Маленький наш февраль
Вот это - я, а вот это - ты.
Я не прописываю черты,
Поскольку ясно и без того,
Кого я нарисовала нынче.
И, нянча маленький наш февраль,
Я не прописываю мораль,
И страшно радуюсь за него,
Что он не нуден и не волынчат,
Что он не праведен, как монах,
Но свят, как мальчик в живых стенах
Большого женского живота,
Который женщине непривычен.
Она тихонько его несёт,
Плывёт сомом, а не карасём,
Она наполнена, обжита,
Сторожка к крабикам и чавы'чам.
Под свет дрожащего фитиля
Пою над люлькою февраля,
Но колыбельную для него
Я не прописываю по нотам.
Заполнив все из возможных ниш,
Восьмою нотою ты звенишь,
Оберегающий веково
Меня, склоненную над блокнотом.
Крепость моя
Господи, падает с неба снег -
Крупный и северный ледовитый...
Как уберечь тебя, человек,
Цепким плющом моих рук обвитый?
Укоренюсь (не угомонюсь!) -
Видишь ли это в моём лице сам?
Крепость моя, я в тебе хранюсь,
Как заколдованная принцесса,
Крепость моя, я тебя храню,
Хоть мелковата и желторота...
Не допускай никого к огню,
Не выпускай меня за ворота,
И расставания не пророчь!
Если, с побойных придя ледовищ,
Рыцари станут стучаться - прочь!, -
Я не желаю таких чудовищ!
Помню: за стенами ветер злющ,
Там ни синички, ни соловейки...
Я прорастаю в тебя, как плющ,
Чтобы остаться с тобой навеки.
Классики
Летим, летим двумя былинками,
Не чая оставлять следы -
Мы рождены не для великого,
Мы рождены для ерунды:
Пить медовуху во Владимире
Да вина сладкие в Крыму,
И делаться необходимее
Друг другу - больше никому.
Когда ты с той, не мыслишь: "С тою ли?"
Тебе беспечно и пестро'...
Чего бы мы с тобою стоили,
Не целовавшись по метро,
Рисуя сказочки лубочные
Непережитой шелухи?
Стихи - явление побочное,
Первопричина не стихи,
А все перипетии сердцины
Да брошеный под ноги путь -
Пусть новоявленные герцены
Найдут подтекст какой-нибудь,
Но стих - он выдохнут, не высечен,
Он - то, что в голову взбрело,
И я вам заявляю в тысячный:
Поэзия не ремесло,
Она ромашково-осокова,
Растет, где попадя, опять,
Мы рождены не для высокого,
А так, для метр-семест-пять,
Вся жизнь расчерчена, как классики,
Любовь подписана в печать,
И если мы пробьёмся в классики -
Поедем в Питер отмечать.
Иуда
Он злится: "Я не подобен крысе!"
И жалко жмётся в своей щели'.
С его души доскребают рыси
Всё то, что кошки не доскребли.
И, чтоб не вылось болотной выпью,
Да не тянуло в петлю залезть,
Он очень крепко сегодня выпьет,
Поскольку деньги на это есть -
Не то, чтоб много, но всё же - тридцать,
И всё же - чистого серебра...
По влажной стенке скользнёт мокрица,
И сердце стукнет из-под ребра...
Ты не злорадствуй, и я не буду -
Давай смеяться, давай шутить!
Наш личный выбор - простить Иуду,
Но так ли просто его простить?
Он дышит часто, он смотрит щеньи,
(Уж лучше б - косо, уж лучше б - зло!)
Он искушает нас не-прощеньем,
И нам от этого тяжело.
Чего же стоят мои сонеты,
И где же сила моей строки,
Раз он читал их - и взял монеты
Из предложившей ему руки?
Я и любима, и отогрета,
А он - изгнанник для всех светил,
Но гре'шны равно - и тот, кто предал,
И тот, кто этого не простил.
И, вновь вбивая в гордыню сваю, -
Нет, не сочти это слабиной! -
Я через силу ему киваю
И поворачиваюсь спиной.
Тьмака*
*Тьмака - река в Твери
Всё знают трое: я сама,
Да ты, да сплетница-бумага:
Как на двоих ночная тьма
И на двоих ночная Тьмака,
На небесах переучёт,
Луна сбежала в самоволку,
А Тьмака всё течёт, течёт,
И где-то там впадает в Волгу;
Я не гадаю: нечет? чёт?
Ведь наша лодочка не утла!
А тьма течёт, течёт, течёт,
И где-то там впадает в утро;
И есть смешное волшебство
В созвучьи света, тьмы и Тьмаки,
И всё... И больше ничего
Не скажем сплетнице-бумаге.
Этот дождь
Этот дождь совсем с головой не дружен -
Все дворы избегал, веретено!
Ты сперва стараешься не по лужам,
А потом становится всё равно.
Глянь, не горизонт уже - горизонтик! -
Вон как низко пал! Ты фырчишь, как ёж.
В рюкзаке, конечно, пригрелся зонтик -
Ты его, конечно, не достаёшь.
Ходят леди, кислые, как лимоны,
Тычут в лужи острые каблуки...
И, признаться, крайне бесцеремонно
Дождь залез погреться в твои носки.
Из-за сумасшедшего баламута
Хоть ботинки новые покупай!
Но тебе он нравится почему-то,
Этот мелкий пляшущий шалопай...
Пусть тебе приснится лакей в ливрее,
И карета-тыква, и стук подков...
Ночью дождь, согретый на батарее,
Убежит на улицу без носков -
Ну чего поделаешь с ним, ершистым?
Пусть идёт по улицам и лугам...
Скоро белым быть ему и пушистым,
И светло ложиться к твоим ногам.
Дичка моя
Видишь поля? Полниться им льном.
Солнцу светить там, где зимой зяб линь...
Дичка моя выросла под окном -
Тоньше, сильней, злее других яблонь.
Ты - моя блажь или моя ближь?
Норма ещё или уже фетиш?
Где-то внутри ты у меня болишь,
Где-то внутри ты у меня светишь.
Милый февраль, только не тай, снежь!
Хватит меня, тающей и марткой...
Здравствуй, мой нож, здравствуй, моя нежь!
Брошусь к тебе раненой гепардкой...
Чаша моя до' сих не испита,
Радость моя только слегка почата,
Точка моя вычурно запята,
Дочка моя в тысячный не зачата,
Дичку мою в сотый прикрыл снег,
Чтобы на ней зяб по зиме зяблик.
Греешь, мой свет... - Это мой Бог мне
Евиных дал диких, хмельных яблок.
Голубка
Я с ним - выпь, синицa, перепелицa,
Я пою нa рaзные голосa.
Он все время путaет дaты, лицa,
Именa, нaзвaния, aдресa,
Нaдо вечно руку держaть нa "пуске",
Подбодрить, нaпрaвить и встaть нa стрём -
Потому из ветреной трясогузки
Стaновлюсь я птицей-секретaрём.
Нaм, небесным, делa нет до пехоты,
Нaм тудa, сквозь облaко, нaпролом!
Я ему - и ястребкa для охоты,
И орлицa, чтобы укрыть крылом.
У него улыбкa моя нa смaрте,
Я голубкой - дa под его кaрниз,
Я ему - пусть дикий, но всё же Мaртин,
Говорю: держись, полетели, Нильс!
Я в гнездо тaскaю и пух, и перья,
Только, мол, люби меня, не зaбудь!
Я ему - и музa, и подмaстерье,
И, возможно, aист когдa-нибудь.
A однaжды стaну его бaллaдой,
Понемногу перетеку в строку...
Хорошо, что я родилaсь крылaтой!
Тир-лир-ли! Тень-тень! Чик-чирик! Ку-ку!
Снеговичка
Мёрзнет веточка-рука -
Потерялась рукавичка...
Ты лепил снеговика -
Получилась снеговичка.
Подмигну тебе тайком,
Выдам рифму, выдам строфку...
Обними за средний ком,
Поцелуй меня в морковку!
Не метлу в ладонь вложи,
А букетик - лён и клевер,
Пёстрый шарфик повяжи
И поехали на север!
По пути заглянем в паб...
У тебя ж - признайся сразу! -
Было много нежных баб -
Снежной не было ни разу!
Бахнем что-нибудь со льдом
(Лёд чур мне, тебе - спиртное!)
Из снежков построим дом
И плевать на остальное!
Не боимся февралей!
Ни к чему мне рукавички -
Нету женщины теплей
Полюбившей снеговички!
Шапито
Мне чертил арену циркуль -
Не вписать меня в квадрат!
У меня в бродячем цирке
Гвалт, веселье и разврат.
Стала близкой - значит, тискай.
Стану дальней - не беда!
Я бродячая артистка,
Я всегда не навсегда.
Да плевала я на ранги!
То скромна, а то пошла.
А чего мне, голодранке, -
Влезла в джинсы и пошла.
Я могла быть акробаткой,
Ведь под куполом уют,
Только крылья под лопаткой
Развернуться не дают.
На, раздень, а станет тошно -
Разукрась и разнарядь -
Все равно мне, шапитошной,
Вечно нечего терять,
Потому о чем мне плакать?
Ты меня благословишь,
Опадут в тоску и слякоть
Лица с радостных афиш,
Отсмеются тёти-дяди,
Надорвав свои бока.
Прямо в будущее глядя,
Цирк уедет... Но пока,
Я весь вечер на арене,
Я играю на трубе,
И летят стихотворенья
Из-под купола к тебе.
Рязань
Мне, которой век безбоговый
Диктовал, что Бог суров
Белоручке лежебоковой,
В жизни не коловшей дров, -
Не тебе, мол, ткать да в горнице!
Парижань да пармезань! -
Мне, бунтовке-непокорнице
Открывается Рязань -
Голубая, голубиная,
Тихая не городски,
И откуда-то любимая,
И родная до тоски.
Хоть не выходила в сени я
И не видела жнивья,
Чую, Русь моя есенняя,
Что исконно я твоя,
Что твоей пишу я силою,
Что во мне ты корнево -
Оттого, наверно, милая,
Мне знакомо ведовство,
Оттого не инородна я
Там, где светится душа,
Там, где облако дородное
Проплывает не спеша,
Ходят люди невеликие
От рабочих до кутил...
Там, где вера - не религия.
Там, где Боженька простил.
Комментарии пока отсутствуют ...
