№23 Евгения КРАСНОЯРОВА (Украина, Одесса) Поэтическая страница

Евгения Красноярова - поэт, драматург. Член Южнорусского Союза Писателей (Одесская областная организация Конгресса литераторов Украины). Победитель турнира поэтов-одесситов на Международном фестивале русской литературы «Болдинская осень в Одессе – 2008». Лауреат Международного литературного фестиваля «Славянские Традиции – 2009». Автор сборника стихотворений «Серебряные монгольфьеры».

Письмо в Питер

Мой питерский Гесиод,

от южных недужных дел

умчавшийся на санях,

сорвал на границе свитку.

Мой питерский Гесиод

молчит с параллели «Л»

о мелочных трудоднях,

болтающихся на нитках…

На набережной – вода.

Над набережной модерн –

седой великан блокад,

бомбёжек и революций.

На набережной вода,

и кто б ни стоял в воде,

все реки впадают в ад,

пока существуют нунции.

Пол-унции счастья – в рот.

Пол-устрицы неба – впрок.

Балтийский неровен час,

но Север – по-русски праведен.

Мой питерский Гесиод,

храни тебя святый Блок,

и тот сумасшедший в нас,

бегущий босым – по наледи…

***

Я в прошлом – хетт,

а в будущем – гранит.

Во мне не раб, но воин – говорит.

Я убивал. Меня рождали вновь,

но никогда не изменялись – кровь

и над Хетуссой пламенный рассвет.

Как выл пророк,

как плакал звездочет,

когда мы шли, сомкнув ряды. Плечо

к плечу прижав. И мир – войной рвало.

Нас, как песок, мололо и мело

хребтами храмов, улиц и дорог…

Я правды свет

из всех смертей и битв

под сердцем вынес – всех перехитрив,

возок планеты катится назад.

И мне гадалка скалится в глаза:

– Ты в прошлом хетт,

а будущего – нет.

***

себе на всю оставшуюся жизнь

настигнут адресатов похоронки

поминки приголубят мертвецов

жрецы зарежут нового телёнка

кобылы побегут от жеребцов

и смилуются боги-первоптицы

взмахнут крылами, обмолотят жмых

но только ничего не обновится

в миру, где мёртвых больше, чем живых

где тленный дух – залог хлебов и весей

где каждый съел кусочек мертвеца

не все воскреснут

лишь они воскреснут –

телец

       жена тельца

рабы тельца

Одессея

…по следам посещения городского совета

касательно помощи одесским литераторам

Я люблю этот город, как любят мышьяк.

Он – как сказочный мёд – только мимо течет.

Он бы продал другому меня за пятак,

Только я не даюсь, я упряма, как чёрт.

Я ношу этот город в карманах пальто.

Ему тесно, мне тоже – квартирный вопрос.

Он мне всё – предлагал, но со зла, но – со льдом.

Я купила его – за пяток папирос

И бутылку вина урожая тех лет,

От которых – бронхит, ностальгия и сплин.

Мы сошлись – как оратор и анахорет,

Как борцы, из которых погибнет один,

А другой повредится в уме. Дуэлянт

Невозможен без повода выстрелить в лоб.

Я люблю этот город, как любит земля

Начинённый последом химическим гроб…

Если любишь, не смей расставаться, не смей!

Я любовь сохраняю – до лучшего дня,

Как зерно, из которого вырастет змей

И заест, и забьёт, и задушит меня.

***

Чужую Родину – любить,

чужие есть хлеба…

Глядеть, как небо золотит

покатые гроба,

как умирает всё вокруг –

чужое, не моё,

как расправляет крылья крук

над гибельным жнивьем,

и повторять себе – не вой,

мелка Земля, кругла,

и в стороне твоей родной

такая точно мгла

не жнёт, но сеет зубы злых

и со лжецами спит.

И брат-поэт, сидит, притих,

и кровью стих залит.

Литерный

Усыпи меня, поезд,

бегущий по лунной степи.

Преврати мою совесть

в царевну, которая спит –

пусть года пронесутся,

как строгий пейзаж за окном,

пусть во мне не проснутся

знакомые город и дом.

Пусть, сознанье треножа,

колёса о дальнем поют.

Пусть ничто не тревожит

пустынную душу мою.

***

Пьяная ягода, кочек кочевье, силки осок.

Топкая тропка дрожит под кошмой тумана.

Леший плешивый кукушкой забрасывает лассо,

рвёт тишину на лоскутья и тонет – в рваном…

Здесь, на квартирах-болотах – бесовская благодать.

Торфы и травы в гнилых колыбелят зыбках.

Изредка черный хозяин под нóги настелет гать

или лосиный дух в небо запустит рыбкой…

Мачехой в мокрый подгузник завёрнутая земля

дышит потайней, чем все остальные земли:

корнем сырым или тальника грубым осипшим ля

вздрогнет вдруг, веко подымет и снова – дремлет,

плюнув на то, что придётся когда-нибудь напитать

голод пространства своей огрузневшей тушей.

Так черепаха, что мирно покоится на китах,

всё больше спит и не думает о грядущем.

***

О, верность не порок, а роскошь!

Распей со мной тоски кагор,

пока ночных три часа воском

текут с балкона на забор…

О, как болит внутри кварцита,

когда, любовью разможжён,

он сыплется песком сквозь сито

и затихает в шуме волн!

Ты пей, ты пей, меня не слушай.

Мне сила горних застит свет.

Пока друг с другом бьются суши,

пески низводят их на нет.

О чем поют барханы – знаю

по праву крови слюдяной.

Пока лучи зарю латают,

побудь со мной, побудь со мной,

и я засну под крик вороний

за неименьем петуха,

и небо розовые кроны

опустит в сонные меха…

О верность! Бог пустынь вначале

придумал не любовь, а месть.

Распей со мной кагор печали,

пока мы здесь. Пока мы есть.