Поэтические пародии

От «A» до «Z»

Приятен глазу белый цвет,
и я, весь в чёрное одет,
как неопознанный объект
пересекаю: а) проспект;
b) тротуар; тропинку – с);
газон с бордюром на торце...

Пересекаю (сквозь дома)
дворы, знакомые весьма,
затем – соседние дворы,
где не бывал до сей поры,
кусты, мосты, торговый ряд,
пересекаю всё подряд…

(Дмитрий Артис «Картина маслом»)

Тут красный цвет и жёлтый цвет,

я как-то празднично одет;

а) я закуриваю, злясь,

b)  перешагиваю грязь,

пинаю камень (это «с»)

с разумной мыслью на лице.

Я вижу:  d) над лужей пар,

e) – долгожданный тротуар;

а дальше просто всё, как встарь, –

аптека – f) и g) – фонарь;

h) кстати, день, далёко сон…

Не вспомнил улицу, пардон!

Дворы, песочницы, столбы,

Кой-где растущие дубы,

Пересекаю старый ров,

Помойку на пяток дворов,

Пустырь и магазин «Семью».

Увы, что вижу, то пою…

Вздыхал, имея бледный вид,

Кто знал латинский алфавит.

И тут, съедаемый тоской,

Читатель оживился мой

(Ещё б чуть-чуть – и не жилец) –

Ну, вот и «зэта», наконец!

Не растерялся

Вернусь — эти длинные строчки
Любимой жене подарю.
Она их смотает в клубок
И шарфик мне на зиму свяжет.

(Владимир Шемшученко)

Замучили злые морозы.
Пришёл на свиданье, и вот
Тебе не гвоздики, не розы –
Сую свой дорожный блокнот.

Его ты листаешь, листаешь,
Испытуя прочность строки,
Потом восклицаешь: «А знаешь,
Свяжу-ка тебе я носки!».

Ты памятных строк километры
Смотала в огромный клубок,
Из Гоголя связаны гетры,
Из разных Толстых – свитерок.

Есенин ушёл на салфетки,
На шапки и шарфики – Фет,
Обвязаны на зиму детки,
И тёща, и даже сосед.

В сердцах я сказал: «Ну и дура,
Ты слишком уж круто взяла,
Вся русская литература
На спицах твоих умерла!».

Признаться, я не растерялся,
Всё, глупостей не натворю.
Чтоб кто-то один да остался,
Своих я стихов не дарю.

Ничего без меня

Мной чадят Карфагены! Мной Трои горят!

Мной давно пооплавлены крылья Икара!

Мне Сальери давно нацедил в кружку яд.

Я пропала…

(Светлана Леонтьева)

Я собою всегда подогрею рагу,

Напеку, как оладий, куплетов.

Вы со мной не шутите, собою сожгу

Поэтесс и бездарных поэтов!

Мною звёзды горят, я ночами не сплю,

Регулирую температуру,

Я как пить дать собой обожгу, опалю

Нашу бедную литературу!

Всё в окошко гляжу, как смотрю сериал,

Мной коптится строка, словно сало.

Вон Сальери (я спешно готовлю бокал).

Что ж он мимо прошёл? Я пропала.

Как-то рвано и дыряво 

Тяжело душе в ночи бессветной,

Жутко на отшибе бытия.

Как рулон бумаги туалетной,

Рвано убывает жизнь моя.

(Лев Котюков)

Где-то там моя шальная слава,

И в кармане старом ни гроша.

На душе то мокро, то дыряво,

Вот такая странная душа.

Сравниваю с горестью заметной

Всякие предметы бытия.

Как рулон бумаги туалетной,

Рукопись бесценная моя.

А сосед вчера проснулся рано

И в трусах в уборную бегом.

Как-то рвано, скажем, очень рвано

Уходил в безвестность первый том.

Прозевали меня!..

Лидеры меняют моду в спорте,

Хоть того и не желают сами,

Кто вчера козлом скакал на корте,

Все ложатся навзничь на татами.

Встанут на коньки или на лыжи,

Лишь бы быть им к президенту ближе.

Вот бы Путин вышел к людям с книгой –

Ах, какая бы была интрига!..

(Сергей Зубарев)

Каратэ, хоккей – всего навалом,

Занимайся, пользуйся моментом.

Люди подражают генералам,

Люди подражают президентам.

Пусть не с караваем, не с ковригой

(Я в мечтах высоких розовею),

Вот бы Путин вышел к людям с книгой,

Да к тому же с книгою моею.

Слава покатилась бы далёко,

Вижу, очарованный интригой:

От Анапы до Владивостока

Всяк пацан трясёт моею книгой.

Книжный дух заносится в маршрутку,

«Вы читали?» – спрашивают с краю.

Аннинский извёлся не на шутку:

«Почему такого я не знаю?».

Литсовет который день в печали,

И жюри интригою задето:

«Столько премий зря нараздавали,

Прозевали крупного поэта!».

А и правда! С книгою на встречу

Я ходил под Спасские ворота.

Не везло, у Путина, замечу,

То грибы, то рыба, то охота.

Языкосмерть

Половина языков земшара
Вымрет в этом веке новизны!
Их сожжёт чужая речь пожара,
Пламя языкатое войны.

Языки сражаются, как звери,
За пространство, за победу над
Теми, кто утратили доверье
К языкам родным, вот это – ад!

(Юнна Мориц)

Ежечасно чувствую утрату,

Языки повымерут вот-вот.

По Тверской и Старому Арбату

Ходят слухи, убегаю от.

Интеллект у многих слишком узкий,

И в грудклетке снова непокой.

Первый вымрет, видимо, французский.

День и ночь гадаю: а второй?

Кто же эту данность человечью

Уничтожит? Что за произвол? –

И однажды вышла со стихречью.

Вот и всё, процесс уже пошёл. 

Явление вселенского масштаба

Когда от пьянства совесть вся опухнет,

Я жизнь сочту полнейшим пустяком…

Когда система солнечная рухнет,

Что может статься с этим вот стихом?

Его на сайт отправлю другу Вале,

Молиться буду, чтоб письмо дошло.

Стих будет вечно плавать в виртуале,

Его прочтут пришельцы с НЛО.

Прочтут стихи других – товарец сорный.

Глаза пришельцев добро заблестят…

И в межпланетный коллективный сборник

Меня с большою помпой поместят.

(Вадим Ковда)

Сижу себе, нисколько не фигея

(Уже привык), гляжу на свет в окне.

Слетаются с созвездия Персея

Трёхглазые гомункулы ко мне.

Всё ближе к ночи, серебрятся дали,

Пускай не верят мне, но это факт.

В запрошлый год пришельцы мне сказали:

«Хотим с тобой установить контакт».

И вот они спешат ко мне на дачу,

Заранее что надо прикуплю

И до утра с пришельцами контачу,

А днём не получается – я сплю.

На творчество пустил я капиталец,

Редакторов сражая наповал.

«Каков поэт!» – слюнявя синий палец,

Гомункул Федя сборник мой листал.

«Пусть пушкиных каких-то душит жаба,

Ты наше всё, спасение и свет,

Явление вселенского масштаба,

Всего одно, считай,  на тыщу лет!».

И оглушили, как всегда, фанфары.

Контакты – жесть, пока планета спит,

Но только после горы стеклотары

И голова великая болит.

Не зря прикидывал

Шибанула в глаз слеза, но снять замешкался:    
Грудь сдавило, в горле встрял горячий ком.
На вожжах ли мне пойти в конюшню вешаться
Или ночью упокоиться прудом?

(Алексей Губарев)

Я хожу в конюшню старою дорогою,

Глажу трепетно любимого коня,

Но вернусь опять, и вожжи я потрогаю –

Вдруг не выдержат тяжёлого меня.

А внутрях засевший кто-то мне подсказывал,

Как ловчей прервать несносные лета,

И, взопревший, я верёвку мылом смазывал,

Перепрятывал в надёжные места.

И, довольствуясь такой кончиной древнею,

Я задумался сегодня об ином:

Может, с жизнью распрощаться за деревнею

Или всё-таки у Нюрки под окном?

Может, выискать мне смертушку особую?

Я спущусь опять к осеннему пруду,

И носок сниму, и пальцем гладь попробую,

И опять суровый климат пережду.

Так никто меня усопшим и не видывал,

Листья падали, и всяк меня жалел,

И пока я сомневался и прикидывал,

То поэтом деревенским стать успел.

Почти по Блоку

Я вам казалась фишкой и подставой.
Не знали вы, где я беру слова
О доблести. О подвигах. О славе…

(Надежда Мирошниченко)

Ещё в цвету, мила и худощава,

Люблю морозы, ветер и суфле,

Не фишка я и даже не подстава,

Живу себе на горестной земле.

Я от постели тёплой отвернулась,

Сняла халат и слёз не пролила,

И в синий плащ печально завернулась,

В сырую ночь я из дому ушла.

Не просто так бродила по державе,

Смотрела на народ и дерева –

О доблестях, о подвигах, о славе

Искала настоящие слова.

Ищу в траве и вдоль трамвайных линий,

Пишу, пишу про все свои дела,

Но не стихи, вам снится плащ мой синий,

В котором я в сырую ночь ушла.

Как говорится, то не от верблюда,

Который год (аж кругом голова)

Терзаюсь я, откуда же, откуда

Узнали все, где я беру слова?