Поэт и время

Н. А. Полотнянко. «Как хорошо, что жизнь прошла. Стихотворения» / Н. А. Полотнянко. – Ульяновск: Издатель – Качалин Александр Васильевич, 2017.

С первого, заглавного стихотворения «Есть час мечты…» в своей книге Николай Алексеевич Полотнянко берёт высокую ноту – ноту Поэзии, преображающей мир. И это закономерный посыл, ведь главный вопрос, который волнует автора сборника, – «Предназначение русского поэта» – так называется и авторское предисловие. Оно задаёт тон всей книге.

Приведу несколько ключевых цитат, характеризующих отношение Н. А. Полотнянко к состоянию современной литературы, литературной ситуации и к основной задаче пищущего человека: «Поэтическое пространство Русского мира всё ещё достаточно обширно, количество явленных при помощи Интернета поэтов за последние годы заметно возросло, однако следует признать, что влияние поэзии, в первую очередь современной, на духовную жизнь народа, по сравнению с серединой прошлого века, явно ослабело…»

«В условиях духовного упадка народа современное предназначение русского поэта состоит в очеловечивании людей, расчеловеченных (обездушенных) русскоязычной литературой, и в одушевлении их русской литературной классикой и современными художественными произведениями, продолжающими пушкинские традиции».

«Русскому поэту надо видеть Россию, понимать, предвидеть её судьбу всегдав «состоянии духовной трезвости», особенно сейчас, в безвременье, когда она лишена своей идеологии (русской культуры). И прежде, чем пророчествовать о судьбе России, поэт должен твёрдо представлять себе, в какой точке временных координат она находится…»

Для Н. А. Полотнянко поэт – это не столько мастер-профессионал, «делающий стихи», сколько человек, принимающий божественное вдохновение, понимающий, что он не сам пишет, а ему диктуют – диктует сила поэзии. При таком подходе отпадают все вопросы о стихотворной технике, ремесле, литературных приёмах и т. п.

«В России национальный Поэт начинается с осознания им бесспорной истины, что его Я гораздо меньше и незначительнее той силы, которая наполняет его могуществом живописать словами, что где-то вне его существует источник Красоты, от прикосновения к которому он начинает испытывать то восторг, то ужас…»

Предисловие прочувствовано и выстрадано – не стихи идут от мыслей и утверждений, высказанных в нём, а оно само стало результатом осмысления постоянного творческого труда и из стихов вытекает так же, как из жизни. Такой твёрдости авторской позиции и высоте определённого автором идеала Поэзии можно только позавидовать. Собственно, прямота высказывания, некая публицистическая жёсткость ощущаются во всей книге, как в афори-стичных формулировках, чёткости выводов (ударных концовках), так и в самой интонации. Уверенность в собственной правоте ощущается в каждой строке.

Позиция слишком определённая, потому и спорная. Наверняка найдутся читатели, которым подобные взгляды покажутся слишком консервативными. Но в ситуации, когда мир перестал быть литературоцентричным, когда поэзия почти никому не интересна – это единственно возможная позиция литературного подвижника. Нужна уверенность, нужна жёсткость, нужно вдумчивое следование традиции. Идеал в поэзии для Н. А. Полотнянко – это Пушкин (утверждение неоспоримое). «…Пушкин был первым, кто осознанно заговорил о русском Духе как о необоримой духоподъёмной мощи народа…»

Автор книги жаждет не появления «нового» Пушкина (вспоминаю старую, 20‑летней давности статью Н. Е. Палькина, ожидавшего, что «новый Пушкин» явится прямо тут, в Саратове).

Николай Полотнянко ждёт возвращения пушкинского духа в литературу, а это гораздо серьёзнее – и ответственнее и для самого автора тоже, для которого важно «...знать цену слову и краюшке хлеба. / И, следуя всегда велению судьбы, / До края жизни, что стремится в небо, / Не отступить от пушкинской тропы».

Николай Полотнянко эту выбранную им высокую планку держит и традиции пушкинской следует так, как считает это нужным делать. Это «закон, им самим над собой признанный» (если перефразировать известные слова А. С. Пушкина). Действительно, в его стихах слышится интонация Золотого века, явственно ощущается классическая простота – и никаких «завитков вокруг пустоты», как назвал А. А. Блок работы современных ему модернистов.

Стихи Николая Полотнянко – разговор с читателем о главном: Боге, Родине, человеческом предназначении.

Когда Господь обожил Словом глину,

В ней сотворив подобие Своё,

Он человеку указал вершину

И в путь его направил на неё.

Но мало тех, кто, зная свою долю,

Ей следует в божественную высь.

Не веруя в обещанную волю,

Мы выбираем суетную жизнь.

И можно всю её прожить, не зная,

Что высота с тобой на этаже.

Не в Альпах и не в Гималаях,

А в каждой человеческой душе.

Традиция для Н.А Полотнянко – некий «расплав» из пережитого и написанного поэтами, принадлежащими к классической традиции. Опять же спорный образ, но само стихотворение «Чужое как своё» убеждает своей гармонией и поэтической музыкой: «…И всё сошлось в моей душе как суть. / И, словно в тигле, в ней перемешалось, / Всё переплавилось, и мне осталось / Перо в расплав волшебный окунуть».

Даже когда Николай Алексеевич пишет о русской природе, всё равно приходит в конце концов к предназначению творческому – «коснуться радостью сердец»:

Опять пришла весна в Поволжье.

Лес научился говорить.

И листья шепчут, что я должен

За это песней заплатить.

И пусть не так легко и щедро,

Как соловей или скворец,

Но стать на миг дыханьем ветра,

Коснуться радостью сердец.

Немного в жизни счастья, света,

Никто своих не знает дней,

Но есть призванье у поэта –

Очеловечивать людей.

Сказать, что в книге есть какая-то «зацикленность» на проблеме поэта и на осознании себя поэтом, я не решусь, потому что автор следует музыке стиха, той поэтической силе, о которой он пишет в предисловии: «Играла музыка в саду, / Луна светила. / Скажи мне: где, в каком году / Всё это было?..»

Прежде всего лирический герой осознаёт себя человеком, а не поэтом, учителем, пророком. Поэт не роль, а мирочувствие. Интересно изменение образа в книге: от некоего абстрактного Поэта с большой буквы, затем – через образы Пушкина, Блока («Поэт воспел крушение страны / И умер вместе с пушкинской Россией), Есенина – к современному художнику слова,

изображённого и приземлённо, и намеренно прозаично, и трагично: «В далё-

кой сельской местности / Поэт земли своей / Живёт в суровой трезвости, / Без

денег и друзей…»

Стихи в хорошем смысле прозаичны, лирический герой рассказывает свою историю. Из таких «прозаических», беспафосных стихотворений меня восхитило «Прощание с плащом» – в нём через одушевление вещи происходит осознание себя обыкновенным человеком и человеком своего времени.

Прощай, мой плащ, прощай, мой дорогой!

Не знаю даже, что мне взять на память?

Три пуговицы?.. Хватит и одной,

Я положу её в копилку с медяками,

Пусть будет там как рубль костяной.

Ты десять лет был верным другом мне,

Защитником от сырости надёжным,

Хранилищем ключей и портмоне,

Тобою приходилось укрываться мне

Как одеялом в холоде дорожном.

За жизнь со мной ты много повидал

Людей из власти и обычных граждан.

Где только ни висел, кого ни обнимал,

Мне по тебе давал оценку каждый:

Продажный я поэт иль непродажный.

Ты знаешь сам, за эти десять лет

В твоих карманах много сигарет

И стеклотары с водкой побывало.

Теперь я трезвенник. Что было, то пропало.

Прими прощальный от меня привет.

Сдаю тебя в утиль, пока мой друг, пока…

Сдаю ещё подшивку «Огонька»

И ельцинских речей четыре тома,

Чтобы купить пакетик молока

И, клюшкою стуча, дойти до дома.

Несмотря на то, что Николай Полотнянко в одном из своих стихотворений пишет, что творчество – игра, на самом деле в его стихах игры нет в плохом смысле этого слова. Такая серьёзность – редкость. Искренность – тоже. «Не в моде нынче искренние чувства».

Стихи поэта искренни, и о любви пишет проникновенно лирические стихи. Много в книге и стихов‑посвящений, но это не посвящения поверхностные, а стихи-послания (тоже отсылка к Золотому веку), разговоры с близкими ему людьми.

В книге Николая Полотнянко природа предстаёт во всей своей красоте и бес-

крайности: океан, звёзды Сибири, море, реки и степи, «царственный образ» ночи. И читатель вместе с автором переживает восхищение красотой, удивление перед загадкой. Природа, её жизнь – то что наводит на размышления о человеке, о его существовании, о смертном уделе: «И верный раб поэзии своей, / Я прожил век, одной загадкой мучась: / Чем я честней берёзы иль мудрей, / Чтоб требовать себе другую участь?»

Или:

О чём шумишь ты, русский лес,

Под евразийскими ветрами,

Касаясь кронами небес

И почву вглубь пронзив корнями?

Даже когда перед нами предстаёт «простой» среднерусский пейзаж, автор всегда понимает и помнит, что это его родина:

Ведь всё так просто: лес и поле,

И нищета сорочьих гнёзд.

А вот поди ж ты, заневолит,

Заворожит почти до слёз.

Его Россия – и жизнь обычного человека, и природа, и история. Но даже древнюю историю русскую пропускает через себя, видит духовным зрением:

Над курганом в Диком поле

Еле рассвело.

Много здесь мужей за волю

В битве полегло.

В сердце ломится тревога,

Чувствую беду.

Я к обочине дороги

Сердцем припаду…

Слышу: движется с Востока

Камнепад копыт.

Поднимается из лога

Солнца красный щит.

Вижу: всадник выезжает,

Лошадь горяча.

Солнце, солнце – поднимает

Лезвием меча.

Одевает княжьи рати

В латы медных зорь.

И вздымает как распятье

Боевой топор.

Вот и выпали с росою

(Боже, помоги!)

И взыграли над землёю

Красные круги.

Ой, идёт лихое горе,

Чёрная беда!

Половодьем в Диком поле

Катится Орда.

В своей рецензии я сознательно цитировала понравившиеся мне стихотворения целиком – книга издана небольшим тиражом, о ней мало кто знает за пределами Ульяновска, поэтому мне важно рассказать о ней читателям. О том, что традиционная поэзия жива и есть в России поэты, имеют смелость следовать «пушкинской тропой», тропой русской классики. котоимеют смелость следовать «пушкинской тропой», тропой русской классики.