На смерть Льва Аннинского / Архив номеров / ВЕЛИКОРОССЪ

Желание добраться до самого ядра ореха: до сущности – произведения в частности, и литературы вообще, должно быть присуще каждому литературному критику; и Лев Аннинский, наименовав одну из своих книг именно так, – «Ядро ореха» – точно свидетельствовал: желание это осуществимо.

Аннинский был по-хорошему буен и вездесущ: он интересовался, казалось, всеми сферами и областями искусств, и в каждой понимал то, что стоит понять: о кино, скажем, он писал не менее интересно, чем о литературе.

Он вообще писал не как критик – возможно лучший комплимент, который можно сделать представителю данной ипостаси литературного творчества: но – как писатель, просто книги его были всегда о других… книгах, фильмах, философии.

Мысль должна вести читающего лабиринтом: причудливым и сложным, заставляющим душу работать на новых оборотах; вести так, чтобы непременно вывести к свету.

Ибо лабиринт, не выводящий к оному, пуст и страшен.

Аннинский исследовал жизнь и судьбу Николая Островского, как человека, обручённого с идеей.

Он погружался в великолепные словесные леса Лескова, дабы яснее они становились идущим по ним.

Он писал о бардах – и словно искры зажигались над проводами жизни.

Он исследовал литературу 80-х, и новые подтексты открывались в давно знакомых текстах.

Эрудиция и языковой напор, собственная стилистика и неповторимый склад ума, свой взгляд на мир…

Многое определило Льва Аннинского, как яркую фигуру, сильно поднимающуюся над безднами литпроцесса: ради новых и новых смысловых откровений.