Стрела Актеона

1

3047 просмотров, кто смотрел, кто голосовал

ЖУРНАЛ: № 136 (август 2020)

РУБРИКА: Проза

АВТОР: Жданов Александр Борисович

 
волк.jpg

1

 

И снова лютый холод пронзил сердце Фёдора. Холод прутом входил в сердце и убегал по хребту вниз. Это случалось, когда ночами слышался волчий вой. И от понимания этого ещё больше страдал Фёдор. Ведь были годы, когда ночная песня серого звучала призывно, поднимала в душе Фёдора, потомственного охотника, решимость и даже отвагу, и не терпелось тогда Фёдору схватить ружьё и двинуть в ночь, в неизвестность, на схватку. Но мальчишеский задор Фёдор гасил, подаваться такому порыву Фёдору было не солидно.

Охота была для Фёдора не забавой, не пьянкой с друзьями в лесу в конце недели – работой была охота. Служил Фёдор штатным охотником в заготконторе. В основном он по пушному зверю работал. Работа тонкая, ювелирная, можно сказать, требующая точного глаза, твёрдой руки, выдержки – какая уж тут пьянка?! Но пушнина пушниной, а, когда собирали облаву на серых, Фёдор не отказывался.

Да и могла ли быть у него другая профессия? Охотником был его дед, охотником – отец, и сам Федя приобщился с раннего детства. Сначала только смотрел, как отец чистит ружьё, набивает и закатывает патроны, потом напросился к отцу в помощники. Отец поручил ему закатывать специальной машинкой набитые гильзы. С первого раза у Феди получилось хорошо, и отец похвалил. А потом впредь готовить патроны стало Фединой обязанностью. Потом уж на охоту с отцом ходить стал, зайчиков добывал легко. И волка своего первого добыл подростком. Ну, как добыл? Отец, конечно, выследил, удобное место выбрал, дал сыну в руки ружьё – целься! Даже встал рядом так, чтобы, случись при выстреле сильная отдача, удержать мальчонку. Федька прицелился и выстрелил. Попал сразу и точно – зверь подлетел, перевернулся в воздухе и рухнул в снег. Впервые тогда отец посмотрел на сына не снисходительно, а с уважением. И отметил про себя: при деле будет парень, всегда с куском хлеба. Словом, как ни гляди вглубь времён, Волковы всегда охотниками были.

Друзья поначалу пытались по этому поводу пошутить: что это, мол, ты Волков, а волков бьёшь? Нехорошо, не по-родственному получается. Фёдор отшучиваться не стал, до перепалки не снизошёл, но так глянул и так презрительно сплюнул, что запал у шутников мигом иссяк и впредь шутить они не пытались.

Всё это было когда-то. А сейчас вот уж в который раз волчий вой не охотничий азарт поднимает в душе, а опускает на неё тоску, а в сердце – холод.

 

Вой не стихал. Фёдор встал со скамьи, прошёлся вдоль окна, погладил висевшее на стене ружьё, поглядел на склонившегося над уроками сына Андрея.

Да-а-а, не в них, не в Волковых пошёл малец: охотой не интересуется, в лес ходить хоть и любит, но ходит не так, как сам Фёдор и другие мужики. В лесу Андрюха, то подолгу слушал стук дятлов, стрёкот сорок, а то прислонялся спиной к стволу старого дерева, задирал голову и смотрел в небо. Как чужой, не родной, прости Господи!

А ещё Андрюшка книжки любит. Часами сидит, читает. Раз Фёдор в шутку спросил:

Что ты всё, склонившись, сидишь? Что за истории читаешь? Рассказал бы отцу. Да что там рассказывать, про охоту, небось, и нет ничего?

И посмотрел на сына по-особому: склонив голову и чуть искоса. Так смотрел отец, когда хотел вызвать сына на разговор, мол, покажи, на что способен. А сын серьёзно так сказал:

– Могу и про охоту.

И рассказал. Про вечно-юную богиню Артемиду. Как легко бегает она с луком и колчаном стрел за спиной по лесам и полям, как стреляет без промаха, как сопровождают её охотничьи собаки и юные нимфы. Но не только смертельные стрелы посылает Артемида, она заботится о лесных жителях и не позволяет бездумно убивать их. А ещё рассказал об отважном охотнике Актеоне. Никто из смертных не мог лучше него выследить зверя, никто не стрелял из лука так метко, как Актеон. Знала Артемида об этом охотнике. Знала и в глубине души, наверное, завидовала, не хотела, чтобы кто-нибудь сравнялся с ней в искусстве охоты.

Однажды охотился Актеон вместе со своими друзьями. Жаркий был день, устали охотники и укрылись в тени леса. Актеон отошёл дальше и вдруг… Лучше бы не отходил он от друзей! Сквозь листву и ветви увидел Актеон источник, а в нём Артемиду. Сняв одежду, она купалась жарким днём. Артемида обернулась, и их взгляды встретились. Сильно прогневалась богиня на Актеона за то, что увидел он её нагой, и тут же превратила охотника в стройного оленя. В ужасе бросился он в чащу. Но ту его увидели собаки. Его, Актеона собаки. Они бросились за оленем и загрызли своего бывшего хозяина.

 

Такую историю рассказал Андрюха отцу, думал посмеётся тот, вспомнит свои школьные годы, школьную программу. А Фёдор нахмурился. Школьную программу он не помнил, и история ему не понравилась. Во-первых, эта – как её? – Артемида, не баба даже – девка, а занялась мужским делом, словно отняла у мужчин их вековое занятие. Потом, понятное дело, что завидовала она хорошему охотнику, тут к бабке не ходи. Завидовала, потому и погубила. А то, что нагишом её увидел, так это отговорки только. Особенно же не понравилось Фёдору, что загрызли Актеона свои же собаки. Как же так?! Собака хозяина всегда почует и узнает, в каком бы обличье он ни был. Никак и на собак безумие нагнала. Вредная девка, дура, одним словом.

Нет, не понравилось всё это Фёдору. А коли так, то забыть бы историю, выбросить из головы, как ненужный хлам. Да, глядишь, и забыл бы её Фёдор со временем, кабы не внезапный старикашка.

Появился он невесть откуда, как калика перехожий, и канул, неизвестно куда. Однако мужиков смутить успел. В посёлке все почитай охотники. Даже если не в заготконторе значились, всё равно у каждого в доме ружьишко было. А дедок этот хитро прищурился и спрашивает:

– Значит, говорите, охотники вы все? Зверя промышляете? Душегубы вы! И ты душегуб, – наставил он на Фёдора длинный, сухой, узловатый палец. – Сколько зверья загубил! Гляди – сам зверем станешь. И другие на тебя охотиться будут.

Фёдор от этих слов опешил и впервые не знал, что и ответить. Мужичонка махнул рукой и пошёл, куда глаза глядят. Пустой старикашка, никчёмный, а Фёдору не по себе стало.

С тех пор и муторно на душе у отменного охотника. Вот и ходит Фёдор по дому и поглаживает время от времени ружьё на стене.

 

 

2

 

Когда стемнело, Волк вылез из своего логова. Повёл по сторонам головой, осторожно принюхался – запаха опасности не было. Он вытянул задние лапы, выгнул спину, потянулся. Ещё раз оглядевшись, Волк пошёл. Он давно уже ходил ночами по этому пути.

По небу плыли серые облака, которые в ночи казались белёсыми и были темнее неба. Бегущие облака то прятали за собой луну, то она выныривала вновь. Но эти прятки луны Волка больше не беспокоили, он медленно шёл вперёд. Вот и сосна. Здесь ему надо остановиться, сюда он приходит каждую ночь. Волк встал, обошёл сосну вокруг и стал нюхать снег. Он нюхал снег долго и старательно, словно хотел запомнить то, что неминуемо иссякало и исчезало. Запомнить исчезающий запах своей подруги. Да, наверное, уже и не было никакого запаха, оставалась только память о нём. Но Волк нюхал, нюхал, запоминал. Каждую ночь приходил он сюда, чтобы проделывать это – с того самого дня, когда люди убили его подругу.

Он очень изменился с той поры, этот совсем ещё не старый хищник. Он должен был стать вожаком, но не стал и даже не стремился. Он не только уступил это место более молодому и нахрапистому сородичу, он сделал большее – ушёл из стаи. Он знал, что поступить иначе нельзя. Его печаль сородичи могли счесть за слабость, а слабость лидеру не прощают не только люди.

Теперь Волк был одиноким. Теперь только от него одного зависело, ляжет ли он спать сытым, или брюхо будет сводить от голода. От него одного зависело, вернётся ли он в своё логово, или, получив кусочком свинца удар в голову или сердце, нелепо подпрыгнет и навсегда замрёт на снегу. До сих пор от опасности ему удавалось уйти. Опасность он чувствовал задолго до того, как она обозначалась вдали. Но и при этом Волк был крайне осторожным: нельзя было ему глупо погибнуть. Потому что сейчас его вели только память и месть.

Обнюхав снег, Волк поспешил дальше. Теперь он двигался быстрее, теперь надо было успеть взбежать на холм, с которого хорошо был виден посёлок, до того, когда ветер изменит направление. Волк уселся на холме и завыл. А ветер понёс этот вой к посёлку. Вой долетал до домов, и люди с тревогой крепче запирали овчарни и хлева, спускали с цепей собак, и те бегали по дворам, время от времени подбадривая друг друга лаем, сквозь который предательски пробивался страх.

Люди не знали, что всего этого можно было и не делать, люди не знали, что Волку не нужны были их овцы и телята. Волк не был жалким воришкой, он никогда не забирался в овчарни, не утаскивал добычу из-под носа людей. Пропитание он добывал в честной погоне. И нужен был Волку только человек. Один, определённый человек – тот, что убил его подругу.

Сегодня он особенно устал. Перестав выть, он принюхался и прислушался. Нет, не мог он понять, что происходило в посёлке: ветер относил звуки и запахи прочь от него.

Посидев ещё немного, он коротко завыл напоследок, резко оборвал вой и отправился назад.

 

 

3

 

Не одного только Фёдора тревожил леденящий душу ночной вой. А в последнее время стал вой слышаться яснее, словно ближе к посёлку подошёл хищник. И уже говорили мужики, что видел кто-то волчьи следы близко к домам. Что оставалось делать? Только одно: выследить, обложить зверя и пристрелить. На том и порешили, и Фёдора – кого же ещё? – старшим поставили.

Всё шло как обычно. Каждый из охотников вышел на свой номер, каждый знал, что ему делать. Только у Фёдора на душе было неспокойно. По маленьким, только ему, опытному охотнику, видимым приметам Фёдор чувствовал, что ведёт себя зверь странно для матёрого хищника: вроде и не прячется даже, не опасается охотников, а затеял с ними игру. Многое успел передумать Фёдор прежде, чем увидел жёлтые глаза. Прямо перед ним сидел Волк и, не мигая, глядел прямо на Фёдора. И снова холодный металлический прут пронзил сердце охотника и сковал руки, и ружьё Фёдор не поднимал. И тут он испугался. Коротко испугался, на самый малюсенький миг промелькнул испуг в глазах Фёдора. Волк увидел то, что хотел увидеть. Удовлетворённый, он развернулся и поспешил в чащу. «Как человек, ей Богу», – успел подумать Фёдор.

Через мгновенье он спохватился, вскинул ружьё и выстрелил вслед уходящему зверю, но только сшиб с осины ветку.

– Чёртов старик! – в сердцах бросил Фёдор.

Подоспевшие товарищи обступили его:

– Ты чё это не стрелял?! При чём старик?! Что за старик?!

– Да помните, старикашка такой невзрачный в контору приходил? Калика перехожий. Всё стращал нас. Мол, зверя бьём – сами зверями станем, – Фёдор говорил, будто оправдываясь.

А мужики недоумённо переглянулись:

– Ты чё это, Федь? Приснилось что ли? Не было в конторе никакого старика, приснилось. Или, сознавайся, перепил вчера? Перепил – вот и промахнулся. Сам же всегда говорил: перед охотой ни-ни.

– Не пил я! Не пил! – уверял Фёдор, а потом спросил: – А что, старика на самом деле не было?

Друзья только головами покачали. А кто-то и повертел пальцем у виска.

Вскоре нелепый промах Фёдора стал забываться, да и сам ушедший от расправы хищник перестал досаждать. Уже около месяца не раздирал людские души ночной вой. Словно Волк удовлетворил своё самолюбие, увидел испуг в глазах своего врага – и ушёл восвояси.

Февральские ветры гнали позёмку, сдували снег, заметали слабые следы. И уже ждали уставшие от ветров и морозов люди поворота солнца на лето. Тут и стали пропадать овцы. Раз мужики и свежую кровь на снегу заметили, и следы волчьи, хотя читались следы с трудом.

– Гляди, Фёдор. Твой приятель снова пожаловал, – говорили охотники.

Но Фёдор был уверен: не он это. Другой хищник приходит – молодой, малоопытный. Но мужики разбойника выследили и пристрелили, показали Фёдору. А он, только взглянул на лежавший на земле труп зверя с застывшим на пасти оскалом и бросил коротко:

– Не тот зверь, я говорил.

Тою же ночью снова послышался вой. И на следующий день стали мужики обсуждать, как новую облаву устроить и уж навсегда покончить с бирюком. Фёдор и тут удивил всех.

– Не нужно облаву, – заявил он. – Зверь в посёлок не придёт, вредить не станет. Это он за мной. Стало быть, мне одному на него и идти.

Мужики принялись было его вразумлять: не дело на такого матёрого и хитрого зверя в одиночку идти, но Фёдор отрезал:

– Сказал один, значит, один.

Собрался быстро. С собой взял только ружьё и большой рюкзак.

К вечеру в посёлке забеспокоились: Фёдор не возвращался. Несколько раз подходили охотники к Фёдорову дому, спрашивали через забор у жены и Андрюхи, не объявился ли. Те лишь молча качали головами. Ночью в доме не выключали электричества, чтобы мог возвращающийся домой хозяин видеть свет в окне.

Вернулся Фёдор на следующее утро. Он тяжело ступал, с трудом волоча за собой большой брезентовый плащ, на котором лежал убитый Волк. Опустевший рюкзак жалко свисал за плечами.

– Вот и всё, – только и сказал Фёдор, оставляя добычу у ворот заготконторы, и пошёл домой.

Проспал Фёдор весь день и ночь.

 

 

4

 

А потом Фёдор пропал. Весной

Весну в посёлке ждали. Так ждут обязательное обновление, которое непременно случится несмотря ни на что. Случится, потому что так уж заведено. Но ждали весну как-то нерадостно, словно не желали скорого её прихода. Ведь что такое весна? Снег сойдёт, повсюду на долгое время грязь расползётся. Погода весной неясная, да и зима нет-нет да станет цепляться за последние деньки. А главное – работы весной у охотников почти и нет. Весной зверя бить нельзя, это каждому известно. Весной не только шкурка у зверя негодная, весной сам зверь другой. Словно меняет его кто: зверь не о своей безопасности печётся, а будущим потомством занят. Грех один бить зверя в такое время.

Но в бухгалтерскую ведомость рассуждения такие не впишешь. Ведомость она цифирь любит. Потому-то в конторе весной мужиков вовсе без дела не оставляли, занятие находили. Но то ведь больше дела хозяйственные, скука от таких дел берёт. Словом, неуютная пора наступала.

В такие дни Фёдор и в прежние годы бывал неспокоен, а нынче, после всех зимних приключений и вовсе места себе не находил. То рвалось его сердце вон из груди, неизвестно куда, то такая тоска накатывала, что впору выть по-волчьи. Жена его, Анна старалась не перечить ни в чём – срывался раза два Фёдор на неповинную женщину, да Андрюха подзатыльники получал. И всё чаще в задумчивости глядел Фёдор в сторону леса. А однажды ушёл. Закинул рюкзак за спину, взял ружьё и ушёл.

Вернулся к вечеру. Безо всякой добычи, но спокойный и какой-то посветлевший. На Анну глядел по-доброму, обнял её одной рукой, прижал к груди, а другой сына по волосам потрепал. А потом достал из рюкзака маленький котелок, а в нём – лесной гостинец. Принёс Фёдор махонькую, сантиметров в пятнадцать берёзку во мху. Осторожно подал подарок сыну:

– Гляди, Андрюха, чудо какое. Берёзка как выросла. Крохотная, а ведь не ветка какая – дерево. Гляди вот – беленькая, и листочки на ней. Ты её сбереги. Пусть подрастёт, после у забора посадишь

Берёзка сыну понравилась, он сразу пристроил её на подоконнике, не обратив внимания на странные слова отца: тот ведь сказал «посадишь», а не «посадим».

Это было в среду. А в пятницу Фёдор вновь забеспокоился, вновь ходил по дому, не находя себе места. Правда, на жену и сына не кидался, напротив: дров нарубил, несколько раз выходил в хлев и в сарай, подправляя там что-то. А потом вовсе удивил домашних. Полез на антресоли, достал оттуда старый пылью забитый волчий полушубок, натянул на себя. Полушубок и впрямь был стар, а в одном месте с левого бока темнело бурое пятно – когда-то, давно подпалил этот бок Фёдор, сидя у костра. Почему-то именно полушубок надел Фёдор, хотя была у Фёдора современная тёплая и лёгкая куртка – в конторе всем промысловикам выдавали. Буркнул под нос что-то вроде: «Не ждите» – и ушёл.

Всю ночь Анна и Андрюха снова ходили от окна к двери, прислушивались к каждому шороху во дворе – Фёдора не было. Не появился он и в субботу. В воскресенье мужики собрались и пошли прочёсывать лес. Но делали это неохотно. Видели в этом неуважение к опытному охотнику. Ну, нет его два дня – редкое ли дело для таёжного охотника?! Ходили мужики по лесу, испытывая неловкость. А что как встретят Фёдора, что скажут ему? Мол, вышли тебя искать, как дитя малое? Обидится чего доброго – прав будет. Словом, пропетляв, вернулись мужики в посёлок.

Но Анна места себе не находила, и к вечеру добралась до участкового. Тот внимательно выслушал и посоветовал:

– Вот что, Анна, сегодня воскресенье, да и вечер уже, в отделении только дежурные, серьёзно никто заниматься не станет. Завтра с утра поедем в райцентр (сам тебя отвезу), там у меня приятель майор – толковый парень к нему и сходим. Ты только паспорт Фёдора захвати. Да фотографию поищи. Покрупнее.

Утирая покрасневшие глаза, Анна согласно кивала.

В понедельник участковый, как и обещал, подкатил к дому с утра – Анна была уже готова. Участковый не обманул, отвёл Анну к знакомому майору. Тот подробно расспросил, что да как, принял от Анны заявление. А пока Анна рассказывала да разные бумаги подписывала, молодой лейтенант колдовал с фотографией Фёдора у компьютера. Принтер зажужжал и выпустил лист. На нём Анна успела разглядеть портрет своего Фёдора и напечатанные крупными буквами слова: «Пропал человек», «Помогите найти» и ещё что-то в таком роде. Майор взял из рук лейтенанта лист и протянул Анне:

– Проверьте. Всё ли верно указано.

Анна взглянула на бумагу – и сердце остро защемило: только теперь, прочитав о Фёдоре на казённой бумаге, Анна по-настоящему поняла: муж пропал.

Майор сам тоже бумагу просмотрел, одобрительно кивнул и протянул лейтенанту:

– Давай, лейтенант, размножь. Развесим по району и на нашем стенде.

А Анна не поняла:

– Зачем же здесь вешать? Он в лесу пропал, не в городе.

– Так положено, гражданка, – ответил майор. – А вы что же, в лесу вывесить хотите? Для лосей и медведей? Так они читать не умеют. Поезжайте домой и ждите известий.

Анна криво улыбнулась и поднялась.

 

 

5

 

Невесело начались для Андрюхи летние каникулы. С тех пор, как пропал отец, ему многое из мужских дел в доме пришлось взять на себя. Он многому научился за эти месяцы – подбить, подпилить, отремонтировать. При этом надо было ходить в школу, жить тою, школьною, жизнью. И Андрюшка жил. Старался ничем не отличаться от своих товарищей, участвовал во всех школьных делах, но ни от кого не ускользала печаль в его глазах.

Учился он хорошо. Хорошо и год окончил, даже отлично, но не радовала его вся в пятёрках ведомость. Андрюха считал, что учителя не то, чтобы завышают ему оценки, но только спрашивают как бы понарошку, недостаточно серьёзно. Он ещё ответить полностью не успеет, а его останавливают:

– Достаточно. Молодец. Садись – пять.

Словно не верят ему, словно опасаются, что он ошибётся, что-то неправильно скажет, вот и спешат остановить. Андрюха понимал, что его жалеют, что в глазах других он словно как сирота. А кто же сироту обидит? И так по всем предметам. Только историк Валерий Ильич в жалостливость не играл, спрашивал на уроках серьёзно, задавал дополнительные вопросы и даже поручал выполнять дополнительные задания. И вообще взял над Андрюхой шефство, заметив его интерес к мифам.

Однажды Валерий Ильич спросил у Андрюхи, как он думает, почему мифы до сих пор интересны людям. Независимо от возраста интересны. Почему сказки люди только в детстве читают, а к мифам возвращаются всегда? Андрюха ответа не знал. Тогда Валерий Ильич сказал:

– В мифах скрыто понимание жизни. В мифах пытались люди жизнь объяснить и как многое в современной жизни с мифами перекликается.

Андрюха задумался. А потом и сам стал замечать, что в жизни и впрямь многое происходит так, как описано в мифах. Вот, например, Актеон. Какие меткие стрелы он посылал, каким славным охотником был! И какая-то нелепость изменила всё. Отец тоже отличный охотник, а где он сейчас?! или вот тоже: и полгода не прошло с исчезновения Фёдора, а к матери уже подкатывают женихи. Не сразу, конечно. Поначалу всё прилично обставляли: приходили, расспрашивали, сочувствие выказывали. Потом раз появились с бутылкой, мол, хоть хозяина и нет дома, день рождения его отметим. Анна на прогнала, даже на стол во дворе накрыла. Вроде за всё время о Фёдоре только и говорили, но Андрюха видел их противные неискренние взгляды и улыбочки. А однажды пришёл дядя Степан с двумя дружками. Принёс гостинец – большую коробку шоколадных конфет, никак в райцентр за нею съездил. Принёс и стал какие-то ласковые слова говорить. Анна молча стояла, вытирая мокрые руки о фартук, и подарок не брала. Как хотел Андрюшка, чтобы мать не протянула рук к этой коробке, не приняла подарок! Он бы не удержался, съел бы конфету-другую. И этим предал бы отца. И как он обрадовался, когда услышал слова матери:

– Ты что это, Степан, никак свататься пришёл? Что же вы товарищи-друзья Федю так быстро забыли? Даже по закону год пройти должен, чтобы его пропавшим без вести признали, а вы… Не совестно?

Как же хотел Андрюха, чтобы сейчас случилось, как в мифе. Чтобы появился отец, поначалу никем не узнанный, а потом разогнал бы всех! Но Фёдор не приходил.

Со временем приятели отца всё же перестали докучать. И решительность Анны была причиной, и время. Лето пролетело, а осенью пришла пора готовиться к новому сезону. К тому же снег выпал рано: на Покров всё белым-бело было. В посёлке так и говорили «на Покров», хотя церковные праздники не отмечали, да и не разбирались в них, в церковь никто не ходил. И не было в посёлке церкви – в соседнее село ехать надо было. Словом, не до сватовства.

Вечера быстро стали серыми, а потом и вовсе тёмными, почти чёрными. И тогда снова послышался вой. Доносился он с того самого холма, откуда прежде нагонял тоску и страх убитый Фёдором хищник. Каждый вечер, в одно и то же время, выл серый – хоть часы сверяй. И стали уже мужики поговаривать о новой облаве. Но странное дело: Андрюха этого воя не боялся, Андрюха слышал в этом вое то, чего не могли различить другие. Андрюхе слышались в вое тоска и печаль. Словно жаловался хищник на судьбу, будто рассказать что-то хотел. И Андрюха решил сходить и поглядеть, вдруг и впрямь беда какая стряслась. Матери, конечно, ничего не сказал. Время выбрал подходящее: у него каникулы, в школу не надо, мать на работе – успеет он обернуться.

До холма дошёл Андрюха на лыжах легко. Осмотрелся – никого, никаких следов. Он обошёл холм вокруг – тоже чисто. Тогда Андрюха двинулся дальше к лесу. Идти было приятно, у самой границы леса он засмотрелся на снегирей, потом застрекотала сорока – Андрюха задрал голову, надеясь увидеть её, пока она не перелетела на другую ветку. И тут он почувствовал на себе взгляд.

Андрюха оглянулся. Меж деревьев, на расстоянии одного прыжка от него стоял волк и внимательно смотрел на Андрюху. Странно смотрел: не злобно, не затравлено, а склонив голову и немного искоса, словно говорил: покажи, на что способен. Волк был крупный, с красивой серой шерстью, лишь на левом боку виднелось бурое, словно подпалина, пятно.

Никакого страха Андрюха не испытал, ему не хотелось убежать, спрятаться. Волк был ему интересен. Но тут до мальчика долетели голоса. Охотники – решил он. Андрюха осторожно, коротко скользнул лыжей к волку. Тот не отпрянул, а тоже слегка подался вперёд.

– Это мужики за тобой. Беги! – тихо сказал Андрюха и даже попытался топнуть, но с лыжами на ногах это было невозможно. Волк медленно повернулся и так же медленно пошёл вглубь леса. Потом остановился, обернулся, посмотрел на мальчика, будто прощаясь с ним.

– Беги, – повторил Андрюха. Волк скрылся из глаз.

Голоса слышались ближе. Андрюха быстро, тяжело дыша, стал скользить на лыжах вдоль и поперёк, затаптывая, перечёркивая волчьи следы. Потом свернул, огибая холм, чтобы не встретиться с отцовыми дружками, и заскользил домой.

Андрюха шёл и думал: «Только бы собак по следу не пустили».

   
   
Нравится
   
Омилия — Международный клуб православных литераторов