Лейтенант полиции, участковый уполномоченный по посёлку Причулымский, Асиновского района Томской области Ветров Кирилл Петрович набирал текст на компьютере. Пока отобразил только заголовок «Отчёт». Мысли в кучу собираться не торопились, писать не получалось. Он с тоской поглядел на стену, на которой правила в аккуратной рамочке ему предписывали:

Проведение профилактического обхода административного участка.

1. Осуществление приёма граждан и рассмотрение их обращений.
2. Проведение индивидуальной профилактической работы с гражданами, состоящими на профилактическом учёте.
3. Проведение отчётов перед населением о проделанной работе.

Какой отчёт может быть, если отпуск, который он проводил у тётки, старшей сестры отца, проживающей в Томске, только что закончился. И голова была забита воспоминаниями, как он днём пропадал на Томи – купался да загорал. Вечером шёл в кино, в парк, а то и в кафе. По настроению. В общем, сибаритствовал.

Кирилл откинувшись на кресле, задумался.

Вспомнился ему Томск, он возвращается домой довольно поздно. Идёт по улице Гагарина к трамвайному кольцу. Впереди идёт девушка, её стройную фигурку облегает лёгкое сиреневое платье, каблучки звонко цокают по асфальту.

Неожиданно, перед девушкой возникают трое парней. Они загораживают ей дорогу и начинают приставать, пьяно хихикая.

– Прекратите, нахалы! Я полицию позову! – выкрикнула девушка, и даже огрела одного из молодцов сумочкой.

Это только развеселило парней.

Кирилл поспешил к месту происшествия.

– А ну, отпустите девушку! – прикрикнул он.

– Что?! Кто–то чего–то вякнул, или мне показалось? – повернулся к нему здоровенный верзила в замшевой куртке. Дыхнул на Кирилла перегаром и посоветовал: Давай-ка дёргай отсюда, пока я тебе зубы не посчитал! Учти, я повторять не люблю.

– Ты сам дёргай! – последовало в ответ.

– Ну, держи тогда!

В следующее мгновение здоровяк уже корчится на тротуаре, не имея сил ни охнуть, ни вздохнуть.

– Бегите отсюда! – крикнул Кирилл растерянной девушке.

Та упрашивать себя не заставила.

Двое битюгов сначала удивлённо воззрились на своего дружка, интерес к происходящему потерявшему, и на наглеца, который их сотоварищу даровал путешествие в нирвану. Затем вознамерились преподать урок учтивости, не знакомому с уличным этикетом, джентльмену. Для чего с разных сторон начали медленно подступать к Кириллу. Хоть они и были помельче того, первого, но тоже ничего ребята. Крепкие. Особенно тот, который слева.

 

С ним, видно, придётся повозиться, тем более что фактор неожиданности уже исчерпан. И их двое, а он один. Четыре кулака на два. А тут, как назло, ещё и темновато. Густые тополя загораживают свет.

Однако, медлить дальше нельзя. Если тот, третий, очухается, тогда вовсе придётся туго. Кирилл сделал шаг навстречу правому, замахнулся рукой, а удар нанёс ногой, чуть ниже живота, в область детородных органов. Попал. Парняга, глухо вякнув, согнулся пополам.

Кирилл отскочил вовремя, узкое лезвие ножа чиркнуло по рубашке. Вот, где пригодились занятия в школе полиции. И повезло, конечно. Ведь, третий из нападавших промахнулся совсем чуть-чуть. Но промахнулся. И потерял равновесие. Остальное было, как говорится, делом техники. Кирилл поймал руку с ножом и так её ломанул, что она хрустнула. Нож со звоном отлетел в сторону. Стиляга завопил.

В это время подъехала милицейская машина, из неё выскочили два патрульных, за ними мельтешило, что-то сиреневое. Да, это была та самая девушка. Глаза её сияли.

Девушка оказалась из города Асина. Она тоже гостила у тётки, жившей где–то за железнодорожной линией. Расстались словно давние и хорошие знакомцы. И лишь, отойдя на приличное расстояние, Кирилл вдруг спохватился. Ведь не узнал ни асиновский адрес Инги Лобановой, ни томский адрес её тётки. «Олух царя небесного!» – укорил себя, сожалея, что так нелепо и глупо оборвалось знакомство с девушкой, улыбчивые тёмно–коричневые глаза которой не отпускали. «Осталось что? Осталось материться» – дал совет, глубоко почитаемый В.С. Высоцкий….

 

…В дверь громко постучали, затем она отворилась во всю ширину. Следом в кабинет участкового шагнул, громыхая толстым берёзовым бадогом (посохом), рослый старик с меднокожим лицом, украшенным сизым ноздреватым носом и лопатообразной бородой. Одет он был не по сезону тепло – в дублёный, домашнего пошива кожух, стёганые штаны и пимы с галошами. Галоши были склеены из отслужившей свой век автомобильной камеры. Голова утопала в косматой собачьей шапке. Будто он за сеном или за дровами собрался.

– Здравствуйте вам, – гулко поздоровался он. Затем аккуратно прикрыл за собой дверь. Да так аккуратно, что стены кабинета заходили ходуном.

– И вам не хворать, – отозвался Ветров, с любопытством рассматривая колоритного посетителя.

Участковый знал старика, правда, совсем немного. Пенсионер – Терентий Курзенёв, по прозвищу Малой. Немалые его габариты и весили пудов шесть, не меньше. В общем, прозвище вполне подходило. Малой был известен в посёлке нелюдимостью и скупердяйством, за что его поселковые слегка недолюбливали. А злые языки утверждали, что у него среди зимы и снегу-то не выпросишь. В то же время его уважали, уважали и побаивались. За силу, которой у него и теперь было, хоть отбавляй.

– Да вы присаживайтесь! – спохватился Кирилл, видя, что посетитель всё ещё топчется у двери.

Дед Терентий осторожно опустился на ближайший стул, который жалобно заскрипел под ним всеми своими суставами.

– Итак, слушаю вас.

– Мне бы товарища Дубинина… – замялся дед.

– Какого Дубинина? – не понял было участковый.

– Василия Ивановича.

– Ах, вон кого… – дошло до Ветрова. В своё время это был в райотделе ас уголовного розыска. Легенды про него ходили. Но теперь – то он уж с год, как на пенсии. Правда, вот люди продолжают всё ещё его спрашивать. И просто так о здоровье справляются, поклоны передают. Завидная популярность.

Вот и этот старик помнит Василия Ивановича с тех пор, когда тот был здесь, в Причулымском участковым уполномоченным. Времена тогда были совсем не те, что теперь. Лихие девяностые. Народ в тайге обретался занозистый. Обретались в медвежьих углах и всякие другие тёмные личности.

Обретались совсем не с пустыми руками и совсем не с добрыми намерениями по тайге шастали. А с «пушками», или, на худой конец, с самопалами. И ради спасения собственной шкуры ни перед чем не останавливались. Так что «подснежников» по весне, то по одному, а то и по два вытаивало. Тогда Василию Ивановичу спокойной жизни тут не было. Да и сама его жизнь порой висела на волоске. Но только он и сам не только лыком был шит. Не из пугливых. Лез и на рожон. Дерзкий, что называется. Так что уголовной шушеры в окрестностях резко поубавилось. Стало в тайге гораздо спокойнее.

– Не работает здесь больше Василий Иванович. На заслуженный отдых ушёл, – сообщил Кирилл.

– Вон какое дело…– разочарованно прогудел дед, – А тутеча болтанули, что он, навроде бы, здеся. Вот надо же такое придумать! Истинно сказано, что язык – то без костей….

– Так это ж был его сын! Анатолий Васильевич, – поспешил его успокоить участковый. – Он работает автоинспектором. А к нам сюда приезжал техосмотр проводить.

– Сын, стало быть. Понятно….

Старик вздохнул, потупился и принялся задумчиво теребить бороду.

Он действительно давно знал Василия Ивановича. Впервые они встретились в середине девяностых годов. Терентий Курзенев, нелюдимый и недоверчивый от природы, не спешил становиться фермером, хотел сперва посмотреть, что из этой затеи получится.

Потому просто жил своим немудрящим хозяйством. Терентий именовал себя середняком. В том заключалась его мужицкая гордость. В бедняках, по его мнению, ходили только пьяницы, да лодыри, а в фермерах – только мироеды, да жулики. Ни тех, ни других он не жаловал. И, вообще, держался особняком.

Тут в окрестностях объявились «авторитетные ребята» – братья Сорокины. Бандиты обложили данью местных предпринимателей, жёстко прессовали непокорных. Гремели выстрелы, лилась людская кровь.

Курзенев, глядя на такие дела, ещё больше укреплялся в своих единоличных убеждениях. Он и с соседями якшаться перестал, опасался и лишний раз нос высунуть на улицу.

 

Но однажды, тёмным августовским вечером к Курзеневу постучали. Терентий, думая, что это бандиты к нему нагрянули, или ещё какие лихие люди, трухнул не на шутку и, выходя во двор, вооружился дробовиком, который висел у него в избе, всегда заряженный про всякий случай.

– Хто там? – хриплым от волнения голосом спросил он, наставляя дробовик на калитку.

– Откройте! Милиция, – громко отозвались из–за ворот.

– А не врешь?

– Вот моё удостоверение.

И в подворотню просунулась рука с небольшой красной книжечкой. При виде которой Терентий сразу успокоился.

– Ладно, не надоть, – поверил он и открыл калитку, тем не менее, держа ружьё наготове.

Перед ним предстал молодой рослый парень, в заляпанной грязью милицейской форме.

Терентий недоумённо смотрел на гостя. Особых грехов за собой он не чувствовал. Недоимок за ним не числилось. Тогда зачем к нему пожаловал милиционер, да ещё в столь неурочное время?

«Не иначе, как ночлег ему требуется», – нашёл, наконец, подходящее объяснение Терентий, окончательно успокаиваясь.

И не угадал.

– Слушай, хозяин, извини, конечно, но позарез нужен самогон, – обратился к нему, без всяких предисловий, похоже, не состоявшийся поночёвщик.

– Самогон?.. – удивлённо протянул Терентий, лихорадочно соображая, кто же это из соседей на него накапал.

– Да самогон. Желательно первач. – Торопливо и, пожалуй, даже просительно подтвердил его собеседник.

Это не ускользнуло от внимания насторожившегося Терентия. Ещё он обратил внимание и на то обстоятельство, что милиционер был без понятых, стало быть, заявился к нему не с обыском. Похоже, просто выпить захотел, пользуясь своим служебным положением.

Так, так…. Это ж в корне меняло дело. Терентий, хоть иногда, а законами интересовался. А в данном случае они, эти законы были целиком и полностью на его стороне. Ну, а этого субчика – голубчика за такое вымогательство очень даже запросто могут протурить из органов. Его же начальники. Свободно и статью какую – никакую примерят. Уголовную. У них, в органах–то, говорят, насчёт энтих дел очень большие строгости. Всё это Терентий в один момент и сообразил. И повёл себя дальше в полном соответствии со своими умозаключениями.

– Стало быть, обнакновенная самогоночка вас, дорогой товарищ, уже не устраивает? – не без ехидства поинтересовался он, – Вам теперича первачок подавай? Понятное дело. Первачок–то посурьёзнее на нутро действует. Позабористей. А ну марш отседова! Щас же, чтоб духу твоёго тут не было. А то, так угощу, што на всю жизню запомнится….

И он, угрожающе приподняв ружьё, вознамерился захлопнуть калитку перед носом непрошенного гостя, но тот не позволил:

– Погоди отец! Ты не понял, не для себя прошу….

Оказывается первач нужен для операции по извлечению бандитской пули из бедра его раненого товарища, который лежит в данный момент на квартире у фельдшера. У фельдшера ни медикаментов, ни спирта нет. В магазине, как назло, не осталось ни одной бутылки водки. Так что вся надежда только на самогон.

– Ты бы так сразу и говорил, што для раненого, – сердито упрекнул Терентий, опуская ружьё, и решительным тоном скомандовал: Айда, в избу!

– Евдокея! – громко кликнул он жену ещё с порога.

– Ну, чего орёшь, как с цепи сорвался!? Ребятишек разбудишь, – зашикала на него жена, появившаяся из кухни с ухватом в руках.

То была крупная, под стать хозяину, женщина со строгим, однако, не лишённым привлекательности, лицом.

Она обожгла взглядом своего благоверного, готовая к любой баталии, но при виде милиционера сразу как-то обмякла и вроде даже растерялась.

А Терентий, меж, тем, распоряжался, пользуясь её замешательством:

– Доставай самогонку! И какую покрепчей.

– Да откуда у нас самогонка–то? Во сне, что ль, тебе приснилась? – переполошилась хозяйка, делая ему отчаянные знаки.

– Ладно, не придуркивайся! – сурово одёрнул он её, – Сказано, доставай. И баста! Для дела надоть.

Жена возражать не стала больше, полезла в подпол, правда, с явной неохотой. Вскоре она появилась оттуда в обнимку с литровой бутылкой, до самой пробки наполненной зеленоватой жидкостью.

При виде её Терентий крякнул и заскорузлым пальцем разгладил усы.

Милиционер посмотрел на него с пониманием. И, как бы между прочим, заметил:

– Фельдшер сказал, что и одной поллитры хватит.

– Не, забирай всю, – самоотверженно возразил хозяин, – Пускай лучше останется, чем не хватит.

– Ну, спасибо!

Милиционер пожал ему руку, кивнул хозяйке и отбыл.

Это и был Дубинин.

Канули в прошлое лихие девяностые. Жизнь помаленьку входила в нормальную колею.

И вот как–то зимним вечером, когда на дворе трещали лютые крещенские морозы, Терентий услышал, что кто-то подъехал к его дому.

– Кого это ещё черти принесли? – забеспокоился он, выглядывая в замёрзшее окно.

У палисадника стоял полицейский УАЗ, а в ворота уже стучали.

– Хто там? – выйдя во двор, не очень–то ласково поинтересовался Терентий.

– Отворяй, хозяин!

Голос кого-то напоминал, но кого – Терентий, сколь ни тужился, а припомнить не мог.

– А что ты будешь за человек? Откудова?

– Дубинин. Из полиции. Вы меня, как-то уже давненько, ещё самогонкой выручали.

–Так бы сразу и говорил! – оживился Терентий, распахивая калитку. Теперь он окончательно узнал своего неурочного гостя. – Ну, как тогда, ногу-то твоему дружку вылечили?

– Вылечили, – улыбнулся Дубинин, – Уже на танцы во всю бегает. Собирается как-нибудь приехать поблагодарить.

– Э, не за что.

Терентий по–прежнему не знался с соседями, а потому был искренне рад этой негаданной встрече. Он проводил гостя в избу, и, едва тот стащил с себя тяжёлый тулуп и форменную шинель, потащил его за стол, подкрепиться, чем бог послал.

Хозяйка уже разливала по вместительным деревянным мискам горячие наваристые щи.

– Для сугреву, – подмигнул Терентий, доставая запотелую бутылку самогона, с явным намерением разлить её по гранёным стаканам.

Однако полицейский отрицательно покачал головой.

– Не, самогонку я пить не буду.

– Я же не побегу докладать твоим начальникам, что ты тут у меня оскоромился.

– Да не в этом дело, – вежливо пояснил Дубинин. – Мы с тобой выпьем, обязательно выпьем. И для сугреву, как ты говоришь, и за встречу.

С этими словами он извлёк из кармана бутылку «Московской» и поставил её на стол.

– А с самогоном ты кончай, – с улыбкой продолжил он, – А то, как бы мне не пришлось тебя за это дело привлекать.

– Вон даже как! – почесал затылок хозяин.

– А ты как думал? Дружба дружбой, а служба службой.

– Ну, это–то мы ещё посмотрим. Не пойман – не вор.

– А тут и смотреть нечего! – неожиданно вмешалась в разговор супруга Терентия, – Завтра же все эти накидники переколочу к чёртовой матери!

– Чего!? – изумился благоверный, воззрившись на жену так, будто видел её впервой, – Тебя–то совсем не спрашивают, так что вякать погоди!

– А ты мне рот не затыкай, Вишь, раскомандовался! На какую холеру мне эта канитель? Чтоб лишний раз на твои куражи пьяные любоваться!? Да и ты без самогонки, небось, не помрёшь. Да и хлеб на неё переводить жалко. Ну, а если выпить, шибко выпить приспичит, так в магазине купить можно. Там этого добра полно. Хоть залейся….

Гость слушал и легонько посмеивался. Супруг же всё больше мрачнел челом. Потом вдруг расхохотался:

– Ну, брат ты мой, видать, твоя взяла, раз уж и моя домашняя полиция на самогонку ополчилась. Видал, как раскудахталась!

Они выпили. Разговор зашёл о переменах в деревенской жизни. Дубинин поинтересовался:

– А как тебе нынешняя жизнь, нравится?

– Нравится. Хоть бы тем, к примеру, что сейчас я сам себе голова – хочу работаю, хочу гуляю. Хочу просто так на полатях лежу. И никто мне не указ, – самодовольно похвастал Терентий, – Понятно?

– В этом вся и причина? – удивился собеседник.

– Конечно. А, что, разве мало?

– Удивил, брат, так удивил! Несёшь ахинею, да ещё, дюже похоже и гордишься собой. Вот ты говоришь, хочешь, мол, работаешь, а не хочешь, мол, не работаешь. Ну, а в страду?

– Вот ты сказанул! В страду–то, какие могут быть гулянки!? – Терентий с сожалением посмотрел на гостя (городской, чего с него взять), – Летний день, знамо дело, год кормит.

– Значит, не всегда и не совсем сам себе хозяин–то?

– Это ж совсем другой коленкор….

Они проговорили допоздна.….

Следующая их встреча состоялась уже весной, в разгар посевной страды. Дубинин застал Терентия в постели. В избе, кроме него никого не было. Жена с ребятишками копались в огороде.

При виде гостя Терентий попытался приподняться, но тут же с матюгами рухнул опять на постель.

– Что с тобой, дружище?

– Поясница отнялась, язви её в душу… – скрипнул зубами болезный, откидываясь на подушку, – А там земля перестаивает…. С десятину ещё недопахано….

У вас же фельдшер в посёлке есть. Не обращался, что ли?

– Да как не обращался! Приходил он, смотрел. Радикулит, говорит. Утюгом греть велел и таблетки трескать. Вроде маненько полегшало, а всё одно ни встать, ни повернуться…. Хоть матушку репку пой.

– Ладно, ты особо не убивайся, я что–нибудь придумаю.

С тем и уехал. А через день он вернулся, вернулся вдвоём с молодым белобрысым парнем.

– Иван, – коротко представился тот хозяевам.

А Дубинин уточнил:

– Это тот самый товарищ, которого тогда ваша самогонка выручила. А теперь вот мы решили вас выручить.

Полицейские пробыли у Курзеневых два дня. За это время они управились со всеми делами на полях – вспахали ту десятину, о которой так переживал Терентий, несколько десятин засеяли и потом всё кругом заборонили.

Хозяйка к вечеру второго дня истопила баню, потом, когда они помылись и попарились, она выставила на стол угощение. И… бутылку водки. Никто не возразил.

– И сколько же вам, касатики, за работу? – деловито осведомилась она.

– А нисколько, – ответил Дубинин.

– Да как же это так? – не поняла хозяйка.

– А вот так.

– Долг платежом красен, – вставил Иван.

– Да какой там долг!

Терентий слушал этот разговор со своей кровати молча. Потом произнёс:

– Смотрю я на вас и диву даюсь – чудные вы какие-то люди.

– Это почему же?

– А по всему. Ну, взять хоть бы теперешний факт. Два дня вы у нас монтулили, от тёмного до тёмного, а от платы отказываетесь. Выходит, задарма работать любите.

А, ведь, сами говорите, что у нас никакой эксплатации человека человеком быть не должно. Но я-то теперчик самый настоящий эксплататор и есть. Благодаря вам же…

– Вы не путайте хрен с пальцем, Терентий Аверьяныч, – рассмеялся Иван, – Какой же вы эксплуататор, если живёте своим трудом? А, что мы вам помогли, так в этом нет ничего особенного – хоть теперь жизнь не на этом построена, но мы люди старорежимные, привыкли помогать друг другу во всём. И никакая эксплуатация тут ни при чём.

– Ну, что ж, большое вам тогда спасибо! Век не забуду!..

Тут участковый нарушил затянувшееся молчание:

– А зачем вам Василий Иванович? Может и я смогу, чем помочь?

Старик помедлил с ответом, видимо сомневаясь, стоит ли доверять своё дело такому молодому, и, наверняка, неопытному блюстителю порядка, но, наконец, выложил:

– Ведмедя у меня украли.

– Что? Какого ведмедя? – удивился участковый.

– Абнакнавенного.

– Из берлоги, что ли?

– Пошто из берлоги? – насупился дед Терентий, – Из–под сенцев.

– Понятно… – протянул Кирилл, хотя ровным счётом ничего не понял, а потому попросил:

– Расскажите поподробнее.

История вышла следующая. В прошлом году дед Терентий купил у знакомых охотников совсем небольшого медвежонка. Сделал он это, по его словам, забавы ради. Во что участковый, кстати сказать, не очень-то и поверил. Мишка оказался очень распотешным зверем и потому сделался любимцем всей соседской ребятни. И не только ребятни, во двор к Курзенёвым нередко наведывались и взрослые и, забыв про все дела, подолгу глядели на забавные проделки косолапого.

Медвежонку нравилось получать гостинцы. Завидя нового посетителя, он ковылял к нему с протянутой лапой и, если ковылял не напрасно, то тут же с довольным урчанием принимался угощаться. А вот, если гостинца не оказывалось, то Мишкино урчание становилось угрожающим, и он замахивался на недогадливого посетителя той же лапой, далеко отводя её назад.

Когда косолапый подрос, у него стали проявляться и другие способности. Особенно ему понравилось бороться. Вскоре он так поднаторел в этом деле, что и подножки наловчился делать. Но, как, впрочем, и подавляющее большинство настоящих профессионалов, сильно не любил проигрывать. Если его побарывали, он немедленно начинал сердито урчать, обнажал клыки, и норовил съездить своего победителя по физиономии.

Но когда сам оказывался сверху, то ликовал безмерно, с восторгом принимал аплодисменты, конфеты и прочие сладости.

К осени Мишка заметно подрос, раздобрел и всё более неохотно вступал в игры и состязания.

А с наступлением холодов он соорудил, вполне самостоятельно, берлогу под сенцами. И вознамерился завалиться спать, явно на всю зиму. По примеру своих диких сородичей. Но уснуть ему не удалось. То дверь над ним бухнет, то собаки возьмутся развлекаться, то трактор на всю улицу грохоту наделает. А по ночам, не в меру влюбчивые коты взяли моду концерты давать. Вот и попробуй тут усни.

Стал, в общем, косолапый постепенно портиться характером. Нервничать стал, и на всех, включая хозяина и юных друзей, порыкивать взялся. Пришлось деду Терентию (от греха подальше) посадить его на цепь. На цепи Мишке и вовсе не понравилось, он окончательно потерял сон, а вдобавок и аппетит. Начал с тела спадать.

Видя такое дело, дед Терентий решил забодрить (завалить) своего беспокойного питомца. Дабы убытку не поиметь. Мясо решил частично продать, а частично себе оставить – оно для здоровья очень пользительное. Медвежатиной даже туберкулёз лечится.

Шкуру дед решил обделать и в избе постелить, чтобы ногами зимой не топать по холодному полу.

Однако замысел привести в исполнение он не успел. Мишка взял да и исчез, при обстоятельствах, причём, довольно странных.

Случилось это вчерашним утром. Спозаранку. Когда рассвет едва занимался, а дед ещё валялся в постели. С глубокого похмелья валялся. Вечор с соседом шибко здорово в баньке попарились, а потом, как водится, остограммились. Вернее, обутылились. В общем, набрались как следует. До полного умопомутнения.

Терентий лежал на кровати, голова разламывалась на мелкие части.

– Евдокея!.. – жалобно взывает он к своей благоверной, которая хлопочет на кухне.

– Ну, чего тебе? – отзывается та, не весьма ласково.

– Там у нас от вчерашнего ничего не осталось?

– У вас останется! Держи карман шире!

– В магазин сходила бы….

– Сейчас, разбежалась!

– Хреста на тебе нету.

– Брешешь, есть. А вот водку трескать меньше надо. В меру!

– Что ж, ты смерти моей хочешь. Вот вдруг возьму и окочурусь от такой жизни.

– Ничего, поди, в грязь лицом не вдарим, отпоём, как следоват, да и закопаем не хужее других…. – раздумчиво озаботилась супруга, – Ладно уж, поживи ещё маленько, – сменила она гнев на милость и вышла к совсем уже упавшему духом Терентию со стопкой в одной руке и кружкой с квасом – в другой.

– Цены тебе нет, Евдокея!

– Ладно, не лебези, всё равно больше ни грамма не получишь. А то боком твоё похмелье выйдет. Ты же вчера по пьяни медведя забодрить собирался.

– Забодрю. Сусед ещё помочь обещался.

– Ну да, по пьяной лавочке все мастера трепаться.

– Ты это зря. Он человек самостоятельный.

В это время раздался вежливый стук в дверь.

– Войдите, не заперто! – отозвалась хозяйка и поспешила в прихожую.

Ранним гостем оказался молодой, очкастый парень. Совершенно хозяевам не знакомый.

– Доброе утро, – вежливо поздоровался он и с места в карьер деловито осведомился:

– Ну, где же ваш больной?

– Какой больной? – опешила бабка Евдокия.

– Как это какой? – в свою очередь удивился гость, – Разумеется, тот, к которому вы скорую помощь вызывали.

– Мы вызывали скорую помощь!? – громко изумилась хозяйка.

– То есть, вы хотите сказать, что скорую помощь не вызывали? – строго воззрился на неё очкарик.

– Конечно, нет. Раз больных у нас, слава Богу, нетути.

– Странно….

Дед Терентий, с появлением этого непонятного гостя, опорожнил стопку, затем предусмотрительно спрятал её под подушку и благоразумно решил попритихнуть. От греха подальше.

Однако разговор в прихожей его заинтересовал.

Нет, это что такое деется? Какая–такая скорая помощь? Её никто не вызывал, и вызывать даже не собирался. Чего этот сопляк пристал, спрашивается? Этак можно и любой другой поклёп возвести.

И Терентий принялся одеваться, решив самолично разобраться с докторишкой.

– Хто вы такой будете и што вам от нас надоть? – пробасил он, возникая в дверях прихожей.

Его неожиданное появление, а главное диковатый растрёпанный вид произвели на гостя соответствующее впечатление.

– Я? Ах, да я, я – фельдшер скорой помощи, – сбивчиво представился он, неуверенно озираясь по сторонам, – Приехал к вам по вашему вызову….

– Вам же русским языком сказано, что никакую скорую помощь мы не вызывали, и никаких больных у нас нет!

– Но, позвольте, – вежливо остановил его медик, – Улица Батуринская, десять, Курзенёв Терентий Аверьянович. Правильно записано?

– Допустим, правильно. И что из этого?

– Так чего ж вы мне, извиняюсь, голову морочите? Нас послали как раз по этому адресу. А без вызова, да будет вам известно, уважаемый Терентий Аверьянович, скорую помощь никуда не направляют.

– Не знаю, кто кому тут голову морочит, но только мы никого не вызывали, – упрямо пробубнил хозяин дома.

– А, может, в порядке шутки, под этим самым делом, а потом запамятовали? Такие случаи у нас бывают.– Выразительно посмотрел на него очкарик, от вас вон, фу, как разит. Хоть закусывай!

– Ты не фукай! – вспылил вдруг Терентий, отбросив прочь всякие церемонии, – Молод ишо, на меня критику наводить. Сказано – не вызывали, значит, не вызывали!

– Ну, хорошо, хорошо, не вызывали, так не вызывали, – пошёл на попятную фельдшер, – Может, действительно, какое–то недоразумение.

Вы не волнуйтесь так. Разберёмся. Только вам надо свои слова подтвердить письменно.

– Какие – такие слова?

– Такие, что больных в вашем доме не имеется, и скорую помощь вы не вызывали.

– Я бы с превеликим удовольствием, да только писарь – то из меня сегодня никудышный, зрение подводит.

Терентий беспомощно развёл жилистыми ручищами.

– Вы уж сами напишите, что надоть, – попросил он, снова обретая вежливость, – а я распишусь, как сумею.

– Хорошо.

Фельдшер достал ручку и чистый лист бумаги, присел к столу и быстро заполнил его чётким бисерным почерком.

– А теперь распишитесь, – предложил он, – Вот здесь.

Дед поудобнее устроился за столом и крупными корявыми буквами вывел свою фамилию, потратив на это добрую минуту.

– Ну, извините, если что… – неуверенно потоптался визитёр, спрятав подписанную бумагу в карман, – До свидания.

– Прощевайте.

Когда визитёр вышел, бабка Евдокия торопливо перекрестилась и трижды плюнула в сторону, пояснив:

– Как бы они нам и взаправду какую хворь не накликали.

– Да уж… – протянул тот, не зная, что и думать по поводу всей этой непонятной истории.

Но не успели супруги опомниться от одного визитёра, как громко стукнула калитка, возвещая о новом посетителе.

– Ещё кого–то несёт, – недовольно проговорила Евдокия, и, давая понять, что её никакие гости больше не касаются, пошла на кухню, где уже давно названивал крышкой кипящий чайник.

Простучали в сенцах торопливые шаги, дверь распахнулась и перед четой Курзенёвых предстала соседка, Настасья Свириденкова. Или попросту – Свириденчиха. Очень насчёт чужих дел любознательная женщина. Видно было, что она очень торопилась. Но, оказавшись в прихожей, опешила и встала, переводя удивлённый взгляд с хозяина на хозяйку и обратно. Они тоже смотрели на неё с недоумением. Она, забыв поздороваться, вдруг спросила:

– А кого это от вас увезли?

– Вот, что за оказия? – с досадой крякнул дед, – Сёдни, чё–то, всем у нас больные мерещатся. Никого не увезли, С чего ты взяла?

– Как это – с чего? Сама видала! – взволновалась Спиридончиха.

– А что, к примеру, ты видала?

– Как выносили на носилках со двора под белой простынёй и в машину запихали….

– На носилках?.. Под белой простынёй?... Со двора?... – округлила глаза Евдокия, – Да что ты, бог с тобой, Ивановна! Ты же сама видишь, мы со стариком на месте, а больше от нас выносить некого. Фатерантов не держим….

– Постой, постой, – заинтересовался вдруг Терентий, – Сама, говоришь, видела, что от нас когой–то выносили?

– Лопни мои глаза!

– Тогда дело тут не чисто!

Дед выскочил во двор, осенённый нехорошей догадкой. Первым делом он кинулся в стайку, но там вся его скотина оказалась на месте. Он было успокоился. Да вспомнил про Мишку. Заглянул под сенцы…. А там только цепь, да псиный запах остались.

– Вот, брат ты мой, как ловко всё обстряпали, – закончил дед своё удивительное повествование, – пока энтот очкастый прощелыга нам со старухой очки втирал насчёт скорой помощи, его подельники во дворе орудовали. В один момент ведмедя приголубили…

– Неужели они его убили? – невольно пожалел Кирилл, – Как вы думаете, Терентий Аверьяныч?

– Я сам не знаю, что и думать… – покачал тот головой, – Поросёнка забиваешь, и то визгу на весь посёлок наделает. А тут ведмедь, хоть и молодой.

Он, ведь, и подмять могёт, ежлив что. Да и заревёт, опять же. А тут с ним по-тихому управились. И потом, если бы его убили, то всё кругом там кровью позалили бы, а нигде ни единой капельки.

– Допустим, не убивали, – согласился Кирилл, – но как в таком случае эти проходимцы ухитрились вашего медведя на носилки уложить, и при том так, что он даже не дрыгался? Ведь, если бы он барахтался, то никакая простынь на нём не удержалась бы. Вот как этот момент объяснить? Ума не приложу...

– То-то и оно.

– Может, они слово какое знают...

– Выходит, это были колдуны? Интересно.

– А вы не смейтесь. Я сам знал одного мужика, который кровь заговаривал. И к любому цепному кобелю подходил запросто и тот, хоть бы раз гавкнул.

– Ну, хорошо, – остановил его Кирилл, спохватившись, что они отклоняются от главного, – Опишите мне этого «фельдшера» поподробнее – как он из себя выглядел.

– Да как вам сказать? – затруднился его собеседник, – Выглядит абнаковенно. Щуплый такой, в очках. Одёжа на нём справная – зимнее пальто, шапка андатровая, пимы с отворотами. Вот и весь его патрет.

– Ну, а волосы у него какие – тёмные, светлые?

– Волосья–то? А хто их знает, ведь он шапки-то не сымал. Но брови светлые, под вид ваших.

– А глаза?

– Даже не обратил внимания. Да и через очки-то не шибко видно. Кабы знатьё, так хорошенько рассмотрел бы....

– Может, ваша супруга получше его запомнила?

– Это вполне может быть. – Охотно согласился дед Терентий, – они, бабы-то, повостроглазей нашего брата. Я могу её к вам направить.

– Нет, зачем же, – поспешил возразить участковый, – Лучше, я думаю, мы сейчас до вас дойдём и там я с вашей супругой поговорю, а заодно и с соседкой побеседую.

– Тоже правильно.

Итак, вот оно тебе и «чепе», товарищ участковый, иронизировал про себя Кирилл по пути к дому деда Терентия, и распутать его, судя по всему, будет совсем не просто.

Во-первых, совсем неясно с какой целью похищен этот злополучный медведь. Для какой надобности? Что–то туго верится, чтобы ради медвежатины. Ведь она даже на белогорском базаре идёт дешевле свинины. Разве что из-за шкуры? Так опять же это прямая улика. А главное – медвежьи дохи давно вышли из моды.

Но, если не ради медвежатины и не ради шкуры, тогда ради чего же?

Должны же быть какие-то мотивы. Без них не бывает ни одного преступления. И, вообще никакого действия. А тут даже и зацепиться не за что.

А потом сам этот способ похищения. Как в классическом детективном фильме или романе. Уж в чём другом, а в дерзости и остроумии этим «медвежатникам» не откажешь. Интересно всё же, как это им удалось уложить беспокойного Мишку на носилки? Ведь его не уговоришь и не свяжешь. Убийство тоже ни в какую логику не укладывается. Ведь это же совсем не просто. И без шума не обойдёшься, и возни много.

Да и кровь осталась бы. А тут всё, как по щучьему велению, шито-крыто....

Занятый своими мыслями, Кирилл шёл молча, не глядя по сторонам. Чётко ступая по почерневшей дороге. Дед Терентий грустно шлёпал рядом, то и дело чертыхаясь и бормоча себе что-то под нос.

Встречные прохожие с любопытством оглядывались им вслед, обмениваясь догадками и предположениями по поводу их совместного следования. В окнах домов тоже маячили любопытные лица. Поселковое «сарафанное радио» уже было в курсе последних событий и жаждало свежих новостей. Ещё бы, такая пища для кривотолков!

– Ну, вот мы и пришли, – прервал размышления Кирилла дед Терентий, заворачивая к дому.

Прежде чем войти в распахнутую перед ним калитку, участковый внимательно осмотрелся по сторонам, стараясь не упустить ничего существенного.

Итак, дом Курзеневых – третий от переулка, выходящего на главную улицу посёлка. Стало быть, похитителям долго мозолить глаза лишним свидетелям не пришлось. Завернули за угол, и – поминай, как звали.

Ну, а теперь следы. Их у ворот оказалось более чем достаточно. Стоп! А вот совсем свежие. Но что это за скорая помощь с такими скатами? Да ведь это же ЗиЛ-130. Не иначе. Такая колеища! И не поленился шофёр подпятиться задним ходом к воротам от самой дороги. Это, видно, чтобы не маячить лишний раз перед окнами, нe привлекать к себе внимания.

– Терентий Аверьяныч, вы видели ту машину, на какой к вам тот «фельдшер» приезжал? – поинтересовался Кирилл.

 – Не, не видал, – с сожалением покачал головой дед. – Вон Свириденчиха говорит, видала, а я – нет. Мне б, старому дураку, выйтить следом за тем оглоедом, я б их всех, может, на месте застукал. Уж я б их отучил на чужую живность зариться….

И такая злоба прорвалось в его голосе, что Кириллу как-то не по себе сделалось. Видать, парни плохо знали, с кем имеют дело. Во всяком случае, рисковали они здорово. Но ради чего?

 

Во дворе участковый внимательно осмотрел опустевшую Мишкину берлогу, обтёртую до блеска цепь и нигде не обнаружил ни пятнышка крови, ни клочка шерсти и вообще никаких признаков насилия. И, уже заканчивая осмотр, он заприметил чуть в сторонке небольшой комочек ваты. Причём довольно свежей, обронённой, судя по всему, недавно. Откуда он мог взяться этот клочок? Может, хозяин или хозяйка обронили?

Кирилл подобрал находку и показал деду Терентию.

– Ваша?

– Навряд ли, – пожал тот плечами, – у нас в доме отродясь такой штуковины не было.

Участковый завернул ватку в бумагу и спрятал в карман. На всякий случай. И тут обнаружил, что за ним подсматривают. Со стороны ворот доносилось усердное сопение и шепелявый говорок.

– Гля, чё-то нашёл.

– А чё?

– Не знаю. В карман положил.

– Да тише вы! Ушлышит!

«А ведь они тоже могут помочь», подумал Кирилл. Но, едва он сделал шаг по направлению к воротам, как там сыграли тревогу:

– Порундла!

Последовал дружный топоток ретирующихся соглядатаев. Когда участковый вышел за калитку, они уже занимали исходную позицию на проезжей части дороги. Их было четверо. По уши в снегу, они стояли тесной кучкой и взирали на него настороженными глазёнками, готовые в любой момент задать стрекача.

– Ну, чего вы испугались? – с улыбкой обратился к ним Кирилл, – идите, потолкуем.

В ответ ему было полное молчание.

– Тоже мне конспираторы, – пожал плечами участковый, несколько озадаченный их странным поведением.

– На кой они вам сдались, эти сорванцы? – подосадовал дед Терентий из-за спины. – Айдате в избу!

Бабка Евдокия, как подметил Кирилл, была полной парой своему могутному супругу. Эта достойная женщина обладала столь же внушительной комплекцией и столь же непосредственным характером. Она даже на лицо была в чем–то с ним схожа. Но это совсем не значило, что они так же сходились и во мнениях.

Узнав о цели прихода сотрудника полиции, она повела в сторону деда Терентия насмешливым взглядом и едко заметила:

– Вот уж истинно сказано, что еслив своего ума нет, то кожаный не пришьёшь.

– Да, ладно тебе, – хмуро буркнул дед, догадываясь, видимо, к чему она клонит.

– А чего ладно–то? Не правда, что ли? Вот, послушался бы меня тогда, и не пришлось бы теперь эту канитель заводить. А то, думаешь, полиции, окромя твоего вшивого медведя и заняться нечем?

– Ну, брат ты мой, заладила!

– А в чём дело? – заинтересовался участковый.

– Так ведь медведя-то продать можно было, – охотно пояснила бабка Евдокия, не обращая внимания на недовольство благоверного, – Находились покупатели. Цену неплохую давали. А этот старый дуралей отказался.

– А что за покупатели? – задал вопрос Кирилл.

– Да Санька Щукин с каким–то парнем приходил. И не один раз приходил.

– Щукин?

– Не знаете такого?

– Да нет, вроде бы, знаю.

 

Участковый действительно немного знал этого Саньку Щукина. Совсем ещё молодой парень, работает слесарем в леспромхозе. В принципе, неплохой человек. Но зачем он хотел купить медведя? На кой ляд он ему сдался?

– А как давно у вас были покупатели?

– Последний раз – три дня назад.

– Они не говорили вам, зачем им нужен медведь?

– Не, не говорили. Только, когда я им так и не поддался на ихние уговоры, Щукин меня живодёром обозвал.

– Живодёром? – машинально переспросил Кирилл, занятый своими соображениями, – Интересно… То есть, я хотел сказать – безобразие!

– Да ещё какое! А ещё потом вдобавок этим… как его, браконьером окрестил, – продолжил капать Терентий. – Вот, брат ты мой, фулюган какой! Не дай, и не приведи господь!

– А тебе, старому пню, тоже нечего было выкобениваться-то! – вмешалась хозяйка, – Тоже хорош! Парнишки чуть не в ноги падали, чтоб в живом виде продал, а он им, дескать, приходите за медвежатиной – продам. Вот, посля этого они и осерчали – стали всякие такие слова говорить.

– Всё равно, это нехорошо с их стороны, поддержал деда участковый, и решил подвести черту: – Ну, что ж, будем искать похитителей вашего медведя и, думаю, никуда они от нас не денутся.

– Дай-то бог.

 

Свириденчиха, или по паспорту Анастасия Ивановна Свириденкова, оказалась пожилой, но не по годам подвижной и сильно приветливой женщиной. Участкового встретила она так радушно, будто родного, хотя и видела его впервые. Прежде чем подать ему стул, она смахнула с него несуществующую соринку, извинилась за беспорядок, хотя и намёка на таковый в избе не было. Окна были затянуты белоснежными тюлевыми занавесками с незамысловатыми узорчиками. Блескучие, крашеные и перекрашенные полы бесподобной чистоты застланы вдоль и поперёк полосатыми домоткаными дорожками. Стены увешаны вышивками и фотопортретами. Всё в этом доме выглядело, словно на лубочной картинке – чистенько и аккуратненько.

Хозяйка вполне вписывалась в интерьер. Тёмный платок с вышитыми неброскими узорами, белая кофта в мелкий горошек и чёрная сатиновая юбка старинного покроя. Остренькое румяное личико с очень внимательными бесцветными глазками излучало одну сплошную доброжелательность.

Усадив участкового к столу, застланному расписной скатертью, она захлопотала насчёт чайку.

– А, может, и настоечки соблаговолите? – предложила она.

Сославшись на нехватку времени, Кирилл, вежливо отказался от настойки. От чайку, не менее вежливо, отказался тоже.

– Ну, как знаете, – развела сухонькими ручками Анастасия Ивановна.

Узнав по какому поводу он к ней пришёл, хозяйка поспешила заверить:

– Всё расскажу, как на духу. Только, раз уж вы пришли, я насчёт своей козы Верки хочу пожаловаться. А то к вам зайти всё никак время не выберу.

– Можно про козу потом, а сперва про медведя? – попытался направить разговор в конструктивное русло участковый.

Попытка оказалась не засчитана:

– Потом я, чего доброго, ещё забуду. А история, между прочим, для вас должна быть очень антиресной.

– Что ж, давайте вашу интересную историю, – обречённо согласился полицейский.

– Так вот, значит, есть у меня коза Верка, – устроившись поудобнее, начала Анастасия Ивановна, – очень умная животная. Тишей воды, нижей травы. Выгонишь её за огороды на лужаечку, она и пасётся тамочки в своё удовольствие. Никому никакого вреда не делает. К вечеру нагуляет молочка и домой. А молоко у неё скусное, да жирное. Прям – сливки. Моему зятьку, дай бог ему здоровьица, козье молочко очень даже нравится. Как придёт с работы, так зараз чуть не по литре выпивает. Зато, видал, какой здоровяк! Тьфу, тьфу, чтоб не сглазить!

Так оно всё и ладно было. Паслась моя Верка на лужаечке и никому никакой досады не причиняла. У неё моды шастать, где не полагается, отродясь не было. С понятием животная. И нас молочком снабжала в аккуратности. Но до поры, до времени. Приглянулась та лужаечка Шурке Щукину. Ни дна бы ему, ни покрышки. Заявляется он, как-то туда с цельной оравой сорванцов и давай хозяйничать…

При упоминании Саньки Щукина, участковый насторожился, поскольку слышал уже сегодня и это имя, и эту фамилию. История становилась интересной. Он стал слушать свою разговорчивую собеседницу повнимательнее. Та продолжала:

– Поисковыряли они ту лужайку вдоль и поперёк, двое ворот с сетками поставили и пошло столпотворение. Футбол называется. И смех и грех смотреть. Гоняются эти беспутники всей оравой за одним мячом. Пинают его, кто вперёд успеет, в разные стороны, а шуму-гаму на всю ивановскую.

А Верка моя с малолетства игривая. И она туда же – в общую кучу, с энтими игроками носится. То по мячу, то под мягкое место кому наподдаст. Они её прогонят, а она опять тут, как тут. В общем, не до травки ей стало. И молока, само собой, уже не столько стала нагуливать.

Вскорости встречает меня энтот Шурка и, бесстыжие его глаза, требует, чтоб, значит, я свою козу или в стадо отправляла, или на верёвку привязывала. Где-нибудь подальше от них. Ишь, чего придумали! Нет уж, говорю, лучше вы себе другое место для побегушек своих подбериет, а я козу привязывать не стану. Не привычная она у меня к привязи.

– Ладно, раз так, – нахально оскаляется Шурка, – не хотите, как хотите. Мы тогда сами….

Мне, дуре старой, тогда, сразу-то, и не в голову его слова. Когда же дошло, так уж поздно было.

Ведь он что, змей подколодный, утворил? Взял изловил мою Верку, когда она опеть с имя в игру ввязалась, и скипидаром ей казённое место окропил. Заревела она, бедная, не своим голосом и вчистила, куда глаза глядят. В дремучий лес. Только на другой день я её отыскала. Как только её волки не сожрали. И с тех пор Веерку мою, как подменили. Нервенная стала. Ото всех шарахается. И от меня даже. Про молоко и говорить нечего. Одни слёзы. И на скус уже не то, вроде как пригарчивает.

Вот какой вред мне сделал энтот сучий сын, – заключила повествование Анастасия Ивановна и осведомилась, – а нельзя его привлечь за такое фулюганство?

– Что ж вы сразу-то не обратились? – подосадовал участковый, – Мы б его тогда на товарищеский суд вытащили. А теперь поздновато уже.

– Да, оно конечно, уж больше, как полгода прошло, – покорно согласилась старушка, – Наперёд наука. Век, говорят, живи и век учись и дурой сдохнешь…

– Но давайте вернёмся к началу нашего разговора, попросил участковый, – Итак, что вы видели вчера утром у дома ваших соседей Курзенёвых?

– Да я и рассмотреть-то толком ничего не успела, – всё ещё поглощённая мыслями о своей козе, призналась Анастасия Ивановна. – Видела только, что на носилках кого-то вытаскивали. Так, ведь, под простынёй опять же. Я и подумала, что, мол, заболел кто….

– Ну, а что за машина была?

– Машина-то? Так ить, как сказать? Большая такая, с жёлтой будкой.

– А из тех… носильщиков вы никого в лицо не приметили?

– Да ну, где мне с моими глазами….

К тому же, пояснила Анастасия Ивановна, у неё, как раз в этот момент молоко всплывать начало и ей стало совершенно не до окон. Когда же она освободилась, машина уже уехала….

– Я, конешное дело, утверждать не берусь, но, по-моему, без Шурки Щукина тут не обошлось.

– Почему вы так думаете? – заинтересовался Кирилл.

– Да потому, что он у нас на посёлке главный заводила. В каждой бочке затычка.

– Интересно.

– Вот и я говорю. Давно его вам на заметку взять надоть.

 

Часы показывали уже полдень. Участковый вежливо распрощался с гостеприимной хозяйкой и зашагал в сторону столовой – «Война войной, а обед по расписанию». По дороге подбил промежуточные итоги. Что он имел? Не много, но и не мало. Машину с большой жёлтой будкой на базе ЗиЛ-130, которая могла быть только передвижной ремонтной мастерской, в просторечии именуемой «ПЭРЭЭМКОЙ». Заводилу по имени Санька Щукин, личность известную – настоящее «ухо с глазом».

Совершенно ясно и то, что маскарад, с вызванной, якобы, «скорой помощью» при похищении курзеневского медведя, на деле оказавшейся передвижной ремонтной мастерской, был отвлекающим манёвром.

Ведь, весь персонал поселковой больницы, за исключением главного врача Лещинского, состоял из представительниц прекрасного пола. А главный врач, само собой, вне подозрений. В посёлке его хорошо знали. Знали и глубоко уважали. За его отзывчивость и золотые руки, которые многих избавили от тяжких и не сильно тяжких недугов. Да и представить солидного мужчину, весьма корректного, даже светского в обращении, лично разъезжающего на вызовы ещё можно, если сильно поднапрячься. Но на передвижной ремонтной мастерской лично похищать медведя!? Тут границы, даже безграничной фантазии, коей, к тому же Кирилл не обладал, закончились.

И, тем не менее, участковый, покончив с обедом, направился именно в поселковую больницу. Уверенность – уверенностью, а расследование – расследованием. Необходимы доказательства, хоть причастности, хоть не причастности. Документальные факты.

Больница располагалась неподалёку от столовой в длинном бревенчатом здании с большими светлыми окнами. Парадный вход украшал фронтончик, с вычурными резными колонками.

Войдя в вестибюль, Кирилл огляделся по сторонам. В больнице, с её стерильной чистотой, с её лекарственными запахами и строгой тишиной, он всегда чувствовал себя не в своей тарелке. Испытывал некоторую робость к людям в белых халатах. Собственно, как и многие из нас.

В вестибюле никого не было, участковый огляделся и неуверенно двинулся по коридору. Против двери с табличкой «Фельдшер скорой помощи» остановился и осторожно постучал. Услышав: «Да, да, войдите», вошёл в кабинет.

И увидел Ингу Лобанову, восседавшую за солидным столом. Кирилл расплылся в улыбке. Инга тоже заметно обрадовалась, и её красивое лицо тоже озарилось улыбкой, а на щеках обозначились симпатичные ямочки:

– Ба, какие люди! Ты пришёл ко мне с приветом, рассказать, что солнце встало! – воскликнула она, протягивая руку для пожатия.

Затем жестом пригласила Кирилла на стул напротив себя. И, смеясь уже одними только зеленоватыми глазами, поинтересовалась:

– Вот ты настоящий сыщик! Меня ищешь?

– Ну, а кого ещё–то? Ноги, вон, по колени истёр в поисках тебя. Организм хочет немедленно бросить меня в твои объятия, Инга. Потом к твоим же ногам! Но долг банально приземляет на стул, без объятий и без лобызаний. Всегда так, только хочешь воспарить в небеса, а тут – бац, и вспомнишь, что организму своему совсем и не хозяин. Дело государственной важности привело меня сюда.

– Ох и жалко, что совсем и не хозяин! – с деланным разочарованием протянула хозяйка кабинета. – А то я совсем не против воспарить. – кокетливо надула губки она. – Значит, и ни кина, и даже танцев тоже не предвидится?

– Хоть на танцы, хоть в кино. – Легко согласился Кирилл, – Можно, но потом. Попозже.

– Вот скажи, чему вас учат в училищах? «Можно», «Попозже» – да, разве так даму приглашают!? А где обходительность, тактичность, обаяние, поволока в глазах, наконец? – дальше пошли обобщения:

– У нас не парни, а сплошные понедельники. Одна работа на уме. Скукотища слушать! А некоторые, так вообще норовят только руками….

– Ну, хоть последнее, надеюсь, ко мне не относится? – с улыбкой перебил Кирилл.

– О, разумеется! Твоё целомудрие даже несколько озадачивает, – заверила его Инга. Следом деловито осведомилась:

– Ладно уж, выкладывай, что у тебя за дело государственной важности?

– Мне надо уточнить, не было ли вызова «Скорой помощи» вчера по адресу: Батуринская, 10? К Курзенёвым.

– Так вот оно, какое дело государственной важности, – рассмеялась его колючая собеседница. – А я-то, я? Ломаю голову, строю планы. Ему же медведя подавай! Шёрлок Холмс идет по следу курзенёвского медведя?

– Идёт. – Снова легко согласился участковый.

– Со своей стороны, могу поклясться Гиппократом, что мои коллеги и я к этому ужасному злодейству не причастны. Ни прямо, ни косвенно.

Если же хочешь удостовериться документально, то можешь проверить по журналу регистрации вызовов. Там каждый звонок фиксируется. И о выезде бригады соответствующая отметка делается. Так вот, можешь удостовериться, к Курзеневым ни вызова, ни выезда не было!

С этими словами она протянула ему журнал.

Участковый внимательно просмотрел записи. Вчерашним днём, согласно регистрации, неотложка выезжала только к директору леспромхоза Таюкину по поводу сердечного приступа. Больше, судя по журналу, она никому вчера не требовалась.

– Смехота! – неожиданно развеселилась Инга. – На Кавказе, говорят, до сих похищают невест, а у нас за медведей взялись. Экзотика!

– Осторожней с намёками, а то я вполне могу расценить твои слова, как провокацию.

– Что за провокацию?

– Провокацию к похищению.

– Вот, однако, первая, вполне здравая мысль. Ты, наконец, хоть немножко стал разбираться в женской психологии. Учти, что даже самая уксусная праведница ждёт от жизни чего–то романтичного, необычного, мечтает об алых парусах. Только вслух об этом, уж будь уверен, никогда не скажет.

– Вполне допускаю. Но и ты согласись, что похищение и алые паруса не совсем одно и то же.

– Да уж, перед кем я тут распыляюсь, наизнанку выворачиваюсь! А ты попробуй представить: лунная зимняя ночь. Кругом белые снега и кромка чёрного леса вдали. И тройка, птица тройка несётся по пустынной дороге. А сзади – погоня! Сердце замирает – ах, что–то будет? Но рядом ОН, бесстрашный похититель. Красивый, сильный и влюблённый до безумия. И мчим мы всем чертям назло, аж, дух захватывает, неизвестно куда…. Вот это жизнь! Вот это страсть!

– Интересно, – снисходительно улыбнулся Кирилл, – Ну а, допустим, этот твой эфемерный похититель увёз тебя в это твоё неизвестно куда, обманул и бросил, тогда как?

 – Во-первых, я кому попало себя похитить не позволила бы, – парировала рассудительная Инга. – А во–вторых, уж лучше быть обманутой с треском, чем тихой сапой. Чтоб на старости лет было, что вспомнить.

– Понятно. Надо, пожалуй, намотать твои слова на ус, да взять и похитить тебя из этого уютного кабинета. А твои поклонники пусть за нами гоняются. Вот только бы тройку раздобыть.

– Да уж, куда тебе! – отмахнулась она, – Ну сам посуди – блюститель порядка в роли похитителя! Не личит. Представить даже невозможно. Сам видишь, так себе вариантец.

Участковому осталось ещё раз подивиться рассудительности фельдшера.

– Ну, уж коли мне нельзя по всем статьям, – развёл он руками, то подскажу кому-нибудь из парней. А то сохнут бедолаги, не знают, с какой стороны к тебе подступиться.

– Опять дрянь затея! Не те у нас парни. Без фантазии. Вот, разве что Санька Щукин... У этого, пожалуй, не заржавело бы. Он и влюблён по уши, болен, можно сказать, но, увы, как в песне поётся – не мной….

Снова Санька Щукин – насторожился Кирилл. Его слегка задело, что Инга так откровенно симпатизирует не весьма серьёзному парню. И, ведь, нельзя сказать, что в пику ему. Ладно, пусть симпатизирует кому угодно и как угодно. Ему и вправду дела нет, хотя самолюбие…. Да, что за глупости ему в голову лезут? Кирилл, строго одёрнув себя, поспешил с наводящими вопросами:

– Стало быть, для него нет ничего недозволенного?

– Ты про кого это?

– Про Щукина, разумеется.

– А с чего ты взял, что для него нет ничего недозволенного?

– Ты же сама говоришь, что у него не заржавело бы и кого-нибудь похитить.

– Не вообще кого-нибудь, а невесту.

– Ну, а медведя, например?

– Вон ты куда подвёл! – расхохоталась Инга, – С тобой, оказывается, надо держать ухо востро, деревенский детектив! Как ловко пришил к делу курзеневского медведя?

– Допустим, – в свою очередь рассмеялся участковый. – Хотя словечко «пришил» – словечко уркаганское и уж меньше всего я его от тебя ожидал услышать.

– Чего не знаю, того не знаю. И про медведя и про словечки уркаганские. Могу сказать только, что Санька Щукин в плохое дело не ввяжется.

– Откуда такая уверенность?

– Оттуда, – прозвучала в ответ цитата из «Бриллиантовой руки».

Прямая речь от Семёна Горбункова оппонента не смутила. Он продолжил напирать:

– Люди говорят. Видели его.

– Ну и что, что видели? – совсем не смутилась и хозяйка кабинета.

– Как – что? Если подтвердится, будем привлекать.

 – Позволь полюбопытствовать – за что?

– За хищение чужой собственности. За кражу, короче говоря.

– Вон даже как! Позволь снова полюбопытствовать – с каких пор лесные звери стали считаться чьей–то собственностью? По моему разумению, это собственность общенародная, то есть государственная. И присваивать её, кому бы то ни было, не положено. Даже деду Терентию.

– Объясни-ка, на каком основании, ты, блюститель закона взялся защищать расхитителей, спрашивается?

– Но, ведь, Курзенев купил этого медведя ещё медвежонком.

– Ах, вон что – купил! А у кого, спрашивается?

– Неважно.

– Нет, важно!

– Ты же знаешь, что у охотников.

– Я бы назвала их браконьерами. Так верней. А твоего потерпевшего деда Терентия – их пособником.

– Но охота на медведей у нас не запрещена.

– И напрасно! Бот, например, ещё совсем недавно волков считали вредными хищниками. И за уничтожение их даже денежные премии выплачивали. По триста рублей старыми за хвост.

А когда извели этого, так называемого, хищника под корень, то тогда только дошло до всех, что он не столько вреда, сколько пользы приносит. И давай его брать под охрану и разводить заново. Даже, говорят, завозили их в наши края из каких-то заповедников. Так-то вот. Ну а чем, скажи на милость, безобидный медведь провинился перед высокогуманным человечеством, что его можно убивать в любое время года и в любом количестве? Не щадят даже маток с детёнышами.

Так что, эти твои, так называемые, охотники похуже, пожалуй, всяких хищников. Всё живое в тайге готовы перестрелять – лишь бы хоть чем-нибудь поживиться. А после них хоть трава не расти. Прямо злодеи какие–то!

Инга даже порозовела от волнения. Видно уж очень близко к сердцу принимала она судьбу безответных мишек и прочих таежных обитателей.

Кирилл в душе невольно соглашался с нею. Однако он не мог, не имел права поддаваться эмоциям. Иначе – какой из него блюститель правопорядка?

– Хорошо, хорошо, медвежатники – браконьеры и даже злодеи, –застолбил он её позицию. – А похитители курзеневского медведя тогда кто, по-твоему?

– Экспроприаторы, – мгновенно определила Инга.

– Значит, по-твоему выходит, они действовали из самых благородных побуждений? – рассмеялся участковый.

– Конечно. Они спасли жизнь бедному Мишке. Ведь, дед Терентий собирался из него кишки выпустить.

– То есть, ты уверена, что похитители действовали ради спасения медвежьей жизни?

– Уверена на двести процентов. Это же ясно, как божий день!

– Следовательно, мысли, что это сделано ради той же шкуры и той же медвежатины ты не допускаешь?

– Слишком примитивно для авторов такой остроумной идеи.

– Логично, в общем–то... – протянул Кирилл и умолк, заметив, что собеседница его перестала слушать. Она выглядывала в окно и с напускной строгостью грозила кому–то пальцем.

Он взглянул на улицу и увидел тех давешних пацанов, которые подсматривали за ним на курзеневском подворье. Они таращили на Ингу глазёнки и улыбались ей во все свои физиономии, явно не принимая всерьёз её строгости.

Однако, стоило им заметить полицейского, как они сразу насторожились, переглянулась и, как ни в чём не бывало, подались своей дорогой.

– Что это за архаровцы? – с напускной небрежностью поинтересовался Кирилл, кивнув в сторону удалявшейся четвёрки.

– Архаровцы? – улыбнулась Инга, – В точку попал – архаровцы и есть. Один из них мой разлюбезный племянник, а остальные – его неразлучные сподвижники.

Все хронические троечники и, тем не менее, метят не иначе, как в космонавты. Я уж с ними все нервы поизмотала.

Однако, судя по тому, каким тоном это было сказано, «нервы мотать» ей с этими хроническими троечниками доставляло превеликое удовольствие.

«Может, малолетки, а заодно с ними и Инга, как – то связаны с похитителями?» – мелькнуло в голове участкового. Он задумчиво глянул в окно, и решительно отмёл свои подозрения.

Докатился, школьников взялся подозревать?! Нет, пожалуй, Саньку Щукина надо отрабатывать, вот кто реально подходит для роли фигуранта.

Кирилл взялся было за шапку, но потом вспомнил про дело, ради которого, собственно, и пришёл сюда. Он извлёк из кармана бумажку с клочком ваты, подобранным им во дворе деда Терентия, развернул и протянул Инге с вопросом:

– Можешь определить, чем эта ватка была пропитана?

Инга взяла ватку, деликатно прихватив двумя пальчиками, повертела перед глазами, понюхала раз, потом ещё разок и, вскинув чёткие брови, поинтересовалась:

– Сия медицинская штукенция имеет отношение к искомому медведю? Или с каким другим делом связана?

– А что?

– Да так.

– Пока не могу сказать ничего определенного, – признался Кирилл. – Я нашёл эту ватку у Курзеневых во дворе. Похоже, её обронили похитители.

– Тогда, почему бы тебе не отдать ее в лабораторию для анализа? Моё заключение, сам понимаешь, не будет иметь абсолютно никакой юридической силы.

– Меня оно вполне устроит, – заверил участковый. Он догадывался, чем была пропитана ватка. Но, что скажет Инга?

Она ещё повертела ватку, так и этак и, наконец, выдала:

– Здесь все признаки эфира.

– Что и требовалось доказать, – улыбнулся он, забирая у неё ватку и снова пряча ее в карман, – Ты мне здорово помогла. Спасибо.

– На здоровье, – беззаботно отозвалась хозяйка кабинета.

– За сим, разрешите откланяться.

– Ауффидерзейн.

Выйдя из больницы, Кирилл закурил и решительно зашагал в сторону ремонтно–механической мастерской. На очереди у него был диалог с Александром Щукиным.

– А он уехамши.

– Как уехамши? – опешил, машинально приобщаясь к своеобразному диалекту своей собеседницы, наш герой. То была уборщица РММ тётя Поля, полная низкорослая женщина, облачённая в чёрный халат. В мастерской было довольно шумно – здесь на разные лады верещали станки, трещала электросварка, ухали и бухали молотки и кувалды. Слабые голоса людей тонули в грохоте металла. И потому в разговоре приходилось напрягать слух и голосовые связки.

– Очень просто,– кричала ему в ухо тетя Поля. – Уехамши и всё тут.

– А куда он уехал?

– В комбинат! За запчастями.

– А на чём?

– На переемке.

– И когда?

– Вчерась, вроде бы. Да вы лучше вон у Николая Петровича спросите. Он–то уж точно знает.

Кирилл обернулся в указанном направлении и увидел подходящего к ним начальника РММ Дочкина, с которым был шапочно знаком.

Это был человек средних лет, чуть сутуловатый, с вечно озабоченным узким интеллигентным лицом, украшенным очками с толстыми линзами.

– Вот они, Николай Петрович, нашим Щукиным интересуются, – услужливо сообщила тётя Поля.

Он молча протянул Кириллу руку и пригласил:

– Прошу ко мне в кабинет.

И повёл его к одной из чумазых дверей с потускневшей табличкой, где лишь вблизи можно было разобрать «Начальник РММ».

Кабинет Николая Петровича был обставлен со всеми возможными удобствами и даже с некоторой претензией на комфорт. Его письменный стол и по размеру, и по возрасту выглядел солидно. В переднем углу помещалась шаткая этажерка, до отказа забитая солидными техническими фолиантами в виде справочников и различного рода пособий. Вдоль одной стены почти во всю её длину выстроился ряд замызганных деревянных стульев, а у противоположной красовался старомодный громоздкий диван с оторванными валиками и продавленным сиденьем.

И для полного комплекта рядом с рабочим местом Николая Петровича помещался некий музыкальный агрегат, неизвестно какого года выпуска.

Стены кабинета были украшены диаграммами и графиками, наглядно демонстрирующими успехи коллектива РММ по сравнению с предыдущими периодами.

– Итак, вы интересуетесь нашим Александром Щукиным? – устроившись поудобнее за своим внушительным столом, приступил к разговору Николай Петрович.

– Совершенно верно.

– А по какому поводу, если, конечно, не секрет?

– Да надо кое-что выяснить.

– Извиняюсь, а это случайно не с трубами связано?

– С какими трубами? – насторожился Кирилл, дивясь про себя, что как только речь заходит о Щукине, так сразу начинают всплывать какие-нибудь, ранее неизвестные его деяния.

– Значит, вам такого сигнала не было?

– Первый раз слышу.

– Тогда извините, что не в ту степь, как говорится, заехал. Теперь я весь к вашим услугам. Итак, что бы вы хотели выяснить относительно Александра Щукина?

– Всё. В том числе и про упомянутые вами трубы.

– Так вы ж говорите, что вам такого сигнала не было?

– Не имеет значения.

– Что ж, извольте, – пожал плечами Николай Петрович, – только, уверяю вас, что эта история яйца выеденного не стоит. Для вас, во всяком случае, в ней нет ничего интересного.

– Посмотрим.

Николай Петрович помолчал, видимо, собираясь с мыслями, затем принялся рассказывать.

– Значит так. Лесосеки у нас, как известно, не близко от поселка расположены. Где–то примерно в тридцати километрах. Это почти час езды в один конец. А для доставки рабочих верхнего склада на работу и обратно у нас, за неимением лучшего, был выделен автобус ПA3-651. Надо сказать, не последнего слова автомобильной техники. Главным его недостатком в наших условиях является полное отсутствие отопления. Всё и тепло, что пассажиры надышат. К тому же данный автобус вследствие большого пробега поизносился изрядно, поистрепался по таёжным дорогам и там у него дует, и тут сквозит. В общем, ездить в нём – удовольствие ниже среднего. Особенно зимой. Лесорубы народ, конечно, не нежного воспитания, но и они, как мороз, так к руководству с претензией, что, мол, мы тоже не железные – ездить в таком морозильнике. В наш-то космический век! Они правы, конечно. А руководство и радо бы пойти им навстречу, да только другого автобуса пока не было. Там с разнарядками какая-то неувязка получилась.

Так и стоял вопрос на точке замерзания, пока не попал этот автобус к нам на ремонт. Александру Щукину в руки. А, надо сказать, у парня есть такая струнка – при ремонте любой техники он начинает мудрить и над её усовершенствованием. Себе же иной раз во вред. В смысле заработка.

Казалось бы, например, что там намудришь в дизеле трелёвочного трактора? Его ж умные головы конструировали. Люди с учёными степенями, Не нам чета. И уж, конечно, не Александру Щукину, у которого ещё можно сказать, молоко на губах не обсохло. И за душой всего два заочных курса техникума. А вот, поди ж ты, имеет благодарность от завода изготовителя этих самых дизелей. И даже денежную премию. Казалось бы, за сущий пустяк. За предложение рассверливать одно там отверстие в блоке цилиндров на два миллиметра больше, чем его на заводе делали. Надо сказать, что до этого дизеля работали, как правило, с перегревом, но никто не мог понять почему, Всё на трактористов грешили, мол, на неправильных режимах эксплуатируют.

Ну, а как только первый дизель этой марки попал Щукину на ремонт, то уж он, конечно, не упустил момента поизучать его досконально. Вплоть до каждой мелочи. Между прочим, ему за такие обследования денег не платят, а наоборот ругают даже, и я в первую очередь, за медлительность. И тогда я его, само собой, не одобрял, поскольку с меня за сроки ремонта спрашивают. Но разве этого мыслителя переубедишь?

Уж, ему, если что загорелось, то отговаривать бесполезно. И вот, насчёт того дизеля он, в конце – концов даёт такое своё резюме, что, мол, в перегреве не трактористы виноваты, а вот это вот конкретное отверстие. Оно, между прочим, близ помпы расположено и играет важную роль в охлаждении первого цилиндра. И не только первого.

Предлагает, короче говоря, Александр Щукин рассверлить это отверстие миллиметра на два-три. Чтоб увеличить интенсивность движения охлаждающей воды.

Я в принципе был не против, но официальную санкцию дать сперва, признаться, опасался. А вдруг эта рассверловка повлияет на прочность блока? Ведь, там же каждый миллиметр поверхности на учёте. И каждый несёт определённую нагрузку. А Щукин пристал, ну, прямо с ножом к горлу, что, мол, давайте попробуем и баста. А в случае чего, я, мол, всё беру на себя. Всю материальную и всякую другую ответственность.

Убедил, в общем. Увеличили это отверстие на два миллиметра и, ведь, перестал тот дизель перегреваться. Попробовали на других – эффект тот же!

Вот тогда мы и написали на завод, поделились опытом. Указали, конечно, и автора предложения. Я вскоре получаем ответ, что, мол, усовершенствование товарища Щукина отныне внесено в конструкцию дизеля, за что дирекция завода выносит ему глубокую благодарность и поощряет его творческую инициативу денежной премией.

 Вот такая была прелюдия. Теперь у Щукина на счету уже несколько разных рационализаторских предложений. И все они очень полезные для производства.

– Я вас не утомил всеми этими техническими подробностями? – осведомился Николай Петрович, прерывая свой рассказ.

– Нет, что вы! – поспешно отозвался Кирилл, которому было крайне интересно всё, что касалось Щукина. A здесь он открывался с совершенно новой для него стороны.

– А к трубам мы ещё вернёмся, – заверил его собеседник, – Я вот, что хочу подчеркнуть, исходя из вышесказанного. Этот, по сути дела, ещё мальчишка утёр нос всем инженерно–техническим работникам, преподал урок.

Ведь, нам никому и в голову не пришло искать причину перегрева дизелей в заводской конструкции, мешал психологический барьер. У нас считалось, что уж, если с завода какой механизм, то усовершенствовать в нём нечего. Там-то, мол, всё продумано и рассчитано от и до. А вот для Щукина никаких таких барьеров не существует. Потому что смелость мысли имеет. Тягу к дерзанию.

«Тяга к дерзанию.... Пожалуй, верно сказано», отметил про себя Кирилл. А вслух напомнил, видя, что пошли лирические отступления:

– Вы про трубы обещали рассказать.

– Простите, я опять отклонился. Итак, мы остановились на том, что рабочий автобус поступил в ремонт. Щукин принялся, между дел, кумекать, насчёт его отопления. И скумекал довольно быстро и просто. Он через весь салон протянул регистр, состоявший из двух труб, вставленных одна в другую – диаметром пятьдесят миллиметров и сто пятьдесят миллиметров. Герметично обварил, и пустил туда отработанные газы из выхлопной трубы. А выхлоп вывел наружу сзади автобуса.

При работе двигателя эта двойная труба нагревается и обогревает автобус. Да так, что даже окна приходится открывать.

Надо ли говорить, как довольны были рабочие. Они даже к директору обратились с просьбой, чтоб он как-нибудь поощрил Щукина за отопление. И директор не оставил их просьбу без внимания. Специальным приказом отметил Щукина и помогавшего ему сварщика Балабанова денежной премией.

 

И всё было бы в лучшем виде, если бы не одно обстоятельство. Дело в том, что наш рационализатор, как всегда, действовал на свой страх и риск – трубы для отопления автобуса взял, ни у кого не спрашивая. Правда, лежали они на территории мастерской около склада, вроде, безнадзорно, но всё равно положено их через склад выписывать.

Кладовщик Субботин сразу-то не хватился, а как узнал, что его подотчётные трубы на автобус поставлены без его ведома, сразу и поднял шум.

Это что, мол, такое деется – берут, кому что вздумается, а я потом отдувайся. Я, дескать, за свой подотчёт головой отвечаю и никому не позволю его растаскивать!

 А Щукин, дурная голова, вместо того, чтобы признать свою вину и миром кончить это недоразумение, наоборот ещё керосину подлил. Ты, Субботин, дескать, лучше за собой позорчей присматривай, тогда и подотчёт твой целее будет. А то, за какие такие шиши ты каждые день, если не пьяный, то с похмелья?

Тут Субботин и вовсе разошёлся не на шутку. Побежал к директору жаловаться. Тот вызвал меня и давай стружку снимать, дескать, порядка в мастерской нет. Заварилась крутая канитель. Я, конечно, эти несчастные трубы выписал, хоть и задним числом, но Субботин всё равно пригрозил написать куда следует. Вплоть до полиции.

– Вот почему я и решил, что вы пришли разбираться с этими трубами, – подытожил Николай Петрович.

– Нет, мне Щукин нужен по другому поводу, – покачал головой Кирилл.

– Только вот он как раз в командировке.

– Мне уже сказали. А кто у вас на «переемке» шофёром?

– Геннадий Тарханов.

– Он молодой, старый?

– Молодой. Только из армии.

– А ещё кто-нибудь с ними поехал?

– Электрик Михаил Кулешов.

– Тоже молодой?

– Тоже.

– А никто из них очки, случайно, не носит?

– Да вот электрик, как раз в очках ходит. А что?

– Да, так….

«Всё ясно, как день, – резюмировал про себя Кирилл, – главное и «очкарик» с ними. Так что, искать больше некого».

Он решил сделать ещё одно уточнение:

– И когда они уехали?

– В воскресенье утром.

– Сразу ушли в рейс, или ещё в посёлок заходили?

– Не могу сказать. Меня в то время здесь не было.

– Так... А когда ваши командировочные должны вернуться?

– Примерно послезавтра. Если, конечно, никаких особых задержек не будет. Простите, а что всё же у вас за дело к Щукину?

– Да дела, собственно, пока ещё никакого нет, – пояснил Кирилл. – Есть намёки, что он участвовал в похищении курзеневсвого медведя. К тому же, там остались следы, похоже, вашей «переемки».

 – Вон что, оказывается....

– Я не могу утверждать, что подъезжала именно ваша машина, но была, какая-то, сильно похожая.

– Ну, тогда это они! – сокрушённо покачал головой Николай Петрович.– Больше некому. Да и передвижная ремонтная мастерская у нас пока единственная в посёлке. Вот шалопаи! И на что он им сдался, этот медведь. Теперь по судам затаскают. Пятно, опять же, на весь коллектив.

А мне вот Щукина, этого Санька непутёвого, жалко. Такая голова, такие руки! Бот, ведь, не зря же говорят: умная голова, да дураку досталась. Какой инженер из него мог бы выйти! Да, что там инженер. Академик! Драть его некому, чёрта непутёвого. Ведь, посадят же его теперь? Наверняка, И пропали тогда все его таланты....

– Вы напрасно вдаётесь в крайности, – видя, как запереживал за парня этот суховатый с виду человек, попробовал его успокоить участковый. – Ведь, пока ещё совсем ничего неизвестно.

– А, может, условной мерой суд ограничится, а? – с надеждой допытывался Николай Петрович. – Может, учтут их молодость и прочее. А мы, со своей стороны коллективное ходатайство подали бы. Я бы сам в общественные защитники напросился бы. Сейчас, кажется, такое в наших судах практикуется.

– Я за суд, конечно, решать не могу, – улыбнулся участковый, – но, если у Щукина и его друзей будут такие горячие защитники, то ничего страшного им не грозит.

– Вы правда так думаете? – повеселел Николай Петрович. – Вот спасибо!

Он долго тряс руку Кириллу на прощанье и попросил держать его в курсе, как там будет складываться ситуация «с этими шалопаями»? И обещал сразу же позвонить, когда они вернутся из командировки. Расстались они почти друзьями.

Похищение медведя деда Терентия вызвало в посёлке немалые толки и пересуды. «Сарафанное радио» сразу заработало на полную мощь и на всех «диапазонах». С уха на ухо передавались всё новые и всё более жуткие подробности этого похищения. Оказывается, Свириденчиха врать не будет, похитители орудовали не с пустыми руками. У них были во–от такие тесаки! И ладно, что ни сам дед Терентий, ни его Курзениха во дворе в тот момент не были, а то бы и их самих ухайдакали! Уж такие они зверские душегубцы. Не хуже ранешних разбойников. И, говорят, местные. А теперь им понравится, они и за другую скотину примутся. Лиха беда – начало. Впору, хоть и днём на сто запоров запирайся, а то, чего доброго, и без коровы останешься. И, куда это, интересно, только полиция смотрит?

К участковому повалили всякого рода доброхоты, кои всегда находятся в подобных ситуациях.

Одни подавали советы, как лучше вести следствие, другие сообщали невероятные подробности, третьи предлагали свои услуги, если, мол, какая помощь потребуется.

Большинство же осаждали расспросами – как, да что?

В конце концов, дело дошло и до официальных лиц. Позвонил глава Администрации посёлка Тимофей Кузьмич Таюкин;

– Ты бы зашёл, Кирилл, да просветил меня, насчёт этой истории с медведем. А то такие страсти рассказывают, что уши вянут.

– Сейчас буду, – коротко отозвался Кирилл, несколько удивлённый этим звонком. Никогда раньше глава не интересовался его делами. Он вообще никакими, не относящимися к производству делами, не интересовался. Строгий, требовательный, немногословный руководитель. Рабочий день его расписан по минутам. Участковый считал его сухарём. И даже бюрократом. Тем более что Таюкин и внешность имел соответствующую. «Директорскую».

У него всё было подано крупным планом, Крупная, грузноватая фигура. Крупная голова с густой черной шевелюрой, тронутой проседью. Крупное волевое лило. И только глаза его были сравнительно небольшие. И колючие. Под не менее колючими, щетинистыми бровями.

Тимофей Кузьмич был очень требовательным руководителем старой формации. Иногда даже мог поверить в объективность причин срыва какого-нибудь графика каких-нибудь работ. Но тут же растолковывал провинившемуся разницу между объяснениями и оправданиями, вот оправданий он не признавал. Никаких.

Следует заметить, опять же, что Тимофей Кузьмич «снимал стружку» со своих подчиненных без матюгов, голосовые связки берёг, кулаком по столу не стучал, прочие шумовые эффекты презирал. Он и в выражениях бывал очень сдержан. Однако «именинники» вылетали из его кабинета, кто в горячем, кто в холодном поту. Умел Глава спрашивать с подчинённых за промахи.

Умел и оказать своевременную помощь в случае, если где-то намечалось «узкое место». Он не любил говорить лишнего, но если кому чего пообещал – будь то премия, выговор или другое что, то можно быть уверенным, что это обещание будет выполнено. За эти качества крепко уважали в Администрации немногословного и порой сурового руководителя. Сотрудники называли его промеж себя не иначе, как Батей.

Батю все привыкли видеть бодрым, уверенным в себе, уравновешенным человеком. И мало, кто знал, как трудно порой даётся ему эта внешняя непреклонность. Только его секретарша Лидия Фёдоровна Кигечева бывала свидетельницей его слабости. Вот и сейчас, войдя в кабинет, после его крупного разговора с подчинённым, она увидела, как он жадно глотал какие–то таблетки и лихорадочно массировал левую сторону груди. И выражение его волевого липа при этом было беспомощным, как у ребёнка.

Отдышавшись, он виновато улыбнулся Лидии Фёдоровне, будто застигнутый за каким–нибудь предосудительным занятием:

– Вишь ты, сердце пока из железа делать не научились. Потому изнашивается. Нет-нет, да и начнёт работать теперь с перебоями. Вот и приходится спасаться таблетками. Платить по счетам, выставляемым собственным здоровьем….

В это время в дверном проёме появился участковый.

– Ты уж, конечно, извини, Кирилл, – жестом пригласив его присесть поближе, сразу оговорился Таюкин, – но хотелось бы быть в курсе этого скандального дела. Само собой, я понимаю, что, возможно, ты не всё имеешь право рассказать. Но что – то, ведь, можешь. Разумеется, разговор строго между нами.

– Да особых секретов у меня нет, – развёл руками участковый. – Тем более от вас.

И он откровенно рассказал всё, что ему удалось выяснить.

– Любопытно, – отреагировал Тимофей Лукич. – Стало быть, теперь можно считать установленным, что в этом деле наши парни замешаны? – задал вопрос Таюкин.

– Пожалуй, да, – подтвердил участковый.

– Ну, и что им за это причитается?

– Пока затрудняюсь ответить. Уж очень дело необычное.

– Ты уже закончил своё расследование?

– Пока ещё нет. Но теперь это уже дело, как говорится, техники. А что?

– Да, в общем... – чуть замялся Таюкин. – Ладно, скажу. Ты понимаешь, Кирилл, тут есть кое–какие нюансы. Похоже, что мой внук Лёнька и его друзья–приятели, такие же шпингалеты, как он, в этом деле замешаны. Вроде, как соучастники….

– Ваш внук? – переспросил участковый, – Сколько же ему лет?

– Девять недавно стукнуло, – с гордостью похвастал Тимофей Кузьмич.

– Так какой же из него соучастник? – улыбнулся Кирилл.

– А ты послушай сперва, а потом улыбайся, – напустил начальственной строгости собеседник, – Он, может ещё самым главным закопёрщиком в этом деле оказаться, если путём разбираться.

– Интересно.

– Вот и я говорю. Конечно, всё это мои догадки, но суди сам. Как-то, примерно за неделю до исчезновения медведя, подходит ко мне мой Лёнька и толкует: «Деда выручай».

Между прочим, это я сам его расповадил – как у него какая загвоздка, так он ко мне. Родители–то ему дисциплину наводят и особых поблажек не дают, а я его, откровенно сказать, балую. Ни в чём отказать не могу. Да и, грешен, под защиту иной раз беру перед родителями, если он напроказил, имею такую слабость. Хоть понимаю прекрасно, что это совсем непедагогично. Но как вспомню своё забубённое детство, так у меня просто язык не поворачивается на просьбу его ответить возражением. А он, шельмец, видно, чувствует мою слабину и использует её себе на пользу. Злоупотребляет даже. Потом мне от дочери попадает за такое потакание. И зять выговаривает. Ты, мол, отец, сводишь на нет все наши педагогические усилия своим гнилым либерализмом. Так прям и говорят: гнилым! Каково!? Но я-то тоже не только лыком шит, критику подобающим образом выслушиваю, ошибки признаю, и всякий раз обещаю исправиться, то есть быть с внуком строгим и принципиальным. Даже обещаю с них пример брать.

Но как заявится, да приласкается, да посмотрит этак доверчиво и попросит: деда, мол, мне надо то-то и то-то, ну, я и растаял. И все мои обещания его строгим родителям – из головы вон.

 

Просьбы у Лёньки обычно бывали пустяковые. Что-нибудь купить там, вроде лыж или коньков, а то скворечник сделать, удочки соорудить или ещё что-нибудь в этом роде.

А в тот раз он заявился с просьбой, немного другой. Когда я его спросил, чем я его должен выручить, он забрался ко мне на колени, обнял за шею, приник к уху, чтоб бабка не слышала, и шепчет:

«Деда, мне надо две тысячи рублей».

Представляешь? Две тысячи рублей! Тут я сразу насторожился – куда, мол, ребёнку такие деньги? Уж не вымогает ли кто?

И начинаю к нему осторожно подъезжать: «Скажи-ка, братец, на кой ляд, мол, тебе две тысячи? Для какой надобности?».

 «Надо», говорит.

Я вспомнил про «гнилой либерализм» и поднажал: «А, всё-таки?».

Помялся он слегка, а потом и поясняет: «Мы, деда, медведя хочем купить».

– Кто это – мы?

– Ну, школьники.

– Понятно, – говорю, хотя ровным счётом ничего не понимаю, и продолжаю допытываться: – Подскажи-ка, братец, где у нас медведями торгуют?

 – Нигде, – отвечает.

Вот так новости! «Что ты, говорю, деду голову морочишь? Как же вы медведя купите, если он нигде не продается?»

Тогда Лёнька и давай просвещать меня, насчёт курзеневского медведя.

Дед Терентий, мол, хочет его забодрить, а им, пацанам его жалко. Он такой потешный! Вот и решили они его вскладчину выкупить, чтоб спасти.

Тут я выказал внуку снова полное недоверие:

– Дед Терентий с такими сопливыми покупателями и разговаривать – то не захочет.

И снова его врасплох не застал, он мне предъявил домашнюю заготовку:

– Нам дядя Саша Щукин обещался помочь!

Всё предусмотрели сорванцы, вплоть до торгового представителя. Фундаментально подготовились.

Кирилл подумал, что его уже перестало удивлять постоянное упоминание имени Саньки Щукина в истории с пропавшим медведем. С фатальной неизбежностью Санька Щукин становился основным подозреваемым. А на сей раз ему светило и вовлечение малолеток в преступную группировку. Дело принимало новый оборот, что могло повлечь за собой и новые последствия и новые неожиданности.

– Так вы удовлетворили просьбу внука, Тимофей Кузьмич? – поспешил он уточнить.

– Ну, а как же? Конечно! – улыбнулся Таюкин. – Нa такое гуманное дело попробовал бы я не дать. Лёнька на меня кровно обиделся бы. Следом и дружбе нашей с ним пришёл бы конец. А внук сейчас для меня дороже всего.

– Интересно, а кто надоумил их насчёт этой покупки?

– Лёнька утверждает, что это исключительно его инициатива. И я ему верю. Очень на него похоже, между прочим. Парнишка он, хоть маленько и балованный, а сердчишко у него доброе, отзывчивое.

– Сколько они в общей сложности денег собрали? Не в курсе?

– В курсе, Лёнька хвастался, что шестьдесят тысяч рублей.

– И где теперь эти деньги?

– Не понял, куда ты клонишь? – нахмурился Таюкин. Помолчал, побарабанил пальцами по столу, пригладил пятерней жёсткую непослушную шевелюру и, отвергая и свои собственные сомнения, решительно заявил: Нет, не тот вариант! Вот, насчёт медведя – не спорю – мог Сенька такой фокус отколоть. Или, если бы сказали, что кому – нибудь фонарей наставил – тоже поверил бы. А вот, чтобы он на ребячьи деньги позарился – убей, не поверю. Я ж, ведь, его вот с таких пор знаю, когда он ещё под стол пешком ходил. Нет, не та у него натура, не та!

– Хорошо, – рассмеялся участковый. – Допустим, вы правы, но куда в таком случае, по-вашему, ушли эти деньги?

– А почему ты меня об этом спрашиваешь? – удивился Таюкин. – Ты вот как раз возьми и займись этим вопросом. Разложи нам всё по полочкам. В конце концов, это твоя прямая функция. Тебе и карты в руки. – И помолчав, уже более мягко заметил:

Ты меня правильно пойми, Кирилл, но я бы на твоём месте не спешил с выводами. Ведь, тут дети как-то замешаны, народ очень ко всему чувствительный. Легко ранимый. Моему внуку Лёньке, например, ни за что не докажешь, что торжество справедливости, это, когда за спасение медведя от ножа деда Терентия кто–то за решёткой окажется. Вот такие ёлки–моталки.

Кирилл хорошо понимал Таюкина, у него и у самого голова шла кругом. Но он профессионал, значит, эмоции ему совсем не помощники. Его долг (прав Таюкин) состоял прежде всего в том, чтобы найти похитителей и самого похищенного Мишку, живого пли мёртвого, а расставлять окончательные точки над «и» будет уже не он. Ему же теперь надо разобраться ещё и с этими ребячьими деньгами – куда они делись?

Что ж, пора заняться пацанами, которые уже не единожды оказывались в поле его зрения. Притом, похоже, не случайно. Теперь он был уже уверен, что и Лёнька среди них находился. Он спросил Таюкина:

 – Ваш внук, Тимофей Кузьмич, не космонавтом, случайно, мечтает стать?

– Космонавтом, – подтвердил тот и с удивлением вскинул тяжёлые брови: – Тебе-то откуда это известно?

– Плохой бы я был детектив, если бы не мог распознавать будущих космонавтов, – хитро сощурился Кирилл.

– Так он, может, у тебя уже под колпаком? – улыбнулся Таюкин.

– Скорее, наоборот.

– Это как же так?

– А вот так...

Едва участковый вышел из кабинета Главы, как его тут же остановила Лилия Фёдоровна:

– Одну минуту, Кирилл Петрович! – и, доверительно понизив голос, сообщила: Здесь вас тот самый дед Терентий спрашивал. Очень, говорит, вы ему нужны.

Кирилл посмотрел на нее. Не то, чтобы участковый удивился, он просто не понял, с какой стати деду Терентию срочно потребовался, неужели тот решил поинтересоваться, не нашлись ли похитители? Но это не такое уж срочное дело.

– Он так и сказал, что я ему срочно нужен? – переспросил он.

– Так и сказал, – подтвердила секретарша. Несколько помедлив, добавила: Очень он, между прочим, какой–то взволнованный. Не в себе, вроде.

– Вот как? А куда же он девался?

– Сказал у Якунина подождёт, пока вы с Главой беседуете.

Якунин Анатолий Александрович работал экономистом в Администрации. Кроме того, был ещё и рабкором.

Его корреспонденции регулярно появлялись на страницах районной и областных газет. Причём нередко иллюстрированные фотографиями, автором которых был он же. За свою рабкоровскую деятельность Анатолий Александрович почитался в леспромхозе чуть ли не писателем. Инженером человеческих душ. Считалось, он знает абсолютно всё, может дать ответ на любой, вопрос. И потому шли к нему люди со всем наболевшим и с непростыми житейскими ситуациями. Он никому не отказывал ни в совете, ни в помощи.

Видать и дед Терентий совсем не случайно оказался у Анатолия Александровича. Что ж у него там такое стряслось, что ему чьи-то советы потребовались? Впрочем, что гадать на кофейной гуще? Когда можно и без кофейной гущи легко прояснить побудительные мотивы деда Терентия. Ведь он сам его разыскивает.

– Может позвонить и сказать, что вы освободились? – предложила Лидия Фёдоровна.

Вообще говоря, не в её характере было оказывать кому-либо подобные услуги. Кроме, разумеется, Главы. Но то служебные обязанности. А откуда тут такая предупредительность? Вот что, оказывается, быть детективом!

Хотя детективу в данный момент помощники были не нужны.

 – Спасибо, я сам, – поблагодарил он и направился к себе в кабинет, откуда сразу же позвонил Якунину.

– Анатолий Александрович? Ветров это. Курзенев у тебя?

– У меня, – последовал ответ, – ждёт, не дождётся твоей милости.

– А зачем ему моя милость?

– Проконсультироваться кой-насчёт-чего хочет.

– Вот умеют акулы пера факты в конкретику фраз заворачивать.

– Ладно, не отсвечивай образованием, он сам к тебе сейчас подойдёт. Я ему тут, правда, один совет дал, но не знаю, сгодится он или не сгодится. Я ж, ты знаешь, в отличие от тебя, школу полиции не заканчивал.

– Будь попроще, глядишь, люди к тебе и потянутся? Давай, выкладывай свои советы.

– Потом выложу.

Участковый ещё не положил трубку, а дед Терентий уже входил в кабинет, громыхая своим бодогом.

– Что случилось, Терентий Аверьянович? – усадив гостя, осведомился хозяин кабинета.

– Да, вот тут такая оказия... – полез тот за пазуху. – Деньги тут какие–то пришли. Разобраться надоть.

Он подал Кириллу извещение на денежный перевод.

Участковый повертел его и так, и этак. Ничего пока не понимая. Некто, с совершенно неразборчивой подписью, пересылал из Томска деду Терентию шестьдесят тысяч рублей. Перевод, как перевод.

Хотя, фамилия отправителя неразборчива – видно приёмщица переводов недосмотрела – зато получатель выведен вполне чётко. И адрес правильный. Что же тут неясного? Ладно, малограмотный дед чего-то недопонял, а Якунин-то куда смотрел? Чего он мне голову морочил, насчёт какой-то консультации? Может, на почте какую-нибудь неувязку обнаружили?

– Вы на почте-то были? – уточнил он.

– Нe, не был.

– Тогда ещё вопрос, а почему не идёте и не получаете перевод?

– Сумлеваюсь.

– В чём сомневаетесь?

– Вы на обратную сторону гляньте, тогда поймёте, – подсказал дед Терентий. Кирилл повернул извещение тыльное стороной и понял причину «сумлений» деда Терентия. Под грифом «Для письма» было чётко выведено: «За медведя. От учеников 3 «а» класса Причулымской школы».

– Н-да... – потянул время Кирилл, не зная пока, что и думать по поводу странного перевода со столь же странной пояснительной запиской. – Сюрприз.

– Да ешшо какой! – подхватил дед Терентий. – Вот пошто меня сумление-то и взяло.

Участковый задумался, сопоставляя известные ему факты, и пытаясь отыскать в них какую-то единую логическую линию. Однако, действия похитителей не поддавались разумному объяснению. Сперва они пытаются купить медведя у деда Терентия, а потом, когда сделка не состоялась, они с большим риском для себя, его похищают. Затем увозят, похоже, в областной центр. Здесь пока всё понятно – им для какой-то цели нужен медведь и они его заполучили. Дальше логика начинает хромать и спотыкаться, потом забредает в полный туман. Хорошо, допустим, в Томске они этого медведя кому-то продали. После удачной сделки, похитители, что логично, должны бы прятать концы в воду и заметать следы, а они высылают деньги хозяину похищенного медведя.

Спрашивается, затевать всю эту канитель на кой ляд было? Или вовремя одумались, сообразили, что изрядно наследили, и решили добровольно расплатиться, дабы загладить свою вину? Логично, вроде бы. Но почему тогда на переводе написано, что послан он учениками 3 «а» класса, а фамилия действительного отправителя написана неразборчиво? И что это за деньги? Сколько собрали ученики? Почему от их имени послано именно шестьдесят тысяч рублей? А за сколько продан медведь? В общем, одни сплошные иксы и игреки.

– Ну, а вы-то сами, Терентий Аверьяныч, что по поводу этого перевода думаете? – поинтересовался Кирилл.

– Дак, ить, как сказать?... – замялся тот. – Как это говорится, от сумы да от тюрьмы не отказываются. Мне, конешное дело, шестьдесят тыщ рублёв не лишние.

Только вот, я сумлеваюсь, опять же, как бы греха какого с ними не нажить.

– Ладно, не бойтесь никакого греха, – подумав, определил Кирилл,– Получайте эти деньги, а потом разберёмся, что к чему и почему. Только талончик не выбрасывайте. Я его к делу приложу.

– Ладно, – заметно обрадовался дед Терентий и потом, несколько замявшись, предложил: А может, это самое, и дело прикрыть бы, а?

Раз уж так оно всё оборачивается...

Участковый внимательно посмотрел на него.

– Вы сейчас серьёзно?

– А то, как же?

– Сами надумали, или кто посоветовал?

– Сказать по совести, старуха меня допекает, что, мол, к чему канитель заводить, если люди по совести рассчитались. Дескать, всё равно за медведя дороже этой цены не взял бы.

– Ну, а на самом деле, вы смогли бы дороже продать вашего медведя?

– Навряд ли.

– Значит, в смысле материального ущерба у вас теперь претензий к похитителям нет?

– Само собой.

Участковый внутренне был готов согласиться с предложением деда Терентия закрыть дело.

Но служебный долг велит любое расследование доводить до конца. Ведь, в ходе следствия могут выявиться новые факты, новые неожиданности и повороты. Так что, пока совсем неизвестно, что, в конце концов, будет в итоге. Однако ж, и благое пожелание потерпевшей стороны, тоже нельзя было игнорировать. Поэтому он, здраво поразмыслив, предложил:

– Если вы не имеете больше ни к кому претензий в смысле материального ущерба, то напишите официальное заявление.

 – Оно уже написано, – степенно произнёс дед Терентий. И на стол перед Кириллом лёг лист бумаги, исписанный четким грамотным почерком.

Это было заявление, содержание которого гласило, что Курзенёв Терентий Аверьянович, проживающий в посёлке Причулымском по улице Батуринской, номер десять, просит прекратить дело о похищении у него медведя, поскольку материальный ущерб ему возмещён полностью и он ни к кому никаких претензий не имеет. Внизу красовались подлинные каракули деда Терентия.

– Это вам Якунин написал? – догадался участковый.

– Он самый. Анатолий Ликсандрыч, – последовал ожидаемый ответ.

– Тот ещё темнила, – усмехнулся Кирилл. – Ну, хорошо. Я приложу ваше заявление к делу, и оно, думаю, будет руководством принято во внимание.

– Вот и предшественник ваш, бывалоча, так же вот все мнения учитывал, – вспомнил дед Терентии, – и не торопился человека отдать под суд, ежлив он шибко того не заслуживал.

Прямой подхалимаж и параллель с полулегендарным Дубининым действия на участкового не оказали. Он, понимал, что старик, с крестьянской хитрецой просто польстил ему на радостях.

 

Между тем, сюрпризы этого дня ещё не кончились. Едва затих в коридоре шум шагов и грохот посоха деда Терентия, как дверь кабинета приоткрылась, и в неё просунулась стриженая ребячья голова с белесым чубчиком.

– Разлетите?

Кирилл не удивился, увидев знакомую курносую физиономию. Но его порадовало появление одного из тех четырёх «будущих космонавтов», которые с самого начале расследования постоянно путались под ногами. Однако, они его упорно избегали, а теперь вот сами пришли к нему на приём.

– Давай, Лёнька, представляйся по всей форме и докладывай про цель прихода, – огорошил он мальца.

– Откуда вы, дяденька полицейский, меня знаете?

– Я, брат ты мой, много чего знаю. Должность такая, всё про всех знать, – рассмеялся «дяденька полицейский». Знаю, к примеру, что ты с друзьями собираешься космонавтами стать.

Участковый не сомневался, что там, за дверью и остальные кандидаты в космонавты.

– Давайте ребятня, входите! – громко пригласил он.

Однако посетителей оказалось значительно больше, чем предполагал он.

В кабинет ввалилось не меньше десятка пацанов. Шапки они сняли ещё в коридоре и потому сразу показались на одно лицо, курносые, круглолицые, краснощёкие с одинаковыми куцыми чубчиками. Видно, заявились сюда прямо из школы.

Они вошли и сбились тесной кучкой у порога. Кириллу пришлось усаживать их каждого персонально.

– Ну, вот, так-то лучше, – заключил он, вернувшись на своё место. – А теперь внимательно слушаю вас.

– Мы за дядю Сашу Щукина заступаться пришли, – без обиняков заявил Лёнька. Видно, он был в этой компании за главного.

– И снова не удивил? – опять рассмеялся Сергей. – Ваш пресловутый дядя Саша Щукин у всех прямо на зубах навяз. Даже у ребятишек. А теперь скажи мне, Лёня, по секрету, как вы за вашего дядю Сашу заступаться будете? А то я уже боюсь, вас вон сколько, а я один. И заступиться за меня некому. Разве твоего деда позвать?

Пацаны дружно заулыбались, принимая шутку. Только Лёнька оставался серьёзным. Он подал Кириллу сложенный вдвое тетрадный листок:

– Мы будем заступаться письменно.

Участковый развернул листок и углубился в чтение:

«Товарищу участковому милиции от 3 «а» класса.

 Заявление

Просим отдать нам на поруки дядю Сашу Щукина, потому что он ни в чём не виноват. Он очень хороший и ничего плохого не сделал.

Просим не отказать в нашей просьбе».

Далее следовали многочисленные подписи.

Участковый несколько раз перечитал заявление, и всё равно не смог решить, как на него реагировать. Смеяться? Дети собираются брать на поруки взрослого! Это с одной стороны. А с другой – у непутёвого Саньки Щукина есть очень даже верные друзья. Самоотверженные.

Ну, а восточная мудрость что нам гласит: «Скажи мне, кто твой друг и я скажу кто ты». Значит, восхищаться? Н-да. Есть над чем мозг наморщить.

Во всяком случае такие вот ходатаи не станут хлопотать за кого попало.

Ведь они пришли сюда, не из каких-то там меркантильных соображений, как зачастую бывает у взрослых, а по велению наивной детской души. Юридической силы в их ходатайстве ровно ноль. Но оно способно заставить задуматься любого, даже самого сухого и чёрствого взрослого.

Кирилл посмотрел на своих посетителей. Дети, затаив дыхание, ждали от него ответа, ответа, конечно, положительного. Они свято верили в непогрешимость «дяди Саши» и в его, Кирилла всесилие.

Потому любое другое, отличное от их представлений о добре и зле, объяснение казуса с медведем, легко могло обернуться вотумом недоверия, да ладно бы только к участковому, вотум, без всякого сомнения, распространился бы и на олицетворяемую им полицию. Да, совсем не просто будет разговаривать. Потруднее, чем со взрослыми.

Участковый решил не финтить и не пытаться заигрывать с юными правдорубами, а всё выложить начистоту.

 – Вот вы пишете, что ваш дядя Саша Щукин ни в чём не виноват, – заговорил он, наконец, внимательно следя за реакцией детворы.

– Конечно, – уверенно подтвердил Ленька.

– А зачем же вы просите отдать его вам на поруки, если он чист перед законом и людьми?

– Так вы же сами хочете его в тюрьму посадить!

– Кто это вам сказал?

Лёнька замялся. Он был не из фискалов. Остальные ходоки потупили взоры и тоже не выказывали желания отвечать на щекотливый вопрос.

– Ну, хорошо, не суть важно, – участковый решил не настаивать, а снова спросил, – тогда расскажите, мои юные друзья, с какой стати вы решили, что у нас в государстве ни за что, ни про что людей хватают и в тюрьму бросают? Мне, к примеру, таких прав не дано. Так что, если Щукин ни в чём не виноват, то и опасаться за него нечего. Никто его никуда не посадит.

Кирилл особо подчеркнул последние слова, а потом, сделав паузу, чтобы дать возможность ребятне хорошенько осмыслить сказанное, продолжил:

– У меня к вам будет ещё вопрос: вы деньги на покупку медведя собирали?

Юные ходатаи, застигнутые врасплох, запереглядывались, задвигались, зашморгали носами, но верные идеалам круговой поруки, молчали, будто воды в рот набрали. Даже Лёнька, главный закопёрщик, сидел, потупившись и молчал, как партизан.

– Нет, так дело совсем не пойдёт, куда это годится!? – упрекнул Кирилл. – Давайте не будем играть в прятки. Как–то не солидно получается. Вот ты, Лёня ответь, не прячь глаза.

 – А я и не прячу, – буркнул тот и прямо посмотрел участкового.

– Тогда и скажи – собирали, или нет?

– Ну, собирали...

– И сколько набрали?

– Шестьдесят тысяч.

– Солидно. И кому вы их отдали?

– Дяде Саше Щукину....

– Чтоб он купил на эти деньги медведя?

– Ага...

– Ясно. А для чего вам понадобился медведь, если не секрет?

– Мы хотели его спасти. А то дед Терентий собирался его забодрить.

– Хорошо. А потом, куда бы вы его девали? Ведь это не белка и даже не заяц, чтоб в живой уголок поместить.

– Какому-нибудь цирку или зоопарку думали подарить.

– Что ж, похвально, – одобрил участковый, но тут же предъявил ещё один козырь: Однако, ваш доверенный никакого медведя не купил, а деньги зажилил. Медведя же похитили и увезли, по нашим данным, в Томск. И тут, опять же, похоже, не обошлось без вашего дяди Саши Щукина. Получается, обманул он всех. И вас, в том числе обвёл вокруг пальца, а вы за него хлопочете.

– Не, не обманул.

– Как же не обманул, если обманул?! Ни медведя, ни денег.

– Да вы ж ничего не знаете!

– Возможно. Но тогда, прекрати говорить загадками, а расскажи начистоту всё, как есть. Мы ж, по-моему, так и договаривались.

Лёнька замялся.

Тогда за его спиной возник ропот:

– Да уж говори, чего там.

– По честному, так по честному.

– Всё равно шила в мешке не утаишь.

Тогда Лёнька, получив поддержку своих единомышленников, принялся рассказывать.

Идея спасти медведя с помощью выкупа возникла у них в классе. Ребятня так к нему привязалась, что и мысли не могла допустить, что Мишку забьют, как какую-нибудь домашнюю скотину. В общем, объявили складчину – кто сколько может. Потрясли родителей под разными предлогами. Правдами и неправдами натрясли общими силами шестьдесят тысяч рублей. А потом обратились к дяде Саше Щукину за помощью. Почему именно к нему? А к кому же ещё? Дядя Саша их наипервейший друг. Даром, что взрослый. Он и в футбол научил их играть, и в хоккей. В общем, компанейский парень.

Щукин охотно согласился помочь своим юным друзьям, взяв на себя роль их полномочного представителя в переговорах с дедом Терентием насчёт покупки медведя. Когда дело не выгорело, третий «а» приуныл. Щукина это заело. Он торжественно пообещал, что их любимец Мишка останется цел и невредим. Чего бы это ему, Щукину, ни стоило...

– Вот он и выполнил своё обещание, – заключил своё повествование Лёнька. – А вы говорите, что обманул.

– Что ж, беру свои слова обратно, – улыбнулся Кирилл. – Тогда, выходит, вы заварили эту кашу?

– Не, не мы,– категорически возразил Лёнька.

– Вот те раз! Но тогда кто же, если не вы?

– Дед Терентий.

– Лихо! – рассмеялся Кирилл. – С больной головы, как говорится, на здоровую!

Однако спорить не стал, полагая, что это бесполезно. Ещё и потому, что, как это ни странно, в глубине души он и сам был солидарен с ребятнёй.

Да, в ходе расследования этого заковыристого дела, у него стало проявляться некое раздвоение личности – совесть спорила с долгом. Довольно необычное, если не сказать больше, явление для блюстителя правопорядка. Поначалу это открытие его изрядно смутило. Но по здравому размышлению он пришёл к выводу, что так оно, собственно и должно быть. Ведь, кто-то из философов уже давненько изрёк, что в каждом человеке сидит второе «я». Iаждом человеке сидит второе " И оно завсегда в ссоре с «я» первым.

Получается так, что если одно бывает «за», то второе почти всякий раз голосует «против». А для человека важно сделать правильный выбор при голосовании. В данном случае второе «я» Кирилла откровенно завидовало Саньке Щукину. Впрочем, и «я» первое относилось к нему с уважением. Ещё бы, такие ходатаи! Уж эти огольцы кого попало ни любить, ни уважать не станут. У них эти два понятия слиты воедино. Не то, что у взрослых, кои могут уважать кого-то, но не любить. Или наоборот.

– Так на чём мы остановились? – спохватился он. – Ах, да… Хотя, это теперь неважно. В общем, ваше ходатайство принимается. И оно, думаю, очень поможет вашему подзащитному.

Лица детворы просияли.

– Ещё вопросы имеются?

– Не!

– Всё ясно!

– Тогда заседание считаю закрытым.

Пацанва, повскакав с мест, дружно сыпанула из кабинета, на ходу надевая шапки и не забывая сказать «до свидания». Не зря их в школе учили вежливости. Участковый с улыбкой смотрел им вслед.

Щукин вернулся из Томска в четверг, к концу рабочего дня. Дочкин сразу же позвонил и сообщил об этом Кириллу. Поинтересовался попутно:

– Его сейчас же направить к вам, или вы его сами повесткой вызовете?

– Если вас не затруднит, то пригласите его к телефону, – попросил участковый, здраво рассудив, что во всех смыслах будет лучше договориться о встрече с самим Санькой, чем делать это через третьих лиц. Можно, конечно, и повесткой вызвать, но и так уже слухов и небылиц в деревне расплодилось предостаточно. Не хотелось участковому и дальше нагнетать страсти. Тем более что фигурант оказался совсем и не таким разгильдяем, каким представлялся вначале. После разговора со Свириденчихой. Наоборот, судя по всему, нормальный парень. Драть его некому? Возможно, это кровь играет – издержки молодости.

– Щукин слушает, – чётко отрапортовала трубка, прерывая размышления участкового.

– Слушай, Саша, мне надо с тобой поговорить.

– Когда прикажете явиться?

– Не прикажу, а попрошу. Но желательно прямо сейчас.

– Лады.

И уже минут через пять Александр Щукин входил в кабинет. Видно, кто-то из друзей шоферов его подбросил.

 

«Парень, как парень, вернее сказать, ещё парнишка. Ничего особенного в нём не видно. На возмутителя спокойствия совсем не похож. Роста среднего, худощав. Лицо симпатичное, открытое, по-мальчишечьи слегка курносое.

С ямочками на щеках. В общем, самое обычное, ничем не примечательное лицо. Разве что глаза, вот несколько особенные. Очень выразительные глаза. Сами по себе серые, они порой становились то синеватыми, то голубоватыми. В них угадывались озорные рыжие чёртики.

На нём была крытая меховая куртка, зелёные брюки и тёплые импортные ботинки на толстой подошве. На голове, надвинутая до бровей, шапка из меха ондатры», – привычно составил словесный портрет участковый.

– Здрасьте, – с порога поприветствовал тот хозяина полицейских апартаментов, быстрым взглядом окинул кабинет и, широко улыбнувшись, представился: – А вот и я!

– Здравствуй, здравствуй, – улыбнулся Кирилл, – проходи, садись. Вот сюда, поближе к столу. – И без длинных предисловий предложил: – Рассказывай.

– А об чём? – вроде не понял Санька, глядя на участкового вполне невинными глазами, в которых, однако, попрыгивали рыжие чертята.

– Не валяй дурака, Щукин, – счёл нужным вспомнить уроки в школе полиции, лейтенант, – Ты же прекрасно знаешь, что я имею в виду!

– Представления не имею.

– Поясняю, я имею в виду похищение медведя у пенсионера Курзенева.

– Похищение? – вполне правдоподобно удивился Шукин. – Вот старый хрен! Какое же похищение может быть, если он за своего медведя деньги получил? Шестьдесят целковых тыщ.

– Верно, – легко согласился Кирилл, – деньги ему действительно прислали за медведя. В деле подшит талон на перевод. Но сперва-то медведя похитили. А уж потом, задним числом рассчитались.

– И не похитили вовсе, а просто взяли и увезли.

– С точки зрения сразу нескольких статей Уголовного кодекса, твоё деяние и называется кражей чужого имущества.

– Смотря как, конечно, посмотреть. – Пожал плечами Санька с еле уловимой усмешкой в уголках рта. – Вот, пожалуйста, убедитесь сами….

И он положил на стол какую-то бумагу.

«Везёт мне на всякие письмена в этом непутёвом деле», – подметил про себя участковый.

Бумага гласила:

«Я, пенсионер Курзенёв Терентий Аверьянович, удостоверяю, что податели сего могут распорядиться моим медведем по своему разумению, с последующим возмещением его стоимости. В чём и расписуюсь».

Далее следовали знакомые каракули деда Терентия.

– Вот артисты! – рассмеялся Кирилл.

Он уже догадался, когда и как появилась подпись деда Терентия под этим одиозным документом. Без сомнения, дело рук пресловутого «фельдшера скорой помощи».

– Ох, и прочитаю я деду Терентию, под чем он расписался. То-то будет юмор.

Щукин сидел с самым, казалось бы, незаинтересованным видом. Только в глазах его приплясывали чертенята. Он и ухом не повёл на иронические изыски участкового. Говори теперь, что хочешь, а бумага есть бумага. Документ, как ни крути.

– Позволь поинтересоваться, а куда, интересно, вы медведя отвезли? – задал вопрос участковый.

– В цирк, – последовал лаконичный ответ.

– Честно?

– Честно.

– Сколько же вы заработали?

– Не знаю. Сколько отвалите, – усмехнулся Щукин, на сей раз не совсем весело. – От статьи зависит.

 – А статья – от суммы, которую вы положили в карман.

Чёртики в глазах парня присмирели.

– В таком разе почитайте ещё вот это, – Щукин подал вырезку из областной газеты. – Здесь всё ясно сказано.

В корреспонденции, озаглавленной «Ценный подарок», за подписью известной дрессировщицы рассказывалось: «Во время гастрольных поездок по Сибири мы всегда с большим удовольствием и подъёмом выступаем в старинном городе на Томи. Городе студентов, нефтяников, строителей, тружеников производства. Это очень благодарные наши зрители, и мы всегда увозим отсюда самые тёплые воспоминания от встреч с ними.

А на этот раз мы увезём отсюда и очень ценный подарок, который будет всегда напоминать нам о Томской земле. Ученики Причулымской средней школы прислали нам в дар годовалого медвежонка по кличке Мишка. Первое знакомство с ним показало, что зверь очень перспективный, из него может получиться способный «артист».

Я от всей души благодарю ребят из посёлка Причулымский за их замечательный подарок и приглашаю приехать к нам в гости, посмотреть специальную программу для детей. Огромное вам спасибо, ребята!».

– Ну, и как? – поинтересовался Щукин, когда Кирилл прочитал до конца заметку.

– Ох, ну ты и даёшь! – покачал головой участковый/ – Ещё и газету впутал в свою сомнительную историю. Теперь полный комплект в наличии. Снять бы с тебя штаны, да хорошим ремнём отходить, где положено.

– А по-моему, не за что. – Кротко возразил Щукин/ – Ведь, не я же писал, а дрессировщица.

– Само собой, ты опять, выходит, не при чём?!

– Конечно.

– Да, но если бы ты сказал дрессировщице, что привёз ворованного медведя, она б тебя вместе с твоими друзьями и на пушечный выстрел к цирку не подпустила бы. И разговаривать даже не стала бы. А не то, что в газету писать.

– Ну да! – снова ожили чёртики в глазах Щукина. – А, может, наоборот, если бы узнала, что мы его спасли от ножа деда Терентия, то ещё больше возблагодарила бы. Она, знаешь, как за медведей переживает? Это, говорит, чистое варварство, что охотникам разрешают убивать таких умных и симпатичных зверей. А, что, не так, скажешь?

– Это всё эмоции, – поморщился Кирилл. – А вот прочитает дед Терентий заметку, да, возьмёт, и накатает в редакцию всё, как было. Тогда такая каша заварится, что ай-да-ну. Скандал на всю область.

– Ну и пусть! – с азартом воскликнул Щукин, чёртики в его глазах пошли кувырком. – Это даже и лучше!

– Только не для тебя, – охладил его Кирилл.

– Не обо мне речь! – гнул свою линию Щукин. – Меня пускай сажают, – тут чёртики в глазах перестали кувыркаться и резко присмирели. – Зато и медведи в центре внимания, так или иначе, окажутся. И, глядишь, в их защиту хоть что-нибудь, да будет сделано. А то бьют их, грешных, кому только не лень. Уничтожают поголовно. И это подлое дело за доблесть почитается. Скоро, наверное, медведи только в цирках да зоопарках останутся. А я, вот хоть одного, да спас. В чём и виноват оказался. Зато этот живодёр преподобный дед Терентий кругом оказывается прав!

– Всё это ты оставь для последнего слова, – остановил его участковый, – если до суда дойдёт. А теперь, я бы хотел уточнить некоторые детали.

– Пожалуйста. Какой разговор, – буркнул Щукин, недовольный, видно, тем, что его перебили. Чёртики в его глазах осуждающе покачивали головами.

– Тебе ученики третьего «а» класса отдавали шестьдесят тысяч рублей на покупку медведя?

– Да, отдавали... – сразу последовал ответ. – Уж не хотите ли вы сказать, что и они жалуются?

– Нет, они не жалуются.

– Тогда их родители, что ли?

– И родители тоже – нет.

– Так в чём же дело?

– Просто я хотел бы знать, где теперь искомые деньги находятся?

– У деда Терентия. – Чёртики в его глазах удивлялись, разводили лапами, не понимая, из-за чего сыр-бор?

– Так это тот перевод и есть?

– Конечно. А вы как думали? – усмехнулся Щукин, вместе с ним снова развеселились чертенята. – Ведь мы же с дрессировщицы ни копейки не взяли. Хотя она деньги нам навязывала. Говорила, у них специальные фонды для покупки зверей есть. Но мы сказали, что не можем за чужого медведя деньги брать. Это, мол, школьники вам свой подарок послали. Вот тогда она и заявила, что, мол, хоть через газету им благодарность вынесет. И вынесла.

Чертенята, обитавшие в его глазах, снова качали укоризненно головами.

– А где ж ты эфир взял?

– У дяди Лёни.

– Кто таков?

– Мой родной дядя. Он ветфельдшером в колхозе, тут по соседству, работает. Подпоил я его и похозяйничал в его аптечке. – Чертенята способ добычи эфира аплодисментами одобрили. – А то по-хорошему он тоже, поди, не дал бы.

– Сказывается, ты из молодых, да ранних, – определил участковый, – родного дядю и того охмурил.

– А пусть не перепивает.

– Тоже верно. Теперь самый щекотливый вопрос – о твоих соучастниках.

– Почему щекотливый?

– Хотя бы потому, что ты сейчас начнёшь играть в благородство и всё брать на себя.

– Глубоко ошибаетесь, товарищ лейтенант, – его чёртики снова осуждающе смотрели на участкового. – Вы нас с уголовниками не путайте. Мы сделали доброе дело. Хотя, может, и допустили какие-то нарушения. И теперь не собираемся увиливать от ответственности, каяться и оправдываться тоже не собираемся. Не за что. Мы действовали в открытую, по-честному. Хоть, может, вы и другого мнения. И, если бы я стал покрывать кого-то, или всё брать на себя, то этим враньём измарал бы то главное, ради чего мы всё это затеяли. И тогда мои друзья, или, как вы говорите, соучастники меня первыми и осудили бы. Как нарушителя конвенции. У нас не круговая порука, а товарищество.

– Что ж, похвально, коли так, – одобрил лейтенант. – Значит, это шофёр Геннадий Тарханов и электрик Михаил Кулешов?

– Знаете, а спрашиваете? – укорил Щукин, бесенята огорчённо отвернулись от лейтенанта, не могли смотреть на такое вероломство.

– Не знаю, а догадываюсь.

– Теперь знаете. Хорошие ребята, между прочим, – у чертенят отлегло, они снова радостно кивали рогатыми головами.

– Чую, достанется хорошим ребятам по первое число, – спрогнозировал Кирилл.

– Сами чуем, – расплылся Щукин в широкой улыбке….

 

– Алло, Кирилл?

– Слушаю, товарищ майор!

– Здравствуй.

– Здравия желаю.

– Ну, как жизнь?

– Бьёт ключом и всё – по голове.

– Что так?

Это просто поговорка такая. А так, в общем, ничего.

– То-то же. А теперь – к делу. Получили мы дело о похищении медведя с твоей препроводиловкой.

– Ну и как, товарищ майор?

– Ты всё правильно расследовал. Обстоятельно. Поздравляю.

– Спасибо, товарищ майор.

– Только вот я не совсем согласен с твоим заключением.

– Почему?

– Ты предлагаешь не привлекать парней к ответственности, ввиду отсутствия в их действиях состава преступления.

– Так точно. Они из самых благородных побуждений действовали.

– Согласен, что из благородных. Иначе нам и разговаривать было бы не о чем.

– Да и сам потерпевший снял все свои претензии к ним.

– Снова согласен. Читал его заявление. Повторяю, дело проштудировал самым внимательным образом. И остался всё же при том мнении, что совсем прощать твоих фигурантов нельзя. Иначе, кое у кого, могут появиться опасные иллюзии. Иллюзии безнаказанности.

А правопорядок нарушать никому не позволено. Даже самым распрекрасным ребятам.

– Что же мне теперь прикажете делать?

– На административную комиссию их вытащи. Есть там у вас такая?

– Есть.

– Вот пусть она с ними и разберётся. Да чтоб народу там было побольше. А заодно и насчёт браконьерства там можно вопрос заострить. Двойная польза. Усёк?

– Усёк, товарищ майор.

– Теперь у меня ещё такие неясности. Почему ты на этом деле вместо номера вопросительный знак поставил? Первый раз в жизни такую странную нумерацию встречаю.

– А это я специально. Чтобы заострить внимание. Да и оно, само дело, как видите, сплошной вопрос. С одной стороны посмотреть – одно, а другой – другое.

– Это мы и без твоего специального знака определили бы. Так что, больше такой отсебятиной не занимайся.

– Есть, не заниматься отсебятиной!

 

 

 

 

Ведущий поставщик техники Минского автомобильного завода, компания «МАЗ Столица» https://маз.com/inventory/?vid-mashiny=tyagachi предлагает полный ассортимент грузовых и специальных авто, тягачей, а также автобусов из каталога производителя. Большинство моделей находится на собственных стоянках. Купить МАЗ можно в кредит и в лизинг. Регулярно проходят акции, предлагающие выгодные условия покупки.

 

© Vinchi Group - создание сайтов 1998-2024
Илья - оформление и программирование