
Помогала жильцам тем не раз:
Облетали их стены снаряды,
Ни огонь, ни вода, ни беда
Были в дом тот проникнуть не рады.
И не брали, как прочих, года.
Двести лет в этом доме звучали
Дивной музыкой радость и смех.
Провожали, встречали, венчали
И любили, любили там всех.
Дом и сад в светлых чувствах – святые.
Для людей – тёплый, солнечный кров.
Оттого-то душой молодые
Здесь все древние – дом и любовь.
Суд покаянный
Разбавив ночь февральской стыни
Вином ли, дымом сигаретным,
Луна – двойник пахучей дыни,
Мигнёт глазком едва заметно.
Дыхнёт полынью и покоем
Крутая смесь хмельного зелья.
Все звёзды с неба чинным строем
Шагнут на землю для веселья.
Что тут начнётся! Боже правый –
Весна идёт! Взмахнув крылами,
Слова, с искусственной приправой,
Слетятся, брызжа похвалами.
И ночь, в восторге растворившись,
Весь этот звёздный шабаш пьяный,
С весной на пару ухитрившись,
На суд отправят покаянный.
22 июня, ровно в 4 часа...
Давай с тобой, мой генерал,
Сегодня вспомним ту войну –
Ту, чью преступную вину
Признал Нюрнбергский трибунал.
Мы вспомним дедов и отцов,
Свечу затеплим образам
И поклонимся орденам
Бессмертных русских храбрецов.
Ты наливай. У той войны
Кровавым первый был рассвет,
И мне рассказывал мой дед:
Всем снились радостные сны.
Налил? Сегодня – ночь без сна.
Мы будем вспоминать войну
И молча за свою страну
Глотками пить вино до дна.
А утром мирный наш рассвет
Настанет, друг мой генерал.
Сегодня в школах кружит бал,
Как и в ту ночь. Но только свет
У солнца будет золотым,
А не кровавым, как тогда.
Бегут победные года,
Вверяя память молодым.
Мой генерал, взошла заря.
Четыре ровно. Две свечи
Зажжём и грустно помолчим
О тех, кому благодаря
взошла заря...
Тоска
Опять тоска беспечно-хмуро
В душе расселась как хозяйка.
Она седа и белокура
И всё такая же лентяйка.
Блондинкой быть тоске по нраву,
Спрос с этих особей не строгий.
Она чинит свою расправу
Над теми, кто из аналогий –
Безумных битв и линчеваний,
Не строит мир свой многогрешный,
Что сплошь из самолюбований
Сложён в поспешности. Потешный
Для сей тоски протест мой ярый:
«Прочь, оккупантка!» Лишь – смеётся!
Сюжет знакомый, очень старый –
Душа тоске вновь в плен сдаётся.
Звучал Стравинский...
Посвящаю моему другу
композитору Сергею Алиманову.
Звучал Стравинский, и в проём двери
Жар-птицами летели ноты в сети.
Мне вспомнились слова Экзюпери:
«Быть человеком, значит быть в ответе...»
Не приручить без музыки земной –
Ни Розу, ни восторженного Лиса.
Играй, рояль, окутай стариной
Волшебный миг. Поднимется кулиса,
Сыграет жизнь ещё один сюжет
В спектакле – фарсе, где любовь нетленна.
Звучал Стравинский, мягкий лунный свет
Подыгрывал печали откровенно.
В лесу
Размыт дождями край тропинки,
Заросший бузиной лесной.
Промокли плащ мой и ботинки,
Рюкзак холщовый за спиной.
Похоже – заблудилась! Глупо
В поход одной уйти с утра.
Под ложечкой заныло тупо,
Ещё и дождь, как из ведра.
Иду, молюсь, прошу тропинку:
«К сторожке отведи меня».
В руке своей зажав дубинку,
Смотрю с тоской – к закату дня
Лес стал готовиться упрямо.
И с каждым шагом всё темней.
Молюсь, молюсь, всё чаще: «мама»
Летит мой зов среди ветвей.
И вдруг, о, чудо – запах дыма,
Заполнил сладко ноздри мне.
Ускорив шаг, неустрашимо
Пошла на дух сей в полутьме.
Лесная, чёрная избушка,
Почти невидима в ночи:
Тепло протоплена, горбушка
Лежит на полке у печи.
Топчан в углу, подушка с пледом –
Любому путнику ночлег.
И пусть ты мне совсем неведом,
Спасибо, добрый человек.
В памяти живёт...
На краю станицы, где простор разлит,
Слышу шум и топот конских я копыт.
Кони, мои кони! Жить без вас невмочь!
Отнесите, кони, топот вы в ту ночь,
Где в степи у речки теплится костёр,
Над которым ветер взор свой не простёр.
Где поёт гитара трепетно, навзрыд,
Где мой конь буланый блещет – так намыт!
Где кукушка строгий свой ведёт подсчёт,
Где отныне детство в памяти живёт…
Золотой нектар
Как вкусно пахнет загородный сад.
Апрельский дух наполнен ароматом
Цветущих вишен у казачьих хат
В моём краю, на запахи богатом.
Летают пчёлы от цветка к цветку –
Мёд будет сладким и неповторимым.
Все травы изумрудные в соку
Стоят целебном. О, незаменимым
Весны-царицы будет дивный дар,
Когда завоют ветры в поле снежном –
Целебный, сладкий, золотой нектар
Наполнит мир вновь ароматом нежным.
Восторг
Прохладный вечер.
Светлячки резвятся в травах.
Закат подсвечен
Синевой. День спит в дубравах.
На море шторм.
Ведут бои с ветрами волны.
Игрой валторн,
Такой живой, их крики полны.
Как на душе
Тепло-тепло, как сердцу сладко.
Звучит туше,
И началась большая схватка.
Вступила ночь
В неравный бой с вечерней мглою.
Совсем невмочь
Скрывать восторг мне под луною.
Сон
Мне снился этой ночью давний март.
Он был других не лучше и не хуже.
Капель звенела. Крыши всех мансард
Отбрасывали тени прямо в лужи.
А мы с тобою были влюблены!
Мы были влюблены в друг друга нежно.
Друг другом были мы с тобой больны,
А март был болен нами и прилежно
Сопровождал повсюду нас с тобой:
Гнал ветром в спину, поливал дождями.
Случалось – был сердит: холодный, злой
Забрасывал нас мелкими камнями.
А нам с тобою было всё равно,
Легко брели мы по глухим тропинкам.
И было нам то грустно, то смешно,
Когда нас март пытался поединком
Дождя и снега глупо удивить,
Забравшись под пальто к нам и в ботинки.
Но это не мешало нам любить:
Друг друга, март, снежинки и дождинки.
Мы были невозможно влюблены!
И наши руки трепетно сплетались.
Всё лучшее опять приходит в сны.
Ах, как во сне мы страстно целовались…
Я жизнь люблю за то, что в ней есть ты...
Я жизнь люблю за то, что в ней есть ты!
За то, что облака плывут неспешно
Там, где лазурью яркой разлиты
Все чувства неба. Может, это грешно,
Закинув взор в неведомую высь,
Туда, где жизнь рождается с зарёю,
Увидеть вдруг, как тихо родились
Слова любви?! Изящною ладьёю
Они поплыли вдаль по облакам,
Раскраивая белые пласты.
Скатились слёзы счастья по щекам:
Я жизнь люблю за то, что в ней есть ты!
С вечерней зорькой...
Ароматом скошенной травы
Переполнен воздух в летний вечер.
Стол дубовый под листвой айвы
Уходящим солнцем вкруг подсвечен.
Тишина звенящая в саду
Навевает думы доли горькой.
Тень играет с ветром в чехарду –
Вдаль уходит грусть с вечерней зорькой.
Душа моя клубочком невесомым...
Чем старше становлюсь, тем мне милее
Российских деревенек тишина.
Здесь русский дух и крепче, и целее
И нищих духом* красота видна.
Иду совсем неспешно по тропинке:
Собаки брешут глухо, с хрипотцой,
В моей цветной, ротанговой корзинке
Так вкусно пахнут пышки и сальцо.
Клубится пыль на грунтовой дороге:
На старых дрожках едет мужичок
В подпитье лёгком, шумный, колченогий,
Со смаком свой вдыхает табачок.
Душа моя, клубочком невесомым,
Свернулась так уютненько внутри.
И кажется мне каждый куст знакомым,
И кажутся родными пустыри.
И дух российский глубже проникает,
И крылья вырастают за спиной.
И душенька над миром воспаряет,
С Неопалимой слившись Купиной...
* Преподобный авва Исаия: «… не те нищи духом, кои отреклись от мира и терпят только внешнюю нищету; но те, кои оставили всякое зло, и непрестанно алчут и жаждут памятования о Боге».
«Нищие духом – люди лишённые гордыни и злобы. Нищие духом – смиренные, которые сознают своё несовершенство и недостоинство перед Богом и никогда не думают, что они лучше и святее других».
Краткий церковнославянский словарь
Комментарии пока отсутствуют ...
