№20 Анна СТРЕМИНСКАЯ (Украина, Одесса) Поэтическая страница...

Анна Стреминская - поэт, член Южнорусского союза писателей (Одесская областная организация Конгресса литераторов Украины), научный сотрудник Одесского литературного музея. Победительница общегородского поэтического конкурса «Серебряные трубы» (2008), лауреат Второго Международного фестиваля литературы и культуры «Славянские Традиции» (2010, Крым). Автор множества поэтических и искусствоведческих публикаций в одесской, московской, зарубежной периодике, в том числе, в альманахе «Дерибасовская-Ришельевская», в российском журнале «Меценат и мир», в московской газете «Литературная ярмарка». Один из авторов коллективного сборника «Вольный город» (1991) и Одесской антологии поэзии «Кайнозойские Сумерки» (2008). Автор сборника стихов «На Древнем Языке…» (2000).

***

Капли дождя на папирусах высохших листьев,

В каплях миры отражаются ярко и рвано.

Всюду костры – в них сгорают легчайшие жизни.

Дымная и хризантемная нынче нирвана…

Вечер, трамвай, психбольница, фонарь и аптека –

Все в этой части вселенной для счастья на месте.

За освещенным окном – силуэт человека.

Я же все мимо – с листвою мне падают вести.

Не научилась я жить и всегда я была такою,

Что важнее всего была осень с ее дыханьем.

И для меня мешок с опавшей листвою –

Все равно, что наволочка Хлебникова со стихами.

***

– Что ты там видишь, в окно окунаясь ночное?

– Вижу работы на лунных полях Междуречья –

ночью работают, днем же, спасаясь от зноя,

в хижинах спят, шелестящую слышу их речь я.

Башен, ворот Вавилона вдали силуэты,

ночь нависает над нами законом тирана.

Пьян во дворце Хаммурапи, пьяны горожане,

но рыбаку веселей, чем царю иль поэту.

– Утро... Что видишь в деревьях, в фигурах прохожих,

в сонных трамваях, стадами бегущих из хлева?

– Вижу – вступленье рассвета по свежести схоже

с садом висячим и с ликом ячменного хлеба.

Знаю – не пал Вавилон, на земле он все длится:

где-то проходят воротами сонмы торговцев,

где-то цари облачаются в багряницы,

сонмы блудниц обращают помятые лица

ввысь, где бог Солнца несется в своей колеснице...

Мы на планете языческой – дикие овцы.

***

Д. Ч.

Холодно нынче, любимый, и солнце так редко,

Иней на гроздьях засохших, листве темно-красной,

И на пороге недавно умершей соседки.

Все, что осталось – платок на заборе цветастый.

Осень стихи написала на листьях пожухлых,

Но недовольно срывает и в пламя бросает.

Всюду костры из стихов – ведь никто не читает.

Дымные рифмы по улочкам стелются утлым.

Здесь на окраине города время, как спица

Вяжет сюжеты на темы уюта, покоя.

Кажется, что ничего, никогда не случится –

Будет листва такова, будет небо такое…

А между нами пространства просторы и реки,

Смерчи и смерти, тайфуны и сонмы событий.

Но еще время нас не разлучило навеки –

Мы улыбнемся друг другу, друг друга не видя.

***

Тот день наполнен медом был до дна,

Осенним медом – светлым и тягучим.

Жара ушла – иные письмена

Писал сентябрь на всей листве летучей.

В тот день хотелось книги перечесть

Забытые, не вспоминать ошибок.

Разлюбленных, обидевших не счесть –

Все были прощены, а день был зыбок.

Он легким был и теплым, как волна

Нагретая у берега, как сено.

Мы все омыты были им сполна,

Исцелены мы были постепенно.

И сохло быстро чистое белье,

И развевались простыни, как флаги

Неведомой страны, когда в нее

Вошли мы без геройства и отваги.

***

В окне ателье заводной манекен что-то шьет,

еврейский портной, что старательно делает дело.

Он ручку машинки без устали вертит умело

и, кажется, тихо под нос себе что-то поет.

Невидящим взглядом в себя лишь он смотрит, и вот

невидимых тканей мы слышим уже шелестенье.

И платьев невидимых блеск ослепит на мгновенье,

и глупый король тут поблизости где-то живет.

Для всех королей он нарядов неспешно нашьет,

а также их жен и детей ни за что не забудет.

А мимо проходят уставшие буднично люди,

и каждый, наверное знает, зачем он живет.

Но здесь с выраженьем необщим лица тот сидит,

кто знает, зачем неживой он, и с тихой улыбкой

он вертит машинку и тянется времени нитка.

И время под пальцем его, словно ткань, шелестит.

***

Здесь дом стоял и рухнул на исходе

отпущенных ему ста с лишним лет.

Тут продавали керосин и вроде

когда-то уголь, говорил сосед.

Теперь упал и внутренности дома

наружу все – желтеет ракушняк.

Доска торчит – зияет рана слома,

уже трава растет сквозь боль и мрак.

Собаки спят на бедных тех останках,

стена стоит с глазницею окна.

Летит вишневый цвет, как будто манна

небесная, с утра и дотемна.

Летит вишневый цвет и покрывает

остывшей жизни мимолетный след.

Снега его так щедро засыпают,

листва желтеет, вишни сок пускают,

собаки спят, и смерти вовсе нет.