№12 Евгений МОЧКОДАН (Беларусь, Минск) Аферисты

Аферисты

(отрывок из романа)

Тьма… Мы рождены из тьмы, живем во тьме и после последнего вздоха уносимся во тьму. Порождения мрака, что отвергли свое первородное начало и развернулись в сторону света. Зачем? Свет помог нам видеть, в то время как темнота заботливо запрещала нам разглядывать в бесцельном поиске мир вокруг. А после мы добровольно стали закрывать глаза, чтобы не видеть всего этого, или огораживаться безжизненными, нами же созданными ширмами. А все из-за непонятной тяги… Она не доведет до добра! Добро и тьма больше сочетаются, предоставляя в сумме прекрасную палитру таинственности и чистоты обряда. Конечно, темнота притягивала к себе и зло, но только тем, что его легче творить во мраке… Выше неба только мрак, ниже неба, за каждым выступом, каждым пригорком притаился островок темноты. Оттуда тьма постоянно наблюдает за теми, кто отвернулся от нее из-за своих вздорных мыслей…

Но есть еще те, кто не боится заглянуть в лицо своей родоначальницы. И именно им открыты невидимые, неисчерпаемые горизонты первоисточника: дерзость, жестокость, жадность, хитрость, незахламленный лишними идеями разум. Покровительство тьмы, что отметило единицы, никогда не изменит своим владельцам и поведет их вперед. Неважно, что дорога может быть опасна – закрытые пеленой мрака глаза не обманут защищенный темнотой разум, а ноги будут повиноваться мягким, но настойчивым движениям тьмы и нести огражденное ночью-защитницей тело…

Тьма не может обмануть, лишь сокрыть. Свет обманывает наши глаза, метясь между своим окружением с огромной скоростью. Свет слепит наши глаза, а темнота дает им долгожданный отдых, как дарит его и разуму и телу…

Глава 1

Старенький, неимоверно грязный автобус трясся и подпрыгивал на ужасных узорах трещин, что располосовали заплаканный дождем асфальт. Немногочисленные пассажиры тряслись и подпрыгивали в такт ему, отчего получалось некое подобие модных ныне танцев. Такое танго посреди стремительно теряющей яркие дневные краски улице наводило на мысль о «очень трепетном и щепетильном уходе соответствующих служб за дорожным полотном».

Эти самые службы, кстати, сейчас не в самом лучшем свете вспоминали два пассажира: один боялся поставить на пол пошарканную сумку с весело позвякивающими пустыми бутылками, и потому он кое-как старался удержать равновесие и не вылететь из кресла. Второй всего десять минут назад пересчитал пятой точкой все ступеньки в пролете между четвертым и пятым этажами дома своей замужней пассии, поэтому такие «грязные танцы» отнюдь не способствовали улучшению его самочувствия.

Остальные немногочисленные пассажиры сидя дремали после рабочего дня, что было на их месте очень рискованно. Один из спящих хрюкнул, открыл глаза и сосредоточенно выглянул в не первой свежести окно. Пейзаж за настрадавшимся за день стеклом явно удовлетворил его. Молодой мужчина подтянул повыше сползший с колен портфель.

Двумя остановками позже широкая в спине, угловатая, обернутая в мрачную холстину пальто, фигура врача-кардиолога покинула набравшийся за день грязи автобус. Шлепая туфлями по подтаявшему снегу, он пружинистой походкой прошел мимо киосков, облепивших сплошной стеной остановку, будто они пытались защитить старую лавочку от посягательств худых одноглазых фонарей. Также жизнерадостно мужчина окунулся в неосвещенный закуток двора своего старого пятиэтажного кирпичного дома. Быстро прошлепал мимо поздней компании старшеклассников, которые расположились  на покинутой на ночь детской площадке (глупо пересказывать, чем они там занимались). На ходу вспомнил и свою пору отрочества с ее маленькими секретами от родителей, чуть не упал перед самым крыльцом – поскользнулся на ненадежном водянистом покрове снега. Прямо перед обыкновенной, примечательной только разве разоблачающей надписью «Маша-дура», дверью в подъезд его встретил маленький, покрытый облезлой и намокшей шерстью столбик. Средних размеров крыса сидела на щербатой бетонной ступеньке и беспристрастным часовым оглядывала двор. Болезненного вида грызун с пугающим, не покрытым мехом шрамом на крошечной головке независимо осматривал улицу, не обращая внимания на каких-то там кардиохирургов, которые ходят по вечерам перед своим подъездом. Первой мыслью мужчины было пнуть наглое животное, хоть оно и не преграждало дороги, но, глядя на несчастную, потрепанную внешность крысы, он прошел мимо нее.

 Шагнул в дверной проем второго подъезда и длинными прыжками перелетел семь пролетов лестницы в тяжелом, неудобном, жарком пальто и прилепил большой палец к пластиковой кнопке звонка.

Пожалуй, стоит невзначай обронить несколько слов об этом человеке. Валентин Николаевич Грек, 39 лет, женат. Есть сын, профессия кардиохирурга и квартира прадеда в том самом доме, у которого он сегодня едва не упал.

Будучи несовершеннолетним хулиганом, посредственно относился к учебе в школе, регулярно посещал спортивные секции, которые по разным причинам достаточно быстро сменяли одна другую. Тем не менее, беспорядочные тренировки и здоровые родители выдали на выходе коренастого богатыря с клиновидной черной, словно помазанной смолой, бородкой. После школы попал «по блату» в медицинский, где всем на удивление стал прилежно постигать науку врачевания. Даже там не бросал спорт и однажды был застукан за совмещением отжиманий и зубрежкой конспекта. Интересный человек. Следует отметить, что в институт его пропихнул отец, чтобы хоть в мыслях доказать самому себе состоятельность своего отпрыска, но Грек младший и его заставил удивиться. Вот такой, не совсем удачной на первый взгляд, была жизнь Валентина Грека – обожающего спорт кардиохирурга.

За дверью, украшенной ромбами из натянутой лески, послышался приглушенный топот. Дверь открыл двенадцатилетний сын хирурга. Вытянутый, худой мальчуган явно пошел в мать – у него было стойкое неприятие к спорту, которое не мог сломать в своих доброжелательных родительских порывах Валентин.

Сильным броском, достойным метателя диска, Грек отправил потертый портфель в непродолжительный полет над ковровой дорожкой, что растянулась в коридоре его квартиры. Другой рукой он потрепал Сашку по нестриженной шевелюре, а после сбросил пальто и отправил его в шкаф.

Встрепанный сын удалился в свою комнатку, вероятно, постигать прилично запутанные школьные предметы. Валентин передислоцировался в район кухни. Ласковый поцелуй он подарил щеке жены и в предвкушении ужина опустился с ней рядом на табурет: более чем скромной по метражу кухоньки только и хватало, чтобы вместить троих Греков.

Тот факт, что Валентин сиял как новенький рубль, говорил, что день у него явно задался, а что до самого хирурга, то даже фиалки, которые привезла когда-то теща, смотрелись для него как-то по-иному сейчас, вечером, чем в ленивую утреннюю пору за завтраком-прелюдией к рабочему дню. Он, улыбаясь, созерцал покачивающиеся на фоне плиты бедра жены заколдованными градусом глазами, и для себя отметил, что уже достаточно давно не смотрел на нее так. Елена не могла этого не заметить, но первый ее вопрос был все же на другую тему:

- Почему дверь не открыл своим ключом? – не то строго, не то озорно вопросила она.

- Ключи забыл.

- А если бы нас не было?

- Я бы на радостях высадил дверь, - он прегадко улыбнулся сквозь бороду.

- Что-то ты сегодня такой веселый, - сделала подозрительный выпад в сторону мужа, - пил? – тарелка, над которой поднимались змейки пара, опустилась перед Валентином, заколыхав узор из нарезанных овощей в теплом бульоне.

- Самую граммульку! Вот столько, нет! Во-о-от столько! – Валентин на пальцах изобразил количество спиртного, употребленного им без лишних угрызений совести, и нежно обнял жену. Лена легонько отпихнула кавалера и продолжила заниматься ужином. Врач стал оправдываться, - нет, ну я же не просто так пил! Повод был, и очень даже хороший!

- Какой еще такой повод?

- Помнишь Глафиру Сергеевну? – осведомился он, похлебывая горячие щи из керамической тарелки со сбитой в некоторых местах эмалью.

- Та, у которой со слухом проблемы были?

- Нет! В очках таких больших, - пальцы опять пришли в работу.

- А-а-а… Ну, и что?

- Я ее сегодня оперировал. Отремонтировал бабулю – сейчас как новенькая. С месяц еще полежит, и в люди выпустим, - ничем не обязывающим, спокойным тоном говорил он.

Судя по нахмуренному личику Лены, такое обстоятельство, как отсрочка смерти старушки, нисколько в ее глазах не оправдывало пусть и незначительное возлияние. Тем не менее, опыт совместной жизни заставил запальчивую супругу, стиснув зубы, отвернуться от хмельного мужа. Пауза с каждой секундой заставляла все более критично смотреть на своего рыцаря в потемневших от лености доспехах.

Закрытый плотной пеленой алкоголя мозг Грека вежливо отказывал своему хозяину в попытках найти пару-тройку нужных слов, чтобы укротить свою гневную пассию. В конце концов, хирург отказался от попыток отговориться:

- Что за день случилось-то? – беззаботно, спокойно сдался он. Перевод разговора в другое русло являлся актом безоговорочной капитуляции.

- Методист опять отчитывала меня после открытого занятия. Я сегодня порвала колготки, - эта часть доклада была произнесена с особой интонацией, - и у нас сломался выключатель в ванной.

- М-да… Богатый на события день… - озадаченно скрипел хмельными извилинами врач.

- А этот соседский хулиган опять разрисовал нашу дверь, - недовольно закончила доклад Лена.

- Что?! – подавился супом Грек.

- Ленька, безобразник малолетний, опять изрисовал нашу дверь. Что случилось? – обеспокоенная женщина села рядом с мужем. Того колотила мелкая дрожь, внезапно разлившаяся по всему телу. Он бросил алюминиевую ложку в суп, которая бодро булькнула и расплескала жирную жидкость на скатерть, и метнулся к двери. Он широко распахнул деревянную створку и стал жадно обшаривать ее взглядом.

- Что ты делаешь! Закрой дверь!

Не обращая внимания на крики разгневанной женщины, Валентин продолжал зрительный экскурс по обивке двери. И нашел то, что надеялся не найти: маленькую забавную рожицу, которая корчилась в невероятной ужимке. Впав в приступ ярости и моментально протрезвев от легкого шока, Грек начал быстро-быстро затирать нарисованный мелом рисунок. Когда хирургу показалось, что края рожицы стали размазываться, он довольно зарычал и удвоил усилия.

Еще пять минут усердий, и крупногабаритный медик обессилено оперся на не желавшую сдаваться дверь. Он только размазывал мел по обивке и пачкал рукав своего свитера, а рожица так и продолжала кривляться и проступать через размазанное пятно. Бывший спортсмен выругался и влетел обратно в квартиру. Жена встретила его в штыки… точнее, попыталась встретить. Хирург заговорил первым и говорил он твердо:

- Лена, бери Сашку и уходите из квартиры!

- Что?! – возмущению женщины не было предела.

- Лена, - как можно более вежливо заговорил он, - я все скажу позже! – такой ответ совсем не удовлетворил Лену. И тут, только тут Валентин вспомнил, что разговаривал с особой женского полу. И разговаривал категорически неверно. Тогда он с размаху ляпнул следующий этаж диалога, - ты меня любишь?

- Не любила б, не носила этого кольца, - огрызнулась женщина.

- Я тебя тоже страшно сильно люблю, и именно поэтому тебе лучше уйти из квартиры, - подкинул он довод потверже, отстаивая свою точку зрения, - ты хотела знать, почему я пью после каждой операции? Я скажу тебе. Потом. А пью я именно из-за этого! – он, не оборачиваясь, ткнул пальцем в вечно пристыженную красную дверь.

- Из-за Леньки?

- Да. Этот маленький разбойник предупреждает меня, что ко мне придут надзиратели… И крыса… - глаза Грека на мгновение остекленели. Неожиданная догадка появилась в поле его зрения, - Они уже здесь! Лен, уходи! Если хочешь, можешь подавать на развод, я тебе все равно все расскажу, но я сам тебя выведу за дверь. Я не хочу, чтобы ты его видела.

- Кого? Ты что вообще несешь такое?

Легкий морозец, похожий на тот, что сейчас удобно расположился за стенами вовремя утепленной квартиры, расползся и по кухоньке. Валентин поежился и потер руки чуть выше локтя, сдирая с них гадкую гусиную кожу. Чуть заметные клубочки пара стали вырисовываться в прозрачном воздухе.

Валентин смутно понимал, что происходило дальше, и делал это скорее инстинктивно: он не слышал, как отчаянно и с чувством ругается его хрупкая нежная Лена, когда он тащил ее в коридор. Он не запомнил того взгляда, который подарил ему родной сын, когда Грек коротко сказал ему выйти из квартиры, а если б запомнил, то наверняка заклеймил бы себя до конца жизни. Обычно скучная и молчаливая дверь хлопнула, проглотив две испуганные фигурки, и продолжила изрыгать глухую брань голоском той единственной. И сам Грек как-то изменился сейчас: почернел, скрючился, будто хотел раствориться среди унылого убранства прихожей, освещенной скупой лампочкой из-за пыльного абажура.

И вот он почувствовал какое-то приглашение и одновременно угрозу из гостиной, отчего у хирурга развилось невнятное желание тотчас туда отправиться, хотя делать ему этого вовсе и не хотелось. Он весь – от еще волосатой макушки до мозолистых пяток – содрогнулся и послушно поплелся в гостиную.

Даже военная флотилия не возвращается в порт после победоносного рейда с таким торжеством, с каким появился, если глядеть со стороны, Грек. Спина прямая как доска, на лице – улыбка с примесью безумия и гримасы боли, движения строго и резко очерчены, словно во время строевых упражнений на плацу. Хирурга страшно злился, поскольку прекратить свои «кривляния» он был не в состоянии – тело наотрез отказывалось подчиняться.

На диванчике в гостиной полулежал стройный мужчина, задрав к низкому потолку квартирки длинноносые туфли. Одна штанины неопрятно задрались, выставив напоказ худосочные икры и стираные носки наглого незнакомца. Развязно развалившись, широко разбросав по мягкой подушке длинные, тонкие, слабые руки, он с умиротворенным и безучастным видом продолжал свою гимнастику. Голова с аккуратно уложенными короткими волосами расслабленно висела над самым полом, едва не касаясь его острыми маленькими рожками, что росли изо лба гостя. Зажмуренные глаза окружали темные иссушенные участки покрасневших, как от непродолжительной прогулки по морозцу, худых щек, и похожие на язвы от ожогов трещины уродовали тонкое, с заостренным подбородком, лицо демона.

Несмотря на испуг и смущение, хирург довольно твердо начал разговор:

- Что тебе надо?

- Ай-яй-яй! Ты сегодня опять не выполнил Второю Клятву Гиппократа! Как тебе не стыдно! Неужели тебе, Валя, наплевать на свое будущее? – нагло и язвительно обратился он к врачу.

- Не называй меня Валей! Говори, зачем пришел! И учти, нечисть поганая, меня ты просто так уже не запугаешь! – угрожающе зарычал он в ответ, не обращая внимания на странную позу посетителя.

- Ты в этом уверен, дружочек? Я – нет, - молодой незнакомец ловко кувыркнулся и встал на ноги. - Я бы на твоем месте все-таки чуть-чуть побеспокоился о своей жизни после смерти, - деликатно кольнул он доктора, - за всю свою карьеру врача ты ни разу не выполнил ни одного положения из Второй Клятвы Гиппократа, - осуждающе-шутливо продолжил он, -  следовало бы тебя немного наказать, да, жаль, нельзя!

- Это почему?

- Ну, во-первых, не мне с тобой тягаться, когда рядом нет Баназиэля. Полагаю, ты видел его сегодня? – Валентину вспомнился наглый грызун у входа в подъезд. От этой мысли ему стало как-то неуютно – он ведь хотел пнуть демона-телохранителя! – Во-вторых, в этом нет смысла. В-третьих, у меня к тебе есть предложение.

- Тебе мало того, что моя душа и так автоматом унесется в Ад. Ты еще хочешь иметь при себе персонального доктора-раба там!

- Нет-нет! Никаких контрактов! А, как ты сказал, твоя душа автоматом унесется в Ад… Так почему же тебе не начать посыпать песочком скользкую дорожку в Преисподнюю? Жить хорошо можно и в Аду, запомни это, я тебя прошу! К тому же, та пламенная Преисподняя, которую себе представляют люди, мало чем похожа на оригинал. Не буду тебе все объяснять, - он неприятно улыбнулся, - ты сам все скоро увидишь! – Грек зло покосился на стройного демона. - Еще доводы нужны? Я забыл, скажу еще, что Ему на тебя наплевать – выполняешь ты клятву или нет, попадешь в Рай или нет. Это сугубо твоя проблема.

- Какие же вы демоны болтливые, - проворчал мужчина, - особенно аристократы!

Бес пропустил заявление мимо ушей:

- Заполнять Ад душами у нас в крови. Зачем это – не знаю. Что будет, если души перестанут попадать к нам – не знаю. Но у меня постоянная жажда - отправлять души туда! Ты, Валентин, без сомнений попадешь в нашу контору. И я еще раз повторяю, - резкие, раздраженные нотки сквозили в его голосе, - ты должен быть обеспокоен своим будущим и будущим своей семьи! Я устал повторять это! Я – твой шанс на хорошую жизнь!

- Мне и так хорошо живется!

Демон критическим, медленным, безжалостным взглядом обвел гостиную: раздвижной стол, похожий на самолет, на столе старая аудиосистема. Занавески-арабески, тумба с отбитыми уголками. На ней черный ящик телевизора, единственный глаз которого давал искаженное, выпуклое отражение комнаты. Старые желтые обои (может быть, когда-то они были непорочно и блистательно белы?) и громада серванта с застекленными дверками, на которую было набросано много разной мелочи. Демон был уверен, что обстановка комнаты практически не менялась уже несколько поколений семьи Греков. Он обессилено опустил лицо на правую ладонь.

- Ты безнадежен! Ты – ДОКТОР! Ты – дурень! Я ясно выражаюсь? Никаких контрактов! Взаимовыгодное соглашение – мое предложение тебе.

- Взаимное соглашение с демоном? Никогда не слышал ничего более глупого!

Вздох вырвался из-под туго прижатой к лицу ладони. Он стал коротко выплевывать предложения в Валентина, зачитывая их из небольшой книжечки, которая непонятным образом очутилась в его другой ладони:

- «Взаимовыгодное соглашение с представителями Ада не является грехом. Взаимовыгодным является соглашение, исключающее подписание клиентом каких-либо документов», - он рассеянно пролистал несколько страничек, - Здесь еще много параграфов, которые объясняют и усложняют основное положение, но мне важно, чтобы ты понял суть! Контракты существуют для того, чтобы усладить жизнь смертных в мире сущем до истечения сроков документа. Это я так, к слову. Я хочу предложить тебе нечто иное. Заинтересован ли ты помочь Аду?

- Что?!

- Что тебя удивило? Знаю, как это выглядит, когда демон просит помощи у одного из своих клиентов, - раздосадовано оправдалась нечисть, - история знает несколько подобных случаев, когда молодые, бестолковые и запальчивые бесы пытались нашкодить начальству. Сегодня роль дурачка пришлось примерить мне. Подожди! Не перебивай! Объясню, почему. Под началом моего отца Преисподняя стремительно теряет свое влияние. Люди бездарно и нагло пользуются Адом. Создают какие-то крамольные фильмы, еще всякую ерунду. Я хочу положить этим безобразным фальсификациям конец и отсудить у человечества авторское право на Ад. Понимаю, это звучит еще глупее, чем мое предыдущее высказывание, но ведь это правда! А мой папаша не желает делать никаких сдвигов, отнекивается, мол, это все обыкновенная чепуха! А я думаю, что это очень даже серьезно! Это серьезно, когда каждый мальчишка свято верит, что монарха Ада можно уничтожить «шотганом»! Это серьезно и возмутительно! Пора напомнить, что настоящие демоны еще не перевелись! – озлобленно кричал он. Метал словесные молнии во все, что только подворачивалось его внезапно развернувшимся мыслям. - И церковь, хочу заметить, согласилась со мной и заверила, что будет всячески помогать мне!

- Что?! – такое высказывание завело Грека в основательный тупик.

- Ты просто ДОКТОР! – еще больше злобы и гнева выплеснулось наружу, - Цивилизация медленно давит церковь, а отнять что-то всегда труднее, чем даровать. Даже самый бесполезный пустяк! А у церкви забирают отнюдь не пустяк! Она стремительно теряет свое положение с каждым новым зажженным на земле огоньком жизни. Я уже даже договорился об организации экскурсий в Ад, чтобы воспитывать подрастающее поколение под чутким крылом священников. Мы даже возвели комнату пыток, а сейчас занимаемся постройкой павильонов с котлами!.. Ну, это я так, отвлекся. Так ты согласен? – требовательно спросил демонический принц.

Грек возмущенно округлил глаза:

- Согласен на что? Ты так долго говорил, жутко меня запутал, кроме того, я после рабочего дня плохо соображаю, а когда в мою квартиру вламывается наследный принц Преисподней… Извините, Ваше Высочество, но я не знаю, с чем мне соглашаться! К тому же, я не специалист по области права и не смогу тебе помочь отсудить долю на Ад у прокатчиков и изготовителей фильмов, если уж на то пошло.

Демон замедлил стремительное наступление и попытался успокоиться:

- Нет, мне от тебя нужно совсем другое. Я хочу, чтобы мой отец, Люциэль Соларус II, передал Ад по наследству мне. И сделал это как можно скорее. Еще объяснения нужны?

- Достаточно! Я все понял. Ты просишь меня убить отца, чтобы унаследовать Ад и заняться коммерческой деятельностью на ремесле своих предков? У нас здесь это встречается повсеместно.

Уязвить беса явно не получилось. Он приободрился:

- Что-то вроде. Только я не прошу тебя лично убивать его. У меня есть одно хобби. Поскольку я у себя дома сижу достаточно высоко, лишнего времени и средств у меня всегда было в избытке. Моя буйная фантазия толкнула меня на поиски чего-то экзотического. Еще хотелось, конечно, чтобы из этого можно было извлечь хоть какую-то практическую пользу. Такой вещью оказалась коллекция редких ядов, которую я собираю вот уже несколько десятилетий, и о которой не знает никто, даже Баназиэль. Один из этих опасных флакончиков держит в своем хрупком прозрачном теле очень занимательную жидкость. Не буду вдаваться в излишние подробности, и рассказывать, как я достал этот пузырек. Яд действует непосредственно на сердечную мышцу и вызывает медленный ее отек. Отравленный становится вялым и рассеянным, почти ничего не чувствует. Через день или два наступает смерть. Так вот, тебе я хочу отвести роль куратора смерти моего отца. Наш семейный доктор сейчас вынужден задержаться вне Ада, поэтому более подходящего момента ожидать глупо. Жутко звучит, правда?

- Просто ужасно! - хирург помолчал, прикидывая все «за» и «против», изобразил кислую мину и причмокнул, чтобы прогнать неприятную горечь во рту. – Где там подписываться надо, все равно я уже от пламенного Ада не отверчусь!

- А ты не дурак, хоть и врач. Извини! Как насчет воскресенья? Если у меня получиться отравить его, я свяжусь с тобой, - спокойно и деловито заговорил демон. Он поднялся со старенького, но уютного диванчика и обошел хирурга. Лицо стало удовлетворенным и спокойным.

- А что моя жена?

- Скажешь ей, что уезжаешь на симпозиум в какой-нибудь крупный институт в городе. Все бумаги я оставлю за собой. И я надеюсь, на этот раз ты сдержишь клятву?

- Сдержу! – горячо выпалил Валентин.

- Второй раз довожу до твоего сведения, запомни мои слова – и в Аду можно жить хорошо, - закончил он.

Они стояли и молча всматривались друг в друга, как бы оценивая, кто больше солгал. За время разговора демонический принц неоднократно постреливал взглядом на крохотные наручные часики. Еще один скошенный взгляд на левое запястье, и он обернулся к окну, которое стыдливо отталкивало от себя блики прозрачной паутиной занавески:

- Баназиэль, время!

Все, что успел разглядеть Грек, были две желтые точки, которые дернулись в покорном поклоне, и крылатую тень, оттолкнувшуюся от подоконника.

- Валентин, - доброжелательно обратился к Греку визитер, - я сказал тебе очень много… Очень… Мы с тобой теперь по гроб повязаны, - он недобро посмотрел в сторону врача, отчего того пробрала дрожь.

Демон наклонился к Валентину, воспользовавшись короткой заминкой, и страстно чмокнул его в лоб. Мужчина вскочил и стал угрожающе надвигаться на худосочную фигурку:

- Это еще что такое!

- Маленькая предосторожность, чтобы человеческая совесть не лезла не в свои дела. До воскресенья еще далеко, можешь и передумать. А заодно маленький знак внимания! – бес звонко засмеялся. Бывший спортсмен в стремительном прыжке сомкнул ручищи на красивом, но слабом теле, но смог поймать лишь воздух. Разгневанный врач в сердцах так пнул тахту, что та подпрыгнула и брякнула ножками по потемневшему паркету. Выругавшись напоследок, он пошел к двери на настойчивые звонки жены. Подавленный и злой рывком распахнул дверь, а после казалось, что тишина, в одно мгновение оборвавшая мир вокруг, стала настолько нестерпимой, что воздух сам начал вибрировать и жужжать, чтобы разогнать этот гнетущий фон. Перед ошеломленным Греком раскинулась непроницаемая бездна, глубина которой была невероятной и недостижимой.

Валентин сделал неуверенный шаг в черноту и выглянул за дверной косяк. Ему стало жутко от простиравшейся во все стороны молчаливой завесе темноты, и дрожь неизъяснимого ужаса застучала по всему его коренастому телу маленькими молоточками. Ему даже показалось на мгновение, что он падает в глубину бесконечности, и что вся его жизнь замкнута на этом глупом и бессмысленном полете.

Грек ущипнул себя и зажмурился. Когда он открыл глаза, темнота была везде и напирала на крошечный прямоугольник света, который просачивался сюда из прихожей его квартиры. Грек до слез ущипнул себя, но кошмарное видение не стремилось уйти из его жизни и забрать свои сводящие с ума побрякушки.

Валентин страдальчески обернулся и сделал несколько шагов в темноту.

- За честь и славу! Аминь! – низкий бас, которым заговорила тьма, рассыпался на несколько тонов и резко ударил по ушам. Подул сквозняк, дверь с оглушительным грохотом захлопнулась, а с ее хлопком в голове Валентина взорвался белый шар, который утопил все в ослепительном свете и смыл из воздуха этот жуткий вой-жужжание...