Перед самым праздником Крещения Господня / Архив номеров / ВЕЛИКОРОССЪ

Перед самым праздником крещения Господня Емельян Иванович Суслов ходил на речку, делал прорубь. А когда наступал сам праздник, перекрестившись, окунал своё поизношенное жизнью тело в прорубь. Пёс Аввакум сидел рядышком с хозяином. Глубина в том месте была в аккурат с Емельянов рост, он так специально и выбирал. Когда хозяин выскакивал на лёд и торопливо надевал на себя тёплые вещи, пёс как всегда преданно смотрел на Емельяна. Так продолжалось уже лет десять, и однажды пёс после хозяина сам искупался в проруби. Емельян ахнул:

– Это ты сам, паря, по собственному желанию, стало быть. Ну, чо, сказать. Умён едрёна корень.

Емельян с собакой тут же спешили ближе к дому, а дом меж тем стоял в километре от речки. Вырос Емельян в деревне, и традицию эту купаться на Крещение в проруби унаследовал ещё в далёком детстве. Бывало, мужики купаются в проруби, а мальчишки рты от удивления пооткрывали, а потом подросли, и сами купались. Звали тогда все его Емелькой, а мужики, так и вовсе Емелькой Пугачёвым. Огрызался втихомолку Емельян:

– Не Пугачёв я, а Суслов.

Почему втихомолку? Всё просто, таков уклад жизни был на деревне, никому и в голову не приходило перечить старшим. Потом в школе узнал, кто таков был Емельян Пугачёв. И однажды на Крещение, когда мужики уже все повылазили из проруби, кто-то из мальчишек толкнул его в ледяную воду. Мальчишке тогда показалось, что дыхание его остановилось, но сильно колотившееся сердце говорило разуму, что он жив. Живо выскочив из проруби, испуганно глядя на мужиков и мальчишек, оробел. В этот момент деревенские мужики живо скинули с него одёжу, растёрли тело полотенцем и надели на него шубу.

По телу пошло такое тепло, что Емельке стало жарко, и вместе с тем необыкновенно хорошо. Кто-то из мужиков хотел налить самогону парнишке, но его отговорили. Отвезли на санях домой, и велели родителям напоить горячим чаем с сушёной малиной. Уже на другой год Емелька сам окунался в прорубь. Потому, как весь прошлый год после бани обливался холодной водой. И если раньше бывало простывал, то прошлый год не болел вовсе. Его сотоварищам ничего не оставалось, как присоединиться к другу, а он их ещё подбадривал, называя хлюпиками тех, кто боялся окунаться в прорубь.

Когда Емельяну было семнадцать лет, родители переехали в город, потом армия, женитьба, завод, всё, как и у большинства людей в то уже далёкое время. Вырастили с женою Анной трёх сыновей, только шибко быстро разлетелись они кто куда, словом жили далеко, письма писал только средний сын Алексей, старший Михаил и младший Андрей и вовсе не писали. Жена Анна, когда Емельян начинал ругать сыновей, говорила:

– Да ведь им некогда, жизнь.

Настали девяностые годы. Завод закрыли. До пенсии Емельяну оставалось пять лет, работал он на заводе слесарем пятого разряда. Надо было выживать, пошёл с мужиками в грузчики, через два месяца отказала спина. Месяц пролежал дома. Жену Анну, работающую на заводе лаборантом, тоже уволили. За квартиру платить стало нечем, Анна варила суп из голых костей.

Отлежавшись, Емельян узнал от заводчан, что один предприниматель нанимает мужиков для работы, вот он и пошёл к нему. Тот расспросил Ивановича, где он живёт, с кем. А вечером, в двухкомнатную квартиру Емельяна ввалились трое. Двое были похожи на бандитов, а один – интеллигентного вида, в очках. Приставили они нож к горлу жены, и велели подписать какие-то бумаги. Емельян подписал. Затем бандиты отобрали документы и посадили их с женою в машину.

Выехали из города и уже проехали не один десяток километров, как эти трое прямо при Емельяне с Анной стали делить деньги, которые намеревались выручить от продажи квартиры. И дошло у них до того, что, остановив машину, бандиты вышли, двое стали драться, третий принялся их разнимать. Емельян с Анной были не связаны. Емельян, взяв Анну за руку, сказал:

– Анна! Побегли в лес, они нас убьют.

Жену от страха трясло, но Емельян, сказав жене ещё что-то, быстро открыл дверь, и они побежали. Лес был совсем рядом с трассой.

Лист на деревьях взял полную силу, это, по-видимому, и спасло их. Через мгновение Емельян с Анной услышали выстрелы. Емельян старался бежать то вправо, то влево. Впереди была железная дорога, и приближался поезд. Муж с женою успели перебежать дорогу, и через секунды поезд отрезал путь бандитам. Снова бежали они по лесу, но сил уже почти не оставалось, впереди была речка, а на берегу, к их полной неожиданности, был плот. В этом месте течение у речки было очень быстрое. Поэтому плот с двумя несчастными плыл быстро. Их спасли ещё и многочисленные, труднопроходимые кустарники.

Бандиты, постреляв им вослед, пожалели, что вдоль речки нет дороги, а всё это место буйно заросло деревьями. Емельян отчаянно думал, что ведь они всё одно – будут продолжать их преследовать, выберут место, где можно подъехать на машине, и будут ждать. Ну, уж нет, надо подчаливать к берегу, затаиться.

Было это в самое начало июля. Четыре дня Емельян с Анной бродили по лесу, но от речки старались далеко не отходить. И на пятый день они обнаружили давно заброшенную деревню. Домов в ней осталось только два. Один дом был весь перекошен, а другой был с виду более или менее нормальным. Емельян прежде всего обратил внимание на деревенскую дорогу. Она была сплошь усеяна большим лесом. Вошли в дом. Нетрудно было догадаться, что дом использовали рыбаки, когда приезжали сюда, но видно давно уже здесь их не было. На печи лежали спички, в подполе Емельян обнаружил две трёхлитровые банки варенья. Одно из них было малиновым, а другое смородиновым. Видно было, что стояли банки тут давно, но к не малой радости Емельяна, когда он попробовал варенье, оно оказалось вполне съедобным. Для них, выбившихся из сил это было спасением. Емельян затопил печь, но она тут же задымила всю избу. Печному делу он был обучен, живя ещё в деревне.

Обстучав печку, выбил он два кирпича, Анна поднесла два старых худых ведра. Набрав в них всё выгоревшее, вновь попробовал затопить печь. Стало вытягивать дым наружу. Емельян вышел на улицу и поглядел, как из трубы идёт дымок, и снова торопливо вошёл в дом. Поглядел он на жену и едва сдержал слёзы, потому что очень уж жалко было глядеть на Анну. Ему подумалось: «За что нам всё это?», и тихо сказал:

– Анна! Будем пока тут пережидать. Но поступим вот как. На ночь спать здесь в дому будем, а днём возле дома засаду устроим. Вдруг эти нелюди сюда всё же доберутся. А мы наготове. Так у нас всё же есть шанс спастись. Засаду они продержали целый месяц. В дому оказались и рыболовные старые сети. В чулане они нашли старые валенки, шубу, рубахи, да портки.

К немалой радости Емельяна в первую же ночь в сеть стала попадаться рыбёшка. Ставил сеть он так. Привязывал на берегу верёвку, а сам плыл, разматывая потихоньку сетку. Доплыв до середины речки, резко бросал груз. В подполе избы оказалась проросшая картошка, вся скрюченная, видно оставшаяся от рыбаков. Отыскал Емельян и старую лопату, починил её, и засадил огород этой картошкой. Думалось ему о том, что хоть и начало июля уже, а может, вырастет хоть маленькая, но всё же картоха, не нам с женою, так хоть рыбакам достанется.

В голове были тревожные всё те же мысли. Вот, ежели нагрянут бандиты, то сразу поймут по огороду, что мы тут. Но как выживать-то?! В город без документов не сунешься, а с милицией бандиты наверняка в доле. По прикидкам Емельяна, до города больше ста пятидесяти километров. Но на машине можно всё обшарить без труда. Ох, и боялся Емельян этого!

Через два месяца, осмелев, решил он исследовать местность подальше, но при этом строго-настрого наказав жене, чтобы ночевала в дому, а с утра уходила в засаду, да прислушивалась ко всем звукам. Сам он придумал для них особый знак.

Не было Емельяна две недели. Боже! Натерпелась же за это время Анна Николаевна Суслова! Каждый день она выполняла наказ мужа, ела варёную и солёную рыбу. Слава Богу, в дому было две пачки соли, оставшейся от рыбаков. А что, если рыбаки нагрянут, да выгонят её? Да ладно, если рыбаки, а если это будут вдруг сами бандиты?!

Мечтала женщина и о том, чтобы отведать ей кусок хлеба, хоть бы самый крошечный на свете кусочек. Ух бы она его подержала во рту, и тогда бы она его долго-долго бы не проглатывала. И от таких мыслей время от времени плакала. Не давало покою ей не только беспокойство за мужа. Она думала о том, что если вдруг кто из сыновей в гости приедет, то бандиты убьют их! Но сама себя успокаивала, не должны же они этого сделать, вроде! Ведь даже когда всё было хорошо, всё одно не приезжали, подкаблучниками все трое оказались, ну да ладно, Бог с ними! А ей с Емелюшкой, видно погибать-то здесь придётся.

Оказалось, в двадцати километрах от давно заброшенной этой деревни, была ещё одна деревня. Жили там в основном старики, и было их человек тридцать. Емельяну повезло, что его умение класть и чистить печи пригодилось, но не это спасло. Починил он одному деду Уазик, чем страшно обрадовал деда. Надавали за работу Емельяну местные жители разных продуктов.

Тогда он напринимал ещё заказы, но ему надо было идти к Анне. Осторожно он выведал, не искали ли тут кого, а Дед Архип серьёзно ответствовал:

– Да ты что, Христовенький, к нам, и внуки-то только летом приезжают, да и то не ко всем!

На Уазике дед Архип и подвёз Емельяна, договорившись с ним, что через неделю за ним он на это место приедет. Дальше Емельян шёл пешком, окончательно поняв, что бандиты бы сюда не проехали. Хотя ведь речка в километре от них, и именно оттуда и была опасность. А что бандитам, на катере доберутся и перестреляют их. О, Боже! Как же там Анна-то? И ведь не идти-то было нельзя, а хлеба надо было добыть. Подходя к деревне, подал он знак, и вскоре увидел бегущую ему навстречу жену. Обнялись.

Емельян живо развязал мешок. Достал хлеба, сгущёнки, тушёнки, быстро открыл банки. Жена ела жадно, и её слёзы капали на еду, а она, сердешная, совсем не верила глазам, что ест хлеб. Прошло уже три месяца, как они тут жили, и уже было начало октября. Дров ещё от рыбаков немало осталось, да и сам я не без рук, слава Богу, думал Емельян.

И вдруг поглядел он на огород, где он высадил сам дряблую, давно проросшую картошку. Всё было выкопано. Подошла жена, он поглядел на неё, самую любимую на свете женщину и наконец увидел долгожданную улыбку. Анна повела мужа в дом, открыла подпол. Емельян спустился и увидел свежевыкопанную молодую картошку, величиной с куриное яйцо. Было её немного, всего ведра четыре, но Боже, как же велика была радость этих двух людей в этот миг! Обнялись они, и Емельян сказал ей:

– Я, Аннушка, с дедом Архипом договорился, что там, в деревне, надо в двух домах печи отремонтировать или новые положить, а там посмотрим! А знаешь, ещё у одной бабушки неисправный мотоцикл ИЖ есть, я попробую сделать. Её внук кататься будет, а мне еды дадут.

На этот раз Емельян ушёл на три недели, наказав жене быть уже в дому, дав ей обрез, который вручил ему дед Архип, и научил жену пользоваться оружием, наказывая, что патронов мало и чтобы стреляла она из оружия лишь при самой крайней необходимости. Вот тогда-то и принёс с собой Емельян маленького щенка, сказав:

– Знаешь Анна, я решил его Аввакумом назвать. Известный молитвенник был, страдалец, и мы с тобою страдальцы.

Рыбаки в ту же осень всё же приехали на катере, и жили все вместе они дружно. Но Емельян с Анной переживали, как бы не болтали там, в городе о них, и Емельян сказал им, что могут приезжать в любое время, он обязуется давать им рыбу, а с рыбаков взял слово, чтобы не болтали лишнего и привозили продуктов. Прошло с той поры больше десяти лет, а Емельян с Анной так и жили в дому. За это время завели они ещё козу, да курочек. Та бабушка, которой он когда-то чинил мотоцикл, давно отдала его Емельяну. Дед Архип научил Суслова, как добывать налимов в речке по старому способу. Были разговоры о сыновьях, но как сунуться в город без документов, даже если те бандиты уже не живы, а если живы. Нет, ну, сколько бы ни прошло лет, но старикам было всё одно – страшно. Так и решили они помирать здесь в этой старой деревне. Емельян говорил жене:

– Ежели я первый загнусь, ты, Анна, иди в деревню. Там меня уважают, в каком-нибудь брошенном дому приживёшься. А про тебя разговора не должно быть, я-то без тебя и часа не проживу! Я ведь когда возвращаюсь с калыма к тебе, знаешь, о чём кумекаю. А думку-то я веду такую, что я что ни на есть счастливый человек на земле. Потому что ты у меня самая дорогая есть.

Помнишь, песнь артист Сличенко пел «И нисколько мы с тобой не постарели?». Только в песне этой надежда, понятное дело, на самом-то деле мы всё же постарели.

Каждый год наступает Крещение Господне. Каждый год Емельян Иванович Суслов окунается в проруби, затем осеняет себя летучим крестом, затем следом за ним окунается его пёс Аввакум, уже по собственному желанию. Надевает хозяин тёплую одёжу, и живо бежит с собакой до дому, а до дома километр пути. Тяготит Емельяна и Анну, что не узнают их сыновья, где они будут похоронены, но тут уж видно ничего не поделаешь, жизнь сложна. Прибегает Емельян с собакой после такого крещенского купания, и сразу же в баню. Маленькая она у него, но жаркая. Выпьет он после этого в честь праздника самогонки и говорит жене:

– А знаешь Анна, мы для нашего государства есть польза. По возрасту нам пенсия давно положена, сколько денег наших-то сэкономлено. Нам не в жизнь в город не сунуться без документов. Но ничего, судьба значит наша с тобою такая. А знаешь, пока мы тут мыкались, интернет всюду в городах появился. И в деревне мне люди рассказали, что якобы благодаря ему люди находят друг дружку.

Емельян в следующий свой калым на деревне узнал поподробнее об интернете у внука одной бабушки Артёма. Тот рассказал, что люди уже давно находятся по интернету. Но Емельян, услышав об этом, снова испугался, и тогда он решил, что будут доживать они свой век по-старому, он всё равно по-прежнему боялся бандитов. Не хотелось ему тревожить сыновей, у них же своя жизнь, и вряд ли они со старухой им нужны.

А что же происходило в городе, когда пропали родители сыновей? Средний сын Алексей, написав три раза родителям письмо и не получив ответа, поехал к ним и обнаружил, что в их квартире живут посторонние люди. Сообщил он об этом братьям Михаилу и Андрею. Те, побросав свои дела, живо примчались. Милиции удалось разыскать бандитов, точнее одного, потому как двое уже были убиты в очередной разборке. Это был тот самый с виду интеллигентный юрист. Квартиру сыновьям вернули, но родителей они своих так и не нашли.

Не раз они выставляли фото своих родителей в интернете на специальных сайтах, которые занимаются розыском, но всё было тщетно. А внук той бабушки оказался упёртым малым, и всё же увидел по фото Емельяна с Анной, что их разыскивают сыновья. Связался с ними. Емельян после того, как с собакой окунулся в проруби, и попарился в баньке, сидел за столом, и глядел на недопитую бутылку самогона:

– А чего её допивать, я уж хмельной. Завтра поднимусь, да подлечусь.

Залаял Аввакум, и Емельян поднялся с табуретки, а собака была в дому, иначе она бы не за что не подпустила нежданных гостей. В избу постучали. Емельян, взяв Аввакума за поводок, подумал, что это наверно рыбаки, сказал:

– Ну, входите люди добрые.

В избу вошло четыре человека. Встали и молчат. Емельян сказал:

– Чо, заплутали? Сейчас оденусь и выведу вас на дорогу. А ежели чего, ночевать оставайтесь.

Алексей тихо сказал:

– Ты не пугайся ради Бога, отец.

Емельян ответил:

– Да, нет паря, я видно своё отбоялся ужо.

Алексей подошёл поближе:

– Ради Бога, прошу, не пугайся отец! Мы сыновья твои, наконец-то мы нашли тебя!

Только тогда Емельян стал присматриваться к Алексею, и слёзы брызнули с его глаз, он трясущимся голосом сказал:

– Тише, мать-то в соседней комнате отдыхат, не напужать бы.

Отец уже чётко разглядел сильно изменившихся своих трёх сыновей и внука знакомой бабушки. Все трое сыновей вмиг обняли отца. Емельян что-то говорил им, но сыновья ничего не слышали. А когда же, наконец, перебивая, друг дружку, и здороваясь с отцом, они немного отступили от него, Емельян, захлёбываясь радостными слезами, сказал им:

– Хорошо, что выпил, иначе сердце бы лопнуло, ну пойдём к матери.

Зашли они в комнату и увидели сидящую на кровати и плачущую Анну. Все трое сыновей кинулись к матери, все трое говорили да шептали вслух одни и те же слова:

– Мама, Мамочка, родненькая ты наша, Мамулечка…

Все трое сыновей стояли на коленях перед матерью, а она гладила их седые головы и дрожащим голосом говорила:

– Экие ж вы стали, седые мальчики мои!

Этот вечер оказался самым счастливым в семье Сусловых. И им всем показалось, что иконка Богородицы в углу замироточила. Все при этом молились и плакали. Плакал даже внук той бабушки Артём. Ему почему-то вспомнился фильм «Вечный зов», как раз тот момент, когда жена разыскала мужа Кирьяна. И он сказал:

– Дураки мы молодые, старые советские фильмы мало смотрим. В них – настоящая жизнь.

Спать улеглись только к утру. Утром Анна накормила всех жареными налимами, солёными и жареными рыжиками с картошкой, тихо говоря сыновьям:

– Я всегда молилась Богородице, и вот и услышала она меня. А земля наша, и люди на ней, продолжали жить на белом свете, Божием свете…

Художник: Сергей Курицын