«Нараспах душа шальная…» / Архив номеров / ВЕЛИКОРОССЪ

***

Неба тонкие узоры,

простынь белого дождя.

Растеклось широко поле

по размашистой неволе

в царстве вечного вождя.

Ни конца нет и ни края

у сибирской замети.

Принесла беда в подоле

в доморощенной юдоли

страх – по старой памяти.

Нараспах душа шальная,

нарасхват примерный Бог,

как единственный мессия

в бесконечную Россию,

грех которой – не предлог.

Перемётною дорогой

как-то что... ни то ни сё...

И давно идут не в ногу

с православною острогой

русские... И этим – всё...

Письмо

Здравствуй, мамка!

Здравствуй, Катя!

Всё нормально,

я в санбате –

аккурат восьмого дня

и ударило меня:

прям на именины

взвод попал на мины...

Спеленали счас меня,

как стреножного коня:

ни вздохнуть, ни... знаешь, что...

Только руку вот почто

лекари отняли?

Был я без сознания –

вот и подгадали,

откромсали до плеча.

Как такой теперича?

Ни косу не взять, ни вилы...

Как в хозяйстве-то вполсилы?

Правда, в остальном – живой…

Скоро, говорят, домой:

знамо дело, не солдат –

не поднять и автомат.

А намедни передали,

что представили к медали…

А Петро, второй мой номер,

от потери крови помер:

жизнь – она ж такая штука,

ей молитва не наука...

Всё хранил с собой иконку,

перекрестится в сторонку:

«Боженька меня хранит!» –

и вот на тебе, убит...

А моей не говорите –

что-нибудь с письма наврите:

ну её, Тамарку, к ляду…

Может, справят мне протез –

за баранку сяду.

...Я-то что? Другие вон

на культяпках в хату.

Поломала жизнь война

русскому солдату…

Вы там шибко не горюйте:

я в здоровой форме,

и кормёжка неплохая –

хлеб и сахар в норме.

Самодеятельности

наезжают часто...

Наши в Пруссии уже –

скоро немцу баста!..

Марк Бернес здесь выступал –

аж слезу пробило:

вроде бы всего лишь песня –

а какая сила!..

Батя жив: письмо пришло

где-то из-под Минска.

Переводят их рембат

в Первый Украинский…

Интересно, есть ли наши,

кто вернулся с фронта?

Это правда, что погиб

Ванька Ферапонтов?

Как терпели под фашистом

вы такое время?

Фриц же пол-Полесья, гад,

сжёг к ядрене фене!..

Счас пишу, а сам не знаю,

помер кто, живой?

Возвернусь, а вместо дома –

только печь с трубой?..

Наш район уже давно

вышел с оккупации…

Как же я хочу прижаться

к нашенской акации!..

Да сходить на Веркин дол,

полежать в траве...

Здесь с тоски дрянные мысли

только в голове...

Что-то я совсем раскис...

Почерк-то не мой:

хорошо, сестричка Валя

пишет всем домой…

Крепко всех люблю, целую.

Ждите под апрель:

привезу галет, тушёнку

и отрез – фланель…

Век, что ль, убиваться мне

с пустого рукава?

Главное – страна б стояла,

мать была б жива.

И Победа бы скорей –

Гитлеру хана…

Да чтоб внуки не забыли,

что была когда-то в мире

страшная война.

***

Несмышлёный ручеёк

тёк

под задумчивой горой –

ой! –

тёр о шёлковый песок

бок

и скакал между камней –

эй!

Он резвился и звенел,

пел,

щекотал горы живот –

вот,

вниз стремительно летел,

смел,

закружил водоворот –

рот,

рассыпался в водопад,

рад,

и с рекой продолжил путь…

Будь!

***

Не рисуется круг от руки...

Дома нет ни стакана муки...

Уходи, новый день, с глаз

враз...

А вчера Сашка, якобы друг,

двух привёл с собой пьяных подруг.

Принесли тёплой водки и хлеб...

Склеп...

На столе, на полу – пыль.

Из окна наверху – Хиль.

Унесло потолка плот

от...

И недолго так до беды.

Никого, кто подал бы воды.

Сам себе стал свидетель и враг...

Мрак...

Нету Богу в душе угла...

Затопила Россию мгла...

И сбыла вот судьба вдруг

с рук...

Человеку...

Слова человеку – тратить.

Дни человеку – течь.

Дом человеку – помнить.

Гора человеку – с плеч.

Душа человеку – вечность.

Любовь человеку – свет.

Земля человеку – строить.

Война человеку – нет!

Смерть человеку – плаха.

Отец человеку – чтить.

Беда человеку – сваха.

Сон человеку – зрить.

Господь человеку – вера.

Мать человеку – нить.

Судьба человеку – мера.

Человек человеку – жить!

***

Мать дала для души

тело,

с Божьей помощью в дар –

дух.

Сердце кровью любови

«село»:

кто-то лишний, один –

в двух...

Небо светится цветом

танго,

замороженного

в январь.

Ты сказала мне пропасть

слова

исключительного…

в словарь.

Голоса собираем

с миру,

обнимаем в охапку

звук,

насадили с размаху

лиру

на торчащий судьбины

сук…

За оконным стеклом –

только…

В нём впотьмах и моя

страна:

у неё было жизней

столько,

пусть последняя

неважна…

Вот и я утомлюсь

смертью,

и меня завернут

землёй,

что травы зарастёт

шерстью

под распластанною

зарёй…

Лейтенант Круглов

Натекло в окоп воды,

на ногах пуд глины.

От пяти взводов осталось

меньше половины.

Магазин и две гранаты

дали для атаки.

– Немец что-то замолчал...

– Жрут, поди, собаки...

Впереди часовенка –

без стены, нагая.

Метров триста до неё –

мама дорогая!..

– Ничего, братва, пробьёмся!

– Ясно, лейтенант...

(Месяц, как дерёмся вместе,

а храбрец, талант!)

Дождь опять пошёл некстати –

сильный-то какой!

– Ну, ребята, поднялись!

Не робеть! За мной!..

Дождь полил как из ведра –

ничего не видно…

А часовню мы отбили –

то-то не обидно!

Слава Господи, живой,

руки лишь дрожат…

Шесть бойцов и лейтенант

по холму лежат…

– Окопаться с интервалом

метров через пять!.. –

и добавил старшина:

– А ребят – собрать…

Схоронили в глинозём

прямо за оградой –

под одной для всех звездой

положили рядом.

Наслюнявив карандаш,

крупно написали:

«Семь гвардейцев здесь геройски

за деревню пали:

рядовые Нечитайло,

Черышев, Седов,

Губаридзе, Ковш, Галямов,

лейтенант Круглов.

Сорок третий год. Ноябрь,

третьего числа».

Только надпись от дождя

сразу потекла…

– Нам теперь держаться надо:

наши здесь лежат.

Фриц повыдохся совсем

и к реке прижат…

…Натекло в окоп воды,

на ногах пуд глины.

Без стены стоит часовня

в центре Украины.

Мы ушли – они остались

в мире вечных снов:

шестеро бойцов пехоты,

лейтенант Круглов.