Мечты круженье

Рассказ

Раскалённый луговой воздух к полудню уподобился жаровне. В её дышащем пекле умолк говор речного переката, щебетание птиц из ближнего перелеска, звон мошкары. Кажется, сам день загустел, превратился в терпкое марево, пеленающее высокие травины, прибрежные кустарники и всякую вокруг живность.

Я сижу на знакомой лужайке. Круги памяти цепляют… вспыхивают и вспыхивают зарницами. Давняя история, ставшая частью нервных нитей, уносит меня в те сладкие мгновения детства, когда день длился вечность, а сказка превращалась в быль вопреки препонам быта. Странно, но и тот быт не казался тогда грузным, отчего ощущал я себя лёгким пушком с перелётной птицы. Несёт ветерок, баюкает в тугих воздушных волнах и поднимает пушок в облачные кружева, откуда земля смотрится, как на ладони. Или всё перепуталось, и это жизнь видится мне сегодня, как на ладони.

…В океане летнего зноя 197..-го года, кажется, ничто не могло потревожить июльской неги. Угасли звуки. Но что это? Шорох-шелест возник неизвестно откуда и начал нарастать певучими волнами. Воздух завибрировал. Шелест быстро перешёл в устойчивый шум. Сравнить его с чем? Разве что с дрожанием вершины открытой ветрам берёзы. Глаза рассмотрели полупрозрачные длинные тельца. Всего-то. Шум источали слюдяные крыла пары зелёных стрекоз. Для меня, десятилетнего, эти два порхающих существа явление из серии загадок. Как они летают? Зависли рядом и о чём-то толкуют меж собой. А может, слушают, что рассказывает светловолосый Венька Шульгин. Приятель старше меня на два года и давно мечтает о собственном велосипеде.

– Купят мне, Вовка, этим летом велик. Увидишь, всяко купят! В конце июля будет у меня день рождения, и отец порадует беспременно, – покусывая длинную соломину, бормочет Венька. – Как думаешь, какой марки?

– Не знаю, – пожимаю я плечами.

Действительно, не знаю. Даже не разбираюсь, потому что своего велика у меня нет и никогда не было. Катаюсь на взрослых, когда подворачивается случай. Ногу просовываю под рамой, поскольку с седла до педалей не достаю. Несколько штанов продрал до дыр чёрной цепью. А погонять-то хочется. До штанов ли тут. Так и рвутся одни штанины за другими. Маманька латать не успевает, но ладно хоть не ворчит.

– Купят мне велик, сяду я в седло, да как помчусь! – продолжал рассуждать Венька. – А ещё лучше заберусь на Филипову гору и… С неё разгоняться не надо. Дух захватывает, когда ногами сбегаешь, а на велике-то – вообще красота! – всё мечтал и мечтал вслух мой друг. – Быстрее птицы стану. Так что, Вовка, проси своих. Вместе на двух велосипедах гонять всяко интереснее. Ох, горит спина. Искупаемся?

– Мне папа не разрешает без него на речку ходить, – привычно отвечаю я. Понимаю, что Венька подначивал меня на купание без умысла. Знает, что не пойду.

– Ты бы, Вовчик, взрослел побыстрее. Глядишь, и с речкой бы всё разрешилось, и с великом.

Я молчал. Что рассуждать? Рад бы повзрослеть, рад бы велосипед попросить, но родители собрались покупать бычка. Деньги на живность копят. Но за Веньку, конечно, приятно. Слушая его, представлял, как он молнией станет летать на пыльных дорогах посёлка, потом выкатит за околицу и, добравшись до Филиповой горы, метнётся вниз, как ракета. Даст ли мне прокатиться?

– Мне-то дашь велик проехать? – спросил я Веньку.

Тот замолчал. Наверно, думал: дать или не дать. Выплюнув остатки травины изо рта, пообещал.

– Дам. Только не падай. А то, видишь, «восьмёру» выгнешь, придётся чинить.

– Ей-ей, не упаду, – пришлось мне поклясться.

Но велосипед Веньке в тот год не купили. Родители подарили ему на день рождения новую рубашку и новые кеды. Через год мы снова лежали с Венькой на том же самом месте и опять мечтали об его велосипеде. Разговор наш повторялся один в один. Единственной добавкой к нему стал мой вопрос о катании на багажнике. Ездить на велике можно и вдвоём, как это бывало в посёлке. Садится один в седло, другой позади и едут. Венька заверил меня, что покатает меня на багажнике. От такого приятельского радушия о чужом велике я замечтал, наверно, не меньше самого Веньки. Собственный мне не светил. После покупки бычка родители решили завести овец. Потом – крышу перестелить на сарае. Личное подворье оставляло меня без мечты на лучшее завтра.

Прошёл ещё год. Мало, что изменилось в вопросе с велосипедом. Нет, дело чуть сдвинулось с мёртвой точки. Веньке было тринадцать, но приближающийся день рождения подавал надежду, что на четырнадцатилетие велик появится.

Мы с приятелем опять оказались под пеклом на полюбившейся лужайке, снова покусывали травины, и Венька негромко рассказывал мне:

– Отпустила матушка сегодня на выходной. Отец, видишь, на север на заработки подался. Уренгой какой-то называл в письме. Мы вдвоём сейчас с мамой хозяйство тянем. Почти весь июнь и начало июля работать приходится. Да в двух местах. С лесником Митрофановичем под линиями ЛЭП поросль зелёную убираем, а дома то картошку окучиваю, то сено гребу. Почти заработал я, Вовка, на велик. Чуть-чуть не хватает. Ах, ты окаянный! – Венька звонко хлопнул себя по боку. – Не полетаешь больше, кровосос!

Не повезло бедняге-пауту. Но больше интересовало, появится ли у Веньки техника. За душой-то у меня не было ни рубля. Помочь приятелю мог только сочувствием.

– Выбрал велосипед? – спросил его не без личной корысти.

– Выбрал, – горделиво мотнул головой друг. – «Урал». Отличный ход! В «Хозтоварах» смотрел. Вот родители подивятся покупке! Фу… Жара. Может, на речку сходим?

С русых волос Веньки скатывались капли пота. Видимо, оказался пот и в глазах. Приятель начал отчаянно тереть их.

– Жаро-овня! – зевая, согласился я. – Пошли, окунёмся.

…Вечером за ужином мама как-то вопросительно посмотрела на отца и обратилась ко мне: «На пару недель, сын, придётся съездить к бабушке. Жарко. Она не управляется с поливом огорода. Поможешь». «В деревне скукота! – воскликнул я в ответ. – У Веньки скоро день рождения. Можно я поеду к бабушке попоздней?» О будущей обкатке чужого велика я умолчал. «Нет! – твёрдо отчеканил папа на моё “попоздней”. – Зной такой, что воды требуется много, а бабушке трудно её носить с ключа. Мы не можем оставить свой дом и огород. Надежда только на тебя. Не маленький. Помогай нам».

Назавтра отец посадил меня в семь утра позади себя на мотоцикл, и мы уехали.

В деревне я обитал неделю, когда под вечер неожиданно прикатил папа. Он о чём-то пошептался со своей мамой, моей бабушкой, и та начала хлопотать у стола. Отец помолчал, потом почесал переносицу и произнёс: «Собирайся. Завтра с утра Шульгины уезжают. Попрощаешься с другом». «Куда уезжают?» – ничего не разобрав, спросил я. «На север», – ответил папа. На какой север? Зачем? Венька должен меня в посёлке ожидать, чтобы мы насладились его приобретением из «Хозтоваров».

В сумерках мы вернулись в посёлок. Я не вытерпел и, отпросившись у родителей, отправился к дому Шульгиных. Венька будто знал, что приду. Он сидел на лавке возле покосившегося палисадника. Рядом стоял новенький велосипед «Урал». Сказка! Синий с блестящими полосками на раме. Колёса чернели, как отлакированные. Не ездил, что ли приятель на велике?

– Привет, Вовчик! – мотнул головой друг. – Только приехал?

Я кивнул.

– А мы, видишь, завтра поутру отправляемся. Вещи уже собрали. Это я попросил тебя привезти из деревни. Хотел разбудить полшестого утром, но раз уж ты пришёл, то всяко лучше.

Он замолчал. Я тоже не знал, о чём говорить. Жалко. С Венькой дружить было интересно. Решение, наверно, родители приняли без его участия, а я в их планах вообще не значился. Оказалось, ошибся. Значился в Венькиных. Через минуту он заговорил:

– Вовчик, три дня назад исполнилась моя мечта. Купил велик. Толком не обкатал. То работа, то отец приехал – скорее, скорее! Пакуем вещи, собираемся!

Мне показалось, что приятель с обидой вспоминал эти сборы. Наверно, и для него неожиданностью стал отъезд на север. Что делать? Взрослые живут своими заботами. Я вздохнул в искреннем сочувствии: Венька – отличный друг и товарищ. Что же… покатается на новом велосипеде в другом городке. А мне вот уже не придётся.

Венька шмыгнул носом:

– В дом завтра родственники заедут на проживание. Родители им много всякого имущества оставляют, а я решил тебе велик отдать. Катайся, вспоминай меня. Родители со мной согласились: мой велик, мне и карты в руки.

Что-то ёкнуло в груди. Показалось, что мир в одну секунду очертился до двух непомерно больших явлений: Веньки и велосипеда. Продолжать стоять у меня не хватило сил. Я уселся рядышком с приятелем и положил свою руку на его плечо.

– Не верю, что уезжаешь, – скомкано выдавил я. – Вези с собой велосипед, пристроишь к какому-нибудь чемодану.

– Не пристрою. Весь багаж – четыре чемодана и три сумки. Ехать будем поездами с пересадками. «Урал» не самокат. Жаль, конечно. Так мечтал с Филиповой горы сигануть вниз. Напишу тебе потом, ответишь мне, как он себя ведёт при большой скорости.

Мы говорили до полной темноты. Домой я вернулся, ведя велосипед за руль.

Четыре с половиной десятка лет миновало, а я часто вспоминаю Веньку, которого больше не видел, и горжусь, что был у меня такой сердечный друг. Велосипед послужил мне лет шесть, потом меня забрали в армию. После окончания службы и возвращения в посёлок в сарае отца я нашёл только насос от Венькиного «Урала». «Ребята малые всё просили велик покататься, да так и не вернули», – отмахнулся тогда от моих расспросов отец. Не жалко. Своё я отъездил, с Филиповой горы отлетал. Главное, осталась во мне добрая память от поры детства и благодарность за те уроки, что преподнесла жизнь.

Я поднялся с травы. Да, печёт. Наверно, к дождю. Как много готов отдать человек за иные мгновения прошлого. Вот и мне бы вернуться на миг в тот день, где воздух плыл таким же терпким маревом, а рядом сидел мой приятель Венька, покусывая сочную травину.