СЕТЕВОЙ ЛИТЕРАТУРНО-ИСТОРИЧЕСКИЙ ЖУРНАЛ
ВЕЛИКОРОССЪ
НОВАЯ ВЕРСИЯ САЙТА

№21 Валентин СОРОКИН (Россия, Москва) Поэтическая страница

Омилия — Международный клуб православных литераторов
На главную Наша словесность №21 Валентин СОРОКИН (Россия, Москва) Поэтическая страница

В. СорокинВалентин Сорокин (25 июля 1936, Ивашла, Башкирия) — советский и российский поэт и публицист, член Союза писателей России. Родился в многодетной семье лесника. Родители - Василий Александрович и Анна Ефимовна Сорокины. Отец с Великой Отечественной войны вернулся инвалидом, старший брат погиб в результате несчастного случая. В 14 лет уходит из родительского дома и поступает в фабричное училище. Десять лет работал оператором электрокрана на Челябинском металлургическом заводе. Закончил вечернюю школу и техникум. В 1962 году приезжает в Москву для учёбы на Высших Литературных Курсах. Окончив, в 1965—1967 годах Сорокин заведует отделом поэзии в саратовском журнале «Волга». В 1968—1969 ведёт отдел очерка и публицистики в журнале «Молодая гвардия». В 1970—1980 годах Валентин Сорокин становится Главным редактором издательства «Современник». В 1974-м году он становится лауреатом Премии Ленинского комсомола. Начиная с 1978 года на Сорокина и других руководителей «Современника» начинаются гонения со стороны властей. Его лишают квартиры, выносят на обсуждение Комитета Партийного Контроля. С 1983-го года Сорокин руководит Высшими Литературными Курсами. В 1986-м году за книгу «Хочу быть ветром» (1982), содержащую в основном любовную лирику, он удостоен Государственной премии РСФСР. После распада СССР Сорокин трудится в качестве сопредседателя Союза писателей России, затем работает заместителем председателя исполкома Международного сообщества писательских союзов. В 2000-м году за поэму «Бессмертный маршал» Сорокину присуждена Международная премия имени М. А. Шолохова. Также удостоен литературных премий имени А. Твардовского, В. Федорова, В. Тредиаковского и др. Первые публикации были в районной, затем в областной прессе. В 1957 году его стихи включает в альманах Н. Воронов, в 1960 году выходит первая книга «Мечта», некоторые стихи из которой позволили критикам отнести Сорокина к «рабочим поэтам». Однако в 1962 году вышло два сборника стихов «Мне Россия сердце подарила» и «Я не знаю покоя», где лирический герой ставит перед собой совсем другие проблемы. В 1962 году по рекомендации Леонида Соболева, Бориса Ручьёва и Василия Фёдорова Сорокин вступает в Союз писателей СССР. В 1970-х годах Сорокин пишет ряд поэм «Евпатий Коловрат», «Пролетарий», «Дмитрий Донской», «Сейитназар», «Красный волгарь», «Две совы», «Золотая». В 1980-х годах Сорокин неоднократно пытается опубликовать большую эпическую поэму «Бессмертный маршал» (о Георгии Жукове), дописанную им ещё в 1978-м году, однако из-за соображений политической цензуры из неё убирались сотни и тысячи строк. Полностью впервые она была опубликована только в 1989 году. В конце 1980-х-начале 1990-х Сорокин издает серию очерков о погибших русских поэтах — Сергее Есенине, Борисе Корнилове, Павле Васильеве, Николае Рубцове и др., которые впоследствии вошли в документально-публицистическую книгу «Крест поэта» (1995). Также пишет серию очерков о многих современных поэтах и писателях: Б. Ручьёве, Л. Татьяничевой, В. Федорове, П. Проскурине , Ю. Бондареве , Е. Исаеве , В. Семакине, И. Шевцове, Н. Воронове, И. Акулове, М. Львове, Д. Ковалеве, В. Бокове , С. Куняеве, А. Маркове, А. Прокофьеве, В. Богданове, В. Машковцеве, А. Филатове, С. Викулове, С. Поделкове, В. Кочеткове, Ю. Прокушеве, О. Шестинском и др. Стихи Валентина Сорокина переведены на многие европейские языки, на арабский, японский и хинди.

 

 

Здравствуй, Время!

 

Поэма эта была напечатана в Челябинске в 1964 г. в газете «Челябинский металлург». Редактор получил строгий выговор. Поэма была запрещена. Меня защитил от выговора и склок Евгений Михайлович Тяжельников, секретарь обкома КПСС.

Сейчас поэма широко публикуется. Спасибо «Московскому Литератору».

 

 

1.

 

Шумит над Уралом весенний,

Спокойный,

капельчатый дождь.

В траве

И в заброшенном сене

Ты все ароматы найдешь.

Озера серебряной дрожью

До гнутых боков налились.

С тугой зеленеющей рожью

Сомкнулась дремотная высь.

И где-то тропой каменистой,

Качая в кустарниках тень,

Спешит тонконогий,

пятнистый,

Наполненный страхом,

олень.

А там, за мохнатой грядою,

Скрывая извилистый хвост,

С тяжелой, магнитной рудою

К заводу скользит тепловоз.

И в мареве угольной лавы,

Как радуга, вскинут плакат...

О, край мой железа и славы,

Я — твой сталевар

И солдат!

Когда колчаки по России

С колена палили в упор,

Здесь кровью отцы оросили

Любой неприметный бугор.

Захочешь,

Услышишь воочью,

Лишь только

зашепчется лист,

Тачанки лихой многоточья

И сабли чапаевской свист.

Легенда! Она по соседству...

И росчерк ее не угас.

Теперь это, вроде наследства,

Оставило время

Для нас.

Сегодня за все мы в ответе!

Сегодня,

Круша рубежи,

Трубит революции ветер

Над миром бесправья

И лжи!

Уже от Москвы до Гаваны

Единой окраски

Лучи!

Летят журавлей караваны

И рвутся кометы

В ночи...

А мы, с молодыми сердцами,

Отцам

По закалке равны,

Сегодня выходим творцами

В манящие дали

Страны!

Тревожно распластано

знамя —

Наш путь не протоптан

и крут...

За нами!

За нами!

За нами!

Кто верит и в счастье,

И в труд.

 

 

2.

 

Пустынные, ржавые тучи.

Угрюмая, знойная вязь.

И трактор

в барханах зыбучих

Хрипит,

На дыбы становясь.

Когда-то

К базарам бухарским —

Гортанна,

Хмельна,

Широка —

Текла из подвалов из барских

Славянской торговли река.

Гонимы барыжным набатом,

Протяжно скрипели воза.

Купец

Над верблюдом горбатым,

Как беркут, таращил глаза.

О сколько позорных столетий —

Измучен,

Затравлен

И слеп —

Здесь падал дворовый

от плети,

За кружку прохлады и хлеб!

Его зарывали без гроба.

Ведь жажда, как бритва,

остра...

А ныне в брезентовых робах

Здесь юность

Поет у костра.

Ей снятся дворцы

да оркестры,

Да парки густы и тихи.

О ней заскучали невесты,

Ее заждались женихи.

Пусть руки

в царапинах грубых

И жизнь кочевая бедна.

Венчает в смоленые трубы

Простор азиатский она.

Венчает,

Растет

И крепчает.

Моря одевает в гранит.

И радость по-детски

встречает,

И верность, как тайну,

хранит!

Тот случай забудется разве?

Безусый романтик-шофер

Увел незаправленный газик

Еще до предзорья,

Как вор.

В наглаженной

тонкой рубашке,

Носки ободрав у штиблет,

Собрал васильки и ромашки

В пахучий кустистый букет.

И только прилег он у плёса,

В туманном ворсистом дыму,

Мужские стыдливые слезы

Внезапно явились к нему.

И с нами бывает такое:

Завьюжатся чувства

в груди,

За то, что не знаешь покоя,

Что все у тебя впереди!

За то, что от птичьих

созвучий

Ольховник трясется, пыля...

За то, что легко и могуче

Родимая дышит земля.

Он думал: и в самом-то деле

Чего на судьбу нам пенять?

Опять космонавты взлетели.

Не чьи-нибудь, наши опять!

Помешкаю чуть и девчатам

За «Чайку» вручу им цветы.

И снова под шиной зубчатой,

Как струны,

Звенели мосты!

Охвачен томлением сладким,

К рулю он победно прирос.

И вот забелели палатки

В черте горизонта вразброс.

Уже суетились на базе

И сторож к механику мчал.

Но всхлипнул растерянно

газик

И, словно

винясь,

замолчал...

Мечтатель!

Он чудо лесное

В рубашку закутал, как мог.

И в пекло угарного зноя

Шагнул с перекрестка дорог.

Он выспится там на привале,

Попьет...

И о том ли тут речь?

Вот лишь бы цветы не увяли.

Вот лишь бы

их свежесть сберечь.

А солнце плыло и сверкало.

Калило песок с высоты.

Но был этот парень

С Урала,

Защитник земной красоты.

 

 

3.

 

Когда я теряю отвагу,

Когда я округло пишу,

Я жгу без разбора бумагу

И утром к ребятам спешу.

Не стал я глухим и покорным.

Забывчивым, сытым —

не стал...

В густом бормотанье

Моторном

Искрится и плещет металл.

Как будто горящая птица

Раскинула крылья на миг...

О, мудрые, честные лица

Героев безвестных моих!

Пацан, хулиган фезеушный,

Покинувший мать и отца,

Я здесь научился бездушье

Громить

И громить до конца.

И глупых ошибок уроки

Глотал я обиженно здесь.

И первые робкие строки

Слагал, лишь успею присесть.

Да, юность подобна канату,

А я на баланс не ловкач...

Я здесь, понимаете,

В Нату

Однажды влюбился,

хоть плачь.

Она возвышалась принцессой

Среди пирожков и конфет.

И я с потайным интересом

Нырял из кабины

В буфет...

Следил за красивой

сноровкой,

За нежностью женской её.

— Вам что?

— Мне? Опять газировку...

И падало сердце мое.

А в цехе насмешки:

— На воду

Истратился парень, ну-ну!

— Жара!

— И доходы заводу...

— А если б такую погоду

На всю, скажем,

нашу страну?..

Но я не сдавался остротам.

Да мало ль в словах чепухи?

И Нате принес на работу

В измятом конверте стихи:

«Давно я на родине не был.

А, кажется, только вчера

На летнее доброе небо

Беспечно глядел со двора.

Владел я магической

властью,

Всесильным смычком —

в кулаках...

Хочу —

Синеглазое счастье

Покажется мне в облаках,

Прибои запенятся гневно,

И тронутся льды без причин.

И выйдет русалка-царевна

В сияющих гроздьях парчи.

Хочу —

И природу умерю.

Шоссе расстелю,

как холсты...

Нет, я никому не поверю,

Что эта царевна не ты!»

Я ждал, от бессонниц худея.

И вот распечатал ответ:

«Смешную ты сказку затеял.

Большой, а серьезности нет».

Нас время мотает и хлещет.

И я до сих пор говорю,

Что в мире

На многие вещи

Я с горькой улыбкой

смотрю...

Минута, и к черту доспехи!

И важность —

ничком под откос

Ты в цехе!

Ты в цехе!

Ты в цехе!

Долдонят реборды колес.

— Какое холеное тело!

— Мечта стосковавшихся

дам!

— Ты что, занимаешься делом

Иль только обедаешь там?..

— А ну, расскажи о столице!

По-братски, не бойся, давай!

И где ж из канадской

пшеницы

Румяный толстяк-каравай?

— Когда образумится Мао?

— Не шибко поймешь

из газет...

— Кормили, наверное, мало,

С того и обиделся дед?

И хлеб,

И железо,

И камень

Ты сам же грузил в поезда.

Теперь благодарность... —

Плевками.

— А так и бывает всегда!

Айда, улепетывай к Богу...

— А наш простофиля-народ

Сует то кредит,

То подмогу

В любой голодающий рот.

Кузнец приподнялся:

— Усталость

В них это...

И горечь при том...

...Товарищи,

Нам же досталось

Разрушить неравенства дом.

Мы в новый зайдем,

как герои!

К чему недовольство

и злость?

— Конечно, его мы построим.

— Пожить бы в нем только пришлось...

Попробуй таких покори-ка.

Сопели, курили в тени.

И было ужаснее крика,

Когда замолчали они...

А краны в раскованном гуле

Ползли,

По-медвежьи фырча,

Ковши, как медовые ульи,

Неся друг за другом к печам.

И, словно для всех

поколений,

В углу,

Что уютен

И прост,

Нахмурился раненый Ленин

И вскинул кепчонку,

Как тост!

За гибель, измены и сводни,

За веру в намеченный план

Немало в нас

Целит сегодня

И правых, и левых Каплан...

Сегодня за все мы в ответе!

Сегодня, Круша рубежи,

Трубит революции ветер

Над миром бесправья

И лжи.

Когда на пяти континентах

Победу

Куранты пробьют,

Мы вновь оживем в кинолентах

И в гимнах

О нас

Пропоют!..

 

 

4.

 

Я помню, в Челябинск

из Рура

Приехал мартеновский спец.

Еще молодой,

Белокурый

И на ноги быстрый, как бес.

Вбегал он в столовую рано.

Закусывал, брал папирос.

Потом по пролетам,

По кранам

Шнырял до полуночных рос.

Итожил расчеты в блокноте,

Сгибал углеродистый прут,

Мурлыкал на ласковой ноте:

«Гут морген!

Гут, Руссия, гут!»

Не зря, мол,

вы подняли спутник,

Хвала вам за это и честь...

Для нас

Это будни, как будни.

Чему удивляться-то здесь?

Мы даже к нему подобрели.

А друг,

Вдохновеньем согрет,

С него написал акварелью

Для нашего клуба портрет.

На фоне космической дали

Он рос в освещении гроз.

На мраморный лоб ниспадали

Надменные пряди волос.

Покой,

Луговой и безмолвный.

В песке золотом берега.

Да русской черемухи волны

Зацветьем кипят, как пурга.

Холмы,

Перевалы,

Дороги,

Деревни, и дети гурьбой

Полощут веселые ноги

В затонной воде голубой.

Луны расчлененные диски,

В кустах гармонист-соловей

Да братских могил обелиски

В суровой печали своей...

О, Родина,

каждый стократно

Отдаст тебе сердце и пыл!

Портрет был немного

абстрактным,

Но щедрым

По-нашему был.

Никто никакие препоны

Ему под полой не запас.

И выкормыш мрачного Бонна

Почуял раздолье у нас.

Бродил он по улицам

пестрым

Да в скверах

оттачивал мысль...

И кадры,

мелькая,

как версты,

В карманах спиралью

вились...

А мы-то общению рады.

А мы-то опять же с добром.

И вот закатился в бригаду

Кузнец раздраженный,

как гром.

Прокашлялся, глянул сурово,

Встряхнул тяжеленную

трость:

— Здорово, ребята!

— Здорово.

— А как поживает ваш гость?

Вчера, говорят, с аппаратом

Он ползал в ограде у ТЭЦ.

Обделали нашего брата...

И тут распрямился кузнец

Да как рубанет кулачищем:

— Привыкли мы всех обнимать!

А в нас что-то роются,

ищут...

Прохвосты,

Раз-з-зетак их мать!

Он сплюнул, темнея

от злости:

— Давить бы их надо,

как блох!

И мы в резиденцию гостя

Нагрянули кучей, врасплох:

— Привет коллективному

другу! —

Ребята-орлы! На подбор!

Он даже присел с перепугу.

И мы не начнем разговор.

Тогда и защелкал билетом

Кузнец,

как заправский артист.

— Давай-ка, милок, отобедай,

Тряпье в чемодан —

И катись!

А то мы тебя приголубим,

Не сразу сочтешь этажи...

Портретик попался

Нам в клубе.

Держи его тоже. Держи.

На нем ты блистателен

с верхом.

Фантазии нету конца.

Пускай же воинственный

Эрхард

Похвалит тебя, молодца!

А коль дополнение надо,

Заметь, у того вон села

Мой батька такого же гада

Клинком развалил до седла... —

...А мне фотопленку бригада

Вручила, как общий успех:

— Немедленно —

в полный порядок!..

Просушишь

И завтра же в цех.

Сижу я в мятущихся

вспышках,

А в пальце дрожит карандаш:

Калибровый,

Тракторный,

Вышка...

И рядом —

центральный гараж!

Повадка, действительно,

волчья.

И вдруг, как навеянный сон:

В сорочке, разодранной

в клочья,

С кирюхой — оболтус Гарсон.

Он выпятил голое пузо,

Грустя над бутылочным дном.

И подпись:

«Джентльмены Союза

Бесцельность

Залили вином».

Он долгое время, бедняжка,

Карьеру бросал на весы.

Скупал у туристов подтяжки

И с мягким лавсаном трусы.

Потел за дощатым

Прилавком.

И вновь, насосавшись

в дугу,

И пел,

И смеялся,

И гавкал,

И плакал навзрыд:

«Не мо-г-гу!»

А где-то вздымала работа.

Седой океан у борта.

Стрелял гарпунист

с разворота

В огромную тушу кита.

По трапу спешили матросы.

Баян размечтался всерьез

О доме,

О девичьих косах,

О шелесте грустных берез...

И мы с молодыми сердцами,

Отцам

По закалке равны,

Входили

Творцами,

Борцами

В манящие дали

Страны!

 

 

5.

 

Вниманье!

Вниманье!

Вниманье!

Опять разобижен и мглист,

С гримасой,

С телесным ломаньем

Бредёт в ресторан

Нигилист.

За ним,

Оправляясь от неги,

Вкушая обильный запой,

Стиляги, как в старь печенеги,

Лохматой,

Разбойной толпой:

«Начальства много!

Орут, орут:

Не надо Бога!

Владыка — труд.

Лишь в нем удачи

И барыши...

Начальству — дачи,

А нам — шиши!

Что нам зарплата?

Мы каждый день

Берем по блату

Трудбюллетень.

А мама Кера!

Займи нам грош!

Какая эра —

Не разберешь.

Кто осторожный,

Тому и честь.

Хватай, где можно!

Тащи, что есть!

Живи с апломбом:

Кум — королю...

Взорвется бомба

И — улю-лю!..»

Друзья, по какому же праву

В такие

В гудящие дни

Большой,

Полудикой оравой

Проспекты поганят они?

Их лозунг опасней крамолы:

Плевать на великий завет...

Для них уже нет комсомола,

А, может, и партии нет.

Скулят:

«Ну, чего к нам пристали?

Нейтральные мы. И виват!

При культе же нас

Воспитали,

Так, значит, и культ

виноват»...

Ни в шахту,

Ни в домну,

Ни к пульту

Таких не загнать на ура...

И нам по всему бы

Без культа

Давно присмотреться пора...

Чужда им романтика наша,

Не дорог октябрьский салют.

Мы — дети заводов и пашен.

Они — потребители блюд.

Ухмылки их мной не забыты.

Я помню, визжал

под фокстрот.

Баклушник,

прыщами изрытый:

«Скромняга!

Видать, патриот»...

Ожгло мои щеки румянцем.

Еще прослыву дикарем!

Ну что ж, если хочешь,

И в танце

Заносчивость мы подотрем.

И я озорно, разряжённо

Крутнул каблуками паркет.

И злобой давились пижоны,

Что выправки этакой нет.

И дома, себя утешая,

Строчил я

Взъерошенный стих:

Россия стиляг не рожает.

А кто экспортирует их?..

«Свобода, без граней

свобода!»...

Набор лоскутков и мастик.

За то, что вас милуют годы,

Путиловец нам не простит.

Он шлемом смахнет

Разговоры.

Над хмелем,

Над звоном посуд

Он встанет из дыма «Авроры»

Вершить завоеванный суд!

Сегодня за все мы в ответе!

Сегодня,

Круша рубежи,

Трубит революции ветер

Над миром бесправья

И лжи!

Уже от Москвы до Гаваны

Единой окраски

Лучи!

Летят журавлей караваны

И рвутся кометы

В ночи...

И мы с молодыми сердцами,

Отцам

По закалке равны,

Сегодня выходим творцами

В манящие дали

Страны!

Тревожно распластано знамя —

Наш путь не протоптан

и крут...

За нами!

За нами!

За нами!

Кто верит и в счастье,

И в труд.

Когда на пяти континентах

Победу

Куранты пробьют,

Мы вновь оживем

в кинолентах

И в гимнах

О нас

Пропоют!

 

 

6.

 

Шумит над Уралом весенний

Все тот же

Капельчатый дождь.

В траве

И в заброшенном сене

Ты все ароматы найдешь.

Озёра серебряной дрожью

До гнутых боков налились.

С тугой зеленеющей рожью

Сомкнулась дремотная высь.

В бору многодумном истома,

Мерцанье сосновой иглы.

Рассыпчатым буйным

 

Содомом

Поля оглашают щеглы.

И лилий глубокие вазы

Среди тростников и коры.

И, словно в порту водолазы,

Забулькали в реках бобры.

И в мареве угольной лавы,

Как радуга, вскинут плакат.

О, край мой железа и славы,

Я — твой сталевар

И солдат!

И в жилах моих продолженьем

Течет половодье атак...

...Отсюда кидались

 

В сраженье

За танком

Неистовый танк!

Один и поныне в Донбассе

Стоит в деревянном кругу...

Он даже холодный опасен

Откованной сталью

Врагу!

Его утвердил по приказу

Мой брат, —

что в могиле давно...

С девчонкой своей

сероглазой

Побыть не успел он в кино.

Но мертвым сейчас

Не молчится.

И в зимней глухой тишине,

Вы знаете,

Брат мой стучится,

Стучится,

Стучится ко мне!

Юнец, опоясан ремнями,

Простившийся с детством

В тылу,

Зайдет с боевыми парнями

И сядет привычно к столу:

«А есть ли у вас Кошевые,

Гастелло,

Матросовы есть?

Мы даже в мешки вещевые

Толкали гранатную месть!»

Ужель на икру, на колбасы,

На жвачки пайковые

Всласть

Меняют цековские асы

И нас, и Советскую власть?

И, ставши давно подлецами,

Намерены Родину сдать.

А мы, полыхая сердцами,

Ее рождены созидать.

 

 

7.

 

В минуты коротких сомнений

Себя убеждал я не раз:

Пускай мы других поколений,

Но та же присяга

И в нас.

И если фашистская жаба

Плеснёт пулеметным

дождём,

Уйдем в партизанские штабы,

К зениткам

И к танкам уйдем!

Сегодня за все мы в ответе!

Сегодня,

Круша рубежи,

Трубит революции ветер

Над миром бесправья

И лжи!

Покуда не вырвали знамя

У нас

И не хапнули труд, —

За нами!

За нами!

За нами!

Наш путь и трагичен,

И крут!..

Пускай замолчат

словоблуды:

Сплошаем — они до креста

Разграбят державу, иуды,

И нас

предадут,

как Христа.

 

1963 — 1964 гг.

 

 
Комментарии
ЛГ
2011/07/30, 21:44:09
Известному русскому поэту Валентину Сорокину, лауреату многих литературных премий, проректору Литературного института, руководителю Высших литературных курсов, исполняется 75 лет. Примите наши поздравления, Валентин Васильевич, и самые искренние пожелания здоровья и творчества.

ТЫ ИДЁШЬ
Ночь идёт, и замолкают птицы,
Ночь идёт – уснули облака,
Ночь идёт, и тихо серебрится
Средь полей усталая река.

Ночь идёт, и не луна, а лебедь
По затону звёздному плывёт,
Ночь идёт, и на земле и в небе
Голос твой опять меня зовёт.

Слышу губы, слышу руки, руки.
Вздохи сердца память обожгли, –
Не нашли забвенья мы в разлуке,
А в любви покоя не нашли.

Ночь идёт – и прячется поспешней
Всё, к чему прикосновенья нет:
Свет идёт, высокий и нездешний,
Свет Христа и утоленья свет.

Ты идёшь, и озаряет дали
Свет твоих неповторимых глаз,
Только жаль, что на моём Урале
Отчий дом уже не встретит нас.
Александр
2010/11/29, 22:27:24
Пророческая поэма!!!
Добавить комментарий:
* Имя:
* Комментарий:
   * Перепишите цифры с картинки
 
 
© Vinchi Group - создание сайтов 1998-2024
Илья - оформление и программирование
Страница сформирована за 0.01183295249939 сек.