Над пропастью постмодернизма / Архив номеров / ВЕЛИКОРОССЪ

Есть очень содержательная и архиважная именно сегодня книга «Актуальные проблемы современной русской литературы», автор – Наталья Лихина. В этом литературоведческом труде достаточно глубоко исследуется негативное влияние постмодернизма на современную русскую литературу.

Жаль только, что эта работа посильна для чтения в основном учёным мужам и дамам гуманитарного профиля, так как текст избыточно «перенаселён» терминами, смысл которых не вполне ясен широкому кругу читателей. А как раз этому кругу крайне необходимо уяснить содержание упомянутой выше книги. И тогда станет ясно, что читать писателей-постмодернистов – всё равно что ступать на тонкий лёд, рискуя провалиться в пучину абсурда и безвкусицы.

Наталья Лихина пишет: «Традиционно искусство было призвано расширять представления о мире и человеке, позитивно воздействовать на человеческую природу, способствовать изменению мира и личности в лучшую сторону, облагораживать душу, развивать эстетическое чувство. Искусство нового времени утрачивает эти способности познания и изменения жизни, оно становится особым игровым способом существования художника». И далее: «…в генеральной линии русской литературы всегда присутствовали психологизм и социальная актуальность… Отказ от реалистической традиции можно оценивать как полное разрушение литературы, тупик, конец, что и констатируют своей творческой практикой многие постмодернисты».

Читая наших писателей-постмодернистов (например, рассказ Владимира Сорокина «Настя»), невольно задаёшь себе множество вопросов. Что это? Эстетическая и этическая контрреволюция? Искусство для искусства? Бунт ради бунта? Игра ради игры?..

Самыми видными писателями-постмодернистами у нас являются Виктор Пелевин и Владимир Сорокин. Современные литераторы оценивают их творчество по-разному.

Юрий Поляков: «Язык у них слабоват, особенно у Пелевина. Был период, когда пытались сказать, что это теперь такая современная русская литература. Вот это не правда, она не такая. Это её маргинальный край, интересный, безусловно. Мы, консерваторы, смотрим на вещи гораздо шире, чем они».

Павел Басинский: «Интересна не проза Пелевина, а культурная воля, которую она собой выражает. Эта воля состоит в смешении всего и вся, в какой-то детской (чтобы не сказать: идиотической) любознательности ко всему, что не напрягает душу, память и совесть… пусть издаётся и переиздаётся и пребудет вечно зелёным литературным митрофанушкой, любимцем тинэйджеров, интернетчиков и глубокомысленных критиков с испорченным вкусом».

Алексей Филиппов: «Сорокин зло издевается над всем, что связано с советской эпохой: и над литературным стилем, и над сформированным этим временем человеком. У привязанных к советскому прошлому людей это вызывает ярость и отторжение».

Сергей Кузнецов: «Пелевин отвратительный стилист, характеры у него картонные, идеи вторичные и к Настоящей Литературе всё это не имеет никакого отношения».

Дмитрий Быков: «Пелевин обречён быть классиком».

Роман Арбитман: «Сам великий и ужасный фекально-генитально-ледяной фантаст Сорокин на самом деле, разумеется, не произвёл ничего, кроме двух десятков цитат и одного театрального либретто».

Виктор Топоров: «Каждая новая книга Пелевина – это событие. Как, впрочем, и каждая новая книга Сорокина. Эти двое парадоксальным образом воспроизводят на свой постмодернистский лад классическую оппозицию Толстой-Достоевский, хотя кто из них «Толстой», а кто «Достоевский» так сразу и не скажешь».

Лев Данилкин: «Стараниями Сорокина литература… существовать перестала. Литература может существовать отныне только как насмешка над собой либо как труд графомана».

Вячеслав Курицын: «Бесспорно одно: Пелевин возвратил русской литературе главное её достоинство – читателя».

Недавно один из моих постоянных читателей упрекнул меня в том, что в своих статьях я нередко привожу образцы общественного мнения по тому или иному литературному вопросу, «выуживая» информацию в Интернете; мол, там «можно надёргать всё, что хочешь». Но где ещё, скажите, можно собрать массу читательских отзывов кроме Интернета? Нигде. Поэтому вновь обратимся к испытанному методу и посмотрим, как читатели отзываются о творчестве Сорокина и Пелевина.

«Ни Пелевин, ни Сорокин не оставляют нынешней России ни малейшего шанса. Оба предвидят скорый конец, даже, можно сказать, надеются на скорый конец. Всё ныне происходящее для них омерзительно, и никакого выхода они не видят».

«Сорокин – гений; кроме странных и забавных формальных игр с плотью русской литературы, в любом, в самом умозрительном его сочетании есть реальная плоть и пугающая нутряная глубина».

«Сегодня в России Пелевин, без сомнения, один из самых влиятельных и популярных современных писателей».

«Пелевинский талант фантастики и гротеска и его блестящая изобретательность ставят его на одно из первых мест в русской литературе».

«Есть такой анекдот. Идёт мужик по лесу. Навстречу ему старушка. Мужик говорит:

– Бабушка, что же ты делаешь в такой глуши?

Бабка отвечает:

– Я, сынок, Баба-Яга. Хожу вот по лесу, собираю мухоморы. Потом их с г…ном смешиваю и на спирту настаиваю. Получается целебная настойка, я её людям продаю, тем и живу. Хочешь, я тебе секрет целебной настойки расскажу?

– Нет, спасибо, бабушка, – говорит мужик, – как деньги на г…не с мухоморами делать, я и сам знаю.

– Ну, тогда прощай, сынок. Всего доброго.

– И тебе, бабуля, до свидания.

Баба-Яга развернулась и пошла в свою сторону, а Пелевин в свою».

«А я слышал такой анекдот. Тем, кто отравился и боится просто сунуть два пальца в рот! Издательство “Педгиз” выпустило для вас карманные издания книг Сорокина. Блюйте на здоровье!»

Некоторые писатели, руководствующиеся реалистической методикой, в поисках новых форм и смыслов начинают увлекаться «манерой» постмодернизма. Примечательна в этом отношении проза ростовского писателя Сергея Сущего.

У него есть великолепные реалистические рассказы. Например, в рассказе «А помнишь?» художественно-изобразительные средства достойны наивысшей похвалы. Автор мастерски «составляет» диалог, из которого, собственно, и состоит почти весь рассказ. Изложена жизненная нестандартная ситуация, которая оставила существенный след в жизни героев повествования.

В рассказе использована столь любимая О. Генри шарнирная композиция, когда без последнего абзаца рассказ имеет один смысл, а последний переворачивает всю ситуацию на сто восемьдесят градусов. Это сама по себе уже нелёгкая задача, так придумать текст, и потому встречается у авторов довольно редко. Собственно, О. Генри – единственный из классиков, у которого таких рассказов-«перевёртышей» много.

Или другой замечательный рассказ Сергея Сущего – «Рождественская сказка». Тема сострадания прозвучала в этом повествовании как колокол, не оставляя, думаю, ни одного читателя равнодушным. А эта тема ох как нужна именно сегодня, когда нравы ожесточились до предела, когда СМИ каждый день преподносят всё новые и новые факты, от которых содрогается душа. Диалоги написаны мастерски, в полной мере раскрывают личности героев повествования. Художественный язык тоже впечатляет. Многие фразы хочется перечитать, например, эту: «…снежком. Он опускался так медленно, что если не присматриваться, казалось – просто висит в воздухе». Написано изящно и правдиво. Если говорить языком литературоведов, этот рассказ выполнил и познавательную, и воспитательную, и нравственно-этическую, и эстетическую функцию.

Но вот мы видим, что Сергей Сущий решил «завоевать» часть территории под названием постмодернизм. И что мы в результате наблюдаем? Читаем его рассказ «Хозяин улицы». Повествование сумбурное, сюжет «размыт». Тема после первого прочтения не совсем ясна; после повторного ознакомления с текстом понимаешь, что она раскрыта как-то «приблизительно». Да и вообще, не таким должен быть «герой нашего времени».

Или другой его рассказ под названием «Последний». Начинается он с того, что рыбак свернул снасть (неясно, какую) и пошёл домой. И тут – вдруг! – как чёрт из табакерки выскакивает (а точнее, выкатывается) старик в инвалидной коляске. Прочитав первую страницу, дальше знакомиться с текстом нет желания. Но надо… Собрав волю в кулак, дочитываешь и… сожалеешь о зря потраченном времени. В итоге читатель не видит живого образа, не узнаёт при знакомстве с текстом ничего нового ни о своей стране, ни о людях, ни о межличностных отношениях, ни о… Одним словом, постмодернизм.

Сергей Сущий не только прозаик, но и поэт, и литературный критик. Причём как поэт он имеет свой индивидуальный лирический «код». Его поэтический мир интересен своим «устройством». Его стихи, нередко наполненные философскими мотивами, одновременно «соседствуют» с иронией и сарказмом; постоянно чувствуется близкое творческое родство автора с нашими поэтами-классиками. В поэзии у Сергея Сущего сработало чувство самосохранения – и он не «клюнул» на постмодернистскую «приманку».

В одном из его стихотворений есть такие строки:

Всё движимо любовью и войной –

как любо, братцы, жить, на Дон и Терек

гулять ватагою, терять друзей и в бой

скакать навстречу собственной потере.

Очень не хотелось бы, чтобы Сергей Сущий «скакал навстречу собственной потере» как прозаик.

Фридрих Ницше однажды сказал: «Если долго всматриваться в пропасть, то пропасть начинает всматриваться в тебя». Писателям, заглядывающим в «пропасть» постмодернизма, не надо об этом забывать.