Киевские князья Аскольд и Дир и первое упоминание Смоленска (863 г.) в устюжском летописном своде

В одной из своих работ петербургский исследователь Г.С. Лебедев, высказал интересное предположение о том, что «совмещение Аскольда и Дира в ПВЛ (Повести временных лет – авт.)  как «соправителей» в 862 – 882 годах – конструкция, безусловно, искусственная. <…> Курганы первых киевских князей, предшественников династии Рюриковичей, находились на значительном удалении друг от друга, что вполне соответствует и различию их по времени правления. Дир, наверняка, был не современником, а предшественником Аскольда, и ПВЛ их объединила как равно «незаконных» правителей по отношению к Игорю Рюриковичу»[1]. О.М. Рапов также отметил, что «исследователей чрезвычайно удивляло то обстоятельство, что убитые одновременно (по Повести временных лет) Аскольд и Дир были похоронены в разных местах, удалённых друг от друга на порядочное расстояние»[2]. Известно также, что по Иоакимовской летописи, «во время захвата Олегом Киева в 882 г. был убит только один князь – Аскольд. Дира этот источник не знает»[3].  Г.С. Лебедев также отметил, что в исторической науке давно уже выдвинуто предположение о том, что инициатором знаменитого посольства «росов» 838-839 гг. к франкскому императору Людовику Благочестивому, зафиксированному в Бертинских анналах, «первым правителем Руси, скрытым за титулом «хакан», был летописный Дир, согласно ПВЛ, киевский князь, возможно, отмеченный в «Золотых лугах» ал-Масуди, арабского автора Х века, как «первый из славянских царей»»[4]. Из вышеизложенного совершенно очевидно, что князь Дир правил в Киеве в первой половине – середине IX века, а Аскольд во второй.

Ещё дореволюционный историк и источниковед А.А. Шахматов предположил, что Южная Русь, находившаяся в Среднем Поднепровье, со столицей в Киеве, была древнее Руси Северной, находившейся в Южном Приладожье. Хотя это предположение сейчас и оспаривается некоторыми российскими учёными, но, всё же имеются добротные письменные источники, которые свидетельствуют в пользу него. В частности вышеупомянутые Бертинские анналы, а также «Житие Георгия Амастридского», в котором впервые упоминается о появлении руси в Черном море, и которое относится еще к началу IX в. Именно тогда впервые «флотилии росов атаковали византийские порты на черноморском побережье – Амастриду и Сугдею (др.-рус. Сурож)»[5]. ПВЛ также связывает начало истории русского государства с грандиозным походом именно южной (Киевской) руси на Царьград в 860 г. «В лето 6360 (852 г.)… наченшу Михаилу царствовати, нача ся прозывати Руска земля. О сем бо уведахом, яко при сем цари приходиша Русь на Царьград, яко же пишется в летописаньи гречьстем»[6]. Именно русы «в июне 860 г. осадили столицу Византийской империи, причинили много зла грекам и ушли домой, не получив расплаты за совершенные убийства и разорение ромейских территорий. Об этом походе русов сообщил в двух своих широко известных беседах патриарх Фотий, а также автор биографии патриарха Игнатия Никита Пафлагонский»[7]. Вероятно, об этом же походе упоминается в письме римского папы Николая I византийскому императору Михаилу III, которое датируется 28 сентября 865 г. Римский папа в частности пишет, что «…не мы завладели бесчисленными провинциями принадлежащими грекам; не мы, наконец, умертвив множество людей, сожгли церкви святых в окрестности Константинополя почти до самых стен его. И, истинно, что тем, кто учинил все сие, никакого возмездия не было, а они язычники, они люди иной веры, они враги Христа, неустанно враждующие со служителями истины»[8].  Хотя византийские источники и не называют имени русского князя возглавлявшего этот поход, вероятнее всего им был Аскольд. В пользу «древности» Южной Руси свидетельствует и то, что «уже к 60-м годам IX в. Киевская держава не ограничивалась только Полянской землей. Константинопольский патриарх Фотий отметил в своем «Окружном послании», датируемом 867 годом, что русы поработили «всех находящихся вокруг себя»»[9]. Следует также отметить, что некоторые советские ученые, в частности Б.А. Рыбаков, считали, «что в 60 – 70-е годы IX столетия русы предприняли по крайней мере три крупных похода на Византию: в 860, 866 и 874 гг. причем один из них – поход 860 г. – был удачным, а остальные неудачными»[10]. Таким образом, фактический материал (в основном письменные источники) свидетельствует о том, что киевские князья Аскольд и Дир, безусловно, были реальными историческими фигурами.  

До сих пор между учеными не утихают дискуссии по поводу происхождения первых киевских князей. Дореволюционные русские исследователи, в частности А.А. Шахматов, склонялись к тому, что Аскольд и Дир были скандинавами[11]. В советский период некоторые историки склонялись к тому, «что эти князья являлись потомками Кия и были представителями древней киевской княжеской династии»[12]. Т.е. во времена СССР в отечественной науке возобладали т. н. патриотические тенденции и было почти официально принято считать первых киевских князей – славянами. Сейчас в научной среде вновь раздается все больше голосов в пользу скандинавского происхождения князей Аскольда и Дира. Прежде всего, об этом прямо свидетельствуют уже упоминавшиеся выше Бертинские анналы (в них указывается, что послы русов являются выходцами из земли «свеонов» - шведов), да и сам термин – рос (русс) – в настоящее время можно уже считать доказанным его скандинавское происхождение и производного от него названия земли – Русь[13].  Об этом же пишет и Г.С. Лебедев – «Имя Дир, как и Аскольд, рассматривается как скандинавское. Безусловно, это так, если только это имя, но может быть, и прозвище. Djor, Djur на древнесеверном языке – Зверь, образ и понятие эсхатологическое. «Зверь», «Большой Зверь» - характерные имена флагманских кораблей викингов, прозвища-титулы, такие как Gramr – лютый, Ulf – волк, сопровождали имена вождей. Ивар водивший боевые корабли и дружины по всем странам, очерченным в «Круге Земном», мог носить подобное прозвище или до, или после того, как получил более почетное – Видфамн, Широкие Объятья, под которым вошел в сагу. Конунг Харальд после того, как подчинил себе всю Норвегию, стал вместо Косматого (Luva) «Прекрасноволосым» (Harfagr)»[14]. Совершенно очевидно, что на далеких восточнославянских землях князьями вполне могли провозглашаться удачливые предводители варяжских отрядов. В связи с этим становится понятно, почему ПВЛ подчеркивает, что в отличие от Рюриковичей, рода, безусловно, аристократического (княжеского) князья Аскольд и Дир были самозванцами. «Вы неста князя, ни рода княжа, но аз есьм роду княжа»[15]  -  эти слова летописец вкладывает в уста завоевавшего Киев в 882 г. Олега. Еще А.А. Шахматов обратил внимание на это место в летописи и пришел к выводу, что «весь рассказ о вокняжении Олега в Киеве и устранении Аскольда и Дира носит весьма тенденциозный характер […] Едва ли подлежит какому либо сомнению, что весь рассказ летописи (как Повести вр. лет, так и предшествовавшего ей Начального свода) сообразован с известными династическими интересами правящего княжеского дома; потомки Рюрика представляются единственными по праву носителями власти во всех восточнославянских землях»[16].  

Из какого же района Скандинавии могли происходить князья Аскольд и Дир? Не смотря на сложность более точной идентификации, попытаемся это установить. «Согласно одному хазаро-персидскому известию, дошедшему до нас через «Древнейшую историю тюрок» от эпохи, предшествующей IX веку, русы приходили Волжским путем с севера, с некоего острова, расположенного дальше волжских булгар и «сакалиба» (что здесь означает финские племена)»[17]. Какой-то остров русов находящийся в море упоминается и в научном трактате ал-Марвази – ученого жившего в конце XI - начале XII вв.[18] Арабский автор начала X в. Ибн Русте используя известия, которые восходят к IX в.[19],  возможно ко времени предшествующему завоеванию Смоленска и Киева «вещим» Олегом в 882 г. также писал о каком-то таинственном «острове русов» «окруженном озером»[20]. Упоминание арабского автора о том, что царь руссов называется «хакан», дает основание считать, что в этом описании мы сталкиваемся с Южной Русью (районом Киева).  «Местоположение «острова русов» неоднократно пытались установить ученые. А.П. Новосельцев считал, что он был расположен на севере Восточной Европы. <…> Н.С. Трухачев предложил считать «островом русов», описанным восточными авторами, Рюген (Ругию, Руяну), расположенный в Балтийском море. Б.А. Рыбаков пришел к выводу, что «остров русов» занимал территорию Северной Добруджи…»[21] О.М. Рапов предполагал, что такой остров мог находиться где-то в Каспийском море[22]. Но, если придерживаться точки зрения о том, что русы были выходцами из Скандинавии, то на роль такого острова может претендовать только Готланд.   

Ибн Русте пишет, что русы «нападают на славян, подъезжают к ним на кораблях, высаживаются, забирают их в плен, везут в Хазаран и Булкар и там продают <…> Единственное их занятие – торговля соболями, белками и прочими мехами, которые они продают покупателям»[23]. Очевидно, что арабский автор описывает каких-то скандинавов, вероятно, приплывающих в земли славян с берегов Балтики, которые занимаются в Волжской Булгарии, Хазарии и возможно Византии торговыми операциями, в том числе и работорговлей. Попробуем уточнить, что это были за скандинавы. «Когда у них рождается сын, – пишет Ибн Русте, - то он (рус) дарит новорожденному обнаженный меч, кладет его перед ребенком и говорит: «Я не оставлю тебе в наследство никакого имущества и нет у тебя ничего, кроме того что приобретешь этим мечом»»[24]. Вероятно, в этом описании мы сталкиваемся с культом оружия существовавшем в раннем средневековье у скандинавских племен. Мощный культ оружия и самые его поздние жертвоприношения были зафиксированы на о. Готланд («Поля Гуди»)  а также на Нижнем Днепре[25]. Обращает на себя внимание и еще одно место из сочинения Ибн Русте – «[Русы] носят широкие шаровары, на каждые из которых идет по сто локтей материи. Надевая такие шаровары, собирают их в сборку до колен, к которым затем и привязывают»[26]. Интересно, что на готландском рельефе, вероятно изображающем воина (героя?) скачущего на коне в Вальхаллу, которого там держа в руке ритуальный рог для питья, встречает Валькирия[27], вышеупомянутый воин изображен в шароварах[28]. Известно и изображение процессии воинов на поминальном камне из Ларбо (Larbo) на о. Готланд[29]. На детальной прорисовке опубликованной В.П. Петренко хорошо видно, что древний скандинавский мастер изобразил, по крайней мере, двух из воинов  в шароварах, а не в «широких юбках»[30]. Еще на одном камне VIII – IX вв. с Готланда два сражающихся воина также изображены в широких шароварах[31]. В связи с этим можно предположить, что «ниспадающее до колен широкое складчатое одеяние»[32] изображенное на бронзовых фигурках викинга сделанных одним и тем же мастером, возможно, выходцем с о. Готланд и найденных возле Нового Быхова в Белоруссии и на Даугмальском городище недалеко от Риги в Латвии это не юбка, а, возможно, также широкие шаровары[33]. О том, что русы укрепившиеся в первой половине IX в. в Среднем Поднепровье, возможно, были выходцами с о. Готланд косвенно могут свидетельствовать и Бертинские анналы, в которых описывается, что после долгих разбирательств, император Людовик Благочестивый пришел к выводу, что послы «хакана» росов относились «к роду свеонов»[34], а были не просто свеоны  (шведы), т.е. не совсем шведы. «Есть и письменные свидетельства о движении варягов – первопоселенцев о. Готланда по р. Дюна (Западная Двина) через Рюцланд (Русь), именно в Грецию, причем указывается, что путь этот знали и «паломники из Святой земли» еще до Олава Святого (т. е. до ХI в.)»[35].

К настоящему времени опубликованы материалы, найденные в результате археологических исследований в Верхнем Поднепровье, безусловно относящиеся к скандинавской культуре. Причем среди них имеются и ранние комплексы, вероятно, относящиеся ко временам киевских князей Аскольда и Дира и возможно имеющие готландское происхождение. Это, прежде всего клад арабского серебра, относящийся к первой половине IX в., обнаруженный на древних волоках из Западной Двины в Днепр возле деревни Кислой[36]. Курганы четырехугольной пирамидальной формы с плоскими вершинами № 47[37] и № 38[38] раскопанные в Лесной группе Гнездова. Также, возможно, к скандинавам выходцам с о. Готланд относятся и некоторые, возможно, более поздние четырехугольные пирамидальные курганы, находившиеся возле поселка Новоселки в нескольких километрах северо-восточнее Гнездова и в разное время изучавшиеся А.Н. Лявданским, С.С. Ширинским и Е.А. Шмидтом[39]. В 1967 г. на юго-западе Центрального селища И.И. Ляпушкиным была раскопана древнейшая бронзолитейная мастерская, в которой среди множества артефактов были обнаружены и ювелирные инструменты, причем «несмотря на схожесть форм ювелирных инструментов разных эпох и территорий, наиболее близкие параллели набору инструментов Гнездова обнаруживаются в материалах Старой Ладоги и Готланда (Местермюрский клад)»[40].

Как известно, первое упоминание о Смоленске датированное 863 г. происходит из Устюжского летописного свода, созданного в XVI в. Скептическое отношение большинства современных российских ученых к этой дате хорошо известно. Известна и причина, по которой Устюжский летописный свод попал в немилость. Это, прежде всего, позднее время его составления. Хотя некоторые советские ученые, например Н.Н. Воронин, и отмечали в этом своде и некоторых других средневековых памятниках «следы недошедшей до нас древней смоленской летописи»[41]. Очевидно, что в столице одного из крупнейших древнерусских княжеств должен был быть составлен собственный летописный свод. Раньше всего летописание «возникло в крупнейших центрах Руси – Киеве, Новгороде, Переяславле; позднее, по-видимому, в Полоцкой, Смоленской и Ростово-Суздальской землях»[42]. Очевидна и причина, по которой Смоленский летописный свод не смог до нас дойти – бурная и трагическая история Смоленской земли. Интересно, что  Полоцкая и Смоленская летописи, не дошедшие до нас, были в руках В.Н. Татищева[43]. Кстати, обвинений в фальсифицировании материала не избежал и сам В.Н. Татищев, написавший в XVIII в. свою «Историю Российскую». Основная причина недоверия к его труду, опять же, была основана на том, что Иоакимовская летопись, которая легла в основу его книги до наших дней не сохранилась. «Нам представляется, что историки, обвиняющие В.Н. Татищева в вымыслах и приписках, не правы. Довод о том, что исследователь сознательно фальсифицировал исторические документы «в угоду своим общественно-политическим взглядам», кажется крайне сомнительным и слабо аргументированным, ибо многие из «приписок» В.Н. Татищева с этих позиций объяснить просто невозможно»[44].

А теперь вернемся к сообщению Устюжского летописного свода, в котором говорится, что Аскольд и Дир двигавшиеся со своими дружинами в 863 г. к «Царюгороду» «не явистася Смоленску, зане град велик и мног людми и приплыста под горы Киевския и узреста на горе град мал»[45]. Не смотря на  отмеченное выше скеплическое отношение многих современных ученых к этому летописному сообщению мы предполагаем что, возможно, сталкиваемся здесь со следами каких-то очень древних местных устных преданий записанных смоленским летописцем, составлявшим свод не «ранее второй четверти XII в, когда в связи с учреждением здесь епископии, видимо, получило начало и местное летописание»[46]. Эти предания могли быть настолько важные, что память о них сохранялась на протяжении нескольких столетий. Очевидно, что в этом летописном упоминании основными являются три момента. – 1. Смоленск уже в то время был крупным и независимым центром[47]. 2. Подчеркивается, что в отличие от Смоленска Киев в то время был небольшим и зависимым (завоеванным?) от руси поселением[48]. 3. Независимый древний Смоленск был также каким-то образом связан с Киевскими князьями Аскольдом и Диром.

 А не сталкиваемся ли мы в этих преданиях с народной памятью, в которой запечатлелись события связанные с походом руси на Царьград в 860 г.? Белорусский исследователь Л.В. Алексеев предположил, что несколько кладов арабских дирхемов 40 – 50-х гг. IX в.[49] найденных на территории бывшей Полоцкой земли, а также археологически прослеженные следы большого пожара в самом древнем Полоцке, близкого по времени к 60-м гг. IX в., могут свидетельствовать о продвижении скандинавских отрядов вверх по течению Западной Двины. Этими отрядами (летописных Аскольда и Дира), по предположению ученого и была в конце 50-х – начале 60-х гг. IX в. разграблена Полоцкая земля и возможно сожжен и сам Полоцк[50]. В связи с этим сразу же вспоминаются сообщения древнерусских летописей, которые под 859 г. упоминают о дани собиравшейся варягами с некоторых восточноевропейских народов, в том числе и со «всех кривичех»[51]. Вероятно, трагические события, произошедшие на рубеже 50-х – 60-х гг. IX в. в Полоцкой земле нужно связывать не просто с каким-то эпизодическим варяжским набегом, слишком велики были его масштабы, а с подготовкой грандиозного похода руси на Царьград в 860 г. Можно предположить, что скандинавские отряды, двигавшиеся с о. Готланд сначала по Балтийскому морю, а затем вверх по Западной Двине не видя в проживавших там полоцких кривичах ни торговых партнеров, ни вероятных союзников в будущем походе на Константинополь просто занимались грабежом близлежащих поселений, что и было зафиксировано в летописях. В этих скандинавах нужно, вероятно, видеть «заморских варягов», двигавшихся на соединение с войсками князя Аскольда в Среднее Поднепровье.

Кстати, почему всем известную мифическую легенду, записанную в ПВЛ об основании Киева некими не историческими персонажами - Кием, Щеком и Хоривом никто и никогда не ставит под сомнение. А записанные в Устюжском летописном своде, вероятно, древние смоленские предания, в которых как показано выше фигурируют реальные исторические лица (Аскольд и Дир),  подвергают сомнению? Интересно, что в недатированной части той же ПВЛ Смоленск упоминается как город существовавший  «исстари»[52]. К тому же «практика показывает, что нередко поздние летописи, составители которых старались привлечь как можно больше самых разнообразных источников, содержат в себе более достоверные исторические материалы, чем летописи древние. В этом убеждает нас пример и с Иоакимовской летописью, где крещение новгородцев представлено более реалистично, чем в древнейших летописных сводах. Отсутствие известий по той или иной тематике в древнейших письменных памятниках не является аргументом в пользу того, что сообщениям более поздних летописных сводов нельзя доверять»[53]. Отсюда следует вывод, о том, что именно недостаточность наших знаний, а значит и понимания  исторических процессов, происходивших в IX в. как на территории Восточной Европы в целом, так и на территории Смоленской земли в частности могут являться одной из основных причин неприятия определенными исследователями непонятных им сведений сообщаемых некоторыми письменными источниками. Таким образом, очевидно, что можно точно также скептически относиться и к самому скептическому отношению, связанному с первым упоминанием о Смоленске 863 г. в Устюжском летописном своде.

Нельзя не отметить и тот факт, что неприятие сообщения Устюжского летописного свода о том, что Смоленск в начале второй половины IX в. (863 г.) был большим и многолюдным поселением во многом основывается многими современными российскими исследователями на том, что тот летописный центр Смоленских кривичей (IX – X вв.) до сих пор официально не идентифицирован. Не смотря на то, что древнейший Смоленск ученые-археологи ищут уже больше ста лет, на территории центральной части современного города до сих пор не обнаружено культурных слоев IX – X вв., и даже большей части XI в.[54] Значит, протогородское поселение, относящееся к периоду формирования древнерусского государства (IX – X вв.) начало формироваться где-то в другом месте. В том же, что Смоленск в то время уже был, нет никаких сомнений, т. к. факт его существования зафиксирован во многих письменных источниках. Например, Новгородская первая летопись, сообщения которой никто не ставит под сомнение под 882 г. упоминает о присоединении Смоленска к державе Рюриковичей – «И начаста воевати, и налезоста Днепр реку и Смолнеск град»[55]. Первое иностранное свидетельство существования Смоленска было оставлено правившим в середине Х в. в Византии императором Константином Багрянородным. В его трактате «Об управлении империей» упоминается большая крепость, расположенная в верховьях Днепра под названием – «Милиниски»[56]. В Иоакимовской летописи имеется сообщение о борьбе Ярополка со своим «меньшим» братом Владимиром за великое Киевское княжение, датируемое между 972 и 978 гг., в котором упоминается Смоленск. «Тогда Добрыня со Владимиром иде на полки Ярополчи и, сшедшися на реке Дручи в трех днех от Смоленска, победиша полки Ярополчи…»[57]. Еще одним письменным свидетельством относящемся к периоду единого древнерусского государства является упоминание о Смоленске под 1015 г.,  недалеко от которого  на Смядыне принял мученическую смерть Муромский князь Глеб[58]. ПВЛ также свидетельствует и о том, что в языческие времена (т. е. до окончательного крещения Смоленской земли князем Владимиром, вероятно, в 1013 г.[59]) главным центром племенного союза Смоленских кривичей был Смоленск («их же град есть Смоленск; туде бо седять кривичи»[60]).

Многие факты свидетельствуют о том, что древнейший Смоленск начал формироваться в Гнездове[61]. И сейчас уже совершенно очевидно, что «гипотеза о нахождении первоначально в IX – X вв. упомянутого в древнерусских летописях города Смоленска на территории Гнездова более обоснована археологическими данными, которые четко свидетельствуют о формировании здесь начиная с IX в. поселения городского типа (протогорода), чему способствовали как природные условия, так и наличие окультуренной территории и предшествующего поселения сельского типа»[62]. Нежелание же, по нашему мнению, увидеть и принять очевидное длительное время (с 1949 г.) изучающими Гнездовский археологический комплекс московскими исследователями  может свидетельствовать как о серьезном кризисе современной Российской исторической науки, так и о том, что решение вопроса, связанного со временем и местом возникновения Смоленска и далее откладывается на неопределенный срок.  

[1] Г. Лебедев. Славянский царь Дир//Родина, NN 11-12, 2002. С. 24.

[2] О.М. Рапов. Русская церковь в IX – первой трети XII в. М., 1988. С. 120.

[3] Там же.

[4] Г. Лебедев. Славянский царь… С. 24; О.М. Рапов. Русская церковь… С. 120.

[5] В.Я. Петрухин, Д.С. Раевский. Очерки истории народов России в древности и раннем средневековье. М., 1998. С. 268; О.М. Рапов. Русская церковь… С. 70.

[6] Там же. С. 245.

[7] О.М. Рапов. Русская церковь… С. 80 – 81.

[8] Там же. С. 80.

[9] Там же. С. 27.

[10] Там же. С. 82.

[11] В.Я. Петрухин, Д.С. Раевский. Очерки истории народов России… С. 254.

[12] О.М. Рапов. Русская церковь… С. 88.

[13] Е. Мельникова. Варяжская доля// Родина, М., 2002, N 11-12. С. 31.

[14] Г. Лебедев. Славянский царь Дир… С. 26.

[15] В.Я. Петрухин, Д.С. Раевский. Очерки истории народов России… С. 279.

[16] Там же. С. 254 – 255.

[17] И. Херрман. Славяне и норманны в ранней истории Балтийского региона//Как была крещена Русь. М., 1988. С. 288.

[18] О.М. Рапов. Русская церковь… С. 127 – 128.

[19] В.Я. Петрухин, Д.С. Раевский. Очерки истории народов России… С. 253.

[20] Там же. С. 355.

[21] О.М. Рапов. Русская церковь… С. 129.

[22] Там же. С. 130.

[23] В.Я. Петрухин, Д.С. Раевский. Очерки истории народов России… С. 355.

[24] Там же.

[25] Ф.А. Андрощук. Гнездово, днепровский путь и финал Бирки//Археологический сборник. М., 2001. С. 130 – 131.

[26] В.Я. Петрухин, Д.С. Раевский. Очерки истории народов России… С. 356.

[27] См., например - А.Я. Гуревич. «Эдда» и сага. М., 1979, иллюстрация с изображением Валькирий между С. 96 – 97.

[28] И. Хит. Викинги. М., 2004. С. 59.

[29] Там же. С. 11.

[30] В. П. Петренко. О бронзовых «фигурках викинга»//Исторические связи Скандинавии и России IХ-ХХ вв., Л., 1970. С. 257, 261, 259. Таблица III (8).

[31] Е. Мельникова. Варяжская доля… С. 32.

[32] В. П. Петренко. О бронзовых «фигурках викинга» С. 257.

[33] Там же. С. 254. Таблица I (1 – 3).

[34] В.Я. Петрухин, Д.С. Раевский. Очерки истории народов России… С. 253.

[35] Л. В. Алексеев. Смоленская земля IX – XIII вв. М., 1980. С. 187.

[36] В.В. Кропоткин. О топографии кладов куфических монет IX в. в Восточной Европе//Древняя Русь и славяне. М., 1978. С. 113, (верхний список N 11); Г.С. Лебедев. Славянский царь… С. 24 – 25; Л. В. Алексеев. Смоленская земля… С. 81.

[37] Ширинский С.С. О времени кургана 47, исследованного у д. Гнездово в 1950 г.//https://petrsu. Karelia. Ru/ Science Activity/ confer/ 1997/ Scandi/ 4_a.htm; Авдусин Д.А. Отчет о раскопках гнездовских курганов//МИСО. Вып.2, Смоленск, 1957. С. 120-125; Авдусин Д.А. Гнездовская экспедиция. КСИИМК, вып. 44,М., 1952. С. 96, рис. 26 (2); С. 99, рис. 28 (1,3); С. 100, рис. 29 (1-3).

[38] Д. А. Авдусин. Отчет о раскопках гнездовских курганов в 1949 году//МИСО, Вып. 1, Смоленск, 1952. С. 320, 364.

[39] Е.А. Шмидт. Курганный могильник у пос. Новоселки//Смоленские древности. Вып. 4, Смоленск, 2005. С. 146 – 211; Л. В. Алексеев. Смоленская земля… С. 82 – 83.

[40] Н.В. Ениосова. Ювелирное ремесло раннегородского центра Гнездова. Вестник РГНФ, 2002, N 3, С. 16; Л.В. Алексеев. Смоленская земля… С. 139 – 140, рис. 17; И.И. Ляпушкин. Гнездово и Смоленск//Проблемы истории феодальной России, Л., 1971. С. 33 – 37; К.В. Вешнякова. В.А. Булкин. Ремесленный комплекс гнездовского поселения//Археологический сборник. М., 2001. С. 40 – 53.

[41] Н.Н. Воронин. Следы раннего смоленского летописания//Новое в археологии. М., 1972. С. 271 – 275.

[42] Л. В. Алексеев. Смоленская земля… С. 16.

[43] Там же.

[44] О.М. Рапов. Княжеские владения на Руси в Х – первой половине XIII в. М., 1977. С. 17.

[45] Устюжский летописный свод. Ред. К.Н. Сербиной, М. – Л., 1950.  С. 20.

[46] Н.Н. Воронин. Два фрагмента в Устюжском летописном своде//Вопросы истории, М., N 1, 1975. С. 208.

[47] Независимость Смоленска подтверждается его завоеванием в 882 г. «вещим» Олегом. Как известно – свои города не завоевывают.

[48] Это подтверждается и археологическими материалами. – Э. Мюле. К вопросу о начале Киева//Вопросы истории, N 4, 1989. С. 127.

[49] Л.В. Алексеевым приводятся младшие монеты этих кладов – 842, 846, 854, 857 гг. См. в книге: Л.В. Алексеев. Смоленская земля… С. 194.

[50] Там же. С. 111 – 112.

[51] Повесть временных лет, Под ред. В.П. Андроновой – Перетц, т. I,  М. – Л.,  1950. С. 20.

[52] Л.В. Алексеев. Смоленская земля… С. 135.

[53] О.М. Рапов. Русская церковь… С. 282 – 283.

[54] Д.А. Авдусин. Актуальные вопросы изучения древностей Смоленска и его ближайшей округи//Смоленск и Гнездово. М., 1991. С. 7 – 8.

[55] Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов, М. – Л., 1950. С. 117.

[56] Ф.Э. Модестов. Исторические и географические предпосылки возникновения Гнездова//Смоленск и Гнездово в истории России (материалы научной конференции), Смоленск, 1999. С. 183 – 184.

[57] О.М. Рапов. Русская церковь… С. 197 – 198.

[58]Андреев Н.В. и Маковский Д.П. Смоленский край в памятниках и источниках (с древнейших времён до второй половины XIX в.); ч. I, Смоленск, 1949. С. 148-149.

[59] О.М. Рапов. Русская церковь… С. 340 – 341; Л.В. Алексеев. Смоленская земля… С. 239.

[60] Повесть временных лет… С. 20.

[61] Л.В. Алексеев. Смоленская земля… С. 135 – 146; Е.А. Шмидт. Древнейшие поселения в Гнездове//Смоленск и Гнездово в истории России (Материалы научной конференции), Смоленск, 1999. С. 108 – 115. 

[62] Е.А. Шмидт. Смоленск и Гнездово (К вопросу о городе Смоленске в IX – X вв.)//Минск – Смоленск – Москва: этнография славянских народов. Смоленск, 2000. С. 28 – 29.