Нам есть веселие пити… / Архив номеров / ВЕЛИКОРОССЪ

Налей полней стаканы.

Кто врёт, что мы, брат, пьяны?

Неприязненно светало. День обещал быть холодным, сырым и ветреным. Хватит, намёрзся – я поспешил к стоянке такси.

В Убежище первым делом наполнил кипятком ванную, после заварил крепкий чай, плеснул в кружку рому, набил трубку шотландским крупной нарезки и, прихватив телефонный аппарат, приступил к восстановлению функций издрогшего в костромских лесах организма.

Разбудили меня остывшая вода и телефон – звонил Дуся:

– Я пришел к тебе с приветом, сообщить – весна настала!

– Не, – говорю, – не сегодня. Сегодня я оттаиваю и отсыпаюсь.

– Когда прибыл?

– Утром.

– Когда обратно?

– Завтра в ночь…

– Тогда перенесём на завтра – будут тебе проводы.

– Что, совсем допекли?

– На старости лет определился – когда рождается особь женского роду-племени, её надо усыплять!

– А как же бл…ки?

– Для этого спецконтингент существует.

– Ладно, растрогал – оставлю тебе ключи, заглядывай сюда для успокоения нервной системы и «спецконтингент» прихватывай: пару недель норка в твоём распоряжении…

– Ты гений! Встречаемся в десять у Рижского рынка.

– Что так рано?

– Весна, дружок, душа чакапули просит, а возни с ним на полдня.

– Замётано, – я повесил трубку, пустил струйку горячей водицы, поправил подголовник – цветастый детский спасательный круг, сладко зевнул и закрыл глаза.

***

Прежде, чем перебраться с семейством в Москву, Дуся долгое время ходил в директорах тифлисской азербайджанской школы – обстоятельство крайне благоприятное для нашего эмигрантского быта. На рынке мы первым делом направились к прилавкам, на которых соседствовали связки зелёного лука, тархуна, кориандра и прочих пряных даров щедрой грузинской землицы. Ещё до нашего приближения самих зеленщиков заметно поубавилось, ибо многие распознали бывшего мучителя в энергично вышагивавшем коренастом, пузатом дядечке. Однако намётанный директорский глаз ничуть не уступает в зоркости ястребиному: Дуся подошёл к прилавку:

– Мамедов, ты где, маленький? Всё в прятки играешь? С твоего позволения я возьму это, это, это и ещё вот это… – набил пахучей травкой объёмистый пакет.

Появился хмурый Мамедов.

– Как родители? – поинтересовался мародёр, запихивая во второй пакет пучки редиски, – а двоешник Фахредин всё таксует? Обязательно привет передавай. На, возьми, – протянул торгашу смятую пятитысячную.

– Альфред Моисеевич, – взвыл Мамедов, – это уже произвол! Мои нервы такого не выдерживают…

– А ты возьми сейчас в руку пучок кинзы и сильно её понюхай, – посоветовал Дуся, – удивительно успокаивает.

Далее мы отправились в мясные ряды, разыскивать знакомого мне галицийца, который на выходные подвозил с Ярославщины свежайшую баранину.

Прикупив «первый» антрекот с рёбрышками, доставили Дусе удовольствие сговориться с развесёлыми вайнашками за маринованный чеснок и, напоследок, навестили супругов-имеретинцев, торговавших источающим млечный сок молодым сулгуни.

Наконец тормознули тачку и покатили ко мне на Бойцовую.

– Без ягод ткемали чакапули – суррогат, – посетовал Дуся.

– У меня бутылка домашнего есть, – успокоил я его, – заменит один к одному.

***

Мы уже заканчивали со стряпнёй, когда истерично затрезвонил дверной звонок. Одновременно в дверь колотили кулаком и, по-видимому – ногами. Дуся аж присел:

– Что, налёт?

– Барбос это, – ответил я, – открой, если не в тягость.

Закадычный ворвался в Убежище аки варвар в разоряемое становище:

– Разбейте понт, создайте обстановку… кто, кто так сыр режет, осёл! – это он мне. – Положи немедленно нож, и вообще – валите оба из кухни, я сам за всем присмотрю!

– Между нами девочками, – отозвался Дуся, – всё уже готово, но если у тебя ручки чешутся, можешь заняться сервировкой, а мы пока передохнём – набегались с утреца.

Вскоре подошёл как всегда мрачный Док, молча протиснулся в «гостиную», выставил на стол литр «Кремлёвской», уселся у телевизора.

Появился Телеграфист с пузырём «Перцовки», следом Коста, извлёк из кейса датскую хлебную высшей очистки.

Наконец сподобился Эриванский с обязательным армянским марочным.

Коста рассмотрел разномастные этикетки:

– Суровый набор. Ой, что завтра нас ждёт, несчастных…

– Фигня, – парировал Барбос, – пиво для чего придумано?

Док оторвался от ящика, глянул опытным глазом:

– Выпивки не хватит.

– Не хватит, сбегаем, – успокоил я пессимиста, продуктовый за углом.

Барбос, нацепив фартук, поволок из кухни котёл с бараниной:

– Садитесь, фраера, остывает… – принялся орудовать черпаком.

Телеграфист заглянул в тарелку:

– Как это называется – ча-ка-пули? А зачем столько травки?

– В этом весь понт, – объяснил Барбос, – первая зелень и мясо ягнёнка – весна провожает зиму…

– Так тут, судя по костяку, не ягнёнок, а цельный баран, – возразил Телеграфист.

– Не привередничай, – обиделся Дуся. – Где мы тебе в этом, слетевшем с катушек городе ягнятину найдём? Ты пробуй на вкус – пища богов!

– Чудесная баранина, – подхватил Эриванский, – неужели с Кавказа везут?

– Это знаменитая Романовская овца, – пояснил я. – Её традиционно помещики Ярославской губернии разводили, при советской власти племсовхозы занимались, ну а нынче мы реликтовую особь доедаем…

Прозвенел звонок. Я пошёл открывать. Ввалился участковый, заценил ситуацию:

– Таак, что, грузинская мафия гуляет?

Телеграфист, дирижируя в такт словесам полуобглоданным бараньим рёбрышком:

– Вы бы для начала представились, товарищ лейтенант. Так что там у нас насчёт мафии?..

– Спокойствие, Василич, – осадил я его, – товарищ свой, прикормленный, – повернулся к летёхе, – Степанов, ты никак в свободном полёте пребываешь?

– Аки вольная птица…

– Ну, погоди, щас я тебя птицей и ощастливлю!

Давно пылился на кухонной полке неизвестно как попавший в дом пузырь «Белого аиста». Степанов, бережно приняв подношение, растворился в сумраке лестничной клетки.

– Зря ты не дал мне его причесать, – попенял Телеграфист, – краковяк бы нам сплясал.

– Да ну, озлобился бы. А так мне спокойнее. Потом, он не наглый – не чаще, чем раз в месяц заглядывает.

Док был прав – пришлось сбегать. Во всём околотке не нашлось ни черта съедобного кроме «Гжелки». Последняя нас изрядно пошатнула, посему отлакировали «Хейнекеном», за которым всей компанией сбегали ещё раз.

– Проводим Грузика и айда в шалман к нашим, – предложил Эриванский, – у них сказочный хаш круглые сутки.

– Нет, господа, – Коста поправил несуществующий галстук, – вы как хотите, а я по б…дям… – Перебрался на диван и сладко захрапел.

– Поехали, алкоголики, – потребовал я, – не то, костромской без меня укатит.

***

На Каланчёвке, отяжелевшие, решили добавить пивка. Барбос с банкой «Тюборга» в руке решительным шагом направился к соседнему киоску, где двое мужиков покупали курево. Через пару минут гаер уже распивал с новыми друзьями шампанское из пластиковых стаканчиков. Я насторожился, ибо хорошо знал, чем обычно кончались подобные распития. И верно – вскоре треснула первая оплеуха, завязалась рукопашная. Со всех трёх вокзалов сбегались стражи правопорядка. Пришлось-таки Телеграфисту с Эриванским засвечивать ксивы. По их знаку я крепко взял за руку разбушевавшегося дружка, потянул его к месту нашей дислокации:

– Из-за чего сцепились?

– Зюгановскими выползками оказались…

– А ты, значит, нынче в демократы записался.

– Я с детских лет отстаивал демократические ценности!

– Врёшь, сволочь, – кто надысь на Маяковке Интернационал распевал?

– То был внезапный приступ ностальгии по напрасно загубленной юности…

Подошли выручальщики. Телеграфист сложил бровь скобой:

– Леван, кончай буянить. Больше отмазывать не стану…

Краснощёкая, грудастая проводница невольно отшатнулась, когда мы гурьбой ввалились в вагон:

– Мужчины, вы все пассажиры?

– Нет, детка, – просветил её Дуся, – мы провожающие, а вот он – указал на меня, – вечный странник. Оставляем его, бродягу, на твоё попечение, ты уж, будь ласкова, соблюди сиротинушку в целости…

– Одеколон есть? – поинтересовался Док у порядком оробевшей девахи.

– Ага, «Сирень»…

– Если вдруг буянить начнёт – чайную ложку на полстакана воды, вмиг очухается!

Появился отлучавшийся Барбос, всучил болезной бутылку шипучки:

– Дорогого друга провожаем с шампанским. Бокал вам перед сном, бокал утром ему, чтобы ожил… и вообще – может, мне с вами отчалить?

– Провожающие, – дурным голосом заорала проводница, – покинуть вагон! Поезд отправляется…

К чертям всё, что не льётся.

Кто там над нами смеётся?

Сосед, наливай, твой черёд…