Ворона / Архив номеров / ВЕЛИКОРОССЪ

Не понравилась Никитину эта ворона. Сразу не понравилась. Что ей тут, в лесной глуши делать? Лес здесь мелкий, плотный, стволы и кроны переплелись меж собой так, что не то, что летать – пройти трудно. А эта ворона здесь, словно хозяйка.

Взъерошенная, неопрятного чёрно-серого окраса, стояла она посередь лесной дороги и, склонив голову на бок, внимательно поглядывала на Сергея. Приближения его не испугалась, подпустила почти в упор. И только тогда, когда показалось, что её уже можно достать рукой, не спеша, чуть припадая на левую лапу, хрипло покаркивая, поскакала через колею к ближайшим деревьям. Протолкнувшись между тонкими, плотно стоящими стволами ольхи и орешника, спряталась за большим стволом замшелой осины. Лишь крупный широко открытый клюв да чёрная бусинка немигающего глаза, выглядывавшие из-за ствола, выдавали её присутствие…

«Тьфу, нечисть! Только настроение испоганила!»

Чем и как ворона испоганила ему настроение, Никитин, спроси его сейчас, ответить не смог бы. Просто ощущение какой-то смутной тревоги и близкой опасности ворохнулось в душе. Отойдя подальше от неприятного места, на повороте дороги Сергей оглянулся.

Там, где недавно разгуливала ворона, стоял кабан…

Секач. Центнера на три точно. Матёрый. Один его грязно-жёлтый клык обломан наполовину, второй загнут почти в кольцо. Зверь, вздыбив шерсть на холке и прижав к голове острые уши, маленькими мутными глазками буравил Сергея.

«Вот и поохотился…» – Никитин прекрасно понимал, что секач его сейчас порвёт в клочья, и ружьё не спасёт – в нём патроны дробью заряжены. Хотя, такую массу спрессованных мышц и жакан не остановит, стрелять в грудь этому кабану бесполезно – там громадной крепости калган наслоён – бронеплита настоящая…

Позади кабана из леса вышла старуха. В неопрятном чёрно-сером одеянии со всклоченными седыми волосами. Подойдя спокойно к секачу, старуха положила руку ему на спину. Вздыбленная шерсть на загривке кабана тут же опала, уши приподнялись. Захрюкав, как молодой полосатик, кабан вытянутым своим пятаком стал рыхлить усыпанную прелой листвой лесную дорогу.

Старуха легонько стукнула ладонью по крупу кабана – секач мгновенно взъярился, глаза его налились кровью и он, пригнув голову к земле, с места набирая скорость, кинулся на Никитина!

Старуха подняла глаза. Сергея словно кто-то молотом ударил в грудь. Он не удержался, его откачнуло в сторону. Хрустнула под ногой толстая ветка, Никитин поскользнулся. Упасть ему не дал ствол старой осины за спиной…

Кабан, обдавая его запахом болотной тины и брызгами слюны из пасти, проскочил мимо.

Сергей выдохнул и медленно сполз по стволу осины на землю – кабаны, промахнувшись, атаку не повторяют…

Дорога была пуста. Лес стоял тих и опрятен. Шуршала, опадая, листва да невесомый ветерок курчавил в прохладно-синем небе лёгкие белые облачка. Осень – отдохновение души…

День нарождался ясным. Утренняя прохлада сходила на нет и тонким сыроватым туманом расползалась по низинам. Идти в ту сторону, в которую пробежал кабан, Сергею не хотелось – мало ли, кто знает, что у этой груды мяса в голове? – бережёного Бог бережёт, и он повернул обратно, на кордон. Раз уж охота не задалась, так хоть с Петром Егоровичем за жизнь наговориться, а то и успели-то вечером в гостевом домике только парой-тройкой фраз перекинуться да чайком на травах побаловаться…

Усадьба лесника на поляне у озера, в обрамлении жёлтых клёнов и красных рябин казалась игрушечной. Надворные постройки, гостевые домики и конюшня были покрыты толстым слоем павших листьев, и только двускатная крыша жилого пятистенка с мансардой гордо отливала серебром некрашеного железа.

Высокий жилистый, с жёсткой седой щепоткой усов, лесничий Пётр Егорович Корытов рубил дрова. Колуном с приваренной вместо деревянного топорища металлической трубой с одного удара «распахивал» сучковатые чурки.

Углядев Никитина, Корытов отставил колун в сторону. Улыбнулся.

– Смотрю, быстро ты, Сергей Николаевич, отстрелялся. Что, все тетерева на юг улетели?

– Улетели, Пётр Егорович, улетели… Не принял лес меня. Не простой у вас лес, с чудинкою…

– Это как это с чудинкою? Вроде лес как лес – деревья, трава, живность какая никакая – чего тут чудного? Случилось чего?

– Кабан с вороной да старуха неадекватная чучело из меня хотели сделать и как трофей у себя на болотах вывесить…

– Ворона, говоришь?

– Ворона…

– Серая?

Сергей Николаевич кивнул.

– Ну, что ж, ворону знаю. Есть такая. А вот кабан да бабка – это морок.

– Морок?!

– Ну, мираж. Не было их. Морок это. Катька развлекается. Внучка моя. У бабки своей, ну жены моей, научилась. Всю жизнь округ неё крутится, всё шу-шу-шу да шу-шу-шу, ну как же – любимая внученька! Дошушукались…

– И что, вы так вот спокойно говорите об этом? А если, не дай Бог, кто с больным сердцем под её расклад попадёт или там ещё что?

– Ну, больные с ружьями по нашим лесам не шарахаются. Раз заявились – значит, здоровые. Водку они тут, на охоте, все горазды лопать. Здоровье позволяет. А со зверем матёрым лоб в лоб столкнуться – хворые, значит?

А то, что спокоен, так чего яриться-то? – ну не любит внучка охотников – на дух их не переносит, жалко ей живность лесную, вот и отваживает вашего брата от леса. Как умеет, так и отваживает. А что? – очень думаю полезно некоторым себя в роли дичи почувствовать – мозги на место быстро вправляются. Кое-кто после таких встреч и ружьё больше в руки не берёт. Да и пить бросает…

Хотя, что говорить – не нравятся мне эти внучкины забавы, тут ты прав, а и ругать лишний раз язык не поворачивается. По бабкиной-то родове все особи женского полу такие. Сам поначалу пугался. Пообвыкся с годами и не встреваю…

Да и не всех охотников внучка до мокрых штанов доводит – всё больше навороченных да наглых. Таких я и сам не терплю. Какие с них охотники? – убийцы – подведи такому под пьяные зенки животину – он и стрельнёт. Вот и вся охота. А гонору-то, гонору! Так, что, думаю, таким стрелкам почувствовать себя мишенью в охоте полезно…

– Про морок я понял, а ворона?

– А что ворона? Ворона подруга Катькина. Они с малых лет вместе. Птенцом к нам попала. Они как нитка с иголкой, куда Катька туда и ворона. А когда Катерина в город уезжает, ворона никого к себе не подпускает, сидит нахохлившись целыми днями, не ест ничего...

– А…

– Ты меня, Сергей Николаевич, не пытай. Сам многого не понимаю. Вон Катерина идёт, ты её и расспроси, может, чего и расскажет…

От дальней опушки к лесничеству шла невысокая девушка. В зелёной когда-то, а теперь выбеленной временем штормовке, в брюках, заправленных в резиновые сапожки, и с взъерошенной серой вороной на плече.

– Пётр Егорович, – Никитин чуть замялся – Пётр Николаевич, а родители её, ну Катина мать, отец?

– Мать, говоришь? Мать есть, что ей сделается… Только сложно у нас всё с её матерью… Тут, Сергей Николаевич, такое дело, дети, вырастая, бывает предъявляют родителям счета. И зачастую родителям трудно оправдаться. Вот и дочь моя Светлана, будущая мама Катерины, ещё подростком, выставила мне такой счёт, который я до сих пор оплатить не могу…

– Да, уж, эта детская безапелляционность и бескомпромиссность…

– И это, наверное, тоже, но первопричина всё же во мне – Светланка моя всю жизнь в интернатах росла и это при живых-то родителях? – вот этого она мне простить и не может. Я думал, это лучше, если она и жить, и учиться в городе будет, что ей тут, в лесу-то? Одна да одна… Я тогда охотоведом работал – из тайги не вылезал – что зимой, что летом. Так, что она иногда только меня, да что говорить, и бабку, мать свою, видела. Ну, а в интернате там друзья, учителя – всё жизнь. Здесь-то чему она обучилась бы? А она считала, да и до сих считает, что избавились мы от неё, чтобы жить нам не мешала. Так, что с мамкой Катерины отношения у нас не ахти, чего только я не делал… Бывает она здесь изредка, и то из-за Катерины. Так-то вот…

– А Катя?

– Катя? Катя умница. На ветеринара учится. Отличница. На красный диплом идёт. В охотхозяйстве нашем мечтает работать. Мы с матерью только рады. Всех здешних егерей, всех охотоведов, наших лучших охотников в округе знает. Всё свободное время здесь проводит. Вот сейчас Николай Иванович Ершов подъедет, наш старший егерь, охотников подвезёт, поглядишь – Катерина от него ни на шаг не отойдёт. Он для неё – о! – авторитет!

Подошедшая Катя и Пётр Егорович обнялись.

– Здравствуй, солнышко, здравствуй! Что ж ты приехала и не объявилась перед дедом? А вот хорошего человека в лесу испугать успела. Познакомься – это Сергей Николаевич, писатель, охотник, давний мой знакомец. Нашёл-таки время, в гости заехал, а ты его – из леса гнать! Ай, нехорошо…

Катя и Никитин переглянулись и церемонно, с лёгкой улыбкой раскланялись. Подыграли Петру Егоровичу.

– А вот и охотничков Николай везёт, – Пётр Егорович кивнул головой в сторону дороги.

Три автомобиля, зелёный УАЗ с надписью «Сосновоборское охотхозяйство» и два чёрных внедорожника, не доезжая до усадьбы метров двести, остановились на гравийной площадке. По всему видно, самодельной автостоянке. Захлопали дверцы, зазвучали громкий смех, возгласы – охотники с шутками выбирались из душных кабин на свежий воздух.

Ворона, сидевшая на Катином плече, сначала внимательно следила за этой шумной суетой, потом, резко оттолкнувшись лапами от плеча, полетела к машинам.

Подлетев, стала кружить над прибывшими, словно что выглядывая или выискивая. Охотники, занятые разгрузкой амуниции не обращали на неё никакого внимания…

И вдруг раздался выстрел. Прицельный. По кружащей птице. У вороны подломились крылья, и она бесформенным комом рухнула с неба в траву…

– За-а-че-ем?!

Катя вырвалась из дедовых рук и кинулась к ограде. Потом вдруг резко остановилась, на секунду-другую застыла неподвижно, а потом вскинула руки к небу.

– Катенька! Внученька, не надо! – но Пётр Егорович опоздал…

В лесу поднялся невообразимый вороний грай, с каждого дерева поднимались в небо чёрные вороны и серые вороны. Через минуту они уже сбились в огромную клокочущую галдящую покрывающую полнеба стаю. Сделав пару кругов над лесом, стая ринулась на охотников…

Охотники кинулись к машинам – кто успел, забился в кабины, остальные пытались спастись под днищами машин. Никто даже и не подумал отстреливаться – против такой стаи это было бесполезно.

Из леса на опушку выскочил секач. За ним второй, третий, четвёртый…

– Катя, остановись! Не надо! Им и так уже хватит… – Пётр Егорович обнял внучку и прижал её к себе. – Не нужно этого, остановись, убери их, не приведи Господь, покалечится кто… Остановись, солнышко…

Лопнуло лобовое стекло в одной машине, в другой и… шум и грай стал стихать. Сначала исчезли в лесу птицы, затем развернулись и ушли в чащу кабаны…

Никитин отёр холодный пот со лба. Такого страха он ещё в жизни не испытывал. И ведь понимал, даже наверняка знал, что это мираж, морок, но разум всё равно принимал происходящее за чистую монету, а сердце разрывалось от непереносимого ужаса.

Охотники по одному, осторожно, оглядываясь и пригибаясь, выбирались из своих убежищ, слышались невнятные возгласы, нервический смех…

Только сейчас, слегка отойдя от пережитого страха, глядя на ошарашенных произошедшим и растерянных до невозможности людей, Сергей припомнил – не все охотники поддались панике. Как минимум один, коренастый, без головного убора седой мужик у первой машины, никуда не бегал и ни от кого не прятался. Во время нападения птиц он спокойно стоял у капота зелёного УАЗа.

Теперь же этот седой подошёл к высокому молодому парню только что вылезшему из-под днища внедорожника и, коротким резким ударом, сбил того с ног. Потом, что-то зло и раздражённо сказав, плюнул лежащему под ноги.

Сергей узнал высокого – это он стрелял по вороне…

Седой поднял с земли расстрелянную птицу и напрямки, через поляну с пожухшей травой, пошёл к ограде лесничества.

– Здоров, Пётр Егорович!

– Здравствуй, Коля…

– Вишь, как оно всё… Думал людей к тебе везу, а… – седой не договорив, махнул рукой и, обернувшись к Кате, протянул ей тельце вороны.

– Прости, Катерина… Не углядел. И подумать не мог…

Катя, прижав любимицу к груди, молча пошла куда-то за гостевые домики. Никто её не удерживал...

– Ты, Николай, увози отсюда гостей-то от греха – не будет сегодня охоты, и завтра не будет, да и вообще этим стрелкам здесь охоты никогда не будет. Ты уж не обижайся…

– Да какие уж обиды, Егорыч... – Ершов, не попрощавшись, пошёл к машинам.

Охотники встретили его шумом и галдежом, видимо, не все желали прекращения так и не начавшейся охоты, но вскоре угомонились, и машины, посигналив напоследок, скрылись за ближним поворотом…

Пётр Егорович обернулся к Никитину:

– Вот и всё, Сергей Николаевич… закончилось Катеринино детство…

– Из-за вороны?!

– Когда теряют друзей – взрослеют быстро… И нет разницы, кто этот друг: птица, собака, человек ли… Пойдём, по рюмашке примем, сегодня нужно…

Какое-то необъяснимое тревожное чувство заставило Сергея оборотиться к лесу – на опушке, рядом с местом, где расстреляли ворону, стояли двое: седая, в неопрятном серо-чёрном одеянии, старуха и кабан-секач…

Они ждали…