Дым воспоминаний

5

3800 просмотров, кто смотрел, кто голосовал

ЖУРНАЛ: № 136 (август 2020)

РУБРИКА: Поэзия

АВТОР: Спектор Владимир

 
пионеры.jpg

***

 

А вы из Луганска? Я тоже, я тоже...

И память по сердцу – морозом по коже,

 

Ну да, заводская труба не дымится.

Морщины на лицах. Границы, границы...

 

И прошлого тень возле касс на вокзале.

А помните Валю? Не помните Валю...

 

А всё-таки, помнить – большая удача.

И я вспоминаю. Не плачу и плачу.

 

Глаза закрываю – вот улица Даля,

Как с рифмами вместе по ней мы шагали.

 

Но пройденных улиц закрыта тетрадка.

Вам кажется, выпито всё, без остатка?

 

А я вот не знаю, и память тревожу...

А вы из Луганска? Я тоже. Я тоже.

 

 

***

 

И всё, как будто, не напрасно, –

И красота, и тень, и свет…

Но чем всё кончится – неясно.

У всех на это – свой ответ.

 

Он каждый миг пронзает время,

Касаясь прошлого всерьёз,

Смеясь и плача вместе с теми,

Чья память стала тенью звёзд…

 

 

***

 

Время меняет адрес,

                           среда переходит в четверг.

Мир, май, июнь – потеряны календарём.

Визитки прошлых героев

                           под ветром – то вниз, то вверх.

Вниз, без виз, где время кричит: «Старьё берём!»

Кажется – всё внезапно,

                             но время смеётся в ответ.

Память ищет на свалке своё барахло.

Время меняет адрес,

                              но нет его, нет его, нет…

И поле вчерашних снов быльём поросло.

 

 

***

 

Условно делимы на «право» и «лево».

Как славно незримы «король, королева,

Сапожник, портной»…

Это со мною и с целой страной,

 

Где всех поделили почти безусловно

На «любишь – не любишь», на «ровно – не ровно»,

А будто вчера –

Жизни беспечной была, как сестра,

 

Страна, где так быстро привыкли к плохому,

Где «эныки-беныки» вышли из дому,

А следом свинец,

Хочешь – не хочешь, но сказке – конец.

 

 

***

 

Как будто карандаши,

Рассыпались дни и недели.

Поспали, попили, поели...

Но сердце спешит. Спешит.

 

И как мне их всех собрать,

Друзей, что рассыпались тоже

Средь старых и новых бомбёжек,

Хотя бы в свою тетрадь,

 

Собрать карандашный цвет,

Он звался когда-то «Мистецтво»,

Раскрасить дорогу, как детство,

Как счастья былого след.

 

 

***

 

Дым воспоминаний разъедает глаза.

Память о доме, как воздух, закачана в душу.

Дом пионеров. Салют! Кто против? Кто за?

– Ты ведь не струсишь поднять свою руку? – Не струшу.

 

Трусить – не трусить… Любишь вишневый компот?

Помнишь рубиновый цвет и обманчивость вкуса?

Память с трудом отдаёт. Но, зато как поёт...

Дым превращая в дыханье. А минусы – в плюсы…

 

 

***

 

На берегу чужой реки

Сижу и жду своей погоды.

Но проплывают только годы,

Как междометья вдоль строки.

 

Уйти? Могу и не могу.

И слышу, как она смеётся,

Собою заслоняя солнце,

Чужая тень на берегу

 

 

***

 

В своих безбожных небесах

«Шестидесятники», устав от волейбола,

Поют Булата, слушают «Спидолу»,

Читают. Женя, Роберт и Андрей…

Но небеса – темней, темней, темней.

И мрак предательством пропах.

 

Внизу всё тот же неуют.

Чапаевцы, как тени в пыльных шлемах,

Плывут куда-то с капитаном Немо,

И с косами – не ангелы стоят,

И не понять – кто прав, кто виноват,

И что там у костра поют.

 

Ломают памятники в дым,

И те, кто в небесах, понять не могут,

Зачем, куда, в какую путь-дорогу

Собрались те, кто, перепутав след,

Осваивают тот и этот свет,

Где страшно мёртвым и живым.

 

 

***

 

Эпоха непонимания,

Империя недоверия.

Не поздняя, и не ранняя –

Бесконечная империя,

 

Где хищники пляшут с жертвами,

То с левыми, а то –  с правыми…

Где нужно быть только первыми

И правдами, и неправдами.

 

 

***

 

 «Натюрлих», Савва Игнатьевич,

                   «Розамунда» плачет, смеясь.

Маргарита Павловна, увы...

Меж количеством и качеством

                    Нарушена временно связь.

Куда ни глянешь – «рука Москвы»...

 

Савва Игнатьевич, «фюнф минут»!

                    Мы идём из войны в войну.

«Не для радости жить нам». Ну, что ж...

Горько там, и не сладко нам тут –

                    На пути из страны в страну.

Только ты, друг, как прежде, хорош.

 

Даже когда «с утра – за дрель».

                     А помнишь – перитонит...

Снова средства нелепы, как цель.

                     Савва, это душа болит.

 

 

***

 

Едем, едем… Кто-то кружит.

Кто – петляет по спирали.

И следит – не сесть бы в лужу,

Чтобы вдруг не обогнали.

А дорога-то щербата.

Проезжаем чьи-то даты,

Чьи-то хаты, казематы…

В небе скачет конь крылатый.

А дорога – не цветами,

Вся усыпана камнями,

Изборождена следами,

И пропитана веками, и годами,

                                  и часами…

И слезами вся дорога,

Как святой водой умыта.

Скользко. Смотрят все под ноги.

Сеют звёзды через сито.

В спешке звёзд не замечают.

Звёзды падают на землю.

А дорога мчится дальше.

А из звёзд растут деревья

 

 

***

 

Голос эпохи из радиоточки

Слышался в каждом мгновении дня.

В каждом дыхании – плотно и прочно,

Воздух сгущая, храня, хороня

 

В памяти – времени лики и блики,

Эхо которых очнулось потом

В пении, больше похожем на крики,

В радости с нечеловечьим лицом.

 

 

***

 

Из-под снега выглянет асфальт –

Как лицо из-под белил.

Главного ещё я не сказал.

Хоть и много, вроде, говорил.

 

Всё старо, как прошлогодний снег.

Да и нынешний уже не нов.

Хоть и близким кажется успех –

Дотянуться не хватает слов.

 

Поищу их в письмах фронтовых.

Там про снег и про войну.

В лица дядей вечно молодых

Сквозь их строки загляну.

 

Снег в тех письмах – тоже молодой,

Лучшие слова – одни на всех.

Время между мною и войной –

Утрамбовано, как снег.

 

 

Детство

 

Дед шил шапки

И пел песни.

А я сидел на столе

И ел картошку.

Пахло кожей

И тёплым мехом.

А на стене

Висела карта мира.

И два портрета

С той картой рядом.

А на них –

Два моих дяди,

Одеты в солдатскую форму,

Чему-то задорно смеялись…

Давно дед сшил

Последнюю шапку.

Давно дед спел последнюю песню.

А со своих портретов

Смеются геройски дяди…

Смеются

Из моего детства.

 

 

***

 

О том же – другими словами.

Но кровь не меняет свой цвет.

Всё то же – теперь уже с нами,

Сквозь память растоптанных лет.

 

Растоптанных, взорванных, сбитых

На взлёте. И всё – как всегда...

И кровью стекает с гранита

Совсем не случайно звезда.

 

 

***

 

Летучий дым болгарских сигарет –

Забытый символ дружбы и прогресса.

«Родопи», «Шипка», «Интер», «Стюардесса» –

Не в небесах клубится лёгкий след,

 

А в памяти, где тень яснее света,

Где хорошо быть просто молодым,

С беспечностью вдыхая горький дым

Отечества, как дым от сигареты…

 

 

***

 

Яблоки-дички летят, летят…

Падают на траву.

Жизнь – это тоже фруктовый сад.

В мечтах или наяву

 

Кто-то цветёт и даёт плоды

Даже в засушливый год…

Яблоня-дичка не ждёт воды –

Просто растёт, растёт.

 

 

***

 

Не изабелла, не мускат,

Чья гроздь – селекции отрада.

А просто – дикий виноград,

Изгой ухоженного сада.

 

Растёт, не ведая стыда,

И наливаясь терпким соком,

Ветвями тянется туда,

Где небо чисто и высоко.

 

 

***

 

Выжить… Отдать, получить, накормить.

Сделать… Успеть, дотерпеть, не сорваться.

Жизни вибрирует тонкая нить,

Бьётся, как жилка на горле паяца.

 

Выжить, найти, не забыть, не предать…

Не заклинанье, не просьба, не мантра.

Завтра всё снова начнётся опять.

Это – всего лишь заданье на завтра. 

 

 

***

 

Завтрашний воздух – в отсеках  стальных  облаков,

Завтрашний мир – как дыханье воздушной эскадры.

Завтра узнаем, возможно, расскажет Песков,

Что там за тайны в небесном прогнозе  на завтра.

 

Завтрашний воздух – дышать им не передышать.

Даже когда от прогнозов бессовестных плохо.

В завтрашнем небе парит, как всегда, хороша

Сладкая вата ещё непочатого вдоха.

 

 

***

 

Вдоль шерсти, против шерсти – как в гору и с горы,

И, кажется, удача поёт, как Пугачёва.

А память – это песня про школьные дворы,

Где если скажешь слово, оно важней второго.

 

Там тени фотовспышек – как мушки в янтаре,

И мы с тобой там, помнишь, – планируем вернуться.

Вдоль шерсти, против шерсти… Пока что мы в игре,

Как сморщенные яблочки  на разбитом блюдце.

 

 

***

 

Ну, что с того, что я там был…

Юрий Левитанский

 

Ну, что с того, что не был там,

Где часть моей родни осталась.

Я вовсе «не давлю на жалость»…

Что жалость – звёздам и крестам

 

На тех могилах, где война

В обнимку с бывшими живыми,

Где время растворяет имя,

Хоть, кажется, ещё видна

 

Тень правды, что пока жива

(А кто-то думал, что убита),

Но память крови и гранита

Всегда надёжней, чем слова.

 

Ну, что с того, что не был там,

Во мне их боль, надежды, даты…

Назло врагам там – сорок пятый!

Забрать хотите? Не отдам.

 

 

***

 

И музыка играла, и сердце трепетало…

Но выход был всё там же, не далее, чем вход.

Не далее, не ближе. Кто был никем – обижен.

Я помню, как всё было. А не наоборот.

 

Я помню, помню, помню и ягоды, и корни,

И даты, как солдаты, стоят в одном ряду.

А врущим я не верю. Находки и потери

Приходят и уходят. И врущие уйдут.

 

 

***

 

Бессмертие – у каждого своё.

Зато безжизненность – одна на всех.

И молнии внезапное копьё

Всегда ли поражает лютый грех?

 

Сквозь время пограничной полосы,

Сквозь жизнь и смерть – судьбы тугая нить.

И, кажется, любовь, а не часы

Отсчитывает: быть или не быть…

 

 

***

 

Лумумба, Дэвис, Корвалан…

Кто помнит звонкость их фамилий.

От «жили-были» до «забыли» –

Тире, как от «пропал» до «пан».

 

А я вот помню. «Миру-мир»

Кричал на митингах со всеми.

Прошло своё-чужое время.

Конспект зачитан аж до дыр.

 

А мира не было, и нет.

Похоже, здесь ему не рады.

И эхо новой канонады

Летит, как бабочка на свет.

 

 

***

 

Тёплый ветер, как подарок с юга.

Посреди ненастья – добрый знак.

Как рукопожатье друга,

Как улыбка вдруг и просто так.

 

Жизнь теплей всего лишь на дыханье,

И длинней – всего лишь на него.

Облака – от встречи до прощанья,

И судьба. И больше ничего.

 

 

***

 

На рубеже весны и лета,

Когда прозрачны вечера,

Когда каштаны – как ракеты,

А жизнь внезапна, как игра,

 

Случайный дождь сквозь птичий гомон

Стреляет каплею в висок…

И счастье глохнет, как Бетховен,

И жизнь, как дождь, – наискосок.

 

 

***

 

Обжигающий вкус не у чая, 

А у жизни, у встреч и разлук.

Сердце жарче стучится, встречая,

Превращая во взрыв каждый стук.

 

Кипяток всех житейских страданий

Обжигает сердца вновь и вновь.

И спасительной ложкой в стакане

Защищает аорту любовь.

 

 

***

 

– Ты слышишь, как сердце стучит у меня?

– Нет, это – колёса по рельсам…

 

– Ты видишь – дрожу я в сиянии дня?

– Ты мёрзнешь. Теплее оденься…

 

– Ты видишь – слезинки текут по щекам?

– Нет, это дождинки – к удаче…

 

– Ты чувствуешь – я ухожу к облакам?

– Я вижу, я слышу… Я плачу.

 

 

***

 

Самолёты летают реже.

Только небо не стало чище.

И по-прежнему взгляды ищут

Свет любви или свет надежды.

 

Самолёты летят по кругу.

Возвращаются новые лица.

Но пока ещё сердце стучится,

Мы с тобою нужны друг другу.

 

 

***

 

Неужто повторится

И всё начнется снова?

Одни и те же лица,

Всё то же – слово в слово.

 

Мгновения, как пули –

Семнадцать – восемнадцать…

Партайгеноссе Мюллер

Вновь просит нас остаться.

 

 

***

 

Где-то на окраине тревог,

Где живут бегущие по кругу,

Вечность перепутала порог,

И в глаза взглянули мы друг другу.

 

Чёрствые сухарики мечты

Подарила, обернувшись ветром

В мареве тревожной маеты,

Где окраина так схожа с центром.    

 

 

***

 

Принимаю горечь дня,

Как лекарственное средство.

На закуску у меня

Карамельный привкус детства.

 

С горечью знаком сполна –

Внутривенно и наружно.

Растворились в ней война,

И любовь, и страх, и дружба...

 

 

***

 

Как у ящиков – двойное дно,

Так и люди – «нашим-вашим».

Говорят – и слышится «вино»,

А на деле – «простокваша»

 

Слушать и не слышать нелегко.

Привыкаю постепенно.

Вижу, хоть смотрю на молоко –

Убегающую пену.

 

 

***

 

 «Больше дела, меньше слов,

До свиданья, будь здоров!» –

Так отец повторял, я смеялся,

                                      а время летело…

«До свиданья» сменилось, увы, на «прощай».

В неизвестность отъехал последний трамвай.

Больше, всё-таки, слов и печали.

                                      Такое вот дело.

А на фотках – улыбки, и взгляд без тревог,

Машет шляпой с трибуны смешной полубог,

И «Ура» отвечают, шагая не в ногу,

                                       колонны…

Больше дела, – отец напевал, – меньше слов,

Я не спорю, допеть эту песню готов,

И пою. Только привкус у пенья

                                       нежданно солёный.

 

 

***

 

Небо Аустерлица

                       проглядывает сквозь синеву.

Оно прямо здесь, надо мною,

                                       и я его вижу.

Что происходит?

                      Сгущается мрак не во сне, наяву.

И гром канонады внезапно,

                                     бессовестно ближе.

Князя Андрея зрачки отразились

                      в чужих небесах.

И вечность читает на русском,

                                    не чувствуя боли.

Там, в облаках, леденеет

                      Ещё не прочитанный страх,

Который остался забытою книжкою в школе.

 

 

***

 

Ничего не изменилось,

Только время растворилось,

              И теперь течёт во мне.

Только кровь моя сгустилась,

Только крылья заострились

               Меж лопаток на спине,

И лечу я, как во сне.

               Как цыганка нагадала:

Всё, что будет – будет мало.

               Быть мне нищим и святым.

Где-то в сумраке вокзала

               Мне дорогу указала.

Оглянулся – только дым.

Где огонь был – всё дымится.

Крыльев нет. Но есть страница,

Вся в слезах. Или мечтах.

На странице чьи-то лица.

                  Небо, дым,

                  А в небе птицы,

Лица с песней на устах.

Ветер временем играет.

                 Ветер кровь

                 Мою смущает

                 Наяву или во сне.

Мальчик с узкими плечами,

                 Парень с хмурыми очами –

Я не в вас. Но вы во мне.

                  Мы с лопаткой на ремне

                  Маршируем на ученье,

Всё слышнее наше пенье.

                   Мы шагаем и поём.

О красавице-дивчине,

                   О судьбе и о калине,

И о времени своём. 

 

 

***

 

Всё своё – лишь в себе, в себе,

И хорошее, и плохое.

В этой жизни, подобной борьбе,

Знаю точно, чего я стою.

 

Знаю точно, что всё пройдёт.

Всё пройдёт и начнётся снова.

И в душе моей битый лёд –

Лишь живительной влаги основа.

 

 

***

 

Увидь меня летящим,

                                   но только не в аду.

Увидь меня летящим

                                   в том городском саду,

Где нету карусели, где только тьма и свет…

Увидь меня летящим

Там, где полётов нет.

 

 

***

 

И, в самом деле, всё могло быть хуже. –

Мы живы, невзирая на эпоху.

И даже голубь, словно ангел, кружит,

Как будто подтверждая: «Всё – не плохо».

 

Хотя судьба ведёт свой счёт потерям,

Где голубь предстаёт воздушным змеем…

В то, что могло быть хуже – твёрдо верю.

А в лучшее мне верится труднее.

 

 

***

 

На окраинах воздух свежей,

На окраинах дышится легче.

Там «Ещё», позабыв про «Уже»,

Беззаботно шагает навстречу

 

Дню и ночи, не думая впрок,

Кто удачливей – принц или нищий?

Тот – не близок, а тот – не далёк...

Ну, а воздух – действительно чище.

 

 

***

 

Мне все ещё как будто невдомёк,

Мне кажется, что я не понимаю…

Стучит будильник,

                        но молчит звонок,

Звучит симфония,

                        не первая – седьмая.

Какой сумбур!

                        Какая благодать!

И первый день похож на день последний.

О чём там говорить,

                                   о чём молчать,

Когда уже ломают дверь

                                     в передней

 

 

***

 

Было и прошло. Но не бесследно.

Память, словно первая любовь,

Избирательно немилосердна,

Окунаясь в детство вновь и вновь,

 

Падая в случайные мгновенья,

Где добром отсверкивает зло…

Счастьем было просто ощущенье,

Что осталось больше, чем прошло.

 

 

***

 

Не хочется спешить, куда-то торопиться,

А просто – жить и жить, и чтоб родные лица

Не ведали тоски, завистливой печали,

Чтоб не в конце строки рука была –

                                    В начале…

 

Художник: Николай Беляев

   
   
Нравится
   
Омилия — Международный клуб православных литераторов