Автограф Зоиной мамы / Архив номеров / ВЕЛИКОРОССЪ

Поднятая в последнее время бесовская свистопляска вокруг имени и подвига Зои Космодемьянской вызвала возмущение всех здравомыслящих людей. Мы, выросшие в Советском Союзе, были воспитаны на образцах доблести и мужества соотечественников, буквально «вскормлены» примерами героизма во имя Родины, и кощунственно-сомнительной мысли по поводу своих героев у нас возникнуть не могло. Вовсе не потому, что мы были «зомбированы» идеологией, а потому, что ясно и чётко понимали, что наши деды и отцы, погибшие, потерявшие здоровье и пролившие кровь за Отечество в Великой Отечественной войне, подарили нам жизнь.

Но, видимо, это понимаем мы – те, кто называет и причисляет себя к почвенникам, а не к западникам, вечно смотрящим в «европейское окно», ведь у нас никогда язык не повернётся сказать так, как говорят иные либеральные авторы: Родина там, где платят или Родина там, где водка. А ведь такие есть, по крайней мере, говорящие устами своих персонажей. Мы-то как раз думаем, что Родина там, где человек не просто появился на свет, а осознал себя «мыслящим тростником», гражданином, личностью; где происходило его взросление и мужание, личностное формирование и становление его национального самосознания.

При этом я вовсе не призываю к тому, что называют квасным патриотизмом, это нелепо и смешно, ведь подлинный патриот всегда чувствует себя, каким бы странным это ни казалось, и гражданином Земли. То есть, будучи привязанным к небольшому, конкретному уголку земли, патриот через это ощущение обретает космическое мировоззрение. И наоборот: ощущая себя землянином, жителем планеты, патриот остро чувствует свою связь с ней именно через ту точку соприкосновения с нею, где он появился на свет. Получается так: малая родина – пуповина, связывающая человека с его родной планетой, более того – всем величественным космосом. По нашему разумению, это так.

И для нас всегда важны были нравственные ориентиры, которыми становились национальные гении, вожди, герои, пассионарии. Безусловно, Зоя Космодемьянская – символ мужества, знак героизма, некая опорная точка морали, чести, стойкости, достоинства; она – гражданский авторитет, к которому люди прибегают в сложные минуты жизни, кризисные моменты, переломные для страны эпохи, сверяя с ними свои поступки.

Наверное, я не стала бы вступать в этот разговор об очевидном, но очень уж назойливы стали попытки дискредитировать образ Зои Космодемьянской. Заметим, что в постперестроечное время подобные разговоры уже возникали не раз. Помнится, на страницах печати встречалось упоминание о Зое как о «поджигательнице», а не героине, дескать, зачем возвеличивать её поступок и делать его в глазах общества неким символом мужества. Но вот появилась новая информационная «бомба» – высказывание некоего психиатра-карикатуриста А. Бильжо о Зое Космодемьянской: «Когда Зою вывели на подиум и собирались повесить, она молчала, хранила партизанскую тайну. В психиатрии это называется “мутизмом”: она просто не могла говорить, так как впала в “кататонический ступор с мутизмом”, когда человек с трудом двигается, выглядит застывшим и молчит. Этот синдром был принят за подвиг и молчание Зои Космодемьянской».

Так ли уж случайны подобные нападки, и так ли уж безобидны попытки развенчать образ народной героини? Но мне хочется задать другой вопрос: зачем это нужно? Неужели только для того, чтобы в очередной раз плюнуть в нашу отечественную историю, очернить подвиг народа, посмеяться над его героями?

Другой вопрос: кому это нужно? Ясно одно – только не тем, у кого воевали и погибли на фронтах родственники. Тогда кому? Тем самым представителям пятой колонны, о которых говорит уже и сам президент?

Да, видимо, кому-то подобные «информационные вбросы» греют душу, если она у них есть. В конце концов, чем ещё можно привлечь к себе внимание? Скандал для этого, как известно, лучший способ.

Но мне хочется сейчас рассказать о другом. Да, все мы родом из детства, и наше детство, к счастью, было счастливым, свободным и прекрасным – не то, что у наших отцов и дедов, которым пришлось испытать ужасы войн и революций, голода и разрух, гонений и репрессий, выселения из родных домов под дулом комиссарского пистолета, вынужденной эмиграции, потери родины, ссылок, скитаний и бегства куда глаза глядят с одной мыслью – выжить. Правда, нам выпало другое – информационная война, ведь ныне мы пожинаем плоды деятельности «швондеров и шариковых». И война эта страшна не тем, что она безжалостна и жестока, как все открытые войны, где противники стоят лицом к лицу, а тем, что скрытна и изощрённа, где в ход идут подмена понятий, извращение ценностей, культивирование пошлости, принижение высокого и возвышение низменного, поощрение бездарности и т.п., и часто бывает трудно отличить правду от лжи. Но дьявол, как известно, в мелочах.

И в условиях этой информационной войны, которую уже признаёт и наше правительство, нам тоже надо выжить – и даже не ради себя самих, а ради будущего наших детей и внуков. Ведь им, почти лишённым прививки от бездуховности, с почти размытым порогом нравственности, иногда не понимающим сути добра и зла, не имеющим идеологических ориентиров, сегодня невероятно трудно. Ведь это именно им в качестве единственного ориентира навязывается торгашеский взгляд на жизнь и культ потребления – ешьте, пейте, покупайте, хватайте, торопитесь приобрести. И кто, кроме нас, укажет и покажет им, как прекрасна жизнь, сколько в ней чудес и радостей, кроме удовольствия приобретения, жажды наживы и культа «шопинга». Алчен человек, – говорил Ф.М. Достоевский, но я думаю, всё же есть то, что может его остановить – это ощущение Зерна Творца в собственной душе. Причём, Творца не в узко христианском смысле, а в широком, масштабном, изначальном, связанном с натурфилософским понятием Создателя, высшей Надмирной Силы, Абсолютного Духа Вселенной, Рода-прародителя, демиурга.

И потому, кто, если не мы расскажем молодёжи, что отношения между людьми могут быть основаны на любви, дружеской привязанности, честности и бескорыстии, а не на продажности, меркантильности, выгоде и т.д. Словом, мы, наше поколение, вступили на поле боя непримиримой информационной войны.

Но я начала говорить о детстве, и не случайно. Дело в том, что в моей личной биографии есть примечательный факт: в 1973 году, будучи школьницей, за отличную учёбу и свою неуёмную активность я стала участницей Всесоюзного слёта молодёжи и студентов, который проходил в Москве. Кажется, я была единственной школьницей в составе делегации от Туркмении (где проживала в то время), все остальные участники казались мне безнадёжно взрослыми людьми. Помню, мне выдали мандат, и это почему-то казалось смешным, тем не менее, я его сохранила и храню до сих пор.

Мандат Всесоюзного фестиваля советской молодёжи

Само мероприятие показалось нам заорганизованным и скучным. Мы – делегация от Туркмении – вместе с другими такими же «бедолагами», читай отличниками и активистами, прошли строем по какому-то стадиону (кажется, «Динамо»). Правда, трибуны были очень красиво украшены. Поразило обилие народа и то, что многим это, оказывается, было интересно, хотя это действительно было интересно. Потом была какая-то грандиозная манифестация, концерты, ВДНХ. Нас снимали телевизионщики, брали у нас интервью.

Потом нас повезли в подмосковное село Петрищево, где устроили грустную «встречу с матерью Зои Космодемьянской». Тогда подобные мероприятия проходили в рамках системной, целенаправленной работы, имеющей идеологическую направленность, и назывались «походами по местам боевой, революционной и трудовой славы».

Любовь Тимофеевна Космодемьянская (1900–1978)

Помню, перед нами сидела пожилая, уставшая и, кажется, даже немного раздражённая женщина. А мы – юные и нахальные – окружили её тесным кольцом, интересуясь жизнью и подвигом её дочери, задавая ей какие-то вопросы, от которых она, видимо, давным-давно устала, как и от всего этого повышенного внимания к себе.

По прошествии времени мне подумалось, что для нашей идеологии такие политические «шоу» иногда были во вред, именно потому, что часто носили именно формальный характер, для галочки. Кроме того, мы часто даже не задумывались о том, что эти встречи, возможно, были болезненными, тяжёлыми для людей, которым приходилось вспоминать пережитое.

Конечно, далеко не все мероприятия были заорганизованными и для галочки, но всё же, чего греха таить, мы порою страдали от их выхолощенности, ведь их ставили «на поток», часто не задумываясь о качестве.

После окончания встречи вместе со всеми я, не знаю, зачем, пристроилась в очередь за автографом к Любови Тимофеевне (с ранней юности не терплю этого), который она поставила на обратной стороне того самого мандата, и здесь же позднее я подписала, что это именно её автограф и поставила дату. Значит, для меня, четырнадцатилетней девочки, это было важно.

Автограф Любови Тимофеевны Космодемьянской на обратной стороне мандата

Но есть ещё одна сторона, о которой мне подумалось в связи с разразившимся скандалом вокруг имени и подвига Зои Космодемьянской. Но, наверное, должны были пройти годы, чтобы это понять.

Мать Зои звали Любовь Тимофеевна, в девичестве Чурикова, по воспоминаниям знавших её людей, была интеллигентным и скромным человеком, настоящей труженицей, всю жизнь проработавшей учительницей. Конечно, идеологически-воспитательная миссия, возложенная на неё государством, была невероятно трудна, ведь на подобных многочисленных встречах ей приходилось рассказывать не о ком-нибудь, а о собственной дочери, то есть в очередной раз бередить рану, которая не заживала. Подумал ли кто-нибудь: а каково ей было все эти годы? Находятся головы, утверждающие, что, мол, за это на неё, как на мать героев (был ещё и сын, герой Советского Союза) посыпались различные льготы. Да разве какие-то льготы могут возместить матери потерю её детей? И разве в данном случае подобные разговоры вообще допустимы? Зое в то время было всего лишь восемнадцать лет. Юная, чистая, порывистая девушка и, конечно, максималистка, как почти все в эти годы... Наверное, мать мечтала о счастливом будущем для своей дочки, а не о той доле, что ей выпала.

Думаю, Любови Тимофеевне было очень тяжело – по-человечески, но ещё тяжелее – по-матерински. В десятый, сотый раз нужно было рассказывать о том, о чём, быть может, ей хотелось забыть, не думать, не вспоминать, а её настойчиво звали на встречи с молодёжью, приглашали выступить перед людьми и в очередной раз выставить напоказ слёзы и страдания. Кто-нибудь подумал о том, что она была мамой этой замечательной девушки? Как она вообще жила с этим грузом? Уже за одно это ей самой нужно было давать звание героя – за выдержку, мужество и стойкость. Поистине, достойная мать достойных детей в достойной стране.

Конечно, она понимала, что такие встречи нужны, что они действительно являются «уроками мужества», что интерес к ней вызван не простым любопытством, а глубочайшим уважением к её дочери, к ней, как её матери, а в целом – к истории страны. Но, видимо, тяжесть этой миссии была почти нечеловеческой, невероятной, мучительной.

Может быть, именно в такую минуту мы и встретились с ней, когда окружили её плотным кольцом, расспрашивая (Господи, прости!) о гибели её ребёнка. Теперь, когда прошло столько лет после той встречи, мне хочется попросить прощения у Любови Тимофеевны Космодемьянской, этой замечательно мужественной русской женщины, за всех нас, которые столько лет терзали её своими вопросами и не давали забыть «национальный подвиг» её дочери, а для неё – глубоко личную трагедию.

И вот теперь, глядя на автограф Зоиной матери, я испытываю сложные чувства, но главное из них всё же гордость, что я принадлежу к великому народу, который рождает героев. И чтобы теперь ни говорили на эту тему, какая бы шавка ни пыталась гавкнуть, замарав народный героический образ Зои Космодемьянской (пусть даже в архивах и хранятся какие-то невероятные тайны), она для нас останется героиней, ориентиром духа, образцом стойкости и, несомненно, символической фигурой, а символы, имея собственное содержание, иногда начинают жить своей жизнью и, может быть, в ином, недоступном пока для нас духовном измерении.

P.S. Дочь моя Евгения Гришина, прочитав статью, заметила: «Зато доску Маннергейму пытались установить...», которую, к счастью, быстро сняли, услышав народный гнев. Но если народный гнев ещё возможен, значит, мы, слава Богу, живы, сильны и многое можем.

Художник: Кукрыниксы