№21 Николай ЯРЁМЕНКО (Россия, Москва) Из грязи в… грязь или почему Иван Глоба не стал дворянином

Из грязи в… грязь или почему Иван Глоба не стал дворянином

История запорожского казачества  представляет собой, в значительном объёме,  собрание мифов. Одни из них тешат провинциальное самолюбие малороссов, другие, вроде бальзама, лечат душевные раны  мечтателей-самостийников. Распространён миф о том, как москали, эти новые ахейцы туранского племени, из-за извечной ненависти к справжним славянам-русам зруйнувалы в 1775 году Новую Трою, то бишь Запорожскую Сечь, – последний оплот вольного украинства. Правда,  в устном и письменном изложениях мифа отсутствует глава, в которой описывается встреча сечевиками  хлебом и солью  солдат Её Императорского Величества (то есть «преступной Катерины»)  под командой генерал-поручика Текели, прибывших пешим ходом из отвоёванных у турок степей Новороссии. Причём, как свидетельствуют хроники, во главе встречавших  выделялись, говоря современным языком, первые лица  славной вольницы – кошевой «отаман» Калнышевский и войсковой писарь Глоба, по совместительству «вийскови табунщик, скотар и чабан», при полном параде, блистая и звеня царскими  медалями. Понятно, такие мелочи в самостийной истории можно (да и нужно!) опускать.  К слову, самостийниками замалчивается также самое заветное, самое сокровенное желание казацкой старшины – получить, во что бы то ни стало, любым способом официальное признания за ними  прав высшего сословия: шляхетства от короля Польши, дворянства от русских царей. Кто первый уступит им, тому и служить станут до гроба. Такая вот воля. Такая вот любовь к неньке Украине.

О последнем кошевом атамане Войска Запорожского написано достаточно много, не стану всуе тревожить его тень. Поделюсь своими изысканиями о войсковом писаре  и прочая, и прочая, тоже последнем, тем более что и повод скоро появится  – 220-летие со дня кончины.  Предвижу, какими фанфарами отметят  день его расставания с юдолью земной ряженые в шаровары оранжевые самостийники, свинопасы и гречкосеи, выдающие себя за казаков.  Помянут заодно и всех «лыцарей великих», к которым  их собрат с Дона Болотников запросто обращался, не кривя душой: «Братья воры и разбойники!».

В поисках впечатлений заглянул на Глобинщину. Это живописный край Малороссии, овеянный преданиями и легендами. Имя городу и району Полтавщины дал, по одной из легенд, казак Иван Глоба, занимавший должность писаря Новой Запорожской Сечи в 1765-1775 гг.  По другой версии,  наоборот, его предок  взял себе прозвище по  местечку Глобино. Как бы там ни было, сегодня обе версии не противоречат образу последнего писаря Сечи как жертвы  национального гнёта со стороны  великороссов. Ангажированные историки незалежной державы, представляя ликвидацию Сечи не объективным историческим процессом, а лишь актом имперской агрессии, живописуют идеальный образ страдальца за волю. Но исследование жизненного пути сего «страдальца» выявляет, как теперь сказали бы о нашем современнике,  рекетира, коррупционера и дезертира по имени Иван Глоба.

Посмотрим на Запорожскую Сечь того времени и поинтересуемся, насколько низовая вольница подчинялась  законам России.

После Кючук-Кайнарджийского договора 1774 года границы России переместились далеко на юг от Запорожья. Сечь потеряла военно-стратегическое значение. Но еще 20 декабря 1768 года вышел царский указ о том, что левобережное казачество (Малороссии, Слобожанщины и Запорожья) принимает Присягу и становится подсудной на основании «Воинского устава и артыкулов». А за 15 лет до этого царским указом о выборах на Сечи было предписано избирать кошевого, писаря и судью не на общевойсковых радах, а на старшинских сходах. Этим царская власть исключала возможность избрания пьяных и голых кошевых, как было перед этим не единожды, что обеспечивало стабильность войска, которое по административно-территориальному устройству представляло 38 куриней и 8 паланок.  Указ худо-бедно исполнялся, что видно на примерах неоднократно переизбиравшихся Глобы и Калнышевского, хотя запорожцы, опившись горилки, бывало «шугали» их с Сечи.

Царское правительство, ликвидировав в 1754 году по рескрипту гетмана Разумовского внутренние таможни в Российском государстве, предоставило казакам возможность заниматься торговлей.  Были введены новые старшинские должности: Военный табунщик (опекал табуны коней), Военный скотар (старшинствовал над чередами «худобы»), Военный чабан (опекал отары овец).  Наш Иван, как отмечено выше, новыми должностями обойден не был. На Левобережье, на  казацких зимниках и хуторах запорожской старшины казна закупала скот для армии. В то время в Малороссии проходило 400 ярмарок в год, да на Слобожанщине – 300.

Однако новое занятие не изменило образа жизни  «лицарив». На  Сечи, по описанию В. Голобуцкого, куренями были низкие темные и холодные, длинные деревянные бараки, укрытые камышом и обмазанные глиной. Убожество было и во внутреннем убранстве куреня. Посредине стоял длинный некрашеный стол с узкими лавками по боках, вдоль стен сооружался дощатый помост, где спали до «почварства ста» и более казаков. На Низовой Сечи развился характерный для рыночного общества наемный труд казаков.  Их объединяла не этническая основа, а морально-психологическое единство разбойников и «глытаив».  Запорожцы также имели возможность заработать  на зимовниках и хуторах старшины, где получали жалование от казны. Так, в начале 70-х годов на хуторе Кагамлык у писаря Глобы работало 40 работников запорожской голытьбы.  

Сепаратистская «историческая школа» деликатно обходит острые социальные противоречия в Запорожье. Сечь славилась чрезмерными поборами за пользование мостами, мельницами. Это позволяло зажиточным казакам вместо себя посылать служить «наймитов», давая им коня и оружие похуже. Земли Дикого поля в то время заселялись малороссами, выходцами с Левобережья, Слобожанщины, а также Великороссии и спасавшимися от турецких зверств сербами, греками, болгарами, ещё немцами-колонистами. Так создавалась Новороссия. Запорожцы же всячески препятствовали заселению Дикого поля. С оружием в руках грабили и разрушали села поселенцев.

Руководителем ежегодной делегации, отправлявшейся  за царским жалованием, обычно был писарь Новой Запорожской сечи Иван Глоба. Сечь, присягнувшая и подчинявшаяся России, с 1753 года получала «царское жалование» – хлебное, в самой Сечи, и денежное, в Петербурге или Москве. Так в 1765 году  Глоба получил 6660 золотых рублей, да сверх того 2000 прибавки на все войско, да прогонных 8р.80 коп., да за наем ямских подвод от Москвы до Киева 5р.88 коп. Итого 7429р. 68 коп. Царское жалование выплачивалось золотом и предназначалось лично каждому низовому запорожскому казаку.  Среди них «мертвых душ» было значительно больше чем у Чичикова. Казацкая старшина Сечи, плюя на рескрипт гетмана Разумовского об упразднении внутренних таможен, получала мыта с завозимых на Сечь товаров и сборов с провозимых мимо товаров. Получала старшина и приношения от шинкарей, владельцев гурален, брагарныков. Обложены данью были почти все 2 тысячи лавок, 800 корчем Левобережья. Ежегодную плату Сечи платили и свои паланки, от коих поступало атаману, писарю и судье по кварте (ведру) горилки, мед, мясо, калачи.

Казацкая старшина плела интриги, разворовывая выделяемые правительством деньги. Не гнушалась  «лыцарскими» доносами князю Потемкину друг на дружку. Казацкая «сирома» при любом удобном случае  грабила окрестности. В Малороссии понятия «запорожец» и «татарин» стали практически синонимами. Постоянное разворовывание денег из царского жалования, отпущенного на содержание войска (коррупция, понимаешь), приводило к бунтам сечевой бедноты. Калнышевский и Глоба, высокопоставленние коррупционеры, не раз убегали из Сечи под защиту русских войск. Бунты «серомы» Сечи – факты неоспоримые. Так в 1768 году Глоба убежал от взбунтовавшейся «серомы» через дымарь писарской. Иллюстрация  к мифу о равноправии и «лыцарстве», о бесклассовом братстве на Сечи.

Документы из эпохи Новой Сечи (1734-1775 годы) также противоречат созданному самостийниками сентиментально-идеалистическому мифу о демократии. Никакого ни социального, ни политического братства и «лыцарства», о которых так любит говорить сепаратистская «историческая школа», в действительности не было.  Деньги на Сечи, в том числе и на выпивку, после разворованного царского жалования добывались грабежами, или путем найма к зажиточным казакам, которые на правах собственности владели хуторами, хотя земли Запорожья и не были в разделе. Не нравились на Сечи требования Екатерины Великой: прекратить разбой, грабеж и хищения. А еще государыня требовала расселиться и либо служить в армии, в «пикинерских» полках, либо стать земледельцами. Богатых казаков, принявших присягу и получавших исправно царское жалование, в том числе и Ивана Яковлевича Глобу, служба в армии не привлекала. Она отдаляла их от нажитого имущества.

Сделаем на этом месте шаг назад во времени.

9 декабря 1736 года некий Яков Глоба получил хутор Кагамлык на берегу речки Омельничек от Полтавского полковника В.В. Кочубея, отец которого был казнен Мазепой. Сын удачливого Якова, ещё более удачливый Иван, займет «МИДовскую должность» писаря на Сечи, с ежегодным жалованием в 50 рублей золотом. За своеобразное участие в русско-турецкой войне 1768-1774 годов получит из рук Екатерины Великой золотую медаль с ее изображением. В 1775 году на хуторе у Ивана Глобы будет табун в 400 лошадей, 900 единиц крупного рогатого скота, 13 тысяч овец, 100 свиней. Кроме 40 работников-казаков, состоящих на жаловании от императрицы, на хуторе работало и 22 наемных гречкосея. Приведу примеры заработной платы тех времен. Вознаграждение за труд казака или «наймита» составляло от 2  до 5 рублей в год, на хозяйских харчах. Лошадь в то время стоила  5-20 рублей, вол или корова 5-8 рублей, рубашка – 40 коп., сапоги – 50 коп. На содержание заключенных казна выделяла 1 копейку в день.  

Писарь Глоба не только умел «вылюжно» писать, но и был отменным подхалимом. Сохранилась одна из речей, написанная и прочтенная Екатерине Великой писарем-«лыцарем» Сечи.  Она очень похожа на недавние послания «Дорогому Леониду Ильичу Брежневу»:  «Всепресветлейшая моя, Всепресвятейшая, Благочестивая, Великая государыня императрица и самодержица Всероссийская!»  И далее в таком же духе на четырех листах…

Несмотря на  классическую «хохляцкую хитрость», и на умение искусно «лизнуть» где надо,  жадность к казённым деньгам погубила писаря. Хотя Глоба и делился с кошевым и судьей, столичное расследование финансовых махинаций на Сечи выявило многолетние грабежи подданных ее Величества, хищение  царского жалования. Да такие, что за них полагалась по законам империи казнь смертью.

Выручил расхитителей высокопоставленный защитник казаков, известный среди них под именем  Грицко Нечеса:

«Всемилостливейшая государыня! Дерзновенные поступки бывшего Сечи Запорожской кошевого Петра Калнышевского и его сообщников, судьи Павла Головатого и писаря Йвана Глобы, коих вероломное буйство столь велико, а преступления их перед императорского величества престолом, по всем гражданским и политическим законам заслужили, по всей справедливости смертную казнь. Но как всегдашняя, блистательной души вашей спутница добродетель, побеждает суровость злобы кротким матерным исправлением, то осмелюсь я всеподданийше представить: объявить милосердное избавление их от заслуживаемого ими наказания, а вместо того повелеть отправить на вечное содержание в монастыри, из коих кошевого – в Соловецкий, а прочих – в Сибири монастыри, с выплатой на содержание: кошевому по рублю, а прочим по полуполтине на день. Запорожские имения обратить по всей справедливости, на удовлетворение разоренных ими ваших верноподданных, кои повинуясь вашему предписанию, сносили буйство бывших запорожцев без сопротивления, ожидая избавления от десницы вашей и претерпев убытки более нежели на 200 000рублей. Князь Потемкин».

Казнь заменили на ссылку. Иван Глоба был отправлен на шести подводах (!) на монастырское житие в Туруханск. Там и умер в 1791 году (ровно через сто лет после рождения своего подельника Петра Калнышевского, которому суждено было томиться на Соловках ещё 12 лет) на 112 году жизни. Канцелярия Тобольского наместника разыскала родственников И. Глобы в Екатеринославе и передала им его личное имущество: «Сундук кедровый, кованый черным железом; кафтаны – 7 штук; шубы 4 (четыре) штуки – лисьего хребтового меха, покрыты голубым сукном; черных мерлушек, покрытых алым сукном, кирейка песочного сукна; кушак шелковый, кушак персидский; тарелок оловянных пять; 9 рублей золотом и 21 карбованец серебром и медной монетой» и т.п.

А теперь вернусь к началу статьи. Пока наши «борцы за волю Украины» добирались медленным ходом до мест ссылки, по предложению Потемкина и Разумовского казацкая старшина Малороссии, Слобожанщины и Новороссии была возведена Екатериной Великой в дворянство. Ещё бы чуть-чуть, и успел бы Иван, сын Якова, по прозвищу Глоба, стать в ряды российской аристократии. Предел мечтаний! Но не судилось, як кажуть у нас…

Оранжевые самостийники и «незалежна исторична школа» причислили малороссийского казака, писаря Сечи Ивана  Глобу к национальной украинской элите.  Оно и правильно, во времена сегодняшней руины  только коррупционеры и грабители в чести у «прихватизаторов».  А памятник Глобе будет дополнением памятнику Мазепе на многострадальной земле Полтавщины, захваченной оранжевыми «лыцарями» из свинопасов.