Они были первыми (не парадные мысли об афганской войне)

18/02/2018  Страна отметила очередную годовщину вывода наших войск из Афганистана. В этой связи хочу остановиться на одном из афганском уроков. Нет, я не буду писать о геополитике или о проблеме мирового исламского терроризма, который для России начался именно на этой войне. Хочу поговорить о чисто военном аспекте, о готовности армии к ведению боевых действий.

Уникальность Афганистана состояла в том, что в декабре 1979 года в эту страну входила армия, которая до того... не воевала целых 35 лет! Положение в этом плане было даже хуже, чем в канун Великой Отечественной — тогда в 41-ом году, в армии всё же имелось немало солдат и командиров, имевших реальный боевой опыт, полученный в Испании, на Дальнем Востоке, в Финляндии, им было чем поделиться с необстрелянными товарищами. А вот в конце 70-ых таких опытных бойцов не было вообще!

После Великой Отечественной армия принимала участие лишь в краткосрочных конфликтах — Венгрия 1956 года, Чехословакия 1968 года, приграничные столкновения с китайцами в 60-ые годы. Но всё это были лишь скоротечные операции, с очень малым количеством участников, которые практически не оказали никакого влияния на тактику и стратегию Вооружённых сил Советского Союза.

В итоге выстраивались целые служебные карьеры, когда люди «росли» от лейтенанта до генерала, при полном отсутствии реального боевого опыта! Мало того, как пишет в своей книге «Афганский разлом» подполковник ВДВ Валерий  Григорьевич Марченко, «выросла целая плеяда полковников, генералов, которые за всё время службы не провели ни одного занятия, ни одного учения». То есть, появились генералы, которые даже на серьёзных боевых учениях никогда не были!

Всё это конечно же не могло не сказаться на боеготовности Советской армии.

Из воспоминаний Марченко:

«Советская армия не имела недостатка в качественном вооружении, боевой технике, — она была надёжным щитом, охранявшим мирную жизнь граждан СССР. В штабах всех уровней были отработаны планы боевой готовности, учёбы войск, составлены графики проведения учений, стрельб от взвода до военного округа. К документальной части планирования процесса боевой подготовки в Советской армии претензий быть не могло — там было всё в образцовом порядке. Вот только реальная боевая подготовка проводилась от случая к случаю. Количество часов, реально отводимых на изучение военных дисциплин, не соответствовало требованиям времени, и качество обучения ухудшилось. Армия сделала упор на хозяйственные и строительные работы в ущерб боевой подготовке (выделено мной — В.А.).

Офицерский состав в звене «взвод-батальон» утрачивал навыки эффективного проведения занятий, что вело к снижению квалификации командного состава, участвующего в непосредственном обучении личного состава подразделений. Командиры всё меньше практиковались в проведении учений, стрельбе из вооружения боевых машин, вождении боевой техники. Инструкторские и методические занятия проводились «для галочки», и отчёты о них не отражали истинного положения дел в частях и в подразделениях».

В общем, армия, увы, жила больше показухой, чем настоящей боевой работой. Это и аукнулось в Афганистане.

«Личный состав наших войск не принимал войну всерьёз»

Уже самая первая боевая операция на афганской земле — взятие дворца Амина в декабре 1979 года — вызвала шок её непосредственных руководителей. Дворец, как известно, брали специальные подразделения ГРУ и КГБ, ребята очень подготовленные. Но даже для них (до того ни разу не нюхавших настоящего пороха) сам факт штурма, с массированной стрельбой, множеством раненых и убитых, как потом вспоминал генерал-майор КГБ Юрий Дроздов, стал настоящим потрясением. А ведь Дроздов был самым боевым из этих руководителей, он участник Великой Отечественной войны, которую прошёл артиллеристом. Но та великая война была уже далеко позади, а мирные годы взяли своё...

Из воспоминаний Дроздова:

«По возвращении из Кабула в Москву 31 декабря 1979 г. нас принял Ю.В.Андропов.

— Трудно было? — спросил он.

— Да, через 35 лет вспоминать молодость трудно…».

Так что и этот ветеран был потрясён не менее своих более молодых коллег...

Повторю, участники штурма дворца были самыми подготовленными бойцами из всего личного состава Советской армии и специальных подразделений. Поэтому можно представить, что пришлось испытать менее подготовленным солдатам 40-ой армии, которая вошла в Афганистан!

Ситуация усугублялась тем, что поначалу наше высшее руководство не предполагало участия армии в реальных боевых действиях. По плану, армия должна была стать сдерживающим фактором для мусульманской оппозиции, которая бросила вызов правившему в Кабуле коммунистическому режиму — мол, сам факт присутствия наших войск заставит оппозицию сложить оружие, а режим только укрепится.

Однако армии пришлось воевать по-настоящему, и воевать с мощным партизанско-повстанческим движением — можно сказать, практически с нуля, приобретая нужный опыт своей же кровью! Потому что к тому времени были напрочь забыт и бесценный опыт Красной Армии по ликвидации басмаческого движения в Средней Азии 20-30-ых годов, и опыт войск НКВД по ликвидации политического бандитизма в Прибалтике и на Западной Украине в послевоенное время... Вся эта неготовность сильно отразилось на моральном состоянии личного состава, который в этом плане полностью оказался не готов к войне.

Из воспоминаний генерал-полковник Виктора Меримского:

«В первое время пребывания в Афганистане личный состав наших войск не принимал всерьёз, что он попал на войну и не мог перестроиться с мирного на военный лад. Он не верил, что это серьёзное испытание человека, что любой промах в своих действиях может привести к гибели. Что к бою нужно очень тщательно готовиться и постоянно быть готовым к возможной схватке с врагом, так как здесь он повсюду. Всё это создавало серьёзные трудности для личного состава, так как особенно сказывалась его психологическая неготовность к бою».

Особо тяжёлое впечатление произвели первые потери — стало понятно, что перед нами не просто враг, а враг очень коварный и жестокий! Так, в январе 1980 года во время ввода в Афганистан 860-го отдельного мотострелкового полка, душманами был захвачен в плен разведчик полка, рядовой Сергеев.

Из дневника Николая Белашова (в то время старшего лейтенанта, полкового пропагандиста):

«Как стало известно позднее, душманы оглушили рядового Сергеева палкой из-за скалы, когда он вёл бой, и в бессознательном состоянии утащили в банду. В банде его страшно пытали, пытаясь добиться определенных сведений, но, главное, издевались. Раскалённым на костре шомполом от винтовки душман Алимамат Худодат протыкал ему грудь. Это была средневековая, адская пытка. Когда тот терял сознание, его обливали водой, и пытка продолжалась вновь. И так несколько раз. В довершение пытки душман ударил его ножом в затылок. Позднее душмана Алимамата Худодата задержат. У него и будет автомат Сергеева. Душмана расстреляют наши ребята, — это тоже суровая реальность войны»...

«Военачальник находился в психологическом ступоре»

С не менее страшными вещами пришлось столкнуться и нашим десантникам во время первой масштабной боевой операции 40-ой армии, которая проходила в марте 1980 года в провинции Кунар. Мне её в своём письме описал  ветеран Афганистана  Валерий Силуянов,  генерал-майор ВДВ запаса:

«Наша 103-я воздушно-десантная дивизия была переброшена в Афганистан из Белоруссии в декабре 1979 года. Большинство личного состава не знала о предстоящей переброске. Правда, командир нашего 317-го полка и командиры батальонов вылетали на рекогносцировку в Афганистан за несколько месяцев до ввода войск. Но об этом знали только они.

25 декабря 1979 года полк приземлился на аэродроме Кабула, и уже вечером штаб с частью сил в составе 3-го батальона и других подразделений передислоцировался к дворцу Делькуш (местный аналог Кремля), расположенный в центре города. Размещались мы в местном клубе (по-нашему «Большой Кремлёвский дворец», клуб представлял собой одноэтажное здание, где проводились разного рода совещания, пленумы, партийные съезды). Помню, что офицеры размещались и спали вместе солдатами и сержантами своего подразделения...

Уже в конце февраля 1980 года полку пришлось принимать участие в боевой операции по подавлению сопротивления отряда «командос» афганской горно-стрелковой дивизии, поднявшей в провинции Кунар мятеж против просоветского правительства Бабрака Кармаля. «Командос» в полном составе перешли на сторону повстанцев-моджахедов и, по имеющимся данным, должны были уйти в Пакистан.

Была разработана специальная операция по разоружению мятежников. Для этого с ряда кабульских объектов снималась часть десантников, которые должны были высадиться с вертолётов на горных перевалах, чтобы отрезать повстанцам путь к пакистанской границе. Одновременно в горы выдвигались мотострелки 40-ой армии, усиленные танками и прочей бронетехникой. Соединившись, мотострелки и десантники должны были приступить к разоружению противника.

По сути, это была первая крупная боевая операция наших войск после Великой Отечественной войны...

...К сожалению, операция проходила не так, как задумывалась. Она выявила многие недостатки в подготовке наших войск.

Во-первых, для ведения боевых действий в горах мы были не готовы. Не было ни соответствующего вооружений, ни навыков горной подготовки. Для меня до сих пор остаётся загадкой, почему в канун ввода войск в Афганистан была расформирована уникальная 105-ая Ферганская дивизия ВДВ, которая предназначалась именно для действий в горно-пустынной местности. Дивизия имела лучших альпинистов в Вооружённых Силах, они проводили десятки и сотни учений в горах и пустынях, имели одну из самых лучших материально-технических баз. То есть, расформированная 105-ая дивизия обладала хорошо акклиматизированным личным составом, готового к боевым действиям в Афганистане! Мы же — солдаты 103-ей дивизии — готовились к войне в условиях лесисто-болотистой местности западного, европейского направления.

Да, после захода в Афган, мы начали усиленные тренировки солдат и командиров, понимая что рано или поздно придётся вступать в бой с моджахедами. Но времени всё равно оказалось очень и очень мало. Кстати, мотострелки также не имели соответствующих навыков. Когда началась операция, повстанцы устроили им завалы на горных дорогах. И вместо планируемых двух часов прохода, им пришлось пробиваться к десантникам... почти двое суток!

Во-вторых, далеко не все офицеры оказались достойными занимаемым должностям. Ведь одно дело командовать солдатами в мирное время, а другое — в условиях реальной войны. Так, ряд офицеров 9-ой роты, испугавшись, фактически ушли от своих взводов, а управление боем взяли на себя сержанты.

В-третьих, наломал «дров» и штаб армии. Тот штабной «специалист», который начертил маршруты выдвижения, совершенно не учёл горный характер рельефа местности. Поэтому высадившимся десантникам пришлось передвигаться по крутым склонам, порой не имея контакта с соседями. В итоге, некоторые наши подразделения и отдельные группы солдат оказались окружёнными противником.

Между тем, противник из числа «командос» (по-нашему спецназ) имел хорошую горную подготовку и специальное снаряжение — их винтовки времён англо-бурской войны с пулей в 7 сантиметров и оптическим американским прицелом попадали в пятикопеечную монету с расстояния 1400 метров! Эти пули легко пробивали любой бронежилет. Кроме того, мятежники на путях нашего подхода соорудили укрепления в виде горных пещер с закрывающимися амбразурами. Камень вытащил, есть амбразура для стрельбы, закрыл — можно увидеть только обычную скалу...

Один из участников операции, заместитель командира 7-ой парашютно-десантной роты старший лейтенант И.Дивинский, чьё подразделение получило задачу блокировать дорогу рядом с пакистанской границей, позже так описывал свои впечатления от того боя:

«...Мы ворвались на господствующую высоту и залегли. Теперь предстояло продержаться до подхода основных сил. Но душманы открыли такой ураганный огонь по мало защищённой высоте, словно хотели роем мин и пуль, как свинцовой крышей, затмить солнце у нас над головой. С каждой минутой интенсивность перестрелки возрастала. Всё чаще бойцы оглядывались назад, надеясь увидеть знакомые фигуры, но подмоги всё не было. Мы оказались в критической ситуации: ни поднять головы, ни переползти на другое место. Снайперы вели прицельный огонь, в основном, в лоб и грудь. Обнаружив, что мы одни и не все пули достигают цели, а десант в бронежилетах, стали вести огонь по ногам... Мой бронежилет был пробит в двух местах, в область сердца. Стрельбы велась прицельная, примерно с четырёхсот метров. И как потом выяснилось, стреляли из винтовок «Бур»... В 7-ой роте были убиты 6 человек, и все — выстрелом в лоб...».

Всего в ходе операции полк понёс, на мой взгляд, большие потери — 35 человек убитыми и 38 ранеными».

Из воспоминаний участника операции Валерия  Марченко:

«Маршал Советского Союза Соколов приказал мне с группой сопровождения снять с брони тела бойцов и выложить на бетонку. Мы выложили в ряд 35 тел раздетых, в пыли и грязи солдат. У многих из них были вспороты животы, обезображены лица. Пять тел были изрублены на куски. Человек пятнадцать раненых солдат в окровавленных бинтах и в полной прострации, поддерживая друг друга, стояли рядом с погибшими товарищами...

Маршал Советского Союза Соколов смотрел на страшную правду войны — результат утверждённой им операции. Военачальник находился в психологическом ступоре. С расстояния полутора метров я видел окаменелое лицо старенького, небольшого роста человека в зелёной форме, заявившего на собрании партийного актива о том, что нам предстоит выполнять интернациональный долг. Как и все мы маршал испытывал шок».

Не менее удручающе чувствовали себя солдаты 860-го полка, которые 30-го марта 1980 года потеряли своих товарищей при попытке высадить десант в горном уезде Бахарак (провинция Бадахшан). На следующий день полк построился на прощание с павшими. Из воспоминаний Николая Белашова:

«Сегодня понедельник и день действительно тяжёлый. Прощаемся с ребятами, погибшими во время вчерашней операции на Бахарак. Такое ощущение, что это сон, не правда, происходит не с нами. Светит солнце, только траурный митинг, да на лафетах лежат ребята, произносятся речи. Напрашивается вопрос – сколько ещё такие речи будут продолжаться, сколько еще будем прощаться и говорить, что благодарный афганский народ никогда не забудет крови советских солдат, пролитой во имя светлого будущего Афганистана? Какого светлого будущего? Что-то не верится, что какой-то афганец вспомнит наших ребят, никому не надо это будет со временем. Все лежат такие красивые, молодые, им бы жить и жить, но, сколько горя матерям, даже трудно представить...

Вообще, всё чаще и чаще возникает вопрос – ради чего воюем, многое не понятно. Ведь чем мы больше влезем в эту войну, тем больше «грузов 200», но ведь на Родине даже и не знают, что мы воюем, что здесь гибнут ребята.

А по радио «Маяк» сегодня передают о социалистическом соревновании, охватившем граждан Советского Союза, которые в едином порыве готовятся достойно встретить 110-ю годовщину со дня рождения В.И. Ленина. Интересно, будем или не будем воевать 22 апреля...».

Воевать пришлось не просто до 22-го апреля 80-го года, а ещё почти целых десять лет...

Ушли и не вернулись

А теперь о том, КАК именно приобретался необходимый боевой опыт. Из воспоминаний бывшего начальника разведки 201-ой мотострелковой дивизии Николая Павловича Кузьмина (книга «Войсковые разведчики в Афгане»):

«Первые серьёзные потери разведчики нашей дивизии понесли уже 13 мая 1980 года. Тогда в полном составе погибла разведывательная группа разведбата численностью 8 человек. Группу возглавлял помощник начальника разведки дивизии старший лейтенант Н.Р. Шигин.

Не знаю, чем была вызвана необходимость назначения офицера штаба дивизии командиром разведоргана, обычно это редко практикуется. Разведгруппа была высажена с вертолёта в отдаленном горном районе западнее г. Файзабад. В течение дня душманы их не трогали, наблюдали, изредка обстреливали. К вечеру же, убедившись, что их никто не поддерживает, окружили в ущелье. Радиосвязь у разведчиков с командованием отсутствовала, иначе им была бы оказана необходимая огневая поддержка и эвакуация.

Случись такая утрата связи в 1982–1983 годах, в район их предполагаемого нахождения были бы немедленно высланы вертолёты и группа была бы найдена. Но был всего-навсего май 1980 года, и боевой опыт еще надо было получить. Боевой опыт и кровь – вещи неразрывные (выделено мной — В.А.)

Ожесточённый бой шел более трёх часов. Когда кончились патроны, разведчики попытались, используя наступившую ночь, отойти вдоль ущелья, но разве они могли сравниться в знании местности с местными жителями? Они были плотно окружены, и после ожесточённой схватки все погибли. Утром посланный в район боя десант обнаружил всех мёртвыми.

Тела Н.Р. Шигина и рядового С.Е. Соловьёва были обезглавлены, их головы потом бандиты демонстрировали в окрестных кишлаках населению. Рядовой Н.А. Романов подорвал себя гранатой. Рядовые М.В. Буянов, В.Г. Сабуров, С.Б. Рубанец, младший сержант В.И. Галкин и переводчик рядовой А.В. Музафаров были исколоты ножами, головы разбиты камнями, вывернуты ноги и руки...

Причиной гибели разведгруппы было то, что наши войска тогда ещё были во власти требований старых уставов и наставлений, абсолютно не подходивших к условиям Афганской войны. Ведь согласно «Наставлению по тактической разведке» 1966 года, действующему в тот период, разведывательные группы от дивизии могли высылаться в тыл противника на глубину до 100 км!»...

Ещё более трагический опыт получила 66-ая отдельная мотострелковая бригада, образованная на базе 186-го полка. Из воспоминаний Николая Юсупова (в 80-ом — сержанта, заместителя командира взвода):

«31 марта 1980 года в провинции Нангархар у нас был первый выход пёхом в горы. Самый первый среди всех подразделений 66 бригады. Никто не знал, что делать, никто ставил боевую задачу, никто не проинструктировал, в каком темпе должны идти подразделения, куда выйти, какую держать дистанцию, на что обращать внимание.

Жара стояла под 60, первая рота, где я служил, растянулась, хрен знает насколько. Вокруг горы, узкая тропа вьётся среди чёрных скал, настолько раскаленных, что плюнь на них – зашипят. Если, конечно, соберёшь слюны. Глотка пересохла. Плечи оттягивает рюкзак весом за 20 килограмм. С непривычки кружиться голова, и в мозгах лишь одно желание – упасть в тень. И пошло все на хрен.

Мы вышли на какую-то сопку, за которой притаились духи. Тогда мы этого не знали, и шли как бараны, которых гнали на убой. Без разведдозора, без боевого охранения. Как всегда. Неожиданно начавшаяся война расколола наш мир на тысячи мелких осколков. Несколько пуль из автоматов отметились на наших телах кровавыми розами смерти...».

В этом первом выходе погибло три человека. Остальные чудом остались живы — вели бой рассыпавшись кто куда, без единого командования и кто как мог. Спасло только то, что душманы по всей видимости ничего не знали ни о реальной численности подразделения, ни о его боеготовности (которой практически не было). В общем, бойцы дождались темноты и ушли к своим — тоже как попало...

Увы, этот бой ничему не научил — следующий выход этой злосчастной первой роты оказался по-страшному роковым. Описание этого боя несколько лет назад мне прислал афганский ветеран Игорь Котов (в Афганистане — командир миномётного взвода). Сейчас с этими его воспоминаниями «ХАРА. Афганистан. История вторжения» можно ознакомится в сети на сайте «Проза.ру». (https://www.proza.ru/2013/06/30/544 ^[2]) — очень рекомендую эту книгу, она очень поучительна и не только для одних военных...

Итак, 11-го мая 1980 года 1-ый батальон 66-ой бригады получил приказание прочесать ущелье по течению реки Печадара в направлении кишлака Хара, расположенного близ города Асадабад (провинция Кунар). Ошибка, которую совершило командование батальона, потом в разных вариациях повторится ещё не раз в Афганистане. Это когда подразделение, не соблюдая правил передвижения в боевой обстановке, входит в ущелье без должного прикрытия по склонам окружающих гор. Именно по такой же причине позднее, 3-го августа 1980 года возле кишлака Шаеста понесёт большие потери 783-ий отдельный разведывательный батальон 201-й мотострелковой дивизии — в ходе боя погибло 49 и получили ранения 48 солдат Советской армии. А 30-го апреля 1984 года — в ущелье Хазара погибнет целый батальон 682-го мотострелкового полка 108-ой дивизии... Но первой в такую ситуацию попала именно первая рота 1-го батальона 66-ой бригады — к тому же ситуация для роты усугублялась тем, что в ней не было ни единого опытного в военном отношении бойца...

Во время прочёсывания ущелья у кишлака Хара батальон сильно растянулся. Вторая и третья рота прошли вперёд. А вот первая, которая замыкала движение, замешкалась. Как пишет Котов, в последующей гибели роты во многом был виноват её замполит Николай Шорников. По его приказу рота выстроилась в походный порядок, без соблюдения необходимой в боевой обстановке дистанции между бойцами, убрали и боевое охранение по склонам. Неизвестно, какими соображениями руководствовался замполит — скорее всего ему просто захотелось ускорить движение роты. Не учёл он только одного — это была не мирная территория Советского Союза, где можно было двигаться без проблем и даже в парадном строю, а зона войны, где способы передвижения были сродни условиям жизни или смерти.

В общем, сидевшие засаде душманы воспользовались промахом Шорникова, что называется, по полной!

И когда на подразделение с окрестных гор обрушился шквал вражеского огня, сразу же появилось множество убитых и раненых. Мало того, когда начался бой, замполит растерялся и пытался бежать, но получил от душманов пулю в спину. Разбегавшихся солдат так же расстреливали буквально как в тире! Как пишут сегодня военные историки:

«Остатки роты и взвода АГС скрылись в ближайшем строении (около 30-35 человек). До 12 часов дня группа выдержала более 10 атак противника, потеряв около 10 человек убитыми и ранеными Попытка вызова помощи не удалась. Остатки группы сражались до самой ночи с превосходящим противником».

Ход этого боя ярко описал его участники Игорь Котов:

«Организация обороны командиром роты старшим лейтенантом Заколодяжным в крайнем доме кишлака Хара похожа на безумие, которому не учат в военных училищах. Стреляют человек пять, остальные в шоковом состоянии прячутся внутри дома и за стенами дувана (выделено мной — В. А.)».

Словом, по-настоящему воевало только несколько человек, остальные, находясь в шоковом состоянии, просто прятались — оно и понятно, ведь этих бойцов не готовили к настоящей войне ни в боевом, ни в морально-психологическом плане.

Но постепенно все оставшиеся в живых пришли в себя. Из окружения группа — не больше 14 человек — ночью вырвалась с боем, вступив даже в рукопашную схватку.  Выходили в полной темноте, по глотку в воде таща на себе раненых и оружие. В конце концов вышли к своим... Сколько точно наших погибло в том бою, неизвестно до сих пор. По мнению Игоря Котова, больше полусотни человек — практически вся рота...

… Конечно же, те первые бои на афганской земле послужили для 40-ой армии хорошим уроком. Как вспоминают ветераны, у солдат даже выражение лиц поменялось — они стали более сосредоточенными и суровыми. И тем, кто потом стал приходить им на смену, было уже гораздо легче — всё же сменщикам было у кого учиться.

«Надо сказать, первый бой в Кунаре буквально перевернул психологию наших людей, — писал мне Валерий Силуянов. — Мы впервые столкнулись с дикой азиатской жестокостью по отношению к нашим раненым и убитым. Мы поняли, что в бою может быть только одно: либо ты убиваешь противника, либо противник убьёт тебя. Для обучения личного состава стали больше привлекать военнослужащих, уже прошедших через боевые испытания, награждённых боевыми наградами (так называемый боевой актив), а также наших военных советников, работавших в афганской армии: они помогали нам изучать национальные особенности и обычаи афганцев. Солдаты и офицеры стали понимать всю значимость боевой подготовки и самое главное — необходимость беречь товарищей, не имеющих должного опыта. Поэтому новичков, не прошедших предварительную полугодовую подготовку, на боевые операции, как правило, не посылали...».

А вот для нас главный урок из печального афганского опыта состоит в следующем — армия даже в условиях мирного времени должна заниматься только реальной боевой учёбой,  плюс соответствующей психологической подготовкой.  И  ничем более!

Мало того, выскажу может быть даже очень крамольную мысль для некоторых наших сограждан — мне кажется, что военные профессионалы (генералы, офицеры и солдаты-контрактиники) должны периодически проходить боевую обкатку в самых различных реальных военных конфликтах (неважно где, в Сирии, на Кавказе или даже в Африке). Ибо только война может держать армейского профессионала в настоящей боевой форме — никакие, даже самые приближенные к боевым условиям учения эту практику никогда не заменят.

В противном случае, печальный и кровавый опыт первых месяцев афганской войны будет повторятся для нашей армии вновь и вновь...