«Строчки – ивовые прутья…»

Строчки – ивовые прутья…

Строчки – ивовые прутья,

То послушны и легки,

То не взять их, не согнуть их,

Ускользают от руки.

Пахнет густо, пахнет остро

Свежесрезанной корой.

Это кажется, что просто

Управляться со строкой.

Ну-ка, выбери любую

Да вплети её в узор,

По душе своей линуя

Влажной хлёсткою лозой!..

Но в часы тоски мятежной,

Болью сердце запрудив,

Строчек ивовая нежность

Так и льётся из груди.

…Хворость

Я подчинилась жуткой хворости –

И негодую, но молчу –

При болевом синдроме совести

Бессмысленно идти к врачу.

Но, морщась под тяжёлым бременем,

Болезни ноющую нить,

Семь похоронных раз отмерила

И не смогла похоронить!

Уйти бы мне в дела да скорости

Заснеженных привычкой дней.

И страшно жить с больною совестью –

Но жить без совести страшней.

У лета на краю

Стою на сизом камешке,

На самом-самом краешке,

Что сделать не решаюсь я

У лета на краю?

Как жаль его, лучистого,

Назад смотрю завистливо,

Там ждёт у тёплой пристани

Ромашковый июль…

Шепчу я строки нежные,

Пугаясь неизбежного,

Сомнениям подвержена,

Боюсь идти вперёд…

А позади – ночь тёмная,

Звёзд и желаний полная,

Тягучая и томная,

К себе меня зовёт…

Там, где речные омуты,

Ошибок моих опыты,

Рассвет дождями штопают,

Все жизнь сведя к нулю…

На тёмно-сизом камешке,

На самом-самом краешке,

Не с летом попрощаюсь я

У лета на краю…

В день отлёта шустрых звонких ласточек…

В день отлёта шустрых звонких ласточек
Ветер грусть-тоску принёс с полей.
Тихой дробью деревянных палочек
Дождь зацокал у моих дверей.

Отзвенело щебетаньем, смехом ли
Время беззаботное проказ.
И притих задумчиво Ореховый
Августовский плодоносный Спас.

Зябко на душе от ветра резкого.
И дрожит слезинка у ресниц.
Вновь дома пустеют деревенские,
Словно гнёзда перелётных птиц.

Чтобы ты не ходил на войну…

Я бы нагадала тебе,

                         чтобы ты не ходил на войну.

Я бы нашептала тебе,

                           чтоб любил ты меня одну...

…Но война ворвалась бурей снежною в май,

Тут шепчи – не шепчи, и гадай – не гадай!

И уносят тебя в роковые заботы

От меня поезда, корабли, самолёты…

От холодной воды – руки, стёртые в кровь.

Там, у страшной тропы, сколько сброшенных в ров?..

Я боялась молчать и от плача немела –

Имя в списке беззвучное запламенело!..

И летела стрела…

                      Сердце билось в огне,

Я тебя отдала

                       Без возврата войне.

В беспамятном веке (Читая Вознесенского)

В беспамятном веке, где меркнут столицы,

Стираются грани, фамилии, лица,

Меняются профиль, аккаунт и адрес,

Куда мы идём? В рай небесный ли? В ад ли?

В беспамятном веке – сумбурная спешка.

Мы, вроде живые,

                               а память – на флэшке!

Но зовом, но эхом – сквозь эры забвенья,

Ломая пароли, минуя домены,

Проверкой на память, на время, на прочность,

Всплеском полночным –

                                             «А ты меня помнишь...»

Нам оставалось ровно три свечи…

Нам оставалось ровно три свечи...

Три подожжённых октябрём аллеи,

Они до пепла сизого сгорели,

И ветки обнажились, как мечи.

До тёмной, до могильной тишины

Они за нас неистово сражались,

А мы на брань разменивали жалость,

Не замечая маленькой войны.

Так, что ж, поставь уверенной рукой

Три свечки с белым пламенем. Как флаги –

За непоколебимость и отвагу,

Последнюю поставь за упокой.

Спрячь меня всю у себя на груди…

Спрячу лицо у тебя на груди,

И обниму, и прижмусь посильнее.

Чтобы нам было друг с другом теплее,

Ты никуда больше не уходи.

Время сегодня на миг укротив,

Станет мой шёпот и робок, и нежен,

Только позволь – там, где ритм сердца бешен –

Спрятаться мне у тебя на груди.

Что завтра ждёт нас? Какие пути?

Снежные бури в земной круговерти?

Но – от беды, от врагов и от смерти –

Спрячь меня всю у себя на груди.

Город мой

Изнурённость плакучих ив,

Беспокойство короткой ночи,

То неистов и нетерпелив,

То надменно сосредоточен...

Вдруг приветлив и очень рад

Долгожданной счастливой встрече.

Город мой – Петербург, Ленинград! –

Обнимает меня за плечи.

То бывает дождлив и угрюм,

И скрипят корабельные мачты.

Всё равно я его люблю

И сказать не смогу иначе.