Ну как пройти мимо такой картины?!. / Архив номеров / ВЕЛИКОРОССЪ

Никак.

Маторин. Жаркий день. 1955. Картон, гуашь.

Сделанность её, отказ от иллюзорности так и кричит. – Крайнее правое облако… угловатое и не имеет теней. Трава – не трава, а поток краски. Стволы – не стволы, а намёки на них, с наглыми белыми бликами, которых у сосны не может быть – только у берёз белилами блики рисуют. И не может быть таким незеркальным мыслимое зеркальным отражение сосен в воде. Вот кусты справа, да, отражаются зеркально. Зато почти нет там того, что должно быть отражено.

Нарисован не простой пейзаж, а пейзаж души. Суть которой – раззудись, плечо, размахнись, рука! Как часть формулы русского менталитета (формулы от укороченного мною изречения Феофана Затворника: «Дело не главное в жизни, главное – настроение сердца»). В этот миг оно разудалое настроение.

Странно, что Маторин назвал картну «Жаркий день». Хотя… Может, он жаркий для границ северного ареала распространения сосен, например, в республике Коми. «Средняя температура июля: +11 °C (в северной части) и +15 °C (в южной части)» – Россия ж (а Маторин всегда любовь к России выражает) скорее северная страна, чем иначе. Потому там жара без суши и без марева пара. Зелень – кричаще сочная, воздушной перспективы – нет.

Есть ли у Маторина ещё хоть одна такая же яркая картина дня (Россия ж страна скорее неяркая, чем яркая)? – Нет ни одной! Все – более или менее блёклые. – Как же это его тут угораздило? Ведь чем она останавливает внимание? Чуть не ядовитым, каким-то ослепительным оттенком зелени, освещённой солнцем – в первый миг, и контрастом её с зеленью травы же и особенно сосен в тени. А контраст – признак юга, что с Россией не ассоциируется. Зато контраст ещё и образ радикализма, которому страна ой, как не чужда… Только яркой вспышкой идеократии можно объяснить победу 10 лет назад над исключительным и по идее (не только по материальной силе) германским нацизмом.

Вот и сейчас. Мир нежится в покое. А взрывчатая сила России есть, дремлет, но всегда при ней.

То есть я хочу сказать, что, как и в других произведениях, у Маторина любовь к России дана как бы на подразумеваемом фоне других стран, которых Россия – лучше! – А именно – гимн традиционализму.

В те годы начинался постиндустриальный мир, в котором стране вскоре предстояло отстать, а государству – распасться. Но – остаться всё же огромной Россией. Так это её бессмертие из-за величины тоже отдаёт традиционализмом, коль скоро о бессмертии речь.

Не зря тут нет следа цивилизации. Россия не тем сильна и вечна.