– Котам нельзя! С котами нельзя! Брысь! Слезай, а то милицию позову!

Михаил Булгаков

 

Память, как оказалось, не подводит. Особенно, если навечно срослась она, в одной сцепке, с пережитой реальностью. Это – когда постигаешь суть происходящего ценой собственных наблюдений и размышлений. Лживыми они не бывают: душа надёжно открыта к постижению непрерывно льющихся перед глазами живописно-картинных потоков достоверности. Искажать их могут только фальшивые слова. Которыми, по собственной инициативе и для куража, можно разбавлять скупую строгость исторической хроники. Щедро подливая в неё, для смазки, ещё и маслица раскалённого. То бишь, собственного тщеславия. Чтобы, под невидимо тикающий метроном – в секундах Донбасской человеческой трагедии, или продолжающего быть народного бедствия – ещё больше резвилось-буйствовало воображение. Ведущее к осознанию: кому – война. Кому – и мать родная.

Но, несмотря на это, свидетельством многих, её, историю, лицезрящих, сохраняются подтверждённые строгой ясностью фактов события. Воссоздающие, как итог, реальные картины жизни.

 

Значительно ускорилось теперь их чередование – ежедневные, в любое время суток – обстрелы Донбасских окраин. Человеческие – не скрупулёзно исчисляемые, здесь – тоже своя подноготная, – смерти. Всё более ускоряющееся сползание гОлодно-нищей гражданской оседлости в глубокие погребальные, всё никак не преданные успокоению, впечатляюще страшные руины предыдущего столетия. Химерой издевательской насмешки ползущая по насильственно впечатанным в повсеместно и безжалостно перекалеченную Донбасскую быль развалинам уже забытая мирная жизнь. Когда-то было здесь много её. А теперь – нет. Нисколько нет. Как будто сдулся перегретый, наполненный беспокойной бытностью шар мифического памятства. И в местных многолетних кровавых погромах, азартно творимых циркачами-беспредельщиками, зародилась-выродилась кощунственная заземлённая бытовуха: один тупой, бесцветный световой день – за несколько бездарно, по инерции прожитых. Одно к другому – всё равно: хрен редьки не слаще. Да не истощилось желание всё это осознать. В хаосе смазанных приевшейся Донбасской рутиной звуков, в играющей неподалёку заводной табакерке. Заливающейся, никакой тебе радости, механическими соловьиными трелями: ах, мой милый Августин, Августин, Августин… Крипте, крипте – бумпс… Нудятина заводная, осточертевшая.

И почувствовалось, как усиленно ускоренная шоковая терапия смуты, осевшая кругом слоем горькой бесцельности-неопределённости, иссушила предел долго сдерживаемой терпимости. И прорвала, неплохая, однако, примета, шлюзы спокойствия. Приличествующего высокому слогу.

В исписанном дерзкими словами откровений Донбасском вестнике, под названием – ПОЧЕМУ?

 

И что же терзаться ответом на этот вопрос, наигранно болтая. Вроде бы как – ни о чём, если завис он размытыми своими формами в воздухе. И смысла в этом, может, и много.

Да ответ, как эх-дубинушка-ухнем-шандарахнем, всё к одному сводится: не пролетают над Донбассом журавли. А воронья – и своего полным-полно. Чернится оно, чёрно-саженное крылатое племя, и в воздухе, и на земле густыми стаями. Пока мелкота птичья мелкими пролётками среди них проворно копошится. Так все пернатые уживаются друг с другом.

У людей – по-другому, по-звериному. И, уж совсем остервенело, по-волчьи, – когда война. И когда драгоценное лучшее – зарождается в историческом моменте. И истории же – противостоит. На такой золотой середине история и выбирает своих героев.

 

Прилепин времён Донбасского противостояния – никак не один из них. В доступном каждому эфире гласности расписался он в этом сознательно-добровольно, признав на обложке своей недавней книги Донбасские трагические события фантасмагорией. То есть, бредовыми видениями, по переводу с французского.

Прожевалось мозгами по инерции, когда этот гротеск-сумбур-хаос в своём углублённом значении прочитался-услышался. И тут же с омерзением, привычка простонародная, сплюнулся на землю.

Так, есть мы тут, вообще-то, Донецкие-Донбассовские, или нас – НЕТ? В этом его послании-фантасмагории миру. Или привиделись мы ему тенями. Мерцающими, даже в сиянии солнечного света, своими эфемерными подобиями. В воздухе, отяжелевшем от запаха прогорклого пороха.

Или это и неважно вовсе. Если давно накрыло нас всех здесь шквалом нагромождения призрачных явлений. И, если, в таком авторском откровении, надменно-лукавом, порезвившегося здесь, в степи Донецкой от души, помаячившим по степи Донецкой на хорошем расстоянии от денно и нощно стреляющего достаточно прицельно-точно оружия противника – намного важнее есть парящая над иллюзорно призрачным краем фигура самого летописца фантасмагорических событий.

Так и не заметившего, как Щасливы мы все здесь. Куда же деваться?

 

А до этого уже было – неприятие, порядочно взбесившееся. После слов его же – был, наверное, в ударе – в интервью Алексею Пивоварову, как много людей он здесь убил-перебил-убивал:

«Все желающие посадить меня в Гаагу – все ******** [потерпят неудачу]» – З. Прилепин.

То есть, не страдает автор безрадостной тоской. Странным образом умудряясь сочетать свои немногочисленные Донбасские дневные расстрельные растяжки с ударами себя в грудь – ДА БЫЛ Я ЗДЕСЬ! БЫЛ!!! в благостно-шушерной позолоте своего выставленного на всеобщее обозрение светско-буржуйского, с охоткой пригубленного Донбасского бытия. Как будто, отражения потусторонней кровавой человеческой трагедии. Были-небыли...

Что есть, по сути: ну, пофотографировался, улыбаясь, на фоне множество раз обстрелянных, зияющих чёрными оконными глазницами Донбасских пятиэтажек – так там, в тех недобитых каменных норах и люди ещё живут. Ну, постоловался в столице, – по случаю и между «несчитанными» убийствами, – с Моникой Белуччи. Покуролесил на яхте с заморским приятелем. Покрасовался перед породистой лошадью, с гарцующим вместе с ней, сидящим на ней батей. Знакомо-насмешливо поудивлялся. Душевно-приятно поулыбался, реагируя, как плебеи-аборигены его здесь охапками, челюсти широко свои разевая, узнают.

 

А почему бы и нет? Распиарился-растрезвонился о себе сам – выше крыше, с понятным умыслом сюда прибыв. С брезгливостью по прибытию наблюдая, как голодающий плебс, – кишки слюнявым кипятком в прилипших к спинам животах бурлят, – захлёбывается едой за его, барский счёт. Банкноты из рук, по его же приватным воспоминаниям, веером сыпались. В провинциальном ресторане.

Да Донецку, цепями кровавого братоубийства прикованного к своему судьбоносному року, как понимается, никогда и не стать пупом столичной убойной цивилизации. Как ни корячьтесь, ни прогибайтесь здесь, перед надменными очами заезжих ораторов-философов, местные приседалы. Именно такими они вас всех и видят. Холопами провинциальными.

 

А им, самим, временщикам-бомбилам-консультантам, не галимо-отстойно обрядиться в камуфляжные, с иголочки формы. И потоптать землю Донбасскую дебелыми колонизаторскими сапогами. Да, если ещё скрючиться, пальчиками-мизинчиками – на спусковом крючке, полагая, что уж этим да ещё со своей славянской чувственностью, да и приобщиться можно самим к Донбасскому братству фронтовиков.

Об одном из них, с животом, наполовину опорожнённым и заново, без части внутренностей хирургами перекроенным, уже говорила. Ну не может он, парень тот, доказать факт своего ранения – свидетелей не осталось. Все пацаны из той роты полусовершеннолетних новобранцев погибли на передке. А ему, пожизненному калеке, выполнявшему боевые задачи, свезло: выжил. Но – обезличенным инвалидом. Без почестей за смелость. И без средств на существование.

Мне это не привиделось. Видением на Донецких руинах. Лично довелось с тем парнем встретиться. У пруда. В котором он ловил рыбу. До того, как воду в том пруде перетравили неизвестные. Неизвестными ядовитыми сбросами.

 

ДНИ СКОРБИ. ДНЕВНИК 1914-1915 гг. Журнал Нева. Санкт-Петербург. 2001

Записи русского искусствоведа Николая Николаевича Врангеля, прапраправнука «арапа Петра Великого» Абрама Петровича Ганнибала, младшего брата «чёрного барона» генерала П.Н. Врангеля, из времён Первой мировой войны. Когда он лично активно участвовал в деятельности Российского Общества Красного Креста. Как отмечалось позднее, подробные заметки помогают в получении информации о многих известных личностях тех трагических лет.

«16 октября, 1914 года. На станции мне попался знакомый – князь Никита Трубецкой – адъютант Великого Князя Николая Михайловича. Сейчас же я пошёл к Великому Князю, которого застал в грязном и неприветливом походном вагоне, где он и живёт. Николай Михайлович сидел в белом (или, правильнее, некогда белом) засаленном и потёртом фланелевом летнем костюме, который он носит по утрам уже лет пять.

Грязные окурки и неубранный вагон напоминали скорее жильё Плюшкина, чем кабинет высочайшей особы. Я был очень рад встрече с Великим Князем, которого искренне люблю за его ум и оригинальный, независимый характер. Николай Михайлович состоит ныне при генерале Иванове и постоянно переезжает с места на место. Он вытащил мне из ящика своего стола 4 тетради записок, которые он ведёт с начала войны, записки, которые, несомненно, будут крайне любопытны. Великий Князь пишет еженедельно императрице Марии Фёдоровне, и я многое бы дал, чтобы дожить до дня, когда будут опубликованы эти едкие и умные письма такого близкого и вдумчивого свидетеля происходящих событий».

 

Понятно, что год 2014 – не есть год 1914. Но кровавая трагичность событий из тех, разделённых столетием годов, не терпит легкомысленного скоморошничества. И панибратского к ним отношения. Слишком ничтожен и мизерно мал любой человек перед испытанием фатальным роком.

Но жизнь, словами Максима Горького, вся насквозь – великое дело незаметно маленьких людей. Сострадающих, сомневающихся, терпящих, надеющихся. На что?

 

«Что бы там ни говорили, я управлял боевым подразделением, которое убивало людей в больших количествах. И я не знаю, как с этим мне потом разбираться»… Строчками Захара, «социально чувствительного», по словам Виктора Ерофеева, понимающего глубины писательских душ. «Никто, ни один полевой командир не имел столько результатов, сколько я! Я не хочу об этом говорить даже». – И продолжил  «благой вестью», по Виктору Ерофееву, от Захара: «И, ещё более раскрываясь, душевно, так сказать, трепетно»: «Просто по показателям… редко кто мог сравниться с моим батальоном. Просто то, что мы делали, полный голимый беспредел, что мы вытворяли. И меня это особенно смешит в силу наездов на меня, что я якобы фейковый полевой командир… Все эти документы всплывут однажды, однажды все прочитают эти документы, и все узнают, на каких направлениях сколько погибло больше всего людей. И там стоял мой батальон, прикинь?»

 

И стреляла, вот те крест! стреляла пушка-одиночка в степи Донецкой. И сам «великий» Захар рядом с ней стоял, на переднем плане. По-Ленински, пророчески всматриваясь в даль далёкую. Которую так и не показали на том видеоролике, представлявшего упавшую с неба новую «звезду» Донбасса, на восходе новой летописи края. Но безбашенность обстрела непонятной цели, святой земли прахов моих предков, сопровождалась механически чётким поднятием руки нового Донбасского «кормчего»: рука его кверху – Выстрел! Секунды для перезарядки орудия. И опять: рука кверху – выстрел! Но дальше!!! Вместо привычной и хорошо распознаваемой, на слух, обратки, то есть, ответных выстрелов, со стороны растревоженной цели – тишина.

Как комбинация из трёх пальцев, как кукиш с маслом. Да рассудачил, в сто горл, степной «рулевой», как не для славы своей, огромно-русской, и не на камеру, подзабыл, курилка? работал. То есть, захотелось так, убивал.

А видеоролик всё же, по намеренному умыслу, сварганил. Вот так и «побывал», родные вислоухие, на Донбассе не состоявшийся Дон Кихот Ламанчский. Ещё и советником подрабатывал. У бати. Да не удосужился вникнуть в глубину исконно Донбасского исторического момента.

 

О нём с особым провидческим беспокойством высказался десятки лет назад Иосиф Виссарионович Сталин:

«Нет, мы правильно поступаем, что так сурово караем националистов всех мастей и расцветок. Они – лучшие помощники наших врагов и злейшие враги собственных народов.

Ведь заветная мечта националистов – раздробить Советский Союз на отдельные “национальные” государства, и тогда он станет лёгкой добычей врагов. Народы же, населяющие Советский Союз, в своём большинстве будут физически истреблены, оставшаяся же часть превратится в бессловесных и жалких рабов завоевателей.

Не случайно, презренные предатели украинского народа – лидеры украинских националистов, все эти мельники, коновальцы, бандеры – уже получили задание от немецкой разведки разжигать среди украинцев, которые те же русские, ненависть к русским и добиваться отделения Украины от Советского Союза. Всё та же старая песня древних времён ещё с периода существования Римской империи: разделяй и властвуй.

Особенно преуспели в деле разжигания национальной розни и натравливании одних народов на другие англичане. Благодаря такой тактике, подкупая жалких и продажных вождей разных народов, капиталистическая островная Англия – первая фабрика мира, ничтожно маленькая по своим размерам – сумела захватить огромные территории, поработить и ограбить многие народы мира, создать “Великую” Британскую империю, в которой, как хвастливо заявляют англичане, никогда не заходит Солнце.

С нами этот номер, пока мы живы, не пройдёт. Так что напрасно гитлеровские дурачки именуют Советский Союз «карточным домиком», который якобы развалится при первом серьёзном испытании, рассчитывают на непрочность дружбы народов, населяющих сегодня нашу страну, надеются поссорить их друг с другом. В случае нападения Германии на Советский Союз люди разных национальностей, населяющие нашу страну, будут защищать её, не жалея жизни, как свою горячо любимую Родину.

Однако недооценивать националистов не следует. Если разрешить им безнаказанно действовать, они принесут немало бед. Вот почему их надо держать в железной узде, не давать им подкапываться под единство Советского Союза».

И.В. Сталин. Полное собрание сочинений. Т. 15, «Беседа с А.С. Яковлевым 26 марта 1941 года.

 

Ну и что же сказать на это? Всё сбылось, слово в слово. Но сбылось трагической обречённостью неизбежного насмехательства над своим прошлым. Рассыпалось оно, глубоко мною почитаемый Иосиф Виссарионович. Как карточный домик. Развалилось, не руками Гитлера, уже никак не приходящее к единому знаменателю Донбасское безрадостное настоящее. Развеялось своими же руками. В махровой, как плешь необразованности. В обыкновенной невежественной дурости. Затмило солнечный свет прахом параноического ненавистничества к своему прошлому.

Сублимация патриотизма? Сойдёт. Для шаловливых. Развращённых кипящими вокруг пороками мозгов.

Но. Куда переться, двигаться дальше? С таким ментальным наследием, в будущее?

Омерзительно вспоминать загримированные под Ленина и Сталина рожи. Дефилировавшие по Красной площади в Москве на стыке столетий. Зазывавшие обалдевших прохожих, очумевших – от доступности общения с лицедействующими «вождями», пофотографироваться с ними. За бабло. Немалое. Как и положено, когда раскручиваются новые коммерческие бренды. Как же ещё могло быть иначе, с умело-ловко втюханным в сознание – глумись над собой от души, Россия! в плюралистическом перестроечном моменте? Когда валилась с ног своих, перебитых, этими плюралистическими лжеучениями, разрушенная страна. Когда украденные-перекраденные всехмастным жульём у государства и требовавшие своей незамедлительной легализации деньги исчислялись раздутыми до неприличия килограммами.

Когда назрела острейшая необходимость втирания в поголовные мозги идеи оболванивающей на корню «гласной демократии», – каким недальновидно недоученным и бездушно жестоким был Ленин. И Сталин – туда же. При этом задвигАлись в мерзкий пылятник истории их писательские труды. Дававшие ответы на все возможные вопросы. В деле развития общества. На тот исторически важный момент. В обложенной унижением, со всех сторон света, стране. Выглядевшей как загнанная новыми шустриками, ребятами-демократами, в гонке за баблом, издыхающая от нехватки воздуха истины, ПРАВДА.

А вообрази-ка, думающий читатель, почему люди Великого Китая не опустились до подобного дикарства: позволить выставиться на посмешище на площади Тяньаньмэнь в Пекине загримированному под Мао Цзэдуна, обнаглевшему паяцу-актёришке. Учитывая густонаселённость страны – десятки паяцев-близнецов. Чтобы, по-идиотски хихикая, желающие могли сфотографироваться с ними.

Удивляет, с какой готовностью цитируются в диалогах, для поднятия своей самооценки, восточные пословицы. Одна из них, с горьким напоминанием обманутому большинству, гласит: счастье следующего века строится в этот день.

Сколько же их, дней таких великих, люд честной!, профукали?

Вопреки мудрости китайской жизни.По-российски? Что-то сварганили. Опорочили имя Сталина, поглумились над памятью Ленина. Это, что, новым достижением, что ли, стало?

 

Словами Прилепина: Ленин – новый бренд. Наряду, особенно отмечается, с Толстым, Достоевским и Гагариным. Покурлыкал попутно о чём-то, для связки. И остановился «интересным голосом из России» – на Ленине. И, что? Прожевали? Не подавились новой, именной жвачкой, отдающей обыкновенной паршивостью. Из уст магистра советнических всяческих наук. И по теме: Народу. От Прилепина: Ленин – бренд.

То есть, и он теперь – на продажу? Как ширпотребный разводняк в обществе отупевших дикарей. С размахом принимающих на заблудшие души перебродившие бодягой грехопадений постулаты первобытной дикости. В обществе, все беды которого уже по-настоящему не начинаются. Они профукали момент начала… закономерно жестоко продолжаются. В простуде. Всё – элементарно просто.

 

А, по Прилепину, случилось так, ослеплённому-окрылённому щегольским самолюбием, вся жизнь его – бабло. Отправившись на Донбасс, как же медные трубы гласности да горшки на черепки побитые, во славу нового «мессии», об этом громко, по-Российски! протрубили!!!, он его, баблище, посетовал громко сам «пророк», типа, потом потерял.

А даром, что ли, вскочил в последний вагон Донбасского литерного, на всей скорости бежавшего по рельсам патриотической стихийности в своё грядущее? Да выскочил из него, из забуксовавшего бездушного бедолаги, залётный селезень. Надоело мотаться туда-сюда скоморошному попутчику новой революции. В степи Донецкой. Разонравилась она ему однажды, в момент. Приелись Донбасские наши рассветы и закаты. Перестало всё это нравиться консультанту по преодолению-созданию всяческих проблем. Неинтересно, брезгливо-пресно в степи жить стало. Да и Бог с ней. Пусть она себе, революция та, клятая, продолжается.

Но жгло. Запомнилось: прискучило же степью тоскливой тешиться. В театр Доронинский – пора! Вот там – жизнь! Самое время туда податься. Как-никак – возвращение к истокам. Типа, к творческим.

Скажите, а разве можно, обухом по головам! хотя бы на мгновение отделить Великую Татьяну Доронину от Московского Художественного академического театра имени Максима Горького? Который есть её Земное дыхание и вечный смысл её Земной жизни. И с которым связана она пуповиной своего кровного с ним родства. Неразрывно и навечно. Кровью своей, очищенной, с театром своим сроднившаяся. После обряда посвящения себя, со всеми своими благими мыслями и целями, в вечные послушницы Божественной Мельпомены. Или оскорбление, – время доказало, – человеческого достоинства высочайшей пробы стало теперь в России нормой?

В годину насаждаемого беспамятства осквернён Рукотворный Храм её, Доронинской, Души… Поглумились новые хозяева театра исподтишка над состарившейся Совестью ушедшей Эпохи. Поглумились над памятью страны огромной. Да она всё равно остаётся. Если даже время и уходит.

Или топчется на месте? Проклятием липкой, как ядовитая паутина, бездуховности опутывая-оскверняя театральные подмостки.

«Как бы кто-то ни ругал СССР, и в то время можно было жить, творить, было настоящее искусство. Сейчас – тоже есть разное»,– заявил латвийский композитор Раймонд Паулс. И рассказал о спектакле, где полтора часа по сцене бегают голые люди, и который, по словам маэстро, латыши отсидели, но не поняли – зачем?

И продолжил:«Нормально жили. Ничего проклятого сказать не могу. Жили, творили, играли, выпивали – всякое было. Но было творчество и искусство. Настоящее».А сейчас? – спрашиваю.«И сейчас, – говорит, – тоже есть разное. Вон, например, к нам привезли спектакль, запрещённый в России»(я, как автор этой статьи, не называю, сознательно имени того «творца-новатора», прославившегося ещё и судебными разборками на предмет распиливания с подставными фирмами-помойками крупной суммы денег – миллионы! выделенных для продвижения по стране театрального искусства)…

И что? – спрашиваю.«И ничего, – отвечает сам себе Раймонд Паулс. – Полтора часа на сцене бегают голые мужчины и женщины. Полтора часа. М-да».Он вздыхает и опускает голову:«Голые. Полтора часа. Латыши просидели весь спектакль. И не поняли – зачем».Он опять вздыхает и повторяет, покачав головой:«Полтора часа», – рассказал о своих впечатлениях, о новаторстве в театральном искусстве Раймонд Паулс.

Ранее Паулс заявлял, что не из тех, кто будет «красить чёрной краской» советскую эпоху. Он называл глупостью закрытие границ, когда сложно было выехать за рубеж, однако музыка, обучение в России было на высшем уровне, в том числе в консерваториях, в Москве и Ленинграде, где работали педагоги мирового класса. И нынешнее время нельзя превозносить по сравнению с советским прошлым, считает Паулс.

«Конечно, всё продумано. А вот мы воевали без камер, нам этот пиар не нужен».

 

«Ну, и как с такими изворотливыми разговаривать?», – скажет после, потом, самоназначенный политрук. Бомбила-консультант, по совместительству, какого-то мифически-мутного батальона-призрака.

Самоликвидировавшегося внезапно. Когда «командир», он же – политрук, он же – политолог, он же – советник, он же – и… как там его, ещё? хлестаковщина какая-то убогая, сделал из Донбасса ноги. Да был тут, настаивает! Несколько лет был, типа, воевал. Да проблемы Донбасские, военно-полевые, уже седьмой год, как мозги здесь всем огнём неразрешённости палят.

Н-да. Вполне – в духе сказочных героев, которые всегда идут в обход. Ещё Роллан Быков ласково-нравоучительно пропел эти строчки. Для доверчивых детишек: «нормальные герои всегда идут в обход».

 

И объявляются они потом, перед всевидящими софитами, босиком, чуть ли не в нижнем белье-неглиже, не в силах приструнить словесный поток своих излияний. Широко-размашисто, словесно-задиристо тесня словесами нервными ряды истинных русских писателей-поэтов. Принимавших, в разные годы прошедшего времени, участие в реальных боевых действиях. Но размышляли-вспоминали они об этом впоследствии трезво-осмысленно. Без проявления душившего их нутро болезненного психоза. Как изюминищи их персональных исключительностей. Перед которыми мир должен был затаить своё дыхание. Вот тебе и опа! Европа с Америкой, изгрызающие сами себя от такой лютой зависти.

Да забывают: хрень это собачья – возвышаться над самими собой. Пьянеть своим напрасным величием.

 

Войной люди проверяются. Но – наблюдениями за ними. Со стороны.

 

Так и выходит, перегиб и парадокс – по Высоцкому, с «духовными» мантрами возомнившего себя Российским Наполеоном. О многих лицах-головах: классик русской литературы? журналист? Майор – а присягу кому давал? Ну, что консультант-советник, так сам же туда стремился. Да, что насоветовал?

Если, редко какая семья сегодня на Донбассе не разделена физически на части кровавым переделом.

Так и живут они. Старики, увядающие во мраке безрадостной старости, – в Донецке. Кочующие по съёмным квартирам дети – в Киеве. И, если проблема братоубийственно-кровавой Донбасской резни решается, по Прилепину, легко – выкатил в поле пушку и пострелял-побухал в неизвестном направлении, да побил себя в грудь – убил!, убивал же я!!! – тогда никак эта проблема по-человечески здесь и не решается.

А быть смелым – не означает навешивание ярлыков на людей, изменивших ход истории. И признанных всем человечеством людьми выдающимися.

 

Говорить о таких, как Ленин, да и нет ему в мире равных, нет таких!!! – говорить о Ленине – надо. И делать это надо, хорошо подумав. Чтобы озаботиться присутствием в своих словах одной и единственной истины. Не истины, как заявки на создание нового бренда. А истины, как достояния исторической правды. Для грядущих поколений людства.

 

Мне абсолютно и безоговорочно понятно сегодня, почему моё открытое письмо к Прилепину от 7 марта 2017 года так и осталось сиротливо-униженно болтаться в интернете, без ответа.

Просила «общественника», на корпоративно-общественных началах потусовавшемся зачётно на Донбассе, о малом: передать мою книгу родным и близким погибших на Донбассе, в первые дни Донбасского пекла, журналистов – Андрея Стенина, Антона Волошина, Анатолия Кляна, Игоря Корнелюка. Книгу о первых днях тех трагических событий. Участниками и свидетелями которых были эти ребята, воины слова и дела. А книга, слова благодарной людской памяти, на Руси – всегда много значила. И поддержала бы семьи погибших героев посланием благодарности от людей, принявших гибель их родных и близких, как утрату, невосполнимую. Как горе – личное.

 

«Меня удивляет. Меня денно и нощно мучает изжога души: почему так лихо консолидируется зло. И почему так долог путь добрых намерений к свету… Те двери, в которые я настойчиво и громко стучалась, считаю, были просто не теми дверьми. Но слова человеческой благодарности должны же быть когда-то сказаны. Что, как ни книга, есть они. Способная облегчить не облегчимое, на самом деле, никакими средствами сиротство родителей от своих детей. Трагически и вопиюще преждевременное. И сиротство детей – от погибших отцов. Пусть, ненадолго и временами, но книга в руках со словами благодарственной памяти – это есть необходимый метущемуся сознанию ментальный наркоз, помогающий переживать боль несправедливой потери своих близких. Понятно, что она никогда не затихнет. Но, вне сомнения, хотя бы ненадолго притупится пониманием всего происходящего на Донбассе. И тем, что люди здесь, загнанные адом в свои 104 круга, помнят тех, кто разделили с ними свои судьбы. Ценой своих жизней. Имевших место быть и оставивших такой глубокий след на планете Земля». (Строчки из моего открытого письма Прилепину. 7 марта, 2017года. Присутствует и в издании ABSOLUT TV).

 

Много преступлений совершено на Донбассе к этому дню. Но самое страшное – остервенившееся бездушие. Из него – проистекают все последующие. Оно – паршивый попутчик в движении души к совершенству. ДушИ, для которой важно не собственное возвеличивание. А познание душ других, людских. Никогда – себе подобных.

 

«Жорес Алфёров, без злопыхательского преуменьшения-преувеличения, выдающийся Российский физик, лауреат Ленинской премии, Нобелевский лауреат, рассказал поучительную историю.

Его старший брат, Маркс, погиб во время Второй мировой войны. Отдавая ему дань памяти, Жорес Иванович приехал с товарищем в село, где находится братская могила погибших Советских воинов. Прочитав имя брата на постаменте, Жорес Алфёров опустился перед памятником на колени, склонив в скорбном молчании голову… Рядом преклонил свои колени его друг.

Кто вы такие, спросил мужчин житель села, проезжавший на велосипеде мимо. И когда он узнал, что один из них был братом погибшего героя, то незамедлительно созвал односельчан. А дальше – был организован вечер памяти погибших героев. Такой была благодарность односельчан тем, кто так и остался на века лежать в земле, которую герои отстояли ценой своих жизней…» (Строчки из того же, моего открытого письма).

 

На этом и стоит Россия. Русские своих – НЕ БРОСАЮТ!

Не надо только лапать эти великие и гордые слова грязным двоемыслием. Потому что, всё равно: люди – это их поступки.

 

В послесловии к 150-летия вождя, Владимира Ульянова-Ленина, и празднования 75-летия Великой Победы:

 

«Необычность и святость дня вчерашнего – нетленность памяти. Печальная праздничность этого, уже прошедшего времени, будет очень долго помниться. И тихим молчанием, когда выпили боевые сто грамм с друзьями за жизни людей, погибших в той страшной, Великой Отечественной войне. И лихорадочным волнением, когда говорили о том, как попирается сегодня память этих людей-страдальцев. И, как мракобесие пытается стушевать мужественное геройство отчаянных и поглумиться над жестокостью испытаний, выпавших на долю тех, кто оказались в том, ограниченном роком времени. Расстрелянном боевыми расчётами, насквозь окровавившемся взрывами тонн, сброшенных с военных самолётов бомб.

Считаю, оно, то время – не имеет своего завершения. Сегодняшний Донбасс – непозволительно раззадоренное зло, которое разрасталось ускоренно быстро, у всех на глазах, – Донбасским жутким продолжением страдает. И никто, от кого зависело придушить эту возрождавшуюся гадину в зародыше, ничего не сделали. Ни по долгу совести, ни по долгу службы».  Уже довелось это сказать.

 

P.S. Фотография, сопровождающая статью, – фрагмент интервью Прилепина журналисту Алексею Пивоварову. Без труда выужена она на доступных каждому просторах интернета. Как и само интервью. Вместе с другими громко-гласными заявлениями писателя, консультанта-советника и т.д.

И, по сути. Шесть лет терзалась оторопью в поисках возможности – тысячи обращений!!! – передать свою книгу родственникам погибших на Донбассе журналистов.

Стерпелось. Значит, не к тем обращалась.

Забылось, мудрость ВОСТОКА, человек тщеславный прикрывается правдой. Вред от него неприметен. И глубок.

А Россия терпит, терзается вековыми покаянными муками. В постижении вечно недосягаемой ПРАВДЫ бытия.

Как поистаскалось в веках это велико-могучее слово, однако.

И, как наблюдается, никуда ей, Россиюшке горемычной, от этого не уйти. Не избавиться от этого своего вечного креста послушания – терпеть на своём горбу оплёванные огрызки личностно-коллективной совестливой потуги. Забитой до безобразия.

Разве что, придумывать новые бренды?

Ещё один, как говорится, пошёл.

© Vinchi Group - создание сайтов 1998-2024
Илья - оформление и программирование