№20 Сергей ГОРБАТЫХ (Аргентина, Буэнос-Айрес) Вареники с клубникой

Сергей Горбатых родился в 1959 году в городе Новороссийске. Учился в Ростове, Горьком, Москве. Долгое время работал в Ростовском речном училище. С 1998 года живёт в Буэнос-Айресе.

Вареники  с  клубникой

К  75-летию окончания кровопролитной войны между Боливией и Парагваем за Северный Чако.

Посвящаю русским офицерам, добровольно ставшим  в ряды  парагвайской  армии  и приведшим её  к победе.

Перед памятью этих героев, лишившихся Родины, но до конца выполнивших свой долг чести, склоняю голову.   

Cеверный Чако – это обширная территория в 500 тысяч квадратных километров, зажатая с юга рекой Пилькомайо, а с севера – рекой Тукавака, рекой Парагвай – с востока и горной грядой Чирингуана на западе. До конца двадцатых годов прошлого века эта местность являлась белым пятном на всех географических картах. Парагвай считал её своей территорией, а братская Боливия всегда была уверена, что Северный Чако является её исконной землёй. Никто не знал, где  проходит граница. Ведь сюда никогда не ступала нога географа-исследователя. Лишь немногочисленные племена аборигенов-охотников жили в этом аду. Они кочевали от одного редкого источника пресной воды к другому. Многовековой опыт их предков позволял им выжить в этой полупустыне,  переходящей в пустыню. Только эти охотники могли свободно ориентироваться и передвигаться в джунглях высоких колючих кустарников и находить дорогу в лесах гигантских деревьев-кебрачо. Невыносимая жара летом. На ветках и листьях растений лежит густой слой серой пыли... Повсюду кишат ядовитые змеи и насекомые... Зимой проходит несколько коротких, но свирепых дождей, и весь Северный Чако превращается в топкое зловонное болото. Тогда в этих местах днём не видно солнца. Его закрывают густые тучи комаров и мух... И сюда приходят болезни, от которых умирают и люди, и животные.  

В середине двадцатых годов прошлого  века  международная нефтяная компания «Стандарт Ойл», имевшая  филиал в Боливии, сообщила, что в недрах Северного Чако найдена нефть. Геологи утверждали, что объём её запасов превышает месторождения Баку. 

Хозяева «Стандарт  Ойла» убедили  руководство  Боливии  «прибрать к  своим  рукам» весь Северный Чако. Для этого этой нищей стране был предоставлен огромный кредит на закупку самого современного вооружения. За короткий срок  количество солдат в вооружённых силах было  увеличено в несколько раз. Главнокомандующим боливийской армией был назначен немецкий генерал Ганс Кундт.

15 июня боливийские войска, имеющие на вооружении современные танки, самолёты, тяжёлые орудия и огнемёты, нанесли неожиданный удар по парагвайским фортам, находящимся в Северном Чако. Форты Толедо, Корралес были взяты в результате первой же атаки. Питиакунда и Бокерон держались до конца июня.

В Парагвае царили смятение и неразбериха. Всем было ясно, что их крошечная армия в четыре тысячи человек, имеющая на вооружении лишь только стрелковое оружие, малочисленную артиллерию и две эскадрильи  допотопных  самолётов, не сможет противостоять агрессору.

20 июня  Президент Парагвая объявил всеобщую мобилизацию мужчин в  возрасте от 19 до 50 лет. Хуан  Кардосо  всегда будет помнить, как он, будучи ещё курсантом военно-воздушной школы, со своими друзьями провожал в спешке сформированные парагвайские части, уходившие на фронт.

Вчерашние крестьяне, только что надевшие военную форму, босиком (ботинок на складах не было!), с винтовками Маузера на плечах, нестройными шеренгами бодро топали по брусчатке столичного проспекта Петиросси.

Под тревожный бой барабанов батальоны проходили мимо стоящих по обочинам жителей Асунсьона. В глаза всем бросались их командиры: высокие, почти все со светлыми от природы или седины головами, в прекрасно подогнанной форме, с великолепной офицерской выправкой.

– Вот они – белые русские! – с восхищением произнёс кто-то за спиной Кардосо.

Он  тогда не знал, почему их называли «белыми». Рассказывали только, что несколько лет назад из Европы к ним, в Парагвай, приехали около ста  русских семей. Они основали в джунглях сельскохозяйственные колонии, где пытались выращивать хлопок и маис. Рассказывали также, что все мужчины  были офицерами, участниками Великой войны в Европе. А ещё говорили, что они сражались у себя на Родине против других русских, но только «красных». Почему одни русские были «белые», а другие – «красные»,  никто  толком не мог объяснить.

Но Хуан, как и все парагвайцы, знал, что русские откликнулись на призыв Президента их страны о помощи в отражении агрессии. Его  в конце июня опубликовали все местные газеты.

Уходивших на фронт провожали с надеждой на чудо. И оно произошло! Сначала части  под командованием русских офицеров остановили продвижение боливийской армии, а затем перешли в наступление!

Уже девятого сентября парагвайцы предприняли  попытку вернуть форт Бокерон. Завязалось кровопролитное сражение, длившееся двадцать дней. 29 сентября над развалинами этого укрепления вновь взвился парагвайский флаг.

День 30 сентября для Хуана начался с  чтения газеты «Эль Диарио». На её первой странице огромными буквами была напечатана только одна короткая, как выстрел, фраза: «БОКЕРОН СНОВА НАШ!!!»  Вторая страница начиналась с текста в чёрной траурной рамке. Кардосо, сев прямо на землю, принялся читать: «Командование вооружённых сил Парагвая  с прискорбием сообщает о героической гибели 28.09.32 при очередном штурме форта Бокерон майора ВЛАДИМИРА ОРЕФЬЕВА-СЕРЕБРЯКОВА. Вечная слава русскому добровольцу, отдавшему свою жизнь за независимость нашей страны!»

Далее шёл репортаж из форта Бокерон и больше ни слова о погибшем русском офицере. Хуан, скупив все газеты, принялся искать какую-нибудь информацию о нём. Но они поместили только это официальное сообщение... И лишь в «Эль Орден»  он прочитал несколько  скупых строчек:

 «С первыми лучами солнца майор   Владимир Орефьев-Серебряков повел свой поредевший батальон в штыковую атаку. Впереди  солдат шёл он, бывший штабс-капитан русской императорской армии, представитель древнего дворянского рода, ветеран Великой войны... В короткой,  но жестокой схватке в окопах противника он погиб, прикрыв своим телом  юного парагвайского солдата».

Кардосо бережно свернул газету и положил её в папку, где у него хранились фотографии мамы и трёх  младших сестёр. Отца у Хуана не было. Он давно оставил семью и никогда больше не давал о себе знать. Мама, учительница младших классов в школе города Вильярика, тянулась изо всех сил, чтобы прокормить и дать образование своим детям. Хуан был очень способным учеником. Получив полное среднее образование, он поступил в единственную в стране военно-воздушную школу. Быть офицером, да ещё и лётчиком, была заветная мечта юноши. Ведь военная карьера сулила ему привилегированное положение в парагвайском обществе с хорошим материальным уровнем.

Каждый день босоногая парагвайская пехота грузилась на пароходы и отбывала на войну. Это была жестокая кровопролитная война без линии фронта. Бои шли за укрепления, именовавшиеся фортами или фортинами, и за редкие источники пресной воды. В климатических условиях Северного Чако тот, кто владел пресной водой, обладал огромным стратегическим преимуществом.

В ноябре 1932 года Хуан Кардосо окончил военно-воздушную школу. Впервые надев свой лейтенантский мундир, он подошёл к зеркалу и  очень огорчился. Вместо бравого  офицера-лётчика он  увидел  щуплого невысокого юношу с едва заметным чёрным  пушком усов.

– Я больше похож на столичного гимназиста, чем на солдата! – с досадой  вслух произнёс Хуан.

Кардосо рвался на войну. Он мечтал о воздушных боях и, разумеется, о славе. Но вместо боевых вылетов Хуан вместе с большим количеством других лётчиков  оставался в Асунсьоне и убивал время, играя в карты. Военно-воздушные  силы  Парагвая    состояли тогда  из эскадрильи допотопных лёгких бомбардировщиков POTEZ 25, эскадрильи устаревших истребителей WIBAULT 73 и нескольких транспортных и учебных самолётов.

В начале января 1933 года пронёсся слух, что парагвайское правительство приобрело современные истребители FIAT в Италии. А в середине  того же месяца поступил приказ командующего ВВС Парагвая о подборе лётчиков-истребителей. Для этого все пилоты должны были пройти медицинскую комиссию. Её требования были строги как никогда. После тщательного изучения результатов состояния здоровья кандидатов  доктор Рамон Дория  утвердил список лётчиков, которым было разрешено пилотировать итальянские истребители. Среди них оказались счастливчики:

Капитан Бернардино Кабальеро.

Русский доброволец   капитан Владимир Порфененко.

Старший лейтенант Виктор Урбьета Рохас.

Английский доброволец   лейтенант Вальтер Гвин.

Итальянский доброволец   лейтенант Томас Руфинелли.

Итальянский доброволец   лейтенант Алебардо Бертони.

Лейтенант Орландо Салерно.

Лейтенант Роман Гарсия. 

Лейтенант Абдон Альварес Альберт.

Лейтенант Хуан Кардосо.

Приказом командующего ВВС командиром эскадрильи был назначен капитан Бернардино Кабальеро.

Самым опытным пилотом, без всякого сомнения, являлся  русский лётчик капитан Владимир Порфененко. Он участвовал в воздушных боях  во время Великой войны против немецких асов. Тридцатишестилетний мужчина среднего роста,  крепкого телосложения, полностью седой, Порфененко великолепно владел английским, французским и немецкими языками. А по-испански он говорил ещё недостаточно быстро и с характерным славянским  акцентом.

Хуан долго не решался задать капитану вопрос, который мучил его уже долгое время. Но в один день, улучив момент, когда Порфененко был один, Кардосо подошёл к нему:

– Прошу прощения, господин капитан, Вы могли бы уделить мне пять минут? – вежливо обратился Хуан.

– Да! Конечно, лейтенант! С удовольствием, – очень доброжелательно ответил ему Порфененко.

– Скажите, кто такие белые русские? Почему белые? Кто такие красные русские? Почему красные? И различие между ними, – на  одном дыхании выпалил юноша.

Капитан, не скрывая своего изумления, внимательно посмотрел своими голубыми глазами на Кардосо. И от этого пристального взгляда Хуана от волнения бросило в жар.

– Ваш вопрос, лейтенант, требует обстоятельного ответа. Давайте присядем, – произнёс, наконец,  Порфененко.

А затем больше двух часов Владимир рассказывал своему юному товарищу о Великой войне, отречении Русского Императора от престола, октябрьском перевороте 1917 года... Говорил он медленно, иногда подбирая нужные слова, но повествование получилось очень яркое и понятное.

После этой беседы между Кардосо и Порфененко возникла взаимная симпатия. На следующий день уже Владимир подошёл к Хуану, и они разговорились об  авиации.

– Лейтенант, Вам приходилось когда-нибудь пилотировать современные истребители? – в ходе беседы спросил он.

– Нет, – признался Кардосо, –  я летал только на учебных самолётах и два раза на бомбардировщике  POTEZ 25.

– Ну, этих машин уже давно нет в Европе. Они безнадёжно устарели, – убедительно заявил Владимир. – А вот истребители  FIAT C.R.20, которые мы так долго ожидаем, – это более современные, хотя и не последнего поколения, самолёты. Они развивают скорость до 260 километров в час. Поэтому пилот, который управляет этой машиной, должен мгновенно оценивать ситуацию и так же мгновенно принимать решения. От этого зависят жизни многих людей и выполнение поставленной задачи. Но самое главное – это никогда не паниковать! Лётчик-истребитель, поддавшийся панике, не  побеждает в воздушном бою, а становится лёгкой жертвой противника. Трезвый расчёт и хладнокровие при больших скоростях – это основное требование к пилоту современной истребительной авиации. Поэтому, лейтенант, никогда и ни при каких обстоятельствах не впадайте в панику!

Порфененко замолчал, а затем без всякого перехода задал совершенно неожиданный для Хуана вопрос:

– Скажите, что Вы делаете  вечером  в субботу? Как всегда, поедете в Вильярика навестить свою маму и сестёр?

– Нет. На эти выходные я остаюсь в казарме, – недоуменно ответил Кардосо.

– Тогда  мы с супругой приглашаем Вас к нам на вареники с клубникой! – почти торжественно объявил Владимир.

– Куда? На что... с клубникой? – не понял Хуан, услышав незнакомое ему слово.

Порфененко рассмеялся:

– Простите, я неправильно выразился по-испански. Мы с супругой приглашаем Вас к нам на ужин. На нём будет всего одно русское блюдо. Но какое! Впрочем, приходите и  увидите сами.

– Большое спасибо! Я обязательно буду.

Супруги Порфененко снимали часть старого дома в центре Асунсьона рядом с Пласа де Гавира.

Дверь открыл Владимир.

– Добрый вечер, господин капитан! – поздоровался Кардосо.

– Добрый вечер, Хуан! Проходите! – ответил хозяин. –  У меня к Вам просьба: мы сегодня не на службе и поэтому давайте без официальных обращений. Называйте меня Владимир, а это моя супруга  Людмила.

– Какая красавица! – невольно восхитился про себя юноша, здороваясь с невысокой женщиной лет двадцати пяти, с чёрными, как смола, волосами, заплетёнными в длинную косу, и большими тёмно-зелёными глазами.

– Проходите, пожалуйста, в зал, Хуан!  – сказала  Людмила низким грудным голосом.

– Знакомьтесь. Это наши друзья:  супруги Екатерина и Борис Дедовы, – представила она Хуану высокого, наголо выбритого мужчину лет сорока с  карими  глазами, широкими скулами и крупным носом. И  женщину лет  тридцати пяти, блондинку  среднего роста с короткой причёской.

Борис встал со стула и,  прихрамывая на левую ногу, подошёл к Кардосо и протянул ему свою  сильную руку.

– Очень приятно!  

– Очень приятно! – повторила за ним его жена и мило улыбнулась.

– Да, Вы присаживайтесь, Хуан! Пожалуйста! – предложил Владимир и показал ему на стул.

Кардосо сел и осмотрелся. Комната традиционного старого столичного дома выглядела для него очень необычно. На стенах висели картины, вышивки в рамках, фотографии. На полках – книги. Ему показалось, что очень много книг. Несколько больших напольных ваз с живыми цветами.  На окнах висели красивые шторы. Это  его очень удивило. Ведь многие, даже богатые, дома в Асунсьоне не имели стёкол в окнах, не говоря уже о шторах. На стене напротив уютно тикали часы. Таких Хуан ещё не видел. Они были сделаны в виде деревянного дома с окном и дверями.

Вдруг раздался треск, звон. На часах открылась дверь. Из неё выскочила деревянная птица на пружине и громко стала орать:  Ку-ку-ку...

Юноша от неожиданности  сильно вздрогнул, а затем тихонько рассмеялся.

– Прошу прощения, господа, я никогда не видел таких оригинальных часов! – объяснил он.     

– А вот и вареники с клубникой! – торжественно объявила хозяйка дома, внося в зал  большое блюдо, наполненное кусками вареного теста продолговатой формы.

– Очень  похожи  на  эмпанады или большие  ньёки, – подумал юноша.

Екатерина громко захлопала в ладоши.

– Люда, какая ты молодец! Ты просто волшебница! – в восторге закричала она. – Я  уже и  забыла, когда в последний раз ела вареники с клубникой.

– Хуан, – обратилась к юноше хозяйка. –  Перед Вами тарелка. Кладите туда сметану, мёд. Наливайте клубничный сок. Вот он в кувшине. Я его приготовила по специальному рецепту моей бабушки. Берите вареники!

– Итак, господа, начинаем! – обратилась Людмила ко всем гостям.

Кардосо с отчаянием осматривал стол, пытаясь найти нож и вилку. Но их не было.

Борис Дедов, заметив это, рассмеялся:

– Хуан, вареники с клубникой – типичное южнороссийское блюдо. Есть их надо только руками. Для этого, конечно, нужно иметь определённые навыки, но я уверен, что Вы их быстро приобретёте. Рекомендую Вам салфеткой надёжно прикрыть  свою рубашку. Теперь наблюдайте за мной. Я рукой беру с блюда этот самый толстый вареник, окунаю его в свою тарелку с клубничным соком, мёдом и сметаной и... отправляю в рот. Но есть его надо только над тарелкой, потому что он может взорваться, как граната, и обрызгать всех соседей своим содержимым.

Юноша, внимательно наблюдая за Борисом,  повторил все его действия. Сначала в рот ему брызнул тёплый приторно-сладкий сок, а затем он ощутил уже ягоды , которые были очень нежными и чуточку кисловатыми.

– Ну как? – спросил внимательно наблюдавший за ним Дедов.

Хуан в ответ от восторга только кивнул головой.

– А я, например, ем так! – громко объявил молчавший до сих пор Владимир. Он широко открыл рот и отправил туда целый вареник.

– Браво, Володя! Браво! – захлопала в ладоши Екатерина.

А Людмила, нахмурившись, укоризненно посмотрела на мужа.

– Это великолепное вкусное и сытное блюдо во время летней жары. Особенно здесь, в Парагвае, – сказал Борис.

Кардосо, соглашаясь с ним, кивнул головой. Он был занят варениками. После однообразной парагвайской пищи, где основным блюдом являются различного вида супы, вареники с клубникой стали для него очень вкусной экзотикой.

«В следующее воскресенье расскажу маме и сёстрам, что я ел! Не поверят!» – вдруг подумал он.

Вскоре Хуан почувствовал, как его начала мучить жажда. Словно почувствовав это, Владимир сказал:

– Сейчас я принесу холодного клубничного компота. Вкус такой же, как у нас на Родине. Хуан, а Вы что пить будете?

– Глоток терере, если можно, – взмолился юноша.

– Конечно, можно! Даже нужно! Кстати,  это очень хорошая идея: запивать вареники с клубникой  холодным мате, – заметил Порфененко.

– Владимир, а мне, пожалуйста, кувшинчик простой холодной  воды. После Чако, где мне, чтобы не умереть от жажды, приходилось жевать корни растений, я пью только воду. Очень много воды, – попросил Дедов.

– Извините, Борис, – обратился к нему Кардосо. – Вы принимали  участие в боях в Чако?

– Да, я командовал пехотным батальоном  до того момента, пока не был ранен в ногу. Вот, заканчиваю курс лечения и,  думаю, через месяц, другой вернусь туда же.

– Расскажите, как там, на войне? – попросил  его Хуан.

– На войне, как на войне. О чём рассказывать? Вскоре Вы сами всё увидите и поймёте. Давайте лучше споём. Где моя боевая подруга, прошедшая со мной все эти годы лихолетья? Ага, вот она! – сказал Борис и взял в руки видавшую виды гитару, которая всё  это  время стояла у него за стулом. 

– Споёмте, господа! – предложил он.

– Хуан, Вы нас извините, но сейчас  мы будем петь по-русски. Я Вам буду переводить, – сказал Владимир.

Да, до этого все говорили по-испански, и Кардосо уже привык к  их сильному акценту. Он даже уже казался ему очень приятным. А сейчас два мужчины и две женщины запели какую-то очень грустную красивую песню. Хуана поразил сильный и чистый голос Порфененко. Он  ему показался настоящим певцом. И вообще, его боевой товарищ дома был совсем другим.  Владимир очень часто шутил, смеялся, и от этого у его глаз появлялись добрые морщинки. Рассказывая что-нибудь интересное, Порфененко зачастую так увлекался, что начинал  энергично жестикулировать своими сильными руками.

– Как он не похож на того строгого, несколько замкнутого офицера, которого я привык видеть на службе, – внезапно подумалось юноше.

Из окон на улицу неслась незнакомая здесь мелодия на неизвестном никому русском языке:

Прощай ты, Родина дорогая.

Прощай ты, старая Москва.

Быть может, мне уж больше не услышать

В родном Кремле колокола...    

Кардосо не понимал, о чём эта песня, но видел, как по щекам у Екатерины катились  слезы. К юноше подсела Людмила и перевела ему слова.

Разошлись за полночь. Шагая по тёмным улицам, Хуан чувствовал  в себе необыкновенный подъём и прилив сил. За один только вечер эти незнакомые люди, с акцентом говорящие на его родном языке, стали для него такими же близкими, как мама и сёстры. Отличная память юноши навсегда запечатлела  несколько куплетов песен. Они  всё время крутились у него в голове:

Очи чёрные, очи страстные,

Очи жгучие и прекрасные.

Как люблю я вас, как боюсь я вас.

Или эта, задорная:

Все говорят, что я ветрена бываю,

Все говорят, что я любить не могу.

Но почему же я всех забываю

И лишь его я забыть не могу.

Кроме того, не отдавая себе в этом отчёта, Хуан выучил несколько десятков русских слов.

– Юноша, у Вас определённый талант к иностранным языкам! – удивлённо сказала ему Екатерина, услышав, как он на память, по-русски, произносит  целые фразы.

Потом Кардосо ещё несколько раз был в гостеприимном доме семьи Порфененко. Здесь его угощали пельменями, борщом и блинами, но         вареники с клубникой, которые он здесь впервые  попробовал,  запомнились ему на всю жизнь.

Наконец, в апреле 1933 года в Парагвай прибыли истребители FIAT C.R. 20. Но, вместо ожидаемых девяти боевых машин, их было  всего пять. Личный состав эскадрильи принимал новые самолёты на аэродроме Басе Кампо Гранде, который находился близ Асунсьона. Почётное право сделать первый испытательный полёт было поручено самому опытному лётчику – Владимиру Порфененко.

Хуан Кардосо с восторгом  и завистью наблюдал с земли за тем, как Владимир пилотировал новый истребитель.

– Это настоящий ас, – подумал он.

Легко и  даже красиво Порфененко посадил  FIAT C.R. 20, после чего прямо здесь, у боевой машины, высказал своё мнение об этом самолёте.

– Оптимальная высота, на которой истребитель устойчиво совершает все маневры, – это 2000-4000 метров. На высоте свыше четырёх тысяч  он начинает «клевать носом», срываясь в штопор. На малых высотах эта машина становится просто неуправляемой. Поэтому  FIAT C.R. 20 относится к классу так называемых нестабильных самолётов. Управление им требует от пилота не только навыков, но и постоянного напряжения. Выскажу также моё личное мнение о пропеллере. На этом истребителе он изготовлен из дерева. Вдумайтесь: из де-ре-ва! Это в наше-то время, когда существуют очень лёгкие и  в тоже время  прочные сплавы. О пулемётах сказать  пока ничего не могу. Их надо опробовать

Эскадрилья получила порядковый номер одиннадцать и наименование «Лос индиос». На фюзеляжах всех истребителей  FIAT C.R.20 был нарисован индеец-гуарани, стреляющий из лука. На хвостовой части – флаг Парагвая.

25 мая 1933 года одиннадцатая эскадрилья была переброшена на север страны в город Консепсьон. А ещё через несколько дней она уже находилась в районе театра военных действий   на базе ВВС Исла Пой.

Свой первый боевой вылет лейтенант Кардосо совершил 3 июня 1933 года. Он с капитаном Порфененко и командиром эскадрильи капитаном Кабальеро осуществили сопровождение шести бомбардировщиков POTEZ 25, которые сбросили свои бомбы на базу боливийских ВВС Платанильяс.

Хуан очень нервничал. Но  эта операция прошла без происшествий. Обыденно и,  как ему показалось, даже скучно.  Боливийских истребителей они не встретили. Противоздушная система обороны противника также бездействовала.

11 июня Кардосо вылетел сопровождать парагвайские бомбардировщики, которые нанесли бомбовый удар по позициям вражеских войск в Кампо Асевал.

В июле  прошли   сильные ураганные дожди. Вся территория Северного Чако превратилась в сплошное непроходимое болото. Боевые действия на земле прекратились. Бездействовала также и авиация. В это время вынужденного безделья Хуан все дни напролёт играл с Владимиром в шахматы.

– Эта самая нужная и полезная игра для лётчика, – высказывал свои мысли вслух Порфененко. – Будем оттачивать наше искусство мыслить и принимать решения здесь, за доской. Потом в воздухе нам с Вами, лейтенант, будет гораздо легче, чем тем, кто играет в карты. Как Вы думаете, Хуан?

– Думаю, что Вы, Владимир, правы! – соглашался с ним Кардосо, с тоской   наблюдая за тем, как его товарищ выигрывает у него очередную партию.

Как всегда, неожиданно вернулась жара. Чуть подсохла грязь, и возобновились боевые действия. В один из дней к ним на базу транспортный самолёт доставил вместе с продуктами питания  большую пачку газет, которых здесь уже давно не видели. Все сразу  бросились их читать. Хуан, примостившись на пеньке под раскидистым  деревом альгарробо, просматривал «Ла Пренса». Рядом с ним, на грубо сколоченном табурете, сидел Порфененко, углубившись в «Эль Диарио».

Вдруг Кардосо услышал, как отчаянно вскрикнул по-русски капитан:

– Борис! Боже мой! Как же это ты?! Боря!!!

Хуан встал и посмотрел на Порфененко. Тот сидел, покачиваясь из стороны в сторону  и,  закрыв лицо руками, что-то говорил по-русски.

Кардосо одним прыжком оказался возле капитана и поднял газету, упавшую  на   землю. Она была открыта на второй странице, на которой  в широкой траурной рамке была помещена фотография  мужчины в военной форме, а под ней короткий текст:

«Командование вооружённых сил Парагвая с прискорбием сообщает о героической гибели полковника  БОРИСА КАСЬЯНОВА, происшедшей  в боях за форт Сааведра. Память о БОРИСЕ КАСЬЯНОВЕ, русском офицере – добровольце, навсегда останется в памяти благодарных парагвайцев».

– Мы с Борисом много лет были друзьями! – объяснил Хуану Порфененко,  изменившимся до неузнаваемости хриплым голосом. Потом, резко  встав с табурета и сильно сутулясь, Владимир ушёл в сторону высоких кустарников.

В сентябре начались бои за форт Алиуата. Парагвайские части остались без воды, солдаты умирали от жажды. Верховный командующий генерал Хосе Феликс Эстигаррибия отдал приказ сбрасывать с самолётов на позиции мешки со льдом. Теперь бомбардировщики совершали по несколько вылетов в день, снабжая таким оригинальным способом живительной влагой свои части. Их, естественно, сопровождали истребители эскадрильи «Лос индиос».

Такого напряжения не выдерживали ни люди, ни самолёты.

Лейтенант  Вальтер Гвин  во время  выполнения боевого задания не справился с управлением истребителем. Его самолёт вошёл в штопор и упал с высоты 1200 метров. Пилот погиб. Истребитель перестал существовать.  Два других   FIAT C.R. 20 не поднимались в воздух из-за серьёзных поломок двигателей. Таким образом, во всей одиннадцатой эскадрильи оставались  всего два истребителя, способных выполнять боевые задачи.

Было раннее утро 30 сентября. Едва над горизонтом показались первые лучи солнца, окрасившие унылый пейзаж в тона кровавого цвета, как в воздух поднялись два бомбардировщика  POTEZ 25 в сопровождении истребителя FIAT  C.R.20, пилотируемого лейтенантом Хуаном Кардосо.

Вчера вечером лично командующий авиацией поставил им задачу:

– Лишить боливийцев запаса воды, который они спешно создают для проведения масштабного контрнаступления. Вы получите точные координаты объекта, поэтому ваши бомбы должны точно лечь в цель.  А пилот истребителя должен сделать всё, чтобы бомбардировщики выполнили эту задачу. Без воды боливийцы обречены на поражение.

Два POTEZ 25, перегруженные бомбами, ели плелись. Кардосо внимательно смотрел влево, вправо, вверх и вниз, пытаясь заранее засечь возможное появление самолётов противника. Но всё было спокойно. Кроме них, в голубом безоблачном небе, никого не было.

При подходе к цели все сделали плавный разворот влево, повернувшись спиной к солнцу. Бомбардировщики начали снижение. Кардосо отчётливо различил большое скопление грузовиков-цистерн под редкими кронами деревьев. Отсюда, с высоты, они казались большими толстыми тараканами.

Первый POTEZ 25 пошёл на цель. Внизу появились клубы пыли и всплески огня. Хуан отчётливо увидел, как один грузовик подлетел вверх, разваливаясь на части. Бомбардировщик, сбросив свой смертоносный груз, стал набирать высоту. Затем второй  зашёл на цель. После его бомб уже ничего не было видно. Над землёй  повисла чёрная туча от горящих   боливийских грузовиков.

– Всё! Готово! Задание выполнено! – удовлетворённо вслух произнес Кардосо.

Сделав левый разворот и сохраняя высоту, он повел свой истребитель к бомбардировщикам, которые уже легли на обратный курс.

– Бум! Бум! Бум! Бум! – послышались сильные удары, и  FIAT C.R. 20 стал подпрыгивать в воздухе.

– Что это? – не понял Хуан и посмотрел налево. В нижнем крыле зияли огромные дыры.

– Что это? – снова спросил сам у себя лейтенант.

– Бум-ммм-ммм! Бум! – снова затрясло истребитель. Кардосо посмотрел на правые, нижнее и верхнее,  крылья и с ужасом увидел, как от них отскакивают куски обшивки и падают вниз.

Хуан испугался. От страха, парализовавшего его, он потерял способность думать и действовать. В желудке стало пусто и холодно. Сердце защемило. Лицо покрылось потом.

– Это же в ме-меня из-зз пуле-лемё-та по-пали! – заикаясь от шока, прошептал он.

Истребитель начал медленно терять высоту. Затем сильно «клюнул» носом, едва не сорвавшись в штопор.

– Всё! Сейчас упаду! – с тоской и каким-то безразличием подумал Кардосо. – Всё! Всё кончено!

– Нет, не кончено! –  вдруг где-то рядом, как  наяву,  услышал он голос Владимира Порфененко. – Прекрати паниковать, лейтенант! Возьми себя в руки! Ты же мужчина! Лётчик-истребитель или женщина?! Принимай решение!

– Правильно! Я должен бороться за свою жизнь! Я – не трус! – закричал Кардосо и мгновенно успокоился.

Он рванул штурвал на себя. Самолёт с трудом, очень медленно стал набирать высоту.

– Так, замечательно! А теперь надо делать всё, чтобы машина не сорвалась в штопор или не свалилась вправо или влево, – приказал он сам себе.

Вдруг двигатель начал чихать, и истребитель стал резко терять высоту.

– Буду садиться! – принял решение Хуан и повёл истребитель на снижение.

– Пресвятая Дева Мария, помоги мне! Прошу тебя, помоги! – он стал шептать молитвы, с трудом удерживая самолёт.

Неожиданно из двигателя показался  шлейф голубого дыма.

– Горит! – понял лейтенант и сразу же принялся  искать место, где можно было бы срочно посадить истребитель.

– Пресвятая Дева Мария, помоги мне удачно сесть! Прошу тебя! Я единственный сын у матери! Я жить хочу! Прошу тебя, Пресвятая Дева!

Наконец, среди густых зарослей кустарника он увидел узкую поляну. Не медля ни секунды, Кардосо направил свой истребитель туда.

Земля была уже совсем рядом, когда из двигателя  повалил чёрный дым. Чихнув ещё несколько раз,  он заглох.

– Пресвятая Дева Мария, по-мо-ги! –  отчаянно закричал в  наступившей тишине Хуан.

В этот момент какая-то сила вырвала Кардосо из кабины и швырнула на землю. При падении он обо что-то сильно ударился лбом и левым плечом.

Лейтенант  лежал в нескольких метрах от истребителя, который лизали языки пламени. Из двигателя  валил густой чёрный дым...

– Надо бежать! В любой момент может взорваться бак с горючим, – подумал Хуан. С трудом встав, он кинулся в заросли густого низкорослого кустарника.

– Бу-у-у-м-м-м! – раздался сзади сильный взрыв, и в небо взметнулся фонтан огня.

Кровь текла у Хуана из рассечённого лба и заливала глаза и лицо. Хуан остановился и, достав носовой платок, помочился в него. Протёр на ощупь рану, стёр засохшую кровь на лице.

«А куда идти-то?» – подумал Кардосо и попытался сориентироваться.   – «Шагать надо на юго-восток. Это я знаю точно. Но где он находится этот юго-восток?»

Повсюду было слепящее солнце. Оно своими лучами буквально выжигало ему глаза. Хуан долго крутился на месте, а затем пошёл наугад, продираясь через колючие ветки кустарников, больно  царапающих тело, и  кактусы, безжалостно жалящих его своими иголками. Вокруг него роились мухи и осы. Услышав запах свежей крови, они стаями кидались на  лицо юноши... От нечеловеческой усталости и нервного напряжения нестерпимо хотелось спать... Вдруг под ногами  что-то громко зашуршало. Хуан посмотрел вниз.  Оказывается, он чуть не наступил на гадюку цвета меди!  Его глаза закрывались от усталости. Хотелось пить.

Кардосо  посмотрел  на  часы,  которые  достал  из  кармана.  

– Десять пятнадцать. Почти три часа иду. Надо отдохнуть, – подумал Хуан.

Выбрав удобное место на холмике под тенью невысокого дерева, он внимательно осмотрел землю. Убедившись, что на ней не было ни змей, ни ядовитых пауков, Кардосо лёг и мгновенно заснул.

Юноша проснулся от сильной и резкой боли в шее.

– Оса укусила! – подумал он и открыл глаза.

Перед ним стоял низкорослый, давно не стриженный, в нестиранной  засаленной боливийской форме, солдат. Штыком своей винтовки он легонько тыкал в  шею Кардосо.

– Убери! Больно! – закричал Хуан и, схватив штык, отвёл его от себя.

Лицо боливийца не выразило никаких эмоций. Его рот был набит листьями коки, которые он медленно жевал.

Кардосо попытался встать, но вражеский солдат резко пнул его ботинком в лицо и громко закричал на незнакомом Хуану языке.

– На кечуа говорит, – догадался Кардосо, вытирая носовым платком разбитый нос. Хуан  как-то слышал, что в ряды боливийской армии было мобилизовано много индейцев из глухих горных деревень, где не знали испанского языка.

Через несколько минут прибежали ещё два таких же грязных, нестриженых солдата. Их лица казались опухшими от листьев коки, которые находились у них за щеками. У одного  руки были покрыты гнойными язвами от запущенной чесотки. Этот солдат сразу же начал громко визжать:

– Сер-жан-та! Сер-жан-та!

Появился сержант. Такой же грязный, как и его подчинённые. Он тоже медленно жевал коку, без  малейшего интереса рассматривая Кардосо.

– Господин сержанта! Тута мы нашли... нет, пымали этого... ну вот этого! – доложил чесоточный, тыкая указательным пальцем на Хуана.

– Встать! – приказал сержант  лейтенанту.

Хуан поднялся. С нескрываемым удовольствием сержант лично его обыскал. Забрал документы, часы, бумажник, перочинный нож. С шеи сорвал медальон на серебряной толстой цепочке  с изображением Божьей Матери.

– Иди! – снова приказал сержант и толкнул Кардосо в спину.

К вечеру они прибыли в небольшое укрепление «фортин», примерно сто метров на сто, с окопами по периметру и одной линией заграждения из колючей проволоки. Внутри  находились навесы и несколько хижин из жердей, крытых сухой травой.

В самую большую  из них  сержант втолкнул Хуана.  В хижине за столом, сколоченном из грубых досок, сидел узкоплечий  подполковник, с черной ниточкой усов под хищным орлиным носом и глубоко посаженными тёмными глазами.

– Привет, лейтенант! – осклабился он неприятной улыбкой и выпустил изо рта целое облако зловонного дыма толстой сигары.

– Твоя  фамилия? Должность?

Кардосо молчал. Ему безумно хотелось пить.

Словно угадав его мысли, подполковник заорал:

– Что, жажда мучает? Пить хочешь? Пожалуйста, но только свою мочу. Я и мои солдаты будем это делать до подвоза воды. А когда это произойдёт, через неделю или две, – неизвестно. А всё благодаря тебе, лейтенант, и твоим дружкам, которые разбомбили наши запасы воды. А вообще, зачем мне нужна твоя фамилия? Я и так её уже знаю: Кардосо Хуан, 1912 года рождения, лейтенант, пилот. Сержант передал мне все твои  документы, найденные у тебя при обыске.

– А медальон и часы? – прохрипел Хуан.

– Какой медальон? Какие часы? – искренне удивился подполковник. Пожав плечами, он продолжил:

– Сержант забрал? Ну, это  же его военный трофей... Ладно, не будем терять времени!  Я знаю, что ты с базы парагвайских ВВС Исла Пой. Теперь я очень хочу знать количество самолётов, находящихся там. Фамилии всех лётчиков и, конечно, организацию системы противовоздушной обороны базы Исла Пой.

– Кардосо продолжал молчать.

– У тебя горло пересохло, говорить не можешь?

Юноша в ответ кивнул головой.

– Замечательно! – произнёс подполковник и, встав из-за стола, подошёл к полке, заваленной пыльными папками. Взял стоящий там глиняный кувшин и наполнил водой до самых краёв солдатскую алюминиевую кружку.

– Пей!

– Хуан дрожащими от слабости руками  взял её. Стараясь не расплескать ни капли этой драгоценной влаги, он поднёс кружку к губам и принялся пить маленькими глотками.

Вода была тёплая, с сильным запахом ила и ржавчины, но Кардосо она показалась самым вкусным напитком на свете.

– Разрешите, господин подполковник? – послышался голос у дверей.

– Заходите, капитан!

В хижину вошёл невысокий человек в форме боливийского офицера, но без знаков различия. Бросив любопытный взгляд на пленного, он подошёл к подполковнику и стал ему что-то шептать на ухо.

– Срочно усилить ночные дозоры и направить туда разведчиков! – обеспокоенным тоном приказал вошедшему офицеру подполковник, а затем закричал:

– Сержант! Пленного к столбу! И под охрану!

Два солдата  посадили Хуана на землю и, заведя его руки назад, привязали толстенной верёвкой к столбу, который был врыт в самом центре фортина. Рядом поставили часового: мальчишку лет шестнадцати с синяком под левым глазом. Тот сразу же уселся рядом с Кардосо и положил  свою винтовку на землю. Медленно жуя листья коки, охранник принялся искать вшей в своей нестриженой голове.

Стемнело. Зажглись костры, и запахло кукурузной кашей. Вокруг проходили  боливийские солдаты, но никто не обращал внимания на пленного. Каждый занимался своим делом. Сразу же с наступлением темноты на Хуана налетели тучи огромных свирепых комаров. Они облепили его лицо, забиваясь в ноздри, уши, стараясь пробраться в глаза. Кардосо отбивался, как мог: мотал головой из стороны в сторону, дул на них, извивался всем телом.

Его охранник, закончив поиски вшей, начал с  удовольствием ковыряться в носу. Затем шумно выплюнул содержимое своего рта и, достав из кармана горсть листьев коки, стал тщательно закладывать их за обе щеки.

К утру стало прохладно, и комары исчезли. Хуан забылся в тяжёлом сне.

– Встать! – услышал он крик.

Перед ним стоял сержант. Он развязал пленного и привёл в хижину к подполковнику. Тот, посмотрев на Хуана, притворно изумился:

– Что случилось с твоим лицом, лейтенант? Опухло всё! Глаза как щелочки! Как вредно, оказывается, находиться ночью на свежем воздухе!  Ладно, выпей!

Подполковник протянул Хуану алюминиевую кружку, наполовину наполненную  вонючей водой.

Юноша с удовольствием выпил.

– Лейтенант, ответь мне всего на три вопроса:

Первый: сколько  и какие типы самолётов базируются на Исла Пой?

Второй: фамилии лётчиков?

Третий:  система противовоздушной обороны Исла Пой.

И всё! Понимаешь, всё! Закончатся все твои муки! Я сразу прикажу накормить тебя приличным завтраком, угощу неплохим кофе и сносной сигарой. Потом ты будешь отправлен в наш тыл. И не в лагерь для военнопленных, а в особое место, где будешь находиться до нашей победы. Ну, а потом сможешь вернуться к себе домой. Я даю тебе слово офицера!

– Вы не победите! – тихо, но уверенно заявил Кардосо.

– Ах ты, щенок! Да мы вас, босотву... да мы вас, босотву... подполковник не мог продолжать. Он задыхался от гнева.

Хуана больно резануло, словно по открытой ране, слово «босотва». Он знал, что с первых дней этой войны боливийцы дали такое  унизительное прозвище парагвайским солдатам,  не имевшим обуви.

– Да мы в первый же месяц войны вашу парагвайскую босоногую, абсолютно ничтожную армию могли бы размазать по Чако, как боливийский солдат размазывает кукурузную кашу по тарелке. Но вы позвали на помощь этих русских. Удивляюсь, почему они выбрали для жизни ваш убогий Парагвай? А я русских знаю! Их сломать или подкупить нельзя. Их  можно только уничтожить! Вот мы это и сделаем. Выбьем  их всех по одному. Ведь только  на  русских  и держится ваша босотва!

Подполковник замолчал, о чём-то задумавшись, а после длительной паузы, как  будто  между прочим, сказал:

– Да, правы были древние, когда говорили, что лучше иметь сто баранов под командованием льва, чем сто львов под командованием одного барана.

– Вы это о своём главнокомандующем немецком генерале Гансе Кундте? – ехидно осведомился Кардосо.

– Не хами мне, щенок! – взорвался подполковник. – Лучше ответь  на поставленные три вопроса!

– Нет! – твёрдо и решительно заявил Хуан.

– Как хочешь! Дело твоё. Если сегодня днём не умрёшь, то вечером,  как миленький, на колени станешь и расскажешь! – покраснев от гнева, угрожающе прошипел подполковник, а потом закричал:

– Сержант! К столбу пленного.

Солнце, несмотря на утро, уже нещадно пекло. На привязанного к столбу Хуана  сразу же набросились мухи. Они облепили его лицо, шею и кусали гораздо больнее, чем комары ночью. К ним добавились неизвестно откуда появившиеся  большие коричневые муравьи. А позже прилетели осы...

Столб находился на самом солнцепёке. К обеду юношу стало тошнить. Его тело «горело»...  и уже  не   реагировало на укусы насекомых.

Появился подполковник. Посмотрев на Кардосо, он с ехидным сочувствием  возмутился:

– Сержант, почему пленный у тебя содержится на самом солнце, в нечеловеческих условиях. Принести немедленно два листа железа и сделать тень для этого офицера из армии босоногих!

Над пленным установили в виде крыши два листа кровельного железа. И мгновенно температура в этой «тени» подскочила до таких пределов, что все насекомые, не выдержав этого пекла, исчезли. Под железом  стоял раскалённый воздух... Сердце Хуана стало учащённо  биться. Глаза вылезали из орбит, а язык распух так, что уже не помещался во рту.

– Господи, пошли мне смерть! Пресвятая Дева Мария, облегчи мои страдания: дай мне умереть побыстрее! Прошу тебя, Пресвятая Дева Мария!  – стал просить юноша. – Не могу больше...  Дева Ма...

Кардосо потерял сознание.

Очнулся он от сильного удара грома.

– Неужели дождь? А, может, я уже умер, и мне  это кажется, – подумал Хуан.

Где-то совсем рядом послышался шум падающего града...

– Да нет, это не гроза... Это взрывы и выстрелы... Бой идёт совсем рядом, –  с полным безразличием догадался Кардосо и снова погрузился во тьму.

Кто-то с грохотом  отшвырнул железные листы в сторону. В лицо Хуану  сразу ударили яркие лучи солнца. Он открыл глаза. В них стояла такая густая пелена, что Кардосо ничего не смог рассмотреть. Видел только тень  высокого человека и всё...

Неожиданно этот человек очень знакомым голосом со славянским акцентом  с удивлением и болью  произнёс:

– Боже мой, да это же парагвайский лётчик! Что же они, сволочи, с тобой сделали?!

– Санитаров! Ко мне с носилками! Срочно! Здесь наш лейтенант! Лётчик! – громко кому-то   приказал он.

Высокий человек, встав на колени, принялся разрезать верёвку и неожиданно вскрикнул:

– Хуан Кардосо?  Это же он?! Точно, он!

– Капитан! – приказал высокий человек. – Направьте мне человек пять с водой. Надо срочно спасать нашего лётчика.

А затем с удивлением произнёс:

– Такие невероятные совпадения бывают только на войне! Занимаем вражеское укрепление и находим  здесь пленного парагвайского лётчика. Моего хорошего знакомого! Невероятно!

– Быстрее, лейте, лейте ему на голову, на лицо! Да не жалейте, не жалейте воды! Видите, умирает офицер! – требовательно указывал  кому-то высокий человек, сам же  пытаясь влить хотя бы несколько капель живительной влаги в рот Кардосо из своей фляжки.

Распухший язык не давал Хуану пить, но ему всё-таки удалось сделать глотка три воды. И он почувствовал, как уходит пелена с его глаз и возвращается сознание.

– Да это же майор Борис Дедов! – понял он, увидев знакомое широкоскулое лицо и стриженную наголо голову.

Кардосо хотел поздороваться, но вместо этого у него из горла вырвался только глухой хрип.

– Никогда не думал, что встретимся с Вами при таких обстоятельствах, Хуан! Теперь поняли, что такое война? – разговаривал с ним Борис,  продолжая делать попытки  напоить  лейтенанта  водой.

Юноша только смог изобразить подобие улыбки.  

– Да где же эти санитары! – закричал Дедов. – Не дождёшься их. Сейчас я сам Вас в тень  под навес  отнесу!

Он легко, словно ребёнка, поднял Кардосо.

– Боже мой! Худой какой! – с жалостью вслух сказал Борис, неся его на руках.

В этот момент Хуан  чуть слышно прошептал по-русски:

– Ва-ре-ни-ки...

– Что ты сказал, сынок? Повтори! – не понял его майор. – Хуан, повтори, что ты сказал?!

Кардосо сделал усилие и уже  громче, но с трудом, произнёс  по-русски:

– Ва-рени-ки с клуб-ни-кой... И потерял сознание.

– А, вареники с клубникой! – сказал на русском Дедов. – Так сразу после войны и соберёмся у нас или у Порфененко и поедим вареничков! Ты только не умирай, сынок! Ты держись, сынок! Прошу тебя, держись!

Хуан Кардосо выжил и вернулся в свою эскадрилью, в которой сражался  вместе с Владимиром Порфененко до  июня 1935 года, когда закончилась  эта страшная война.

А потом,  одним тёплым  августовским днём того же года, Борис Дедов с  женой Екатериной и Хуан  пришли в гостеприимный  дом Порфененко. Под громкие аплодисменты всех присутствующих Людмила поставила на стол огромное блюдо ароматных вареников с клубникой.

А через два месяца  Хуан  Кардосо женился. Когда у него родился сын,  то, по парагвайским традициям, он дал ему два имени. Они были необычными для этой страны: Владимир Борис. Хуан  назвал  так сына  в честь своих боевых друзей   Владимира Порфененко и Бориса Дедова.  А также в знак глубочайшей благодарности всем русским добровольцам,  пришедшим на помощь  Парагваю и отстоявшим его независимость.