«Цвела Атлантида. И шли по реке корабли…» / Архив номеров / ВЕЛИКОРОССЪ

***

Цвела Атлантида. И шли по реке корабли.

И с музыкой тёплой ложились ветра на причалы.

Жила Атлантида. Великая. В центре земли.

И гостя любого как старого друга встречала.

Теперь говорят, что всё было иначе, но я

По лицам чинуш, по их едкому, сальному тону,

Всё понял - скрывают. Была Атлантида моя!

Сидят и боятся пускать на руины Платона.

Вывозят леса. Драгоценные. Красных пород.

Пылят большегрузы, сминая асфальт по дорогам.

Была Атлантида. Её многоликий народ

Теперь забывает, но всё ещё помнит о многом.

Её захлестнуло. И смыло. И будто бы нет.

Руины заводов как древние замки вдоль трассы.

Лишь память о прошлом сменяется звоном монет,

Становится байкой для сытого «среднего» класса.

Прощай, Атлантида… Один у обрыва стою.

Крикливая чайка кружит над волной одичало.

Я слушаю ветры. Лишь ветры правдиво поют

О том, что однажды всё снова начнётся сначала.

Так что же, не нам обживать край житейских стремнин,

На старых фундаментах фермы и фабрики строить?

Привет, Атлантида! Быть может, я твой гражданин,

Предрекший вслед многим рождение нового строя.

Была Атлантида. И будет. Иначе нельзя.

Иначе мы предали все начинания предков.

Горячие ветры, над гладью речною скользя,

Поют нам о прошлом. Свежо. Неразборчиво. Редко.

***

Беспросветное времечко,

Да сосед-хитрован...

Зацелованный в темечко,

Шел по жизни Иван.

Обобрали наивного.

Был раздет и избит.

Сколько видывал дивного?

Сколько было обид?

Горе жгло и корёжило

На потеху врагам.

Меж похмельными рожами

Вёл Господь дурака.

Раны прежние зажили,

Поутихло в душе.

Кто там плёткой охаживал?

Он не помнит уже.

Крест с распятым учителем

Покачнулся на миг...

Улыбнулся мучительно,

И опять напрямик.

***

На дороге в Тифлис – два вола, запряженных в арбу.

А навстречу коляска с кудрявым, смешливым поэтом.

Позже он убеждал себя, дескать, про всё позабудь...

Но до смертного часа в подробностях помнил об этом:

Как скрипели колёса, как жарко курился рассвет,

На полнеба алел, словно свежая рваная рана.

«Вы откуда?», – спросил у смурного возницы поэт.

Тот взглянул отрешенно и вымолвил: «Из Тегерана».

По накрытому тряпками грузу скользнул острый взгляд

И напуганный Пушкин, страшась и желая ответа:

«Что везёте?» – шепнул. И как будто качнулась земля,

Оглушенная страшным известьем: «Везём Грибоеда».

На дороге в Тифлис, на изломе горючих времён,

Два следа от повозок в пыли раскалённой белели.

Так двух гениев – каждый великим талантом клеймён –

Параллельными курсами в вечность вели параллели.

Но ни пыль, ни пурга не меняют истории суть.

По кровящей неоном столице из «Внуково» едут

Похоронной процессией. Спросят: «Кого там везут?».

Но ответ всем известен, конечно: «Везут Грибоеда...».

***

«Смерти нет», – повторяет в бессонье душа.

«Ночи нет», – заходящее солнце ей вторит.

Как боится душа разучиться дышать,

Так светило страшится, что выгорит вскоре.

«Ночи нет...», – солнце крутит наш маленький шар.

«Смерти нет...», если каждый продолжен в потомке.

Но взрослеет душа, чтоб понять не спеша,

Что сама для себя – лишь потёмки.

Шелестят по архивам шаги и тома,

Заполняются храмы просящими чуда.

Понемногу собрав от души и ума,

Понимаю себя и немного... Иуду.

Он на всё был готов ради звона монет,

Но не много ли нас нынче этим болеет?

А душа всё твердит: «Смерти нет, смерти нет»...

Снова солнце взойдёт, осветив Галилею.

Снова солнце взойдёт, осветив Назарет.

«Ночи нет» – солнце верит трудам Галилея.

***

Летит. Кружится. Падает. Врастает

В сугробы у замёрзшего окна

Январский снег, а серенькая стая

Таскает из кормушки семена

Подсолнечника. Добрая старушка

Их сыпала. До солнечного дня

Теперь протянут птицы.

«Где же кружка?», –

Нелепо тянет срифмовать меня,

Но за окном: ни кружки, ни старушки.

От щедрых подношений ни следа.

Ещё слетают бойкие пичужки

К дышащей паром форточке, но там

Царят иные запахи. Врастает

В сугроб не этот снег, но прошлый год.

Поминки отшумели, и пустая

Квартира словно новой жизни ждёт.

А снег идёт. И в этой снежной гущи

Блуждает беспокойная душа.

И кормит птиц, поющих для живущих

На всех без исключенья этажах.