«Идите к Таврическому дворцу, возьмите власть!»

1

7227 просмотров, кто смотрел, кто голосовал

АВТОР: Бурт Валерий

 

«Идите к Таврическому дворцу, возьмите власть!»15/07/2017  Вторая революция 1917 года вполне могла произойти в июле

 

Летом 1917 года Россия словно замерла в тревожном ожидании. Опостылевшего царя-батюшку прогнали, а что дальше? Представители разных партий – кадеты, эсеры, большевики, анархисты – гнули свою линию, шумели. Слов было много, но конкретных дел, увы, мало. Обыватели метались, не в силах понять, на чьей стороне правда. Никто не знал, что принесет грядущий день…

 

Сначала цитата: «3-го (16-го по новому стилю) июля вечером на некоторых улицах города Петрограда появились мчавшиеся автомобили и грузовики с пулеметами и вооруженными солдатами и рабочими.

 

Они останавливали частные моторы, высаживали под угрозой расстрела шофферов и седоков. Затем занимали автомобили, устанавливали на них пулеметы и присоединялись к другим вооруженным моторам…».

 

Это фрагмент (с сохранением орфографии) из постановления судебного следователя по особо важным делам Петроградского окружного суда Павла Александрова о событиях 3–5 июля 1917 года в Петрограде.

 

В тот же день около семи часов вечера солдаты 1-го пулеметного полка с лозунгами «Долой 10 министров-капиталистов!», «Вся власть Советам!» двинулись к дворцу балерины Матильды Кшесинской на Большой Дворянской улице. Вместе с ними шагали служивые Московского, Гренадерского, Павловского полков.

 

Когда они подходили к Гостиному двору, на них обрушился пулеметный огонь, взорвалась граната. Солдаты стали стрелять в ответ… К полуночи масса людей залила улицы вокруг Таврического дворца. Вскоре к ним присоединилось несколько десятков тысяч рабочих Путиловского завода, а утром следующего дня – моряки, прибывшие из Кронштадта. Эти взбудораженные люди могли в считанные минуты свергнуть Временное правительство…

 

Несколькими днями ранее началось наступление Русской армии на Юго-Западном фронте. Поначалу оно было успешным, однако вскоре германцы, подтянув резервы, перешли в контрнаступление.

 

Под тяжелыми ударами неприятеля русские части на­чали отход, вскоре превратившийся в па­ничес­кое бегс­тво. Солдаты са­моволь­но, не слушая приказаний офицеров, уходили с передовой. Ко­ман­дир 22-го гре­надер­ско­го Су­воров­ско­го пол­ка под­полков­ник Ры­ков, пытаясь встать на пути бегущих, был застрелен…

 

Впрочем, все эти бедствия наступят уже после того, как в Петрограде произойдет восстание, грозившее обернуться революцией.

 

Однако худо было не только на войне, но и в тылу. «Пишут в газетах и рассказывают очевидцы, прибывшие из тыла, что Петроград, Москва и другие российские города все засыпаны шелухой семечек, которые усиленно грызутся российскими митингующими “гражданами”, утопающими в кучах не убираемого навоза, отбросов и экскрементов. Подлинная “демократизация”!». Эти слова – из записок военного врача Василия Кравкова.

 

Так и было: Град Петров, изумительная столица России, стояла запущенная, неприглядная, ветер носил по мостовым обрывки газет и воззваний.

 

Убирать улицы было некому – дворники куда-то все подевались. Милиционеров было мало, а потому народ сам вершил суд, точнее, самосуд: по Петрограду водили избитых и окровавленных людей, на их шеях висели плакаты с надписью «Мы воры».

 

Повсюду бродили неприкаянные, злые от безделья солдаты. «Кто ви­дел эту осед­лую, се­рую, об­наглев­шую сво­лочь, ее ни­ког­да не за­будет, – позже вспоминал российский предприниматель, отец белого генерала Николай Врангель в книге «Воспоминания. От кре­пос­тно­го пра­ва до боль­ше­виков». – Ули­цы, те­ат­ры, трам­ваи, же­лез­ные до­роги – все те­перь пос­ту­пило в их ис­клю­читель­ное вла­дение… В те­ат­рах они за­нима­ли цар­ские ло­жи, на ули­цах в жар­кие дни хо­дили в под­штан­ни­ках, на бо­су но­гу, га­дили на тро­ту­арах, рва­ли обив­ку ва­гонов на ону­чи, пор­ти­ли трам­ваи, пе­рег­ру­жая их чрез ме­ру, чуть ли не хар­ка­ли в ли­цо про­хожих. У ла­вок, осо­бен­но та­бач­ных, тол­пи­лись сте­ной, ме­шая в них про­ник­нуть, и при­ходи­лось нуж­ное по­купать у них втри­доро­га».

 

Разумеется, простые обыватели чувствовали себя, мягко говоря, неуютно и без особой надобности не высовывали нос из своих домов. Достать съестное было проблемой – витрины лавок и магазинов зияли пустотами…

 

В июне анархисты, представлявшие значительную силу – их в городе было около 20 тысяч – заняли пустовавшее здание дачи видного сановника Петра Дурново на Полюстровской набережной. Собственно говоря, это была не дача в привычном виде, а внушительный, красивый особняк.

 

К слову, захваты домов, преимущественно богатых, после Февральской революции стали в Петрограде привычным явлением. Хозяева просто не могли оказать сопротивление многочисленным вооруженным людям… Так, большевики стали хозяйничать в особняке Кшесинской, выставив оттуда знаменитую хозяйку.

 

«Разве не дискредитировано теперь слово «большевик» навсегда и бесповоротно? – писала Надежда Тэффи. – Каждый карманник, вытянувший кошелек у зазевавшегося прохожего, скажет, что он ленинец! Что ж тут? Ленин завладел чужим домом, карманник – чужим кошельком. Размеры захватов разные – лишь в этом и разница. Ну да ведь большому кораблю большое и плавание...».

 

На захвате дачи Дурново анархисты не остановились. Отряд под началом бывшего жестянщика, главы Петроградской федерации анархистов-коммунистов Ильи Блейхмана занял типографию газеты «Русская воля». Однако долго там хозяйничать им не удалось. Присланный Временным правительством отряд освободил здание от непрошеных гостей.

 

Затем было решено очистить от анархистов и дачу Дурново. Но сделать это было не просто – в особняке, кроме них, находились правление профсоюзов Выборгской стороны, профсоюз пекарей, рабочий клуб «Просвет», комиссариат рабочей милиции 2-го Выборгского подрайона, совет Петроградской народной милиции. К тому же анархисты объявили, что в случае штурма дадут вооруженный отпор правительственным войскам.

 

Пока же они решили снова напомнить о себе. 14 июля (здесь и далее по новому стилю) на Марсовом поле прошла массовая демонстрация. Во время манифестации большой отряд анархистов под командованием Иустина Жука, лидера рабочих Шлиссельбурга, направился к знаменитой петроградской тюрьме «Кресты» и силой освободил несколько своих товарищей. Воспользовавшись неразберихой, из острога сбежало порядка четырехсот уголовников.

 

Это была звонкая пощечина Временному правительству. И оно просто было вынуждено ответить ударом на удар. На следующий день после налета на «Кресты» к даче Дурново прибыли министр юстиции Временного правительства Павел Переверзев, прокурор Петроградской судебной палаты Николай Каринский и командующий войсками столичного военного округа генерал-лейтенант Петр Половцов.

 

Они наблюдали, как батальон пехоты, броневик и казачья сотня 1-го Донского полка штурмуют особняк. Операция завершилась успешно – кроме того, в тот день было арестовано около 60-ти человек, в том числе несколько освобожденных за день до этого узников «Крестов».

 

…15 июля в Петрограде, опять же во многом благодаря агитации анархистов, начались забастовки.

 

Если во многих местах искры недовольства лишь тлели, то в 1-м пулеметном полку бунтарское пламя уже вспыхнуло. Служить Временному правительству солдаты не желали, отправляться на фронт – тоже. А вот выйти на улицы Петрограда показать свою силу – они были готовы.

 

Это была самая крупная часть Петроградского гарнизона, находящая на Выборгской стороне – численность полка составляла около 12 тысяч человек, немалая часть которых сочувствовала большевикам и анархистам.

 

Но вот что странно! Еще задолго до восстания в правительственных кругах, кабинетах различных партий, в квартирах обывателей, казармах, на заводах и фабриках, говорили о каких-то выступлениях, ожидающихся со дня на день. Город охватила смутная тревога…

 

Утром 16 июля в 1-м пулеметном полку начался митинг. Присутствовавшие на нем анархисты рвались бой, действуя по принципу Наполеона: ввяжемся в драку, а там посмотрим. Появились в казармах и большевистские агитаторы…

 

Вечером пулеметчики и солдаты других полков с оружием заполнили улицы Петрограда. Они двинулись к особняку Кшесинской, оттуда их путь лежал к Таврическому дворцу. Там в ночь на 17-е июля большевики обсуждали план дальнейших действий. В итоге военная организация при ЦК партии, Межрайонный комитет РСДРП приняли решение возглавить «мирную, но вооруженную демонстрацию».

 

В этой строке явное несоответствие – раз идут с оружием, значит, не исключают возможность стрельбы. И палить наверняка будут не в воздух, а в конкретную цель. И – с целью захвата власти. Это, в частности, подтверждал в своих воспоминаниях «Роковые годы» бывший начальник контрразведки Петроградского военного округа Борис Никитин.

 

А где же был в это время военный министр Александр Керенский? Его не было в Петрограде, накануне он отбыл на фронт, «выпрашивать» войска для защиты Временного правительства.

По словам, Никитина, «за ним мча­лись на гру­зови­ках боль­ше­вики и чуть-чуть его не зах­ва­тили, опоз­дав на Вар­шав­ский вок­зал к от­хо­ду по­ез­да все­го на 20 ми­нут».

 

Утром17-го июля многотысячная толпа, состоящая из солдат 1-го пулеметного полка и других воинских частей, большевиков, анархистов, рабочих, моряков Кронштадта двинулась через Троицкий мост по Садовой улице, Невскому и Литейному проспектам. На углу Пантелеймоновской улицы и Литейного проспекта из окон и с крыш домов хлестнули несколько пулеметных очередей. Упали наземь первые жертвы…

 

Максим Горький выразил свои впечатления (очередные «Несвоевременные мысли») от увиденного в газете «Новая жизнь»: «Вот, ощетинясь винтовками и пулеметами, мчится, точно бешеная свинья, грузовик-автомобиль, тесно набитый разношерстными представителями «революционной армии», среди них стоит встрепанный юноша и орет истерически:

 

– Социальная революция, товарищи!

 

Какие-то люди, не успевшие потерять разум, безоружные, но спокойные, останавливают гремящее чудовище и разоружают его, выдергивая щетину винтовок. Обезоруженные солдаты и матросы смешиваются с толпой, исчезают в ней; нелепая телега, опустев, грузно прыгает по избитой, грязной мостовой и тоже исчезает, точно кошмар…».

 

Повсюду начались вооруженные столкновения, как и в революционном феврале. Активизировались грабители: телефонные звонки с мольбами о помощи поступали из ма­гази­нов Гос­ти­ного Дво­ра, Ап­ракси­на рын­ка, бан­ков на Нев­ском проспекте, частных квартир в центре столицы. Возникает резонный вопрос: не связаны ли были обнаглевшие громилы с восставшими?

 

Да, эти люди могли взять власть. Но что бы они с ней сделали?

 

«Никакой планомерности и сознательности в движении «повстанцев» решительно не замечалось, – вспоминал очевидец тех событий, меньшевик Николай Суханов в книге «Записки о революции». – Но не могло быть речи и о планомерной локализации и ликвидации движения… Обе стороны панически бросались врассыпную, кто куда, при первом выстреле. Пули в огромном большинстве своем доставались, конечно, прохожим. При встрече двух колонн между собою ни участники, ни свидетели не различали, где чья сторона. Определенную физиономию имели, пожалуй, только кронштадтцы. В остальном была неразбериха и безудержная стихия…».

 

Сил у восставших было гораздо больше, чем у Временного правительства, однако знаний стратегии им явно не доставало. Им истерически кричали с бал­ко­на до­ма Кше­син­ской: «Иди­те к Тав­ри­чес­ко­му двор­цу, возь­ми­те власть!». Они пош­ли и… застыли в нерешительности. Конкретных задач перед восставшими никто не ставил, хотя это напрашивалось – зах­ва­тить главные стратегические пун­кты: вок­за­лы, те­лефон­ные стан­ции, телеграф, ар­се­налы, две­ри ко­торых бы­ли от­кры­ты нас­тежь…

 

«Большевики, прежде всего, завязли, – считал Никитин. – По мере того, как прибывали новые люди, они теряли управление. Уже к полудню было заметно, как рвались цепочки и исчеза­ло оцепление. А во вторую половину дня технические средства управления были окончательно раздавлены массой, что было видно по всем ее бестолковым передвижениям».

 

К тому же на большевиков свалилось тяжелое обвинение в связях с враждебной Германией. Эти сведения Временное правительство получило раньше, но обнародовало только сейчас, когда ситуация висела на волоске…

 

После этого на помощь Временному правительству в массовом порядке стали прибывать вызванные с фронта войска. Была захвачена вотчина большевиков, особняк Кшесинской. Затем правительственные войска взяли Петропавловскую крепость, где укрывались кронштадские моряки и анархисты.

 

В городе царила страшная паника. Со всех сторон слышалась пальба, слышались крики, никто не понимал, в чем дело. Впрочем, многое покрыто туманом и до сих пор. В частности, неясна роль большевиков. Надо ли взваливать на них весь тяжелый груз вины за происшедшие в Петрограде кровавые события?

 

…18 июля юнкера заняли редакцию и типографию газеты «Правда», которую буквально несколько минут назад покинул Ленин. Военные обыскали здание и выкинули в Мойку напечатанные экземпляры большевистского издания. Как утверждала «Петроградская газета», при обыске было обнаружено некое таинственное письмо на немецком языке. Еще одна улика?

 

Причин провала восстания и чудесного спасения Временного правительства немало. Но есть и та, на которую не обратили внимания историки и политики...

 

Во второй половине дня 17-го июля в Петрограде разразился проливной дождь. Солдаты, спасаясь от непогоды, заполнили все близлежащие подъезды, навесы, подворотни. «Настроение было сбито, ряды расстроены, – вспоминал Суханов. – Дождь распылил восставшую армию. Выступившие массы больше не находили своих вождей, а вожди подначальных… Командиры говорили, что восстановить армию уже не удалось, и последние шансы на какие-нибудь планомерные операции после ливня совершенно исчезли. Но осталась разгулявшаяся стихия…».

 

Вот такая ироническая усмешка истории.

 

После подавления мятежа Временное правительство, которое возглавил Керенский вместо ушедшего в отставку князя Георгия Львова, укрепило свое влияние. Но, как и раньше, обыватели тщетно ждали от власти решительных действий. И напрасно опасался мести большевистский лидер.

 

«5 утром я виделся с Лениным, – вспоминал Лев Троцкий. – Наступление масс было уже отбито. «Теперь они нас перестреляют, – говорил Ленин. – Самый для них подходящий момент». Но Ленин переоценил противника – не его злобу, а его решимость и его способность к действию…».

 

В упомянутом в начале очерка постановлении судебного следователя по особо важным делам Петроградского окружного суда Александрова говорилось о необходимости ареста Ленина, Зиновьева, Троцкого и других революционеров. Они обвинялисьв том, что «состоя в русском подданстве, по предварительному между собой и другими лицами уговору, в целях способствования находящимся в войне с Россией государствам, во враждебных против нее действиях, вошли с агентами названных государств в соглашение содействовать дезорганизации русской армии и тыла для ослабления боевой способности армии, для чего на полученные от этих государств денежные средства организовали пропаганду среди населения и войск с призывом к немедленному отказу от военных против неприятеля действий». Этим людям инкриминировалась организация вооруженного восстания против существующей в государстве верховной власти, сопровождавшейся рядом убийств и насилий.

 

Однако никто не пострадал – Ленин и Зиновьев укрылись в Разливе. Троцкий – в то время еще не член большевистской партии, был арестован, однако через несколько дней после письменных объяснений был отпущен под залог в три тысячи рублей.

 

Ленин и его соратники оказались хорошими учениками, и в октябре семнадцатого не повторили прошлых ошибок. Керенский, напротив, оказался чересчур, губительно самоуверенным. Он не сомневался, что разгромит новое выступление большевиков. И – жестоко просчитался…

 

 

 
   
   
Нравится
   
Комментарии
Комментарии пока отсутствуют ...
Добавить комментарий:
Имя:
* Комментарий:
   * Перепишите цифры с картинки
 
Омилия — Международный клуб православных литераторов