Рассказы / Архив номеров / ВЕЛИКОРОССЪ

Земфира варит хаш

Если бы кто-то сказал, что Земфира Гигамовна несчастна, она бы искренне удивилась. Ей случалось чувствовать себя больной или уставшей, но впадать в уныние – никогда. Несчастная? Вот ещё! Пустые страдания – развлечение для бездельников.

- Разве ты не хочешь семью? – спрашивали знакомые.

- Зачем? Чтобы надеть вязаные гамаши и варить мужу хаш? Эхк! – презрительно кривилась Земфира.

- Большой город её испортил, - качали головами соседи.

- Высокомерная, - привычно осуждали коллеги, которые уже не надеялись, что заносчивая особа не выдержит порицания и уволится.

Да, Земфира Гигамовна выстояла, и преподавала русский язык и литературу вот уже двадцать лет. О такой работе она мечтала с детства, поэтому, когда подошёл срок, покинула родной городок и отправилась в Ереван за достойным образованием.

- Зря ты её отпускаешь, Асмик, - говорили маме Земфиры, - лучше замуж выдай.

- Э-э-э, - отмахивалась та, - успеет, никуда не денется.

Как она ошибалась! Скромная, но упрямая дочь смахнула слёзы, села в дребезжащий «Икарус» и отбыла в столицу по разбитым горным дорогам. Милое дитя в тёмном платье до пят, с нежной улыбкой и толстой косой до пояса. И что же? Назад вернулась своевольная, стриженная под «каре» дамочка в брючном костюме. Женщина в штанах! В школе! Она вышагивала по классу с таким видом, будто несла знамя. Люди возмущались, просили директора принять меры, но тот лишь посмеивался.

- Это не запрещено, - отвечал он, разглаживая пышные усы и щурясь от удовольствия. – Земфира Гигамовна хороший специалист, детям повезло с учительницей.

- Может быть, она и курить начнёт?! – восклицала завуч и негодующе трясла головой, от чего с её пухлых щёк осыпалась пудра.

- Глупости, - отмахивался директор, - зачем нашим женщинам курить? Они и так зависимые.

- Это почему?

- Вы же пьёте по десять чашек кофе в день, а то и больше. Как это по-научному? Кофемания.

Завуч раздражённо фыркала и отправлялась в свой кабинет, успокаивать нервы тем божественным густым напитком, от которого якобы мания. Ничего плохого в кофе нет, много понимает этот самодур!

Строптивую учительницу пытались образумить и родственники:

- Земфира, нам за тебя стыдно. Здесь так не одеваются.

- А мне нравится.

- Но тебя замуж не возьмут!

- И хорошо! Тоже мне радость - носить гамаши и варить мужу хаш!

Из года в год один ответ. Что с ней делать?

- А дети?

- Детей мне на работе хватает!

- Был бы жив твой отец… - вздыхала Асмик, но Земфира поджимала губы, смотрела исподлобья и молчала.

Замуж и правда не взяли. Такую невестку и врагу не пожелаешь. Вокруг полно нормальных девушек, которые уважают традиции и не прекословят, зачем связываться с гордячкой? К тому же мужчины побаивались Земфиру, больно умная. Но Асмик надеялась. Степенная грузная женщина с непомерно широкими бёдрами страдала от слабого сердца, но это не мешало ей настойчиво искать пару для дочери. Асмик устраивала смотрины, знакомила, сводила, и всё же через несколько лет сдалась. Время упущено. Теперь даже на пожилых вдовцов рассчитывать не приходилось. Земфира вздохнула с облегчением - статус чудаковатой старой девы её вполне устраивал.

Со временем земляки привыкли к брюкам учительницы, и даже тайно её зауважали. Маленькая стройная Земфира Гигамовна носилась по школьным коридорам с такой энергией, что паркет дымился. Уроки, литературные вечера, торжественные линейки, концерты – всё на ней. Всё в радость.

Интересная работа – это половина счастья. Вторая половина – истинная большая любовь. Ею стал Пушкин. Да-да, Александр Сергеевич. Великий поэт, красивый мужчина, повеса, дуэлянт, гений. Свет очей Земфиры Гигамовны.

В то время как другие женщины разводили костры, чтобы в огромных котлах тушить перцы, томаты и баклажаны, Земфира читала. Тёплые вечера она проводила в парке с томиком стихотворений кумира, вдыхая сладостный запах томлёных овощей и древесного дыма. Пока остальные распарывали тюфяки, доставали из них овечью шерсть и взбивали её на солнцепёке гибкими прутьями, Земфира грезила о дуэлях. В каждом ударе палкой ей слышался выстрел. Она знала наизусть добрую половину поэм и все письма Пушкина к жене. Наталью Гончарову презирала, Дантеса ненавидела. И радовалась жизни.

Так бы всё и шло, если бы Асмик не сломала каблук.

- Земфира, - жалобно простонала она, полулёжа в глубоком кресле, - надо сходить на рынок.

- Хорошо.

- И отнести мои туфли в починку.

- Конечно.

- Знаешь мастерскую возле пельменной? Туда отнеси.

- Хоро… - Земфира Гигамовна подняла голову от тетрадей. – В зелёный вагончик?

- Да.

- Но ремонт обуви есть рядом со школой.

- Не надо мне этого ремонта, там сапожник мошенничает! Я сказала ему, что он жалеет клей, и столько гадостей услышала, ты не представляешь! - взволнованно зачастила Асмик. – Неси в зелёный вагончик к хорошему мастеру.

- Ни за что!

- Почему?

- Ты видела его вывеску? – Земфира даже побледнела от возмущения.

- Да. Обычная.

- Нет, кошмарная!

- Что с ней не так, можешь ты объяснить?

- Всё не так! К доктору запишись, если глаза подводят. А я туда не пойду, точка!

Асмик знала, если дочь упёрлась, то не уступит. Но сегодня у неё этот номер не пройдёт, сапожник из вагончика больно хорош. Асмик ведь была у него на днях, как раз с этим каблуком. Оказалось, что мастеру давно нравится Земфира, но знакомиться с независимой зрелой женщиной ему боязно. Можно понять. А тут сама судьба вмешалась в лице её матери и сломанного каблука. В общем, они поговорили и условились, что Асмик организует встречу. Но и мастер подготовится, чтобы заинтересовать строгую учительницу.

Асмик обиженно отвернулась и сказала со слезами в голосе:

- Почему ты споришь? Неужели тебе жалко что-то для меня сделать?

- Мама, какая разница, кто починит твои туфли?

- Ты злая. Ты никого не уважаешь.

- Я не понимаю…

- Что тут понимать? Я устала всё время спорить. Делай, как хочешь, упрямая ослица!

Земфира вздохнула, потёрла уставшие глаза и согласилась нести обувь куда угодно, лишь бы закончился этот разговор.

После обеда Земфира Гигамовна отправилась к рынку с парой старых туфель наперевес. Петляя по узким улочкам, она мысленно ругалась с матерью, и только когда вошла в низкую каменную арку, немного расслабилась. Солоноватые запахи специй успокаивали. Земфира постояла у бочек с мочёным чесноком и перцем цицаком, жадно вдыхая пряную остроту рассола, прошла вдоль фруктовых прилавков, и даже заулыбалась. Вот и пельменная, а рядом вагончик сапожника. Учительница посмотрела на вывеску. Нет, это отвратительно! Брезгливо передёрнув плечами, шагнула внутрь.

Мастер услышал тихий звон колокольчика над дверью и поднял глаза от верстака.

- Здравствуйте! – обрадовался он.

- Добрый день, - чопорно отозвалась Земфира Гигамовна.

До чего тесно. А сапожник улыбается как душевнобольной. Неужели маньяк? Вроде не похож - солидный мужчина, одет аккуратно, ногти чистые. И лицо хорошее.

- Я вас ждал. В смысле, ждал клиентов. Разных.

- Да? – Земфира почему-то смутилась. - У меня туфли. Каблук поломался, и набойки пора менять. Сделаете?

- Конечно, прямо сейчас. Мы не знакомы, но я часто вижу, как вы проходите мимо. И всегда отворачиваетесь. Вы работаете в школе, правильно? Меня зовут Гамлет Мартынович.

- Гамлет? Интересно… а меня - Земфира, как у Пушкина. Знаете, наверное? – ехидно спросила она, считая мастера невежей.

- О, Пушкин! – воскликнул сапожник, наученный заботливой Асмик. – Мой любимый поэт!

И тут он поразил учительницу в самое сердце: не отрываясь от осмотра туфель, Гамлет Мартынович прочёл наизусть письмо Онегина Татьяне. Земфира Гигамовна оттаяла, присела на предложенный стул и даже продекламировала «Что в имени тебе моём?». Он восхитился её звучным голосом, в ответ она похвалила его хороший литературный вкус. А потом просто разговаривали. Учительница узнала, что мастеру скоро пятьдесят, он давно овдовел и живёт с семьёй младшего сына, но почти всё время проводит в мастерской, потому что любит своё дело. Знает ли она, что правильные туфли могут преобразить человека и сделать его счастливым? Вот эти, со сломанным каблуком, как раз такие. Земфира не знала, но ей было интересно. Спокойно и тепло. А ещё он внимательно слушал и ни разу не перебил. Такой мужчина заслуживает внимания. К тому же, ему определённо пойдут бакенбарды.

- Вы придёте ещё? – спросил Гамлет, когда она начала прощаться.

- Приду. Но у меня есть условие.

- Всё, что хотите!

- Смените вывеску.

Сапожник растерялся, какое странное желание. Он недоверчиво смотрел на гостью и боялся спросить, что именно ей не нравится. Земфира Гигамовна вздохнула и терпеливо пояснила:

- Там ошибка. Правильно писать «ремонт обуви», через «е», а у вас «римонт».

- Ох, как некрасиво получилось, – расстроился Гамлет Мартынович. – Прямо сейчас сниму и выброшу!

На обратном пути Земфира Гигамовна заглянула в мясные ряды. Вечером она стояла у плиты, помешивая густой жирный бульон, и напевала легкомысленный модный мотив.

- Дочка, что это? Хаш?! – изумилась Асмик и тяжело осела на шаткий табурет.

- Угу. Ты сколько чеснока бросаешь?

- Не помню… может, ты и гамаши купила?

Земфира весело фыркнула:

- Не дождёшься!

«Уже дождалась!» - подумала Асмик, но промолчала, боясь спугнуть удачу. «Нужно ещё торт испечь» - подумала её восторженная дочь. И обе женщины тихонько улыбнулись своим, в общем-то, одинаковым мыслям.

Классика жанра

Говорят, бормочут, шепчут, заполняют пустоту ожидания обрывками фраз. Слова роятся над головой как надоедливые мухи, не отогнать:

- А потом камни из почек пошли, чуть не померла. Ночью проснулась, больно, аж глаза лопаются…

- Дочка, тряпка безвольная, зятю поддакивает. Разменяй, мама, квартиру и всё тут. Этот упырь ничего не делает, не работает, она его на себе тянет. Теперь ко мне прицепился, гад…

- Угнали, представляете. Прямо от подъезда увели. Она новая, всего два года езжу. Резину недавно поменял…

Старуха в углу дремлет. Привалилась к стене и не шевельнётся. Дышит хоть? Вроде живая. Две грузные тётки талдычат каждая своё, блестят жирными от помады губами. Плешивый мужик вклинивается, ругает угонщиков, хнычет, как обиженный мальчик. Тощая бесцветная мамаша сыплет нравоучениями. Вцепилась в руку девочки-подростка, словно та может исчезнуть. А куда она денется? Смирилась, ссутулила узкие плечи, да так, что позвонки через свитер проступают.

Ох, как ноги затекли, вроде ещё трое в очереди, недолго осталось. Ольга находит взглядом окно, тоскливо смотрит на форточку и не решается её открыть. Комната маленькая, грязная, спёртый воздух липнет к коже запахами пота и дешёвой косметики. От заветной двери тянет кислой капустой. У порога прыщавая девица с тетрадочкой. Развалилась в кресле, отвечает на звонки, проверяет списки, командует, кому заходить:

- Быстрее, быстрее, она не любит ждать! Сто мне, триста ей. Что вы копаетесь? Надо было заранее приготовить. Заходите, не стойте!

Мамаша протискивается мимо, тащит за собой унылое дитя, сталкивается в дверях с молодой цыганкой.

- Она хорошая, не бойтесь – доверительно шепчет та.

- Вот ещё, - отмахивается тощая.

Цыганка хмурится, наматывает на голову яркий платок. «Счастливая», - завидует ей Ольга, представляя, как женщина выйдет на улицу и вдохнёт колкую морозную свежесть. Тихо стало. Все замолчали, смотрят. Одна из тёток не выдерживает:

- Ну? Как прошло?

- Всё рассказала! В подробностях! Насквозь мою жизнь увидела! – радуется вниманию цыганка.

- А ей вопросы нужно задавать или сама говорит? – любопытствует вторая, мелко кивая завитой каракулевой головой.

- Сама. Всю правду знает. Сказала, что богатая буду!

- Тихо, мешаете! – шипит угреватая девица.

- Ухожу-ухожу, - извиняется цыганка.

«Может, и мне выйти хоть на пять минут? Постою на крыльце и вернусь, – думает Ольга. – Нет, а вдруг обсчиталась по очереди и меня следующей позовут? Надо дотерпеть. Ради Валеры».

Валера. Стоит подумать о нём, как во рту появляется вкус молочного шоколада, а под рёбрами - мучительный тревожный голод. Где же ты, что с тобой случилось? Бабка скажет. Или как их называют? Гадалка? Знахарка? Не важно. Соседка приходила сюда, когда мужик её загулял. Осталась довольна: и муж при ней, и здоровье поправила. А как Ольга начала худеть и чахнуть после Валериного отъезда, подсказала адресок.

Оля не слишком жалует народных кудесников, но допускает, что есть на свете необъяснимые явления. Без суеверий, исключительно с разумной точки зрения.

- Вечно ты умничаешь, вот и сидишь одна, - любит уколоть маменька.

Едкая и невозмутимая, она не стареет, а будто становится твёрже. Даже внешне напоминает доисторическое закаменелое дерево. Иногда Оля думает, что её жизнь пуста из-за маменьки, но одёргивает себя. Надо быть справедливой - в чужие дела мама не лезла, только презрительно хмыкала, когда дочку бросали. Ольга и сама разрывала отношения раз или два по молодости. Может быть, зря? Сорок два года, ни детей, ни мужа. И ведь не уродина - высокая, белая, упругая. Правда рожать поздно, но встретить хорошего человека она ещё успевает. Точнее, успела, встретила Валеру.

Познакомились будто в кино. Тогда Оля об этом не подумала, а позже, рассказывая о случившемся маменьке, вдруг осознала красоту момента. Валера зашёл в цветочный магазин и попросил флориста Ольгу собрать букет на её вкус. Чайная роза, тюльпаны, матиолла, эвкалипт – то, что нужно. Освежила стебли, составила композицию, упаковала в рисовую бумагу. Валера восхищённо наблюдал за ловкими движениями наманикюренных пальцев, любовался игрой света в камешках многочисленных золотых колец, среди которых нет обручального. Потом благодарил, обещал заглядывать при случае.

«Повезло кому-то» - загрустила Оля, глядя через витрину на подтянутого широкоплечего мужчину с букетом. Хорош! Лицо, может, и простоватое, нос картошкой, губы тонкие, но как смотрит! Словно обволакивает взглядом, мягко льнёт к телу жадным теплом, поглаживает ласково все его выпуклости, скользит сверху вниз. О, какие нескромные фантазии… Она отвлеклась, не увидела, что недавний клиент остановился на перекрёстке, потоптался в нерешительности и бодрым шагом направился назад, к магазину «Цветочное небо». Шедевр флористики вернулся в нежные руки продавщицы, которая сначала испугалась, а потом чуть не растеклась по кафельному полу сладким вишнёвым сиропом. За букетом последовало приглашение в кофейню.

- Пижон, - хмыкнула маменька. – Дешёвый трюкач с маслянистыми глазами. У кобелей всегда такие. Надо же, с цветами вернулся, до чего затасканный приём. Банальщина и пошлость.

Оля глуповато улыбнулась и пролепетала:

- Ты его не знаешь, поэтому ошибаешься.

Маменька заинтересованно подняла тонкую бровь и выразила желание познакомиться с «добрым и щедрым». Пришлось организовать маленькое семейное торжество. Ольга нервничала, опасаясь, что совместный ужин станет пыткой. Но маменька проявила милосердие. В меру строгая, в меру насмешливая, она небрежно задавала вопросы. Валера отвечал с простодушным обаянием. Говорил, смеялся и как-то незаметно оставлял подробности за кадром. Был одинок, страдал, но вот, наконец, встретил женщину мечты. Ольга млела, наливалась страстью. Маменька сдержано улыбалась, отмечая про себя, что он умеет пользоваться не только вилкой, но и ножом. Это плюс.

- Теперь видишь, что Валера потрясающий? – с придыханием спросила Оля на следующий день.

- Кое-что вижу, - ровно ответила маменька. - Моя перезрелая дочь отупела от любви. Но это нормально.

- И всё?

- Почему же? Избранник твой – редкий пройдоха, но я надеюсь на лучшее.

Лучшее наступило через пару недель. Валера позвал Олю замуж.

- Ну-ну, - сказала маменька, когда узнала новость.

Вскоре жениху пришлось уехать. Он сбивчиво рассказал о любимой сестре, которая попала в аварию, намекнул, что её сбил известный человек и придётся побороться за справедливость. Да, это опасно, но как иначе? Попросил одолжить денег, ведь бесплатная медицина – миф и надувательство. Ясное дело, Оля отдала всё, что у неё было. Бурное прощание, слёзы, клятвы, два скомканных телефонных разговора и тишина. Страшная, безнадёжная, высасывающая силы.

Классика жанра.

- Дешёвка и есть дешёвка, ничего нового придумать не смог, - брезгливо морщилась маменька.

- А если с ним плохое случилось? - кричала Ольга и принималась плакать, жалобно кривя опухшее лицо.

- Иди в полицию, напиши, что жених пропал.

- Не могу, мы не успели подать заявление. Я ему никто.

- Тогда пожалуйся, что он скрылся с твоими деньгами. Пусть ищут.

- А если найдут, арестуют и окажется, что он не виноват? Валера мне этого не простит, – надрывно подвывала Оля, стискивала пальцы и замолкала, превращаясь в безжизненное изваяние.

Маменька разводила руками:

- В кого ты такая наивная? Вроде не школьница, умная самостоятельная женщина, а дура дурой.

- Женщина! Женщина, сколько можно звать? Ваша очередь!

Ольга вздрагивает, озирается. Комнатушка опустела, только старуха по-прежнему дремлет в углу, да плешивый мужичок застёгивает короткую дублёнку.

- Не найдут мою ласточку, - вздыхает он. – Новая резина, жалко. Как мне теперь? Лучше б не знал.

Оля не понимает, о чём он говорит. Проходит мимо, заглядывает в горестные глаза. Угнали машину, вспомнила. Выходит, не утешила его гадалка, не обнадёжила.

- Быстрее! – взрывается прыщавая девица, протягивая руку за деньгами.

За дверью ещё жарче, воздух густой, кислый. Комната побольше приёмной, но такая же грязная. Мебели нет, только матрас на полу, а на матрасе сидит бабка. Или ведунья? Бабкой назвать язык не поворачивается: молодая, лет тридцать. Толстая, жирные волосы сбились в рыжеватый колтун. Смотрит долгим тяжёлым взглядом:

- Садись, что встала? Много народу ещё?

- Нет.

- Хорошо.

Вид у кудесницы усталый, покачивается из стороны в сторону как пьяная. Не удивительно, с самого утра принимает, без перерывов. Сесть некуда, Оля неуклюже опускается на грязный пол напротив гадалки. Та суёт ей в руку засаленную колоду, скользит по ладони, начинает бросать перед собой карты рубашками вверх:

- Одна ты, без мужа. Поэтому и пришла. Думала фату покупать, а кавалер сбежал. Сглаза на тебе нет, порчи тоже, безбрачие на роду написано.

Потом бормочет про здоровье, про неожиданную поездку, ничего интересного.

- Скажите, мой жених вернётся? – перебивает Ольга.

- Плохо вижу, устала, - вздыхает кудесница, - подержи карты ещё раз.

Ольга снова кладёт руку на прохладный картон. Белая кожа, бордовые ногти, кольца. Только обручального нет.

«Лучше б не знал» - звучит в голове плаксивый голос жертвы угонщиков.

Внезапно Оля понимает, что тоже не хочет знать. К чёрту правду, лучше продолжать надеяться, чем-то жить. А если бабка скажет, что Валера мошенник, как это принять? Невозможно, больно. Ведунья бросает карты, бормочет:

- Мужчина твой лукавил, но…

- Не надо! – кричит Ольга. – Не говорите! Я пойду. Мне пора, уже поздно. Меня ждут, простите. Спасибо. Спасибо вам!

Она выбегает из дома без шапки, в расстёгнутом пальто. Быстро идёт по тёмной улице, не замечая холода, стараясь надышаться после вязкой духоты гадалкиных комнатушек. Тихо, только снег скрипит под ногами. И совсем рядом странный знакомый писк. Нет, это мелодия - в сумочке вибрирует телефон. Кто-то звонит. Ольга останавливается и закрывает глаза. Страшно - вдруг это он? Ещё страшнее, если нет.