Армейские истории – 2

Служба в армии – настоящая школа жизни. Иногда несколько выхваченных ярких эпизодов, черт характера характеризуют человека живее, нежели подробности биографии. К концу второго года службы я в звании старшего сержанта исполнял сразу три должности: временно исполняющего обязанности командира взвода обеспечения и обслуживания, заместителя командира этого взвода и старшего писаря по учёту личного состава части. Короче – большой начальник! Естественно, для солдат.

Однажды ночью в конце зимы выпал сильный снег. Утром мы быстренько очистили от снега закрепленную за взводом территорию и приступили к политзанятиям.

Вдруг в дверях нарисовался бравый прапорщик – старшина первой роты.

– Трещев, собирай взвод, пусть очистят плац от снега.

– У вас два взвода в казарме бездельничают, пусть они и чистят.

– Я приказываю!

– А с какого это перепуга?

– Пойдём к дежурному по части.

– Пойдём.

Прапорщик видно был слаб на голову, приглашая меня в штаб. Не сообразил чудик, что я «штабной» и для офицеров штаба – свой, а он – сиротка.

Обиженный прапорщик, захлёбываясь от избытка чувств, доложил дежурному, что я ему не подчиняюсь.

– Товарищ капитан, – объяснил я, – есть приказ командира части, закрепляющий за подразделениями территорию для уборки. Мы свою территорию убрали, а плац должна убирать рота.

Дежурный по части задумался, принял «мудрое решение» и произнёс: «Отменять приказ я не могу. Ждите командира. Пусть он сам с вами разбирается».

Старшина после этого закусил удила и помчался жаловаться на меня своему ротному командиру. Тот тут же позвонил замполиту части.

– Караул! Бунт на корабле!

«Товарищи» офицеры быстренько собрались и вызвали меня.

Вхожу в кабинет. За длинным столом сидят трое: замполит части, командир роты и его заместитель по политчасти. В сторонке на стуле примостился прапорщик. Вылитая тройка НКВД.

– Товарищ подполковник, старший сержант Трещев прибыл по вашему приказанию.

– Трещев, вы почему не выполнили приказ старшины роты? И что с вами теперь делать?

– А почему я ему должен подчиняться, товарищ подполковник? Наш взвод не входит в состав роты. Я исполняю обязанности командира взвода. Территория для уборки закреплена приказом. Дежурный по части сказал, что по этому вопросу нужно обращаться к командиру части. Кроме того, старшина не имел права срывать политзанятия.

«Товарищи» офицеры переглянулись. Срывать политические мероприятия было в те годы совсем не в моде. В кабинете повисла тишина…

 Я, зная, что без разрешения начальника штаба они меня наказать не смогут, решил подлить масла в огонь.

– Считаю, что поступил правильно, а если виноват, сажайте на гауптвахту.

Снял ремень и положил его на стол перед замполитом. Тот завёл глаза к носу. Выяснять отношения из-за меня с начальником штаба ему совсем не светило.

– Забирай ремень и иди служи.

– Есть!

Обошлось, но я обиделся. Случай рассчитаться подвернулся через несколько дней.

Ротные писаря должны были каждый день представлять мне в штаб строевую ведомость за подписью командира и старшины. И тут я увидел, что в ведомости первой роты была допущена ошибка: не отметили шесть убывших в другую роту солдат. Обычно я предупреждал об ошибках, а в этот раз не стал. Прошёл месяц. Командиру и старшине роты за перерасход средств накрутили приличную сумму и высчитали её из их зарплаты.

Теперь уже обиделись они. Весной командир роты нашептал начальнику штаба нашего отдельного краснознаменного батальона, что у нас во взводе слабая строевая подготовка. Об этом мне, усмехаясь, сказал начальник штаба.

Это у нас-то! Две трети нашего доблестного взвода составляли специалисты, прошедшие через учебные подразделения, где их гоняли на плацу «пока дым из ушей не повалит».

Я увёл взвод в тайгу. Природа в этих местах, как я уже писал ранее, просто сказочная.

Дождь короткий прошёл.

Гром стихал, угасая.

Капли падали вниз,

Тишину нарушая.

Мхи во мраке лесном

Бледным светом струились.

Тайны древних лесов

Нам на сердце ложились.

Запах ландышей плыл,

Одуряюще пьяный.

Тихий шёпот тайги

Был глухой и лукавый.

К северу от города в тайге находилась вертолётная площадка, а к ней была проложена бетонная дорога. Красиво и тихо кругом…

Я объяснил личному составу взвода ситуацию, сказав, что сейчас нужно немного потренироваться, а потом с песней и строевым шагом пройти по плацу один круг.

– Нужно будет очень постараться! Песню орать во все горло, а ногу впечатывать в бетон так, чтобы земля дрожала. Обещаю, что если пройдёте классно, больше до дембеля по своей инициативе вас строевой подготовкой мучить не буду. А если пройдёте плохо – буду тренировать каждый день. У вас есть выбор.

Первое моё предложение понравилось больше. Часок мы с энтузиазмом потренировались и вернулись в военный городок.

– Строевым шагом, марш! Запевай!

Ребята старались от души. Было такое впечатление, что маршируют не сорок человек, а минимум сотня.

Весь личный состав штаба прилип к окнам, а командир части и начальник штаба выскочили на крыльцо.

– Взвод, смирно! Равнение направо! – скомандовал я.

– Здравствуйте, товарищи солдаты! – прокричал командир.

– Здравия желаем, товарищ подполковник! – чётко и слаженно проревел взвод.

– Благодарю за службу!

– Служим Советскому Союзу! – последовал громогласный ответ.

Всё получилось, как у парадного расчёта. После этого шоу я поблагодарил ребят и отпустил их отдыхать.

Командир, впечатлённый увиденным чудом строевой подготовки, приказал срочно собрать всех офицеров шести наших рот на совещание. Как мне потом рассказал заместитель начальника штаба, был большой разнос. В качестве единственного положительного примера назывался наш геройский взвод. И ещё командир обещал провести лично проверку строевой подготовки во всех ротах. Здесь, как видим, сработала известная поговорка «не рой другому яму». Провокация против нас не удалась…

А писарь первой роты опять напутал в бумагах. И снова командир и старшина роты, получив выговор в приказе, возместили ущерб из своей зарплаты.

На другой день после этого в строевую часть к нам пришёл писарь: «Жень, прости старшину. Он раскаялся и просит принять от него подарок, вещмешок со сгущёнкой и тушёнкой». Извинения старшины я, естественно, принял с большим удовольствием. Тем более что он и вправду, видно, раскаялся.

Уже перед самой моей демобилизацией офицерам, прапорщикам и сержантам было предложено потренироваться в метании боевых гранат. Выехали на стрельбище. Гранаты нужно было бросать из окопа в цель. Командир батальона стоял в это время у окопа за защитной стенкой, командовал и наблюдал за нами. Первыми за гранаты взялись прапорщик Бриль и старший лейтенант Ерзикин (оба левши). Два взрыва. Цель поражена.

Следующим в окоп спрыгивает прапорщик Бобинец. Берёт, как предшественники, гранату в левую руку. Выдёргивает предохранительную чеку. Примеривается, но с левой руки бросать ему неудобно, потому что он правша.

Не задумываясь, отпускает спусковой рычаг, перекладывает гранату в правую руку. Командир батальона что-то кричит и падает лицом в лужу.

Прапорщик с испугом откидывает от себя гранату, которая взрывается метрах в восьми от подполковника. Через несколько мгновений после взрыва командир медленно поднялся из лужи. Вытирая грязь с лица, он бросился к прапорщику. Бобинец рванул от него по стрельбищу. Догоняя обидчика, подполковник отвешивал ему пинка и кричал нецензурные слова.

Мы, человек тридцать присутствующих при этом происшествии, хохотали до упаду.

Говорят, что бывший прапорщик Бобинец благополучно дослужился до майора и ушёл на заслуженную пенсию.