Международный трибунал установил / Новости / ВЕЛИКОРОССЪ

12/05/2025 1 марта 2022 года был создан и действует Международный общественный трибунал по преступлениям украинских неонацистов. В настоящее время в его состав входят представители гражданского общества 33 стран мира (США, Канада, Германия, Франция, Испания, Польша, Индия, Аргентина, Италия, Австралия, Израиль, Сербия и др.). Основная задача Международного общественного трибунала – сбор свидетельств о преступлениях киевского неонацистского режима, передача их в правоохранительные органы и представление информации о них на российских и международных площадках.

После освобождения г. Суджи и других населенных пунктов Курской области от украинских войск Международным общественным трибуналом по преступлениям украинских неонацистов был проведен опрос пострадавших и свидетелей преступлений ВСУ.

Жители Курской области рассказывают о многочисленных случаях зверств и расстрелов мирных граждан со стороны укро-войска.

Н.Н. Гриненко из п. Куриловка свидетельствует об убитых украинскими военнослужащими: «Возле колонки Любу застрелили, она набирала воду. Она пенсионерка. Ее застрелили прямо в голову. Я хоронил… Коля Кузнецов. Смотрю, он в кустах лежит, тоже в голову убит».

М.В. Богачев рассказывает: «Они стреляли всё подряд. Есть там люди, не есть там люди. Просто едет украинский БТР, стреляет по домам, по окнам, по крышам, по дворам, по всему. Убили людей дронами, кто хотел убежать через луг. Украинцы за ними не бегали, просто вслед стреляли, расстреливали».

Жители рассказывают о случаях изнасилований и зверских избиений местного населения.

Бондарева Нина Дмитриевна, 68 лет, пострадавшая от преступлений ВСУ из г. Суджа Курской области: «Воду мы ходили брать на улицу Забродок, там мужчина прямо плакал. Которые первые приехали украинские военные, у него жену забрали, в машину кинули, а потом привезли. Ее насиловали, и она умерла потом».

Зафиксированы многочисленные случаи, когда украинские вооруженные силы целенаправленно убивали мирных граждан как из стрелкового оружия, так и сбросами с дронов или ударами FPV-камикадзе.

Б.В. Белобродов рассказывает об украинском преступлении, свидетелем которого он стал: «При нас сожгли машину с семьей ударом украинского FPV-дрона. Там семья была – мужчина, женщина и ребенок… женщина держала белый флаг, или тряпку… Русские для них не люди. Некоторые украинские солдаты прямо говорили: мы всех тут вас бы перестреляли… Говорили, что мы для них не люди, что вас надо расстреливать, вешать».

Украинские грабежи в Курской области носили тотальный характер. Жители свидетельствуют, что в грабежах участвовали не только украинские военнослужащие, но и жители Сумской области. Забирали денежные знаки, украшения, электронику, бытовую технику, мебель, сантехнику, продукты, машины, сельскохозяйственную технику, новое и ношеное нижнее белье, детские игрушки и т.д.

Отец Евгений, настоятель храма в Судже, рассказывает: «Во время украинской оккупации был откровенный грабеж. Несмотря на то, что сидят люди в доме, просто заходят украинцы нагло, с автоматом, забирают компьютеры, ковыряются в вещах, забирают драгоценности. Это было повсеместно… Мне рассказали, как украинцы обнаружили случайно дорогую машину и нашли ключи от этой машины. Так этот украинский солдат бегал, скакал на радостях и кричал: я всю жизнь мечтал именно о такой машине… В Сумах продавались туры на грабеж Суджи.

Крали украинцы в первую очередь машины, технику, компьютерную технику, фотоаппараты, телефоны, драгоценности. А потом, позже, по словам наших жителей, тащили всё. Извините меня, и нижнее белье. Все выгребали. Такое ощущение, что украинские солдаты – варвары, дикари».

Б.В. Белобров рассказывает: «Грабили украинцы сначала самое ценное – золото, драгоценности. Потом пошла в ход техника, компьютер, машины. Вплоть до женских вещей. Знакомая женщина рассказывала, что у них в квартире дверь вырвали вместе с коробкой. И некоторых вещей, даже личного нижнего белья, не досчиталась».

Местные жители прямо сравнивают их действия с поведением немецких фашистов во время Великой Отечественной войны и делают предположения о мотивах украинских военных преступлений.

В.В. Хуриев считает: то, что «украинские войска уничтожали мирных жителей, – это как месть, специально. Как и раньше, в свое время, в Великую Отечественную войну, нацисты ничем не гнушались. Нацисты и их палачи. Так и по сей день осталось. Им без разницы, в ребенка это летит или еще что-то. Они это делают специально, чтобы запугать народ».

IV Женевская конвенция о защите гражданского населения во время войны 1949 года определяет необходимость предоставления защиты по отношению к гражданским лицам. С этой целью «всегда и всюду будут запрещаться посягательства на жизнь и физическую неприкосновенность, в частности, всякие виды убийства». Грабеж определялся как военное преступление уже в Уставе Нюрнбергского трибунала. Статья 16 IV Женевской конвенции о защите гражданского населения во время войны от 12 августа 1949 года также запрещает грабеж.

Представленные в данном докладе свидетельские показания в полной мере изобличают киевский режим в системных и целенаправленных убийствах жителей Курской области, включая женщин и стариков, из стрелкового оружия и с помощью беспилотных летательных аппаратов – как с использованием дронов-«камикадзе», так и сбросов разнообразных взрывчатых устройств с дронов, а также в намеренном уничтожении храмов, больниц, домов мирных граждан и другой гражданской инфраструктуры, а также в тотальных грабежах, что является военными преступлениями.

Приведенные ниже данные являются дословными и неадаптированными свидетельствами жителей Курской области.

Ильина Светлана Михайловна из с. Черкасское Поречное, пострадавшая от преступлений ВСУ: «Мою маму, лежащую в своем доме, первым обнаружил Штаненко Александр Николаевич. У нее были пулевые ранения.

Она была в комнате, которая у нас называлась «зал», потому что это общее такое помещение было, где диван, кресла у нас стояли.

В этой комнате у нас висели на стене портрет моего брата в форме полиции, он служил в полиции, и портрет моего племянника в форме ВДВ, он служил в армии. Эти два портрета у нее находились в этой комнате.

И в этой комнате была убита моя мама. Ее убили в августе, когда украинские солдаты зашли в село Черкасское Поречное. Ей было 72 года. Она не представляла никакую для них угрозу. Я вообще не понимаю, зачем нужно было ее убивать».

Мануйлов Василий Николаевич, 75 лет, из с. Казачья Локня Курской области, пострадавший от преступлений ВСУ: «Украинские грабежи были сплошь и рядом. Там они периодически бригадами менялись, и каждая бригада приезжала, и каждая бригада грабила. Я видел, как диваны вытаскивали и увозили куда-то. Видел телевизоры. В особенности плоские телевизоры. Холодильники. Плитки, да. Газовые плитки воровали.

Там были у нас дома для молодых людей, у которых не было жилья. Сироты. И сиротам выдали дома. Украинцы ходили там с молотами. Берет кувалду, бах, трах, окна побили, двери побили, пошли до следующего. А потом уже воровали.

Я ранение получил 8 февраля. После украинского обстрела я пошел проверить дом, в котором я жил. Подошел, ужаснулся. Фронтон разбит, окна вынесены. Я вышел из дому и пошел к знакомым. И опять артобстрел. Почувствовал что-то горячее, кровь сильно полилась. И я быстро пошел до знакомых, чтобы не потерять сознание. Вот так я был ранен.

В Казачьей Локне рассказывали про такой случай, что, когда наши войска отступали, один наш военный, молодой человек, попал в плен. Ну, ему сволочи взяли отрезали гениталии. Он лежал две или три недели, украинцы запрещали его схоронить».

Хивук Людмила Мунировна, Фисенко Марина Евгеньевна, Агапов Вадим Николаевич: «Украинцы убивали, когда люди нарушали их комендантский час, их режим. Режим был у нас с 10 до 5 часов, после 5-ти мы не должны были где-нибудь появляться. И были случаи, когда люди уходили, уезжали куда-то, допустим, поехали в магазин, их украинцы отстреливали. Убивали, короче. И это был не единичный случай.

Был даже такой случай, что я вышла раньше времени, мне нужно было пойти по дамбе к себе в дом. У меня была на вокзале квартира, я хотела ее проверить. И прямо вышла я там минут, может быть, за 10–15 раньше, и во след мне они прямо стреляли. Прям автоматная очередь была. И были еще случаи, что убивали людей, которые, опять же, даже не нарушали, а поехали куда-то. Два человека были застрелены из интерната. Они вечером поехали. Часов в семь, наверное, поехали. Это уже было нарушение. Их застрелили».

«У нас грабили украинцы – и военные, и гражданские. Наверное, из соседних сел с Украины. Всё кряду, всё, что можно было тянуть. И холодильники перли, и какую-то бытовую технику, и постельное белье. И одеяла, пледы, мебель грузили, мотоблоки.

Даже эти тракторки сельскохозяйственные. Люди наши были без оружия. А за дверью на крыльце – военный украинский. Я увидела часть лба, автомат и форму».

«Сначала украинские солдаты, которые первые заходили в село, это были штурмовые отряды. Некоторые не говорили по-украински, это был польский язык. Эти просто неадекватные ребята. Убили мужа Людмилы Беловой. Мы его ездили искать, нашли только могилу. Он ехал на скутере, и его застрелили».

«Наш боец отстреливался, его застрелили, а потом начали над ним издеваться, вырезали у него достоинство, положили в каску, и он лежал».

«Мой сын вышел 13 сентября. Он говорит: пойду немножко огурчиков, сало возьму. Я его еще не пускала. Думала, вот как предчувствие какое-то. Говорю: Саша, у нас есть пока. Нет, я пойду, я быстренько приду. Ну, пошел и не вернулся.

Утром пошел мой племянник. Пошли искать. Племянник говорит: пойду я в дом. Заходит, а он лежит, руки связаны пленкой, скотчем. На левой стороне лежал. У спины три выстрела сделано, и голова расстреляна. А потом уже мы его стали вывозить на коляске, чтобы похоронить.

Как-то пошли по воду, у нас колодец заминирован оказался в огороде. Одно ведро вытащили, второе вылили в фляжку, второе ведро стали поднимать, а с ним еще собака ходила, Дружок.

И она, в общем, видимо, помешала, иначе только их, наверное, совсем бы разорвало. А то она промеж ног вот Колиных проскочила и промеж колодца. И ее разорвало. И ребят сразу поваляло троих. У Коли уже, как говорится, как средняя тяжесть была. У него обе ноги были как пробитые. Он на ногах, на локтях и на коленках дополз до дома. Второму чуть легче. Он дошел до дома. Он говорит, пойду скажу мужчине. Там знакомый, Николай. Пускай тачанку берет и поможет.

Он в соседний дом к нему зашел и слышит выстрел. Переждал, говорит, минут 10.

Заходит, а он уже расстрелян в голову. Мужчина этот лежит.

Украинцы поджигали дома. А перед этим, у кого окна поразбивали, у кого двери посламывали, гаражи, и начали воровством заниматься. Они поугоняли машины, потом мотоциклы, у кого скутера были, у кого квадроциклы. Это все они пособирали. Потом начали дебоширить в домах.

Вчера нам показали фотографии тел расстрелянных. И говорят: вы этих людей узнаете? Ну, мы сразу посмотрели, сразу узнали четверых. Таня Пронякина говорит: да это ж мой Николай и моя Зина, сестра. Ну, и Люду, и Игоря мы узнали. Только сейчас узнали, что их постреляли. Постреляны они были тоже в голову украинцами».

«Когда украинцы зашли, на второй день они начали взрывать гаражи. Взрывать гаражи, забирать машины.

В наш подвал украинские военные стреляли, но не попали как раз в угол, где мы были. Потом они ушли. И пришли снова часа в четыре. Меня положили на землю, а жена слабоходящая. По рации связались со своим начальством, спрашивают, что с нами делать. Ну, оттуда отвечают: на ваше усмотрение. Ну, там двое пожилых украинских военных было, и они, в общем, уговорили молодых, чтобы нас оставили в живых. Это пожилые украинские военные нас спасли. Если бы не они, то нас другие бы расстреляли.

Ранение мы получили 7 декабря. Мы пошли по воду и подорвались, колодец был заминирован. А потом мы узнали, что возле другого колодца четверых с нашей улицы с утра застрелили. К другому колодцу они пошли и как раз на украинцев нарвались. И их, всех четверых, тоже в голову пристреляли.

А мы пошли к другому колодцу, мы ходили на тачках сразу, чтобы воду 100–150 литров привезти. С нами еще были Королев Владимир Алексеевич и Пронякин Василий Иванович.

Там и подорвались втроем. Василию Ивановичу обе ноги и кости все поперебило. Я на одну ногу не мог наступить. Я на коленях и на руках дополз, больше километра до дома.

А Владимир Алексеевич зашел во двор у другого дома и услышал выстрел. Он побоялся, минут 7–10 постоял, потом вроде стихло всё, зашел, посмотрел, и убит, говорит, Забелин Николай Александрович, 67 лет. Я захожу к нему что-то сказать, а он во дворе лежит убитым. В голову застрелен.

На другой улице убито украинцами было еще двое, и женщина сгорела в доме. Она малоподвижная была, не ходила.

Мужа ее застрелили во дворе и подожгли дом. Она с 1946 года, а муж ее был с 1941 или с 1940 года».

«Я была с сестрой в доме, вдруг залаяла наша пекинеска, собачка, и я услышала, подъехала машина и остановилась возле нашего дома, под нашим двором.

Я побежала к окну, посмотрела, выходят из машины военные, обмундированные, с автоматами, масками, и идут к нам в дом. Украинские военные с синими повязками. И на голове что-то, на касках повязки. Ну и тут же символика у них желто-голубая.

Один говорит: машина у вас есть? Я говорю: дочкина машина в гараже. Мы ее забираем, ключи. Руку поставил, ключи. Отдала ключи.

Потом они спросили: у кого еще есть машины? Ну и они пошли. Кувалдой начали сбивать замки, разбивать ворота на гаражах, искать машины.

Еще через один дом от нас еще одну машину нашли. Из гаража выгнали ее, завели и уехали.

У меня забрали «Киа Рио». Они кувалдой номера сразу сбили с машины. Завели и поехали.

Сначала машины забирали. А потом забирали всё что можно. У людей, у кого были прицепы, выгнали прицепы. Забрали мотоблоки, забрали всё, что было в гараже».