№22 Владимир МАРКОВ (Россия, Смоленск) Смоленск-центр «Средней Руси» или город-призрак?

Смоленск-центр «Средней Руси» или город-призрак?

Центром племенного союза кривичей был Смоленск – «И по сих братьи держати почаша род их княженье в полях, а в древлях свое, а дреговичи свое, а словене свое в Новегороде, а другое на Полоте, иже Полочане. От них же кривичи, иже седять на верх Волги, и на верх Двины и на верх Днепра, их же град есть Смоленск; туде бо седять кривичи»[1]. Этот факт, зафиксированный в «Повести временных лет» известен практически всем интересующимся древнерусской историей людям. Также из летописей известно, что Смоленск это древний религиозный центр, существовавший исстари. Так, где же был расположен этот летописный кривичский центр? Несмотря на более чем столетнее изучение Смоленска, историки на этот вопрос до сих пор не могут дать однозначного ответа. К тому же, с современных археологических карт, отражающих период возникновения и становления древнерусского государства (IХ-Х вв.) Смоленск и вовсе исчез[2]. Таким образом, волею ученых-историков Смоленск превращается в город-фантом, город-призрак. Почему же все это происходит именно с нашим городом? Почему современная Российская историческая наука до сих пор не может дать однозначного ответа, где же возник первоначальный Смоленск? Почему уже практически сто лет научная мысль по этому вопросу находится в тупике? Об этом и пойдет речь в данной статье.

Три гипотезы возникновения Смоленска.

Ученые, которые занимались этой проблемой раньше и занимаются сейчас, давно поняли, что возникновение Смоленска каким-то образом связано с Гнездовским археологическим комплексом. Расположен этот уникальный археологический памятник в 9-12 км западнее центра современного Смоленска, возле микрорайона Гнездово. Огромный курганный могильник, крупнейший в Европе, первоначально насчитывавший не менее 5000 насыпей, к настоящему времени сохранил не более 1500 курганов. До нашего времени дошло два укрепленных городища – Центральное и Ольшанское, а также огромное Центральное селище (около 25 га). Люди, которые интересуются Гнездовым и знают эту проблему не понаслышке, прекрасно понимают, что основная трудность в преодолении научного тупика находится не в сложности получения в результате раскопок точного археологического материала, а в столкновении нескольких научных гипотез происхождения Смоленска.

Первая гипотеза была высказана в 1905 г. после проведения раскопок смоленским священником и археологом-любителем Г. К. Бугославским, и заключалась в том, что гнездовские курганы в древности являлись языческим кладбищем Смоленска, всегда находившемся на одном и том же месте. Дальнейшее изучение Гнездова показало полную несостоятельность данной гипотезы.

Вторая гипотеза возникновения Смоленска была озвучена в начале ХХ в. археологом В. И. Сизовым. Он считал, что поселения на территории Гнездова и исторического центра современного Смоленска существовали одновременно. Учитывая накопленный археологический материал и уровень современных знаний, можно констатировать, что сейчас и эта гипотеза выглядит весьма неубедительно. Во-первых, в центральной (древней) части современного Смоленска так до сих пор и не найдено ни следов культурного слоя IХ-Х вв., ни остатков оборонительных сооружений относящихся к этому периоду, ни языческого кладбища, между тем, как в Гнездове все это имеется. Во-вторых, вызывает большое сомнение сама возможность параллельного существования двух крупных поселений на столь малом расстоянии друг от друга (всего 9-12 км). Прежде всего, потому, что уровень развития земледелия в ту эпоху не позволял прокормить два расположенных рядом больших торгово-ремесленных центра, в которых люди не занимались сельским хозяйством. Сельскохозяйственная округа могла прокормить только один такой центр. В-третьих, недавнее открытие Смоленской экспедицией МГУ большого торгового порта Х в. в Гнездове позволяет с большой степенью вероятности предположить, что именно это поселение и было описано правившим в середине Х в. в Византии императором Константином Багрянородным в трактате «Об управлении империей» под названием – «Милиниски»[3], в котором все без исключения историки видят летописный Смоленск. Можно еще добавить, что это первое иностранное упоминание о Смоленске, которое неопровержимо свидетельствует о том, что, по крайней мере, в середине Х в. город с таким названием уже существовал.

Третья гипотеза возникновения Смоленска была сформулирована крупнейшим дореволюционным специалистом в области славянской и русской археологии А. А. Спицыным. Он первым предположил, что огромный Гнездовский могильник остался от древнейшего Смоленска, располагавшегося тогда в Гнездове, а не на современном месте. Эта гипотеза, по нашему мнению, наиболее перспективна, т.к. в ее пользу свидетельствует как множество археологических фактов, так и сама логика возникновения и развития этого поселения. Совершенно очевидно, что княжескому, христианскому Смоленску (расположенному на современном месте) предшествовал Смоленск языческий, родоплеменной. И Гнездовское поселение практически идеально соответствует дохристианской, родоплеменной столице Смоленских кривичей. К тому же, выдающимся смоленским историком и археологом А. Н. Лявданским в 1924 году были открыты Центральное и Ольшанское селища (древние неукрепленные поселения, или деревни) и доказано, что они одновременны курганам. А Центральное и Ольшанское городища (древние укрепленные поселения), вокруг которых и сформировались эти селища, были обнаружены и частично исследованы еще в дореволюционное время. Было также установлено, что в курганах хоронили людей, живших на городищах. Таким образом, все три гипотезы возникновения Смоленска были сформулированы еще в дореволюционное время (в начале ХХ в.).

Сомнительные достижения и открытия экспедиции МГУ.

Если в дореволюционное и довоенное время Гнездовский археологический памятник изучали все желающие, в том числе, не только профессионалы, но и любители, то после Великой Отечественной войны монопольное право на изучение этого объекта получила Смоленская экспедиция МГУ. Конечно, раскопки курганов археологами-любителями, или даже местными крестьянами с целью обогащения, приносили больше вреда делу изучения гнездовских древностей, нежели пользы. Но здесь следует отметить и один положительный момент. То, что изучением этого памятника занимались различные ученые, в том числе и выдающиеся, приводило к выдвижению различных гипотез, их столкновению, и в результате плюрализм мнений двигал вперед всю историческую науку. Монополия же, как известно, ведет сначала к застою, а затем и к деградации. Нечто подобное произошло и здесь.

В 1949 году к изучению Гнездова приступила археологическая экспедиция МГУ. Ее руководитель Д.А. Авдусин сразу же вернулся к забытой и к этому времени уже опровергнутой гипотезе Г.К. Бугославского о том, что гнездовские курганы являются кладбищем современного Смоленска. В 1952-53 годах экспедицией МГУ под его руководством были проведены раскопки Центрального и Ольшанского городищ и Центрального селища. «По данным Д.А. Авдусина, ни на Центральном, ни на Ольшанском городищах, ни на прилегающем к Центральному городищу селище никаких следов поселений, синхронных могильнику не (было) обнаружено. Находимые на местах городищ и селища вещи, аналогичные вещам из могильника, исследователь считает остатками разрушенных, находившихся здесь когда-то курганов… <…> Вал же и ров городища были возведены на месте курганного могильника, о чем свидетельствует наличие в подножии вала остатков курганов. По вещам, найденным в насыпи вала, исследователь относит его сооружение к XVII в.»[4] Сомнения в честности и непредвзятости сделанных экспедицией МГУ выводов все нарастали. И в 1967-68 годах в Гнездове осуществляет раскопки альтернативная археологическая экспедиция ЛОИА АН СССР под руководством И.И. Ляпушкина, которая исследует юго-западную часть Центрального селища.

И.И.  Ляпушкиным был найден культурный слой одновременный курганам, т. е. доказано существование Центрального селища. Он также пришел к выводу, что «возникновение поселения, судя по материалам (в первую очередь по керамическим остаткам), относится ко времени никак не позднее начала IX в., а может быть даже к рубежу VIII-IX вв. Керамические же материалы, а также некоторые металлические изделия, правда пока что единичные, позволяют утверждать, что основателями поселения были славяне, по своей культуре близкие славянам лесостепной полосы»[5].  Возможно, что от отстранения руководством экспедиции МГУ Д.А. Авдусина спасла тогда только внезапная смерть И.И. Ляпушкина. Следует отдать ему должное, – он сделал определенные выводы и частично пересмотрел свои взгляды. В 1970 году Смоленская экспедиция МГУ под руководством Д.А. Авдусина продолжила изучение Гнездова. С этого времени профессор Д.А. Авдусин стал сторонником второй гипотезы возникновения Смоленска, выдвинутой Сизовым, по которой древние поселения в Гнездове и в Смоленске существовали одновременно. Хотя еще совсем недавно он писал следующее – «Так рухнула гипотеза Сизова-Спицина о переносе Смоленска с место на место. Это выбило еще один аргумент из рук норманистов, которые включили эти городища в систему  доказательств существования варяжской колонии в Гнездове. Древнего Смоленска в Гнездове не оказалось»[6]. Здесь сам собою напрашивается вопрос – почему этот исследователь в нравственном смысле проявил себя, мягко скажем не лучшим образом? Ответ также достаточно очевиден. Вероятно, ввиду того, что для этого ученого сиюминутная политическая конъюнктура часто оказывалась важнее поисков научной истины. 

С начала 70-х гг. ХХ в. Д.А. Авдусин стал искать факты, подтверждающие теперь уже гипотезу, выдвинутую в начале ХХ в. В.И. Сизовым. Т.к. в исторической части современного Смоленска самые ранние из обнаруженных культурных слоев древнерусского времени относятся ко второй половине – концу XI в., необходимо было просто доказать, что поселение в Гнездове возникло позднее середины IX века. Почему именно середины IX века? Да потому, что в Устюжском летописном своде, имеющем, по мнению некоторых ученых следы смоленского летописания[7], под 863 г. написано – «Асколд же и Дир испросистася у Рюрика ко Царюгороду итьти с родом своим и поидоша из Новаграда на Днепр реку и по Днепру вниз мимо Смоленьск и не явистася в Смоленьску, зане град велик и много людьми и приплыста под горы Киевския и узреста на горе град мал»[8]. Таким образом, поселение, относящееся к середине IX века должно быть уже достаточно крупным. Если бы Д.А.  Авдусину удалось доказать, что поселение в Гнездове возникло позднее середины IX века, т. е. не являлось древним Смоленском, то у современного Смоленска появились бы некоторые шансы. Можно было бы сослаться на то, что Смоленск слишком малоизучен, и культурный слой, относящийся к периоду формирования Древнерусского государства (IX-X вв.) просто пока еще не найден. Сбором этих фактов и доказательств и стала заниматься с начала 1970-х годов ученица Авдусина – Т. А. Пушкина. Она не только попыталась доказать, что поселение в Гнездове возникло во второй половине или в конце IX века, она пошла дальше, и сейчас она и другие участники Смоленской экспедиции утверждают, что поселение в Гнездове возникло на рубеже IX-X веков[9]. Но, как говорится, факты вещь упрямая, и в одной из своих совместных работ  Д.А. Авдусин и Т.А. Пушкина написали следующее – «Концентрация лепной керамики и основной части находок дирхемов VIII-IX вв. на мысах обоих берегов Свинца позволяют достаточно уверенно говорить, что именно здесь расположены наиболее ранние части поселения»[10]. Не надо быть большим специалистом, чтобы понять, что утверждения этих ученых, хотя бы в некоторой степени противоречат накопленному их же экспедицией в результате раскопок фактическому материалу. Как бы там ни было, но культурный слой IX-X веков в историческом центре Смоленска так до сих пор и не найден. К тому же из путанных и туманных фраз Т.А. Пушкиной невозможно понять, кем и с какой целью по ее мнению было основано поселение в Гнездове. Вот, например, что она пишет – «Гнездово этого периода (видимо, имеется ввиду поселение начала – первой половины Х в. – авт.)  – поселение, связанное с пребыванием дружины киевского князя, собиравшей полюдье (дань) <…> Гнездово развивалось как ремесленно-торговый раннесредневековый центр, слабо связанный с местной округой и ориентированный в первую очередь на обслуживание дружины. Именно в это время здесь отчетливо проступают и связи населения поселка с Северной Европой, западнославянскими землями, Востоком и Византией»[11].

Вероятно, этот текст следует понимать так, что Гнездовское поселение если и не было основано самим великим киевским князем как укрепленный пост с целью сбора дани с покоренных Смоленских кривичей, то, по крайней мере, именно здесь (когда, не совсем понятно), обосновалась великокняжеская дружина. Интересно, что большая часть опубликованных научных работ участников Смоленской археологической экспедиции, в частности Н.В. Ениосовой, В.В. Мурашевой, С.Ю. Каинова, посвящена анализу найденных в Гнездове вещевых комплексов и отдельных вещей, относящихся к кругу скандинавских древностей. Хорошо известно, что скандинавы составляли в Х в. заметную часть в великокняжеской дружине. Через Гнездово в то время проезжало (или скорее проплывало) и очень много скандинавских купцов. Такое гипертрофированное внимание московских ученых к скандинавам в ущерб другим этническим группам, также проживавшим тогда на этом поселении, невольно может навести на мысль, что поселение в Гнездове и было ими основано. Но, это, конечно же, нонсенс. Как бы там ни было, но перед нами еще одна серьезная проблема, которую Смоленская экспедиция МГУ так и не смогла разрешить за более чем 60 лет своего существования. Можно еще добавить, что в русских летописях все города, основанные в период формирования древнерусского государства (IX-X вв.), четко зафиксированы. Никакого крупного поселения возле Смоленска, основанного скандинавами, или еще кем либо, они не знают.

Вот так буднично и незаметно один из самых древнейших и знаменитейших городов России превратился в какой-то фантомный, нереальный город-призрак, который сейчас и вовсе исчез с археологических карт. Конечно, нельзя отрицать тот факт, что в Гнездове найдено много скандинавских вещей и захоронений, причем некоторые из них (т. н. большие гнездовские курганы) самые богатые. Несомненно, выходцы из Скандинавии занимали верхушку социальной лестницы Гнездова, но это вовсе не означает, что другие не столь социально значимые этнические группы менее достойны научного изучения.

Поздняя датировка начала функционирования поселения в Гнездове (рубеж IX – X вв.) входит также в прямое противоречие с фактами, накопленными смоленским историком и археологом Е.А. Шмидтом. «Уже в период раннего железного века, – пишет исследователь,  –  в I тысячелетии до н. э., в этом районе (около Гнездова – авт.) возникает несколько укрепленных поселений – городищ». «Население этих городищ, относившееся к группе днепро-двинских племен, положило начало хозяйственному освоению Поднепровья в районе Гнездова и создало предпосылки для дальнейшего развития хозяйства и культуры». «Видимо, самое позднее в IV в. н. э. появляется неукрепленное поселение земледельцев на пологом склоне правого коренного берега Днепра в районе впадения р. Свинки, т. е. у современной деревни Гнездово». «К середине V в. н. э. в верховьях Днепра, включая район Гнездова, и на смежных территориях Подвинья сформировалось население с весьма самобытной культурой… <…> В археологической литературе эта новая культура получила название "культура тушемлинских племен"». «Фрагменты глиняной посуды тушемлинских типов в Гнездове найдены в нескольких местах, что свидетельствует о существовании здесь поселения в какой-то отрезок времени между V и VIII вв. н. э.» «В период расселения племен культуры длинных курганов район Гнездова, ранее обжитой с весьма благоприятными природными условиями, привлек внимание пришельцев. На сухих песчаных участках правого берега Днепра по обе стороны от устья р. Свинки формируется поселение. Об этом свидетельствуют многочисленные находки лепной керамики нового типа». «Аналогичная керамика по форме и характеру орнаментации найдена практически во всех раскопанных длинных курганах в Смоленском Поднепровье, и ее бытование охватывает период VIII – начала Х вв.» «Пока нет доказательств непрерывного существования поселений в Гнездове с начала VIII  в. и до конца IX в., но, одно несомненно, поселение включающее жителей культуры длинных курганов, в IX в. здесь было». «Независимо от того, будет ли доказано, что новое поселение в Гнездове основано в VIII в. или в IX в., становится совершенно ясно, что к концу IX в. оно уже было большим поселением, а его дальнейшее расширение происходило не только за счет прироста местного населения, но и за счет прилива значительной массы людей извне, включая иноземцев, и одновременно формировалась структура большого поселения городского типа»[12]. К этому еще можно добавить, что в Гнездове, в том числе и на Центральном поселении очень часто находят кремневые орудия, отщепы и изредка неолитическую керамику. Несомненно, во время неолита здесь были какие-то стоянки[13]. Но, по непонятным причинам исследователи из Смоленской экспедиции МГУ об этих находках хранят молчание. Таким образом, многие факты свидетельствуют о том, что не на пустом и диком месте «возникло на рубеже IX-X веков» Гнездовское поселение, а на обжитом и окультуренном многими поколениями живших здесь прежде людей.

Средняя Русь.

Еще Древнерусские летописи, в том числе и «Повесть временных лет», отмечали уникальность региона так называемого «Оковского леса», где находились истоки трех великих восточнославянских рек – Волги, Западной Двины и Днепра. Здесь, в этом районе древнерусский летописец помещает племенной союз кривичей, и здесь же сходились все основные торговые пути Восточной Европы. Таким образом, было бы странно, если бы на этом самом крупном перекрестке торговых путей Восточной Европы не появилось бы большое торгово-ремесленное поселение. И такое поселение здесь, естественно появилось. «Повесть временных лет» в числе нескольких древнейших городов Восточной Европы упоминает и Смоленск. А в Устюжской летописи, как уже упоминалось выше, под 863 годом  Смоленск значится как «град велик и много людьми». Хотя среди ученых Устюжский летописный свод не особенно авторитетен, но, все же, вполне вероятно, что в нем, в отличие от других летописей, сохранилась память о том, что уже приблизительно в середине IX века в Верхнем Поднепровье существовало довольно крупное поселение. Петербургский историк и археолог В. А. Булкин первым обратил внимание на то, что «район Смоленска представлял собой своеобразный узел (стык, перекресток) воднотранспортных систем Восточной Европы», и предложил для обозначения этого уникального региона использовать термин «серединная Русь»[14]. Где же был расположен этот первоначальный Смоленск? К сожалению, на этот вопрос до сих пор нет однозначного ответа. Но, по нашему мнению, этот город был расположен в 10 – 12 км западнее центра современного Смоленска, в районе современного микрорайона Гнездово. Об этом свидетельствует множество фактов, как очень давно известных широкой общественности, так и совсем новых, ставших известными всего лишь в последние несколько лет. 

Как уже было нами отмечено выше, Смоленск расположен в уникальном месте, где в древности сходились все основные торговые пути Восточной Европы, естественно, поэтому, что это должен был быть, прежде всего, торгово-ремесленный центр. А торгово-ремесленному центру требуется хороший порт или гавань для загрузки и выгрузки товаров, отдыха людей, спокойной стоянки судов (чтобы не мешало сильное течение, большие волны или другие помехи стихии). Такой большой торговый порт с остатками портовых сооружений Х в. был недавно обнаружен Смоленской археологической экспедицией возле Центрального гнездовского городища, с его южной стороны, в старице Днепра, где до сих пор сохранилось озеро Бездонка, в древности, вне всякого сомнения, напрямую сообщавшееся с Днепром. Смоленский историк и археолог Е.А. Шмидт уже давно обратил внимание на то, что на протяжении большого отрезка пути от самых верховий Днепра и до белорусского города Орша, это место, где река не только подходит непосредственно к высокому коренному берегу, но еще, и самим Днепром в этом месте была образована большая естественная гавань. К тому же, «район в котором располагается Гнездовский археологический комплекс, по своим природным условиям является наиболее благоприятным на большом отрезке течения Днепра от Смоленска до Орши»[15]. Сейчас уже ни у кого не вызывает сомнения факт, что именно здесь в древности был расположен большой торговый центр. Также бесспорным является и то, что Гнездово в древности было крупным ремесленным центром, снабжавшим своими изделиями не только ближайшую округу, но и достаточно отдаленные местности[16]. Когда же здесь зародилось ремесло? Ленинградский историк и археолог И.И. Ляпушкин, производивший раскопки на юго-западе Центрального селища в 1967-68 гг., о чем уже упоминалось выше, открыл древнюю бронзолитейную мастерскую, функционирование которой  отнес к IX веку[17]. Вот, что об этом написали ленинградские исследователи В.А. Булкин, Г.С. Лебедев и И.В. Дубов: «В ремесленных мастерских Гнездова неоднократно находили заготовки и готовые изделия, представляющие детали женского убора, характерного для населения длинных курганов и почти полностью отсутствующие в Гнездове (как мы помним, И.И. Ляпушкин считал, что на Центральном поселении в Гнездове проживали славяне – авт.). Наиболее реальное объяснение этому факту – изготовление таких предметов специально для населения округи. С другой стороны, решительное отсутствие каких-либо данных, свидетельствующих о занятии гнездовского населения земледелием, заставляет предполагать взаимную, обоюдную заинтересованность населения Гнездова и округи»[18].  Е.А. Шмидт установил, что детали головного убора, найденные в смоленских длинных курганах принадлежали балтским женщинам[19]. Таким образом, совершенно очевидно, что именно это поселение как минимум с IX века, было связано с окружающими балтскими племенами, так как изделия именно из этой ремесленной мастерской были найдены во многих смоленских длинных курганах. А это, в свою очередь, может являться свидетельством того, что именно Гнездово, начиная с IX века, становится племенным центром Смоленских кривичей.

Здесь следует заметить, что в Восточной Европе имеется два основных типа древнейших поселений, из которых впоследствии развились города. Первый тип, это открытые (без оборонительных сооружений) торгово-ремесленные поселки, возникшие на бойких местах, к этому типу относятся раннее Гнездово, ранняя Старая Ладога, Большое Тимерево (рядом с Ярославлем). Второй тип, это небольшие укрепленные городища, в которых постоянно проживала или периодически собиралась на съезды и религиозные праздники племенная верхушка, это – Изборск, Полоцк, Киев. Раннее Гнездово по своей структуре (отдельные производственная и жилая части) больше всего напоминает раннюю Старую Ладогу. И именно по причине того, что изначально Гнездово было торговым поселением, а Смоленск известен в летописях как племенной центр Смоленских кривичей, некоторые ученые отрицают возможность связать это поселение со Смоленском. Но следует обратить внимание на тот факт, что если с возникновением Рюрикова городища (возле Новгорода) и перенесения туда центра «земли Словен», и формированием в конце IX века единого Древнерусского государства с центром в Киеве,  значение Старой Ладоги неуклонно снижалось, то, наоборот, с началом функционирования «пути из варяг в греки» значение Гнездова как моста соединяющего северную и южную Русь неуклонно возрастало. Об этом свидетельствует множество кладов Х в., найденных в Гнездове. К началу 90-х годов ХХ в. их было уже не менее девяти[20]. Вот, что по этому поводу пишет Т.А. Пушкина – «Для сравнения: в Киеве найдены семь кладов, в Новгороде – три, в Старой Ладоге – три… <…>Такая исключительная концентрация находок в районе Гнездова связана не только с тем, что в какой-то период здесь велись активные земляные работы и более сорока лет работает археологическая экспедиция. Подобная ситуация не отразилась, например, на числе кладов в Новгороде, или Старой Ладоге. Причина – в характере Гнездовского поселения», а также в «его значении»[21], и не только для Верхнего Поднепровья, но и для Руси вообще. Торговая мощь, богатство и постоянно возрастающее значение возникшего на бойком месте, на периферии балтского и славянского миров торгово-ремесленного поселения с активным славянским населением и привели, вероятно, к постепенному складыванию вокруг этого сильного центра племенного союза Смоленских кривичей, в который вошли как славяне, так и проживавшие в Верхнем Поднепровье и Подвинье, в небольших земледельческих поселках, балты.

Следует также заметить, что небольшого укрепленного племенного центра подобного Полоцку или Изборску,  который здесь до сих пор ищут многие исследователи, и не могло возникнуть по той простой причине, что эта территория, по всей вероятности, уже с VIII века была полиэтнична. То есть, Верхнее Поднепровье во многом оказалось пограничной территорией между двумя большими этническими общностями – славянами и балтами, причем славяне оказались заметно активнее и предприимчивее, и поэтому граница постепенно сдвигалась на северо-запад[22]. Кстати, в Гнездове, как и в племенном союзе Смоленских кривичей, славяне также с самого начала заняли доминирующее положение. А в начале, или в первой половине Х века балты в Верхнем Поднепровье и Подвинье были окончательно ассимилированы[23].

«Под 859 годом, – пишет смоленский исследователь Ф.Э. Модестов, – летописец сообщает: «Имаху дань варязи из заморья на чуди и на словенех, на мери и на всех кривичех». Пояснение летописца «на всех кривичех» является не текстологической ошибкой в названии племени «весь», а отражением политических реалий. Кривичи уже были не единым племенем с единым центром, как другие  перечисленные племена, а разделились на два племени с центрами в Полоцке и в Смоленске, что и отразил летописец»[24]. И по нашему мнению, в появлении нового племенного объединения кривичей с центром в Смоленске повинны именно славяне. Таким образом, все эти факты приводят нас к одному выводу о том, что, вероятно, во второй половине IX века в Верхнем Поднепровье и Подвинье начало формироваться свое независимое протогосударство. И ведущая роль в его формировании принадлежала продвинувшейся далеко на север большой группе славян[25].

Как же оно называлось? Возможно, ответ на этот вопрос имеется в публикации И. Херрмана – «Арабский географ Ибн Хаукаль, рассказывая о Булгаре и хазарской торговле, приводит показательное сообщение о характере связей между Скандинавией и Средней Азией: «Вывозимые из их (хазар) страны в исламские страны мед, свечи и пушные товары ими ввозятся только из местностей Руси и булгар. Также обстоит дело и с вывозимыми по всему миру бобровыми мехами. Они (бобры) водятся только в этих северных реках в местностях булгар, Руси и Krbanah»… Связи, о которых идет речь, отчасти восходят ко временам исламизации булгар, то есть к VIII или началу IX в.»[26] Почему же одна местность здесь написана латинскими буквами? Да потому, что очень трудно понять, о какой именно стране написал арабский автор. Совершенно очевидно, что эта территория находится где-то на севере, недалеко от местностей, где живут булгары и Русь. Также очевидно, что здесь имеется ввиду северная Русь, то есть «земля Словен». Значит, искомая «земля» была расположена где-то неподалеку. Если переписать это слово кириллицей, и заменить латинскую букву «b», на «в», так как фонетически это очень близкие звуки, то мы получим слово – КРВАНАХ. Учитывая многочисленные искажения, мы предлагаем читать это слово, как – КРИВЕНАХ. То есть, «бобры водятся в Кривенах», или в «земле Кривичей». Тем более что «земля Кривичей» соседствовала с «землей Словен». 

Если для обозначения «земли Словен», существует научный термин «северная Русь», а для обозначения «земли Полян» – «южная Русь», то для обозначения «земли Кривичей», можно ввести в научный оборот термин – «средняя Русь». Таким образом, во второй половине IX века, в Восточной Европе было не два, а три протогосударственных образования. На севере, в Приильменье – «северная Русь», в Верхнем Поднепровье и Подвинье – «средняя Русь», и в Среднем Поднепровье «южная Русь». Кстати, Д.А. Авдусиным еще в 1967 году было написано: – «До похода Олега на Царьград "Повесть временных лет" городами называет только Новгород, Киев и Смоленск, а Белоозеро, Изборск, Полоцк, Ростов, Муром, Любеч, Псков упомянуты лишь по названию, без добавления слова «город»… Таким образом, Смоленск поставлен летописцем в один ряд с Новгородом и Киевом»[27].   

«Вещий» Олег в Гнездове

Под 882 годом «Повесть временных лет» повествует о походе воеводы (или князя?) Олега из «северной Руси» на юг  и завоеванием им Смоленска, но Архангелоградская летопись описывает это событие гораздо более подробно – «И прииде к Смоленьску и кривичи и стал выше города и шатры изставиша многи разноличны цветы. Уведавше же Смольяне и изыдоша старейшины их к шатрам и спросиша единого человека: «кто сей прииде, царь ли, или князь в велицей славе?» И изыде из шатра Ольг, имый на руках у себя Игоря и рече Смольняном: «сей есть Игорь князь Рюриковичь Русский» и нарекоша его Смольняне государем. И вдася весь град за Игоря. И прия град и посади в нем муж свои»[28]. Попытаемся показать, что это сообщение древнерусского летописца относилось именно к Гнездову, а не к какому либо еще иному поселению.

Прежде всего, необходимо сразу же отметить, что поход князя Олега был направлен именно против Смоленска, так как среди многих исследователей до сих пор бытует мнение, что Олег захватил Смоленск как бы попутно, идя в поход на Киев. На самом деле, если бы его интересовал только Киев, то он как ранее Аскольд и Дир прошел бы мимо Смоленска. Выше мы уже упоминали, что под 863 г. об их походе в Устюжском летописном своде сказано: «И поидоша из Новаграда на Днепр реку и по Днепру вниз мимо Смоленьск и не явистася в Смоленьску»[29]. Из этого отрывка совершенно очевидно, что «путь из варяг в греки» проходил в стороне от Смоленска, ниже по течению Днепра. Значит, Олега интересовал именно Смоленск, а точнее его богатства, потому что в конце IX века это было уже, вероятно, достаточно большое и богатое торгово-ремесленное поселение. К тому же, поход Олега, вероятно, не был и достаточно мирным. Новгородская летопись явно трактует присоединение Смоленска в 882 г. к державе Рюриковичей не как мирное, а как военное предприятие: «И начаста воевати, и налезоста Днепр реку и Смолнеск град»[30].

Еще одна неувязка относится к тому, что некоторые ученые трактуют расплывчатое и неконкретное летописное сообщение,  датированное 859 г. о том, что «имаху дань варязи из заморья на чуди и на словенех, на мери и на всех кривичех»[31], как фактическое доказательство того, что Смоленск в середине и начале второй половины IX в. входил в состав «северной Руси». Но сообщения тех же летописей о походе воеводы (князя) Олега совершенно определенно дают нам понять, что Смоленск в состав этого государства не входил. Как написал Ф.Э. Модестов – «Свои города не захватывают, только чужие»[32]. В чем же кроется причина этого противоречия? Как нам кажется, в летописях была отражена попытка княжеской династии Рюриковичей, обосновать законность завоевания никогда не принадлежавшего им Смоленска, или, по крайней мере, придать этому завоеванию видимость законного.

По сообщениям летописей, в походе Олега на Смоленск участвовали «все кривичи». Это именно все кривичи, а не угро-финское племя весь, как считают некоторые исследователи, и здесь нет никакой ошибки. Хотя в летописном отрывке, который мы процитировали выше, также сказано, что воевода (князь) Олег «приде к Смоленьску и кривичи», то есть пришел к Смоленску и к кривичам. Совершенно очевидно, что в сообщении летописца имеется явное противоречие. Вот, что по поводу этого противоречия написал Д.А. Авдусин – «"Повесть временных лет", таким образом, в ряде списков подчеркивает, что в войске Олега были «все кривичи», т. е., как мы понимаем, представители всех племен, входивших в кривичский племенной союз. Это сообщение указывает также, что Смоленск – кривичский город, а раз это так, то смоляне, как, видимо, думал летописец, должны были добровольно подчиниться войску, в которое входили соплеменники»[33]. И еще – «Действительно, слова "их же град есть Смоленск" может быть следует понимать не в том смысле, что Смоленск (по крайней мере в IX в. – авт.) был центром, главным городом кривичей, а лишь как указание на то, что он не был единственным кривичским городом, тем более что в последующем тексте есть упоминание, что и в "Полотьски кривичи"»[34]. Выше нами уже было высказано предположение, что в середине – начале второй половины IX в. произошло разделение кривичей на два новых племенных объединения – полоцких и смоленских. Последуем в рассуждениях за дореволюционным исследователем П.В. Голубовским и предположим, что Олег взял в поход на Смоленск полоцких кривичей, чтобы восстановить главенство Полоцка над распавшимися кривичскими землями, т. к. он считал Смоленск всего лишь пригородом «главного города» Полоцка. А потому, по его мнению, пригород должен был мирно следовать примеру своей метрополии, то есть подчиниться войску Олега[35]. Действительно, если следовать этой логике, то это противоречие во многом исчезает. Но тут же появляются другие. Во-первых, совершенно непонятно, зачем Олегу воевать за интересы Полоцка. Во-вторых, имеются большие сомнения в добровольной сдаче смолян Олегу. И, в-третьих, Полоцк, вряд ли мог быть метрополией Смоленска. Но, все противоречия окончательно исчезают, если исходить из того, что Олег очень грамотно использовал распад племенного объединения смоленско-полоцких кривичей в своих личных интересах и под предлогом восстановления целостности кривичских земель под эгидой Полоцка, захватил Смоленск. Таким образом, полоцкие кривичи, если они, конечно, участвовали в походе, просто должны были придать этому завоеванию видимость законного (легитимного). Вероятно в летописях, несмотря на сильные искажения, неминуемые при их многократном переписывании прослеживается именно эта линия.

Так мог ли быть Полоцк метрополией Смоленска? Если считать, что первоначально Смоленск находился в Гнездове, то, как уже упоминалось выше, ответ на этот вопрос во многом кроется в различном происхождении двух этих поселений. «Если древний Смоленск возник как открытый торгово-ремесленный и военный центр на берегу Днепра и занимал важное стратегическое положение на перекрестке речных путей, то ранний Полоцк имел иной облик и выполнял в целом иные функции. Древнее поселение здесь, укрепленное валом и надежно укрытое в излучине реки, удалено от берега Западной Двины почти на километр. Отсутствие на Западной Двине выше и ниже Полоцка каких-либо серьезных препятствий… еще больше отчуждает поселок VIII-IX вв. от водной торговой магистрали. Подобная топография и облик Полоцка вполне соответствуют указанию летописи на то, что городок в это время был племенным поселком полочан, живших по берегам одноименного притока Западной Двины. Состояние племенной замкнутости нарушается (только – авт.) со второй половины IX в… <…> В это же время древний Смоленск (Гнездово), находясь «на гребне» восточной торговли и включая в свой состав и варяжских поселенцев, переживает пору своего расцвета, столь ярко проявлявшегося в его росте и структуре»[36]. На основании вышеизложенного совершенно очевидно, что до завоевания Смоленска (Гнездова) в 882 г. Олегом «открытый торгово-ремесленный и военный центр» в верховьях Днепра развивался очень динамично и быстро усиливал свое экономическое и политическое влияние в Верхнем Поднепровье и Подвинье. И наоборот, племенная знать  достаточно замкнуто проживавшая в небольшом укрепленном поселке  – Полоцке, в это же время также стремительно теряла свое политическое влияние на смоленско-полоцких кривичей. К тому же, как уже было нами отмечено выше, многие факты свидетельствуют о том, что возвышение древнего поселения в Гнездове, вероятно, связано, в первую очередь с деятельностью поселившихся здесь славян. Естественно, что в конце XIX в., когда археология находилась еще в зачаточном состоянии и, руководствуясь, в основном в своем анализе отрывочными и не всегда точными письменными сведениями, П.В. Голубовский мог сделать и не совсем правильные выводы. Таким образом, практически весь накопленный в результате археологических исследований фактический материал свидетельствует о том, что Олег затевал столь грандиозный поход, прежде всего, потому что в конце IX в. Смоленск был независимым и уже достаточно влиятельным политическим и экономическим центром.

Эти выводы подтверждает и то, что в последнее время все больше исследователей выражают сомнения в позиции ученых из Смоленской археологической экспедиции о ключевой роли в формировании «открытого торгово-ремесленного центра» в Гнездове  пути «из варяг в греки». Например – «Традиционно возникновение и дальнейшее развитие Гнездовского комплекса археологических памятников связывается с функционированием Пути «из Варяг в Греки», в его направленности с севера на юг Волхов – Ловать – Днепр. Противоречие этого постулата археологическим материалам уже нашло отражение в литературе. Источниковедчески более обоснованной выглядит роль «широтного» направления связей Гнездова: Даугава (Западная Двина) – Днепр – Ока – Волга. Именно складывание связей в соответствии с освоением названных участков подтверждается импортами восточного и западного (североевропейского) происхождения, которые по дате – от середины – второй половины IX в. до середины – второй половины – Х в. – и принципиальному характеру совпадают с наиболее ранними комплексами Гнездова»[37]. Или еще, – «Это и другие недоумения устраняются в том случае, если предположить, что стимулирующую роль в истории Гнездова сыграл путь не «из варяг в греки», а в направлении Западная Двина – Днепр – Ока – Волга. Западное направление, в отличие от северного (по Ловати и Волхову), обеспечивало более короткую и прямую связь Гнездова со странами побережья Балтийского моря, восточное –  выходило к волжской магистрали и соединяло Гнездово с центрами восточной торговли»[38]. Это же косвенно подтверждается и Устюжским летописным сводом, о чем уже упоминалось выше, совершенно очевидно, что Смоленск (Гнездово) был основан значительно восточнее волоков из Западной Двины в Днепр. Такое его расположение можно объяснить только тем, что поселение в верховьях Днепра  возникло ранее начала функционирования пути «из варяг в греки» и первоначально, возможно, занималось посреднической торговлей между странами Востока и Суббалтийским регионом. Вероятно, именно этим и можно объяснить находки на Центральном поселении в Гнездове ранних арабских монет (дирхемов), иранских и салтовских (хазарских) вещей VIII – IX вв.  

Есть и еще несколько фактов, подтверждающих, что именно Гнездово и является тем самым летописным Смоленском, который завоевал воевода (князь) Олег. Выше мы уже приводили цитату из «Повести временных лет», в которой в частности было написано, что Олег «сташа выше города и шатры иставиша многи разноличны цветы». В статье Д.А. Авдусина и Т.А. Пушкиной в частности говорится – «В результате дешифровки аэрофотоснимков района Гнездова, произведенной К.В. Шишкиным, обнаружен ряд пятен, трактуемых им как следы поселений. В районе Днепровских групп такое пятно имеет четкую округлую форму, что напоминает лагеря викингов. На левобережье пятен несколько, но они не столь округлы и тянутся на протяжении двух километров, вплоть до места, противоположного Ольшанской группе.…Если даже рассматривать эти пятна как следы поселений, надо эти поселения считать крайне недолговечными. Однако Х. Якун предлагает считать прямоугольные пятна с вогнутостью внутрь следами палаток, даже если нет находок вещей и черепков… <…> Это могли быть лишь следы палаточных лагерей отрядов, двигавшихся по водным путям и делавших остановки на несколько дней, может быть недель»[39]. Можно предположить что эти следы огромных палаточных лагерей, тянущихся на левобережье Днепра на несколько километров и есть остатки летописного лагеря «вещего» Олега. Тем более что чуть выше Центрального городища, где находилось древнейшее поселение, на левом берегу Днепра, несколько лет назад была найдена бронзовая скандинавская позолоченная булавка с навершием в виде головки конька или дракона, похожая на найденную в XIX веке в Центральной курганной группе В.И. Сизовым[40].

Еще одним фактом, подтверждающим, что именно Гнездовское поселение было летописным Смоленском, являются несколько ранних дружинных курганных групп (кладбищ) расположенных недалеко от этого поселения. Первое, самое большое дружинное кладбище находится в центре Центральной группы и составляет ее ядро. Еще в XIX веке здесь было пять «больших» курганов от трех до девяти метров в высоту и несколько сотен дружинных курганов меньших размеров. В.И. Сизовым и другими дореволюционными археологами было установлено, что на этом парадном (привилегированном) кладбище хоронили скандинавов (наиболее богатые захоронения), балтийских славян, возможно славян из племенного союза полян, и известно, по крайней мере, одно захоронение финской женщины[41]. Возможно, финских захоронений было и больше, но в связи с несовершенством методики археологических раскопок в дореволюционное время, другие такие захоронения могли просто не заметить. Многолетними раскопками также установлено, что похороненные на этом языческом кладбище люди жили на Центральном городище. Причем, по всей вероятности, именно ими или под их руководством местными кривичами оно и было возведено в начале – первой половине Х века. Было установлено, что самое древнее скандинавское захоронение на этом кладбище относится к концу IX века[42]. Также установлена прямая связь скандинавов, живших на Центральном городище в Гнездове и похороненных в Центральной курганной группе, с Рюриковым городищем под Новгородом. В одном из богатых скандинавских захоронений, раскопанных в конце XIX века, была найдена бронзовая скандинавская булавка, сделанная в бронзолитейной мастерской на Рюриковом городище[43]. Еще одна подобная булавка, как мы уже писали выше, была найдена на левом берегу Днепра. По поводу того, как в Гнездово попали балтийские славяне, московские специалисты до сих пор не дали сколько-нибудь внятного ответа. Поэтому мы вправе предложить свою версию. Балтийские славяне, которые попали в Гнездово, безусловно, в конце IX века, так как на Центральном городище и в курганах были найдены принадлежавшие им вещи, относящиеся к IX веку, попали в Гнездово вместе с войском князя Олега. Так как они, возможно, являются летописными словенами и псковскими кривичами. Сейчас имеется уже много доказательств того, что Ильменские словене попали в Приильменье с берегов южной Балтики[44]. Их предками, по всей вероятности, были либо жившие на нижнем Одере поморяне, либо ободриты, а псковские кривичи, возможно, являлись потомками поморских славян с берегов Нижней Вислы[45]. Финны также могли сюда попасть только с войском князя Олега. Ну, а появление в Гнездове несколько позднее (в начале Х века) полян можно связать с завоеванием Киева. Следует заметить, что сейчас археологи из Смоленской экспедиции хотят пересмотреть датировки и пытаются доказать, что Центральная курганная группа начала функционировать не в конце IX в., а в более позднее время – в 20-е – 30-е гг. Х в. Но, по нашему мнению, такие выводы противоречат не только накопленному фактическому материалу, но, во многом, и здравому смыслу[46].

Несколько лет назад, совершенно случайно, нами были обнаружены неизвестные искусственные сооружения, насыпанные из земли которые, возможно, являются дружинными курганами. Конечно, эти вновь обнаруженные насыпи могут оказаться и не курганами, и  для того, чтобы точно установить, чем же на самом деле являются эти искусственные сооружения, необходимы научные исследования. Но, по нашему мнению, до начала их изучения мы вправе высказать свои некоторые мысли. Эти искусственные насыпи находятся в двух километрах к северо-востоку от северной окраины Лесной курганной группы, восточнее железнодорожной станции Красный бор. Их не более десятка, и они расположены цепочкой, с южной стороны от песчаной гряды. Те из них, которые лучше всего сохранились конической или полусферической формы, высотой от трех до пяти метров, имеют усеченные плоские либо плосковатые вершины. Курганы такой формы, как уже было доказано, насыпались скандинавами[47]. В сторону станции песчаная гряда расширяется и становится выше и круче. Недалеко от нее она обрывается, так как дальше уничтожена старыми песчаными карьерами. Мы думаем, что если эти искусственные сооружения действительно окажутся курганами, то на вершине этой высокой и крутой песчаной гряды, сейчас уничтоженной карьером, ранее могло находиться небольшое древнее укрепленное городище, от которого они и остались. Если это действительно курганы, то к какому времени они могли относиться? Можно предположить, что к тому же времени что и  дружинная часть Центральной группы, т. е. к концу IX – середине Х в. Для удобства предлагаем назвать эту пока условную курганную группу – Дубровенской, так как недалеко от этого места протекает речка Дубровенка.

Но самое интересное, что в нескольких километрах северо-восточнее была и еще одна, третья, Новоселковская дружинная курганная группа, целиком раскопанная в 50-е – 60-е годы. В 1924 г. смоленский историк и археолог А.Н. Лявданский насчитывал в ней 36 курганов[48]. Большая часть из них имела четырехугольные, пирамидальные очертания с усеченными плоскими вершинами. Раскопками историков и археологов Е.А. Шмидта и С.С. Ширинского было установлено, что эта дружинная курганная группа функционировала с конца IX, по начало сороковых годов Х в.[49] Рядом с этой курганной группой также имеется небольшое древнее укрепленное городище, на котором, вероятно и проживали похороненные в этих курганах люди. В результате проведения археологических раскопок было установлено, что в одних из курганов, были похоронены довольно богатые скандинавы, вместе с ними и отдельно, в других курганах, вероятно, были похоронены этнические балты. «Четырехугольные курганы у пос. Новоселки дают весьма сложное переплетение разных культур для рубежа IX – Х вв. Здесь мы наблюдаем вещи типичные для восточнобалтийских племен, некогда широко распространенные в местной культуре длинных курганов, а в это время являющиеся как бы пережитком. Наряду с этим имеются вещи скандинавских типов и вещи славянские»[50]. Т. к. широко известно, что до настоящего времени ни в одном из раскопанных курганов Гнездова (сейчас их раскопано около 1000) не обнаружено захоронений, принадлежащих культуре смоленско-полоцких длинных курганов, участники Смоленской археологической экспедиции считают, что этот небольшой археологический памятник никак не связан с Гнездовским археологическим комплексом. Хотя в одном из курганов Новоселок была найдена бронзовая трехдырчатая подвеска-держатель[51], безусловно, изготовленная в бронзолитейной ремесленной мастерской Гнездова, раскопанной И.И. Ляпушкиным, а смоленский историк и археолог А.Н. Лявданский, в 20-х гг. ХХ в. исследовавший здесь один курган, обратил внимание на то, что многие вещи из раскопанного им комплекса «весьма близки» вещам найденных в курганах Гнездова[52]. Здесь сразу же возникает вопрос, если в новоселковских курганах были похоронены не жители гнездовского поселения или округи (Верхнего Поднепровья), но они были, безусловно, связаны с Центральным поселением в Гнездове, то кто же был там похоронен?

В результате проведения археологических раскопок стало известно, что в Подвинье, в районе Полоцка «вещи типичные для восточнобалтийских племен», относящиеся к культуре длинных курганов продолжали использоваться гораздо дольше, чем в Верхнем Поднепровье. Это было связано с тем, что, как уже упоминалось выше, славянизация местного населения здесь началась позже и проходила более длительное время. В связи с этим, можно предположить, что на раннем дружинном кладбище в Новоселках были погребены полоцкие кривичи, пришедшие к Смоленску в войске Олега и связанные с ними скандинавы. Выше уже упоминалось о том, что летописец под 859 г. упоминает о том, что «имаху дань варязи из заморья на чуди и на словенех, на мере и на всех кривичех»[53]. То есть, вероятно, уже в середине – начале второй половины IX в. по крайней мере, полоцкие кривичи входили в орбиту скандинавского влияния. Другая летопись однозначно свидетельствует в пользу того, что в это же самое время (862 г.) какие-то скандинавы не просто совершали «из-за моря» периодические набеги на земли балтских, восточнославянских и финно-угорских племен с целью сбора дани, но уже и достаточно прочно обосновались среди некоторых племен северо-запада Восточной Европы. Среди других летопись однозначно называет и кривичей. «И всташа словене и кривици и меря и чудь на варягы, и изгнаша я за море; и начаша владети сами собе и городы ставити»[54]. После этого «распавшаяся Северная Русь – уточняет смоленский историк и археолог Ф.Э. Модестов – впала в межплеменные столкновения, итогом которых стало призвание в 862 г. Рюрика, вновь объединившего племена и основавшего новую династию. Хотя, возможно, это было возвращение старой. Правление Рюрика началось с раздачи «мужам своим» в управление племенных территорий, «овому Полотецк, овому Ростов, другому Белоозеро». Смоленска в списке раздач нет, есть только полоцкие кривичи»[55].

Полученные в результате археологических раскопок вещественные материалы однозначно свидетельствуют о том, что на раннем этапе формирования Древнерусского государства (IX – X вв.) династия Рюриковичей была тесно связана с кругом скандинавской культуры. Древнерусские летописи, как мы только что отметили выше, также во многом указывают на то, что в середине – второй половине IX в. «северная Русь», в том числе и Полоцк, была связана со скандинавами. Так откуда же были родом пришедшие к Смоленску вместе с полоцкими кривичами и, вероятно, возглавлявшие их скандинавы? Ответ на этот вопрос, как нам кажется, еще в 70-х гг. ХХ в. дал Д.А. Авдусин: «Имея в виду, что становление днепровского пути, как торгового произошло не ранее начала Х в.[56], что основной путь шел через Рижский залив и Двину,.. <…> сопоставляя это с находимыми в Гнездове подкововидными фибулами, типичными для юго-восточной Прибалтики, и с некоторыми другими привезенными оттуда предметами, можно думать, что гнездовские варяги были скандинавами с балтской примесью, первое поколение которых жило где-то там, может быть на Готланде, бывшем местом смешения племен»[57]. Можно с осторожностью предположить, что именно скандинавам – выходцам с острова Готланд, более других своих соплеменников связанным с балтской культурой, и принадлежали четырехугольные пирамидальные курганы с усеченными вершинами. Этому выводу об определенной скандинавской традиции не противоречит и раннее дружинное захоронение в четырехугольном пирамидальном с плоской вершиной кургане № 47 в Лесной группе Гнездова[58].

Кто же участвовал в походе на Смоленск? Повесть временных лет уточняет – «Поиде Олег, поим воя многи, варяги, чудь, словени, мерю, и все кривичи, и приде к Смоленьску с кривичи, и прия град, и посади муж свои»[59]. Как мы уже рассмотрели выше, в Гнездове на ранних дружинных кладбищах имеются захоронения всех вышеперечисленных этнических групп. К тому же по этим кладбищам мы можем понять, что войско воеводы (князя?) Олега не было монолитным, оно состояло, по всей видимости, из нескольких (трех?) основных отрядов. Первый, основной отряд, вероятно, состоял из Руси (скандинавов, постоянно проживавших в Южном Приладожье, возможно не в первом поколении, и считавших Восточную Европу своей родиной), ильменских словен, возможно псковских кривичей, чуди и мери (Центральное городище, Центральная курганная группа). Второй отряд, вероятно, состоял из варяжских наемников (варяги из-за моря, из центральной Швеции, возможно Дубровинская курганная группа, возможно городище). Третий отряд, возможно, состоял из скандинавов, вероятно вассалов русского князя (возможно выходцев с острова Готланд) и зависимых от них полоцких кривичей (Новоселковская курганная группа, Новоселковское городище). Причем, необходимо особо отметить, что, судя по захоронениям в новоселковской курганной группе, полоцкие кривичи (восточные балты), во имя которых как бы и был организован этот поход, имели очень низкий социальный статус, а некоторые балтские женщины наложницы (рабыни) знатных скандинавов были, вероятно, насильственно захоронены вместе со своими господами[60]. Впрочем,  варварский обычай ритуального убийства был отмечен в скандинавских захоронениях и в других курганных группах Гнездова.

То, что войско Олега не было монолитным, подтверждается и сообщением летописи о том, что Олег «посадил» в завоеванном Смоленске не «мужа», то есть наместника, а именно «мужей», то есть нескольких (трех?) наместников. Причем здесь, по нашему мнению,  прослеживается система вассалитета. Главная опора Рюриковичей – русь, ильменские словене и возможно псковские кривичи были поселены в центре поселения, в специально построенном укрепленном городище. Наемники, варяги из-за моря, возможно в двух километрах северо-восточнее, а скандинавы – вероятно вассалы русского князя и полоцкие кривичи, на периферии, возможно, в четырех километрах от Центрального поселения. Такая система из нескольких укрепленных городищ, в которых находились (три?) вооруженные дружины, по нашему мнению, может свидетельствовать, во-первых, о полном подчинении Смоленских кривичей и потере ими политической самостоятельности. Во-вторых, о разделе дани с покоренных жителей Гнездова и всего Смоленского Поднепровья между несколькими (тремя?) группами – великим князем, варягами из-за моря и, возможно, так называемыми Полоцкими кривичами (скандинавами, вассалами русского князя). «Норманнские погребения мужчин и женщин – подтверждает нашу догадку Л.В. Алексеев – концентрируются в основном в трех землях: в Приладожье, в Ярославском Поволжье и в районе Гнездова – первоначального Смоленска, т. е. в области обитания словен, кривичей и мери, где, по летописи, как раз и собиралась варяжская дань. Отсюда вероятно предположение, что скандинавские семьи жили на Руси только в северных районах потому, что там собиралась скандинавская дань, что это были семьи групп чиновников, заведовавших поступлением дани с окрестных племен. Их окружало поселение варяжских воинов, охранявших собранное и требовавших силой дани в случае сопротивления. Воины эти могли использоваться и другими способами. Здесь мы ближе к мысли Б.А. Рыбакова, предполагавшего существование «укрепленных лагерей» варягов рядом с русскими городами. Не исключено, что в некоторых случаях варяги были основателями таких административных пунктов сбора дани»[61].

То, что Смоленск был завоеван, обложен данью и в какой-то степени подчинен Полоцким кривичам, подтверждает и договор Олега с греками 907 года, после его похода на Царьград. В этом договоре Смоленск не упомянут в числе городов, на которые шла греческая дань. Вот, что написал по этому поводу П.В. Голубовский  – «В походе на Царьград участвовали и кривичи, и вот на главный город их, на старый Полоцк, как на представителя земли и берется дань. О Смоленске не может быть и речи, как не имевшем еще политического значения»[62]. К этому можно добавить только то, что Смоленск не «еще» не имел политического значения, а на некоторое время его уже утратил, и, возможно, именно поэтому упоминание о нем в древнерусских летописях прекратилось на многие десятилетия (до 1015 г.). И видимо, здесь же кроются корни дальнейшего, на протяжении нескольких веков, противостояния Полоцка и Смоленска, что подтверждается и летописями – «Нецыи же поведают: впрежнии некогда Смолняне и Полочане держаще у себя государей князей по своим волям, и меж собя Смолняне с Полочаны воевахуся…»[63]

Гнездово – столица смоленских кривичей.

Таким образом, очень многие факты убедительно свидетельствуют о том, что первоначальный родоплеменной языческий Смоленск находился в Гнездове. Но сейчас все эти факты входят в противоречие с современной датировкой появления поселения в Гнездове на рубеже IX-X веков, на которой настаивают московские археологи. Впрочем, если постараться глубже исследовать эту проблему, то их доказательства позднего возникновения поселения выглядят не столь убедительно, как они стараются всем внушить.

У читателя  может возникнуть вопрос, а были ли найдены в Гнездове какие-нибудь ранние вещи, и много ли их было найдено? На этот вопрос можно ответить утвердительно. Археологические раскопки вернули к жизни множество древних вещей. Самые ранние из них были обнаружены на Центральном городище и юго-западе (стрелке) Центрального селища. По всей вероятности, именно эти территории и были заселены древними жителями раньше всего. Из самых ранних вещей можно выделить – халцедоновую печать типа «ложный перстень» эпохи Сасанидов из Ирана (VI – нач. VIIвв.)[64]; подвеску состоящую из Сасанидской драхмы (VIIв.) с приклепанными тремя салтовскими бляшками (упоминается в отчете Смоленской археологической экспедиции за 1996 г.); серповидные височные кольца, трапециевидные, ромбовидные, трехдырчатые подвески, четырнадцатигранные бусы из прозрачного синего стекла, все эти вещи относятся к культуре полоцко-смоленских длинных курганов (КПСДК) и датируются Е.А. Шмидтом нач. VIII – началом Х вв.[65] Можно также отметить, что «из 117 (восточных) монет найденных к 1982 г. в культурном слое поселения, наиболее ранняя серия (18%) чеканки VIII – нач. IX вв.»[66]. А это ни много, ни мало 20 монет, которые были найдены еще к началу 80-х годов. К сожалению, пока более поздние данные в нашем распоряжении отсутствуют. Хотелось бы также выделить, найденное, по всей вероятности, на Центральном городище славянское височное кольцо с подвеской балясиной, волынцевского типа VIII в.[67] и случайно обнаруженный местными жителями на юго-западе Центрального селища «узколезвийный, широкопроушный» железный топор VIII в.[68] Точно такой же топор был найден Е.А. Шмидтом во время раскопок в длинном кургане № 6, в Колодне[69]. Таким топором могли пользоваться как славяне, так и балты.  На Центральном поселении в ходе археологических раскопок было обнаружено и большое количество раннего скандинавского оружия. Это, прежде всего, ранние ланцетовидные наконечники стрел, типа 62 (в Старой Ладоге датируются серединой VIII в.). В Гнездове найдено два их варианта – 1-й вариант – 4 экземпляра (городище), 2-й вариант – 48 экземпляров (городище) и 19 экземпляров (селище)[70].  Также, вероятно, на юго-западе центрального селища было найдено перекрестье меча типа В, датирующееся VIII в.[71] Наверняка, в ходе археологических исследований было найдено и много других ранних интересных вещей, но выше уже упоминалось, что данные о них нам пока недоступны.

На Центральном поселении в Гнездове были найдены и более поздние вещи, относящиеся уже в целом к IX в. Это много оружия – обломки топоров типа С[72]; балтославянские или западнославянские боевые топорики[73]; навершие меча, по всей вероятности, типа Н[74]. Были обнаружены две медные византийские монеты Феофила II (829-848), найденные, одна на Центральном городище[75], другая на юго-западе Центрального селища[76]. Найдены украшения – сделанные в Хазарии перстни коронковые, один из них на Центральном городище[77]. Известны и славянские, найденные на Центральном поселении – круторогая и трехрогая лунницы[78]; и западнославянские или балтославянские височные кольца, одно из них ажурно-лунничное с гвоздичной подвеской[79] и два лунничных, украшенных ложнозерненым орнаментом, одно из них, вероятно, было найдено на Центральном городище[80].  И особо хотелось бы отметить найденное в 1967 г. археологической экспедицией И.И. Ляпушкина на юго-западе Центрального селища в заполнении древнейшей на гнездовском поселении бронзолитейной ремесленной мастерской  роменское (славянское) семилучевое височное кольцо с ложной зернью[81]. Выше уже неоднократно упоминалось, что И.И. Ляпушкин весь этот производственный комплекс и найденное здесь височное кольцо датировал IX в. Некоторое недоумение ученых вызвали найденные в этой ремесленной мастерской стальные инструменты, явно скандинавского происхождения[82]. Ведь до сих пор существует официальная научная точка зрения, что скандинавы попали в Гнездово не ранее рубежа IX – X вв. Но если допустить, что датировка И.И. Ляпушкина верна, то в IX в. эту ремесленную мастерскую могли основать какие-то скандинавы. Какие же скандинавы и когда могли создать здесь ремесленное производство?

Выше нами уже упоминался курган №47, и было высказано предположение, что похороненный там скандинав являлся выходцем с острова Готланд. Но в Лесной группе в 1949 г. экспедицией МГУ был исследован еще один подобный четырехугольный курган №38. Здесь было открыто захоронение знатной женщины. Первоначально Д.А. Авдусин датировал этот курган концом IX в. Затем он по каким-то причинам изменил свою точку зрения и без особых мотивировок передатировал этот курган серединой Х в. С тех пор время совершения здесь захоронения находится как бы в подвешенном состоянии. Более точному датированию не способствует сложность установления этнической принадлежности погребенной здесь знатной женщины. Но если по аналогии с курганом №47 предположить, что в кургане №38 была похоронена знатная женщина с острова Готланд, тогда кое-что может проясниться. Если допустить, что захоронение знатной женщины было совершено во второй половине или конце IX в., то становится очевидным, что в середине – второй половине IX в. на Центральном поселении в Гнездове могла существовать небольшая скандинавская колония выходцев с острова Готланд. И тогда становится понятно, что, возможно, именно ими и была приблизительно в середине IX в. основана древнейшая бронзолитейная мастерская.

Какими же основными доводами руководствуются ученые из МГУ, отстаивая концепцию позднего (рубеж IX-X вв.) возникновения Центрального поселения в Гнездове? Ведь, как мы уже убедились выше, на поселении найдено огромное количество ранних вещей, и это только какая-то часть, о которой нам известно. Основной их довод, это отсутствие на Центральном поселении культурного слоя с исключительно лепной  (т.е. сделанной от руки) керамикой, без примеси гончарной  (т.е. сделанной на гончарном круге). Ведь хорошо известно, что поселения, в которых делали глиняную посуду от руки, предшествовали поселениям с гончарной керамикой. Вот, что об этом пишет московский ученый С.Ю. Каинов – «Наиболее ранними на поселении следует считать комплексы, содержащие в заполнении исключительно лепную керамику. Они выявлены только в ходе раскопок И.И. Ляпушкина на мысу, образованном впадением р. Свинец  в Днепр… В заполнении материковых ям на территории Центрального городища лепная керамика преобладает (количество ее достигает 85%), но не является исключительной»[83]. Отсюда московскими специалистами сделан вывод, что все ранние вещи попали в культурный слой в Х в. Но самое интересное, что профессор СмолГУ Е.А. Шмидт, также занимавшийся изучением поселения в Гнездове, свидетельствует, что вскоре после окончания Великой Отечественной войны, когда окопы на Центральном городище еще не обвалились, и в них были хорошо видны профили, он наблюдал в них нижнюю часть культурного слоя, в котором была исключительно лепная керамика, идентичная керамике культуры полоцко-смоленских длинных курганов (КПСДК) и имеющая большое сходство с керамикой  славян лесостепной зоны, прежде всего роменцев. Об этом же может свидетельствовать и автор данной статьи, который принимал участие в раскопках на  Центральном городище и селище Смоленской экспедиции МГУ в 1980-83 гг. и видел то же самое[84]. Следует заметить, что никто не ставит под сомнение профессионализм и компетентность московских археологов, сомнения вызывает беспристрастность их датировок. Видимо, есть какие-то очень серьезные причины, заставляющие их искажать научную истину. И причины, по нашему мнению, довольно ясны. Это в первую очередь категорическое неприятие ими древнего поселения в Гнездове в качестве первоначального Смоленска. 

Хотелось бы особо отметить тот момент, что писать о Гнездове очень сложно просто ввиду элементарного отсутствия информации. Почти ничего из накопленного экспедицией МГУ с начала 70-х годов огромного фактического материала до сих пор не опубликовано. Кроме отдельных статей в периодической печати и небольших научных публикаций пока ничего нет. И это после 60-ти лет изучения Гнездова?! К тому же система, сложившаяся еще в советское время, когда право на изучение какого-либо археологического памятника имеет только одна научная экспедиция, давно не только себя изжила, но и во многом дискредитировала. Эта система создает непроницаемый барьер для честного, открытого, объективного и творческого изучения любого археологического памятника. А тем более такого уникального и сложного как Гнездово. По сути, во многом мы знаем о научных открытиях в Гнездове только то, что нам позволяют ученые из Смоленской археологической экспедиции. Открытости информации не способствует также и тот факт, что все найденные в Гнездове этой экспедицией вещи вывозятся в Москву. А ведь среди них есть много уникальных и просто бесценных. Но самое главное даже не это, а то, что хотя все это культурное и исторические наследие и принадлежало людям, жившим на смоленской земле, теперь, после его вывоза потомки тех людей – современные смоляне не имеют к нему абсолютно никакого доступа.

Есть и еще один момент, который исследователи из Смоленской археологической экспедиции приводят в качестве аргумента против того, что Смоленск когда-то мог находиться в Гнездове. Ведь, по их мнению, в принципе просто невозможно перенести с места на место целый город. Но им можно возразить, что, во-первых, тот древний город никак нельзя сравнивать с городом современным. В нем отсутствовали каменные здания, коммуникации, дороги, и практически главными в этом городе были люди  –  представители светской и духовной власти, военного сословия, ремесленники и купцы. А город «срубить», ведь тогда делали города из дерева, можно было в любом подходящем для этого месте. Во-вторых, в древности перенос городов был событием вовсе не уникальным, экстраординарным. Это было обычное, почти рядовое явление. А тем более в ту эпоху, когда был перенесен Смоленск (середина Х – середина XI века), на Руси переносилось множество городов: Великий Новгород, Ростов Великий, Белозерск, Переславль-Залесский, Ярославль, Полоцк, Борисов, Минск, Усвяты[85]. По каким причинам это происходило, пока не совсем ясно, но понятно, что было связано с   развитием и усилением феодализма. Известны переносы городов не только на Руси, но и в Европе. В пользу этого явления может свидетельствовать даже строительство в 330 году императором Константином Великим Константинополя (Нового Рима) и перенесение в него столицы крупнейшей то время в мире Римской империи. Возникает вопрос, если римляне смогли построить новый город и перенести в него свою столицу, то почему,  то же самое не могли сделать со Смоленском?! В новой русской истории также имеется аналог Древнего Рима – Санкт-Петербург, построенный Петром I, в который он перенес столицу из Москвы. Таким образом, совершенно очевидно, что перенос Смоленска вполне мог произойти.

Праздник со слезами на глазах.

Ни для кого не секрет, что Смоленск это один из древнейших и известнейших городов в России, входивший в домонгольский период (в XII-XIII вв.) в тройку крупнейших городов Древней Руси, наряду с Киевом и Новгородом. В 2013 г. он будет отмечать 1150-летие со дня своего первого упоминания в Устюжском летописном своде. Что же мы будем праздновать? Ведь, как упоминалось выше, на сегодняшний день, несмотря на более чем столетнее изучение учеными-археологами этого вопроса, так до сих пор и не выяснено, где и когда возник Смоленск.

Также неоднократно упоминалось выше, что уже более 60 лет (с 1949 г.)  изучением этой проблемы занимается Смоленская археологическая экспедиция, состоящая в основном из специалистов МГУ. Но, несмотря на то, что московские ученые занимаются этим вопросом уже более полувека, результата до сих пор нет. И даже более того, за 60 лет существования Смоленской экспедиции ими не было подготовлено ни одного специалиста-археолога из Смоленска. Вообще, к результатам деятельности этой экспедиции у смолян в последнее время возникает все больше вопросов. Единственным местным, действующим и признанным на данный момент специалистом-археологом, является профессор СмолГУ Е.А. Шмидт, которому уже исполнилось 90 лет, но и его вскоре отправят на пенсию. Можно также заметить, что хотя СмолГУ уже несколько лет является полным университетом, но на историческом факультете до сих пор нет кафедры археологии (и это в таком знаменитом и насыщенном историей городе, как Смоленск!) к тому же руководство университета, по крайней мере, в ближайшее время не собирается менять эту удручающую ситуацию. Да и обучать возможных абитуриентов, желающих стать археологами тоже некому, т. к. в Смоленске для этого просто нет своих специалистов. А в другом университете – СГУ (Смоленском гуманитарном университете) вообще нет одной из самых основных гуманитарных кафедр – исторической, зато есть кафедра туризма.

Необходимо также отметить, что в Смоленске никто из местных историков (в том числе и работающих в Историческом музее) не занимается опубликованием материалов, полученных в результате проведения городских археологических раскопок, как минимум последние 20 лет. Таким образом, приходится констатировать, что на данный момент в городе почти полностью отсутствуют как специалисты, так и научная историческая база, в которой исследователи могли бы заниматься анализом хотя бы уже собранного археологического материала.   

А в это же самое время Смоленск и всю область просто захлестнули нелегальные раскопки, производимые огромной армией черных археологов и копателей. Подвергаются разграблению, частичному или даже полному уничтожению многие исторические и археологические памятники. Исчезают неизвестно куда тысячи извлеченных из земли артефактов. Гибнет историческое, археологическое и культурное наследие смолян. И это неудивительно, т. к. даже те из этой огромной армии маргиналов, кто хотели бы бросить свое пагубное занятие и стать профессиональными историками и археологами не могут этого сделать. Как уже было отмечено выше, идти им здесь, в Смоленске, просто некуда. Даже сама руководитель Смоленской археологической экспедиции Т.А. Пушкина признает то, что такая небольшая по российским масштабам область, как Смоленская занимает второе место в России по количеству черных археологов на душу населения. Оно и понятно, простые люди, несмотря на свою темноту и безграмотность, прекрасно понимают, какие огромные ценности хранит смоленская земля, и просто пытаются получить свою «долю». Жаль только, что этого не понимают те, кто по роду своей профессиональной деятельности не только обязаны этим заниматься, но и несут прямую ответственность за происходящее.

Но, несмотря на черных археологов и на многочисленные разрушительные войны, смолянам до сих пор есть что показать и чем гордиться. Только вот, к сожалению, туристы не очень-то охотно едут в наш город. Значит, возможно, их интересуют не только исторические памятники, но и что-то другое? Что же их может интересовать?

Опыт других древних Российских городов, и, прежде всего, Великого Новгорода и Ярославля показывает, что туристов, в первую очередь, интересуют самобытность, экзотичность, сенсации, открытия новых уникальных памятников, находки ценных археологических экспонатов. И особенно их интригуют: пропаганда всего этого на телевидении, публикации в научных и научно-популярных изданиях, и т.д., одним словом, их интригует грамотный пиар. Но, к сожалению, вся эта работа в Смоленске практически не ведется, т. к. ее вести здесь просто некому. Более того, из Смоленска и Гнездова вывозится в Москву практически все найденное здесь культурное и историческое наследие, доставшееся нам от наших предков. Чем же мы можем привлечь туристов?

А между тем, в Великом Новгороде и Ярославле подобные проблемы были давным-давно решены. Там создана мощная научно-археологическая база, которая во многом способствует ежегодному привлечению в город множества туристов. Совершенно очевидно, что в перспективе наш город может развиваться в основном за счет туризма, и альтернативы этому пути нет, поэтому необходимо кардинально менять ситуацию. Тем более что у него по сравнению с Новгородом и Ярославлем гораздо более выгодное географическое положение. Да и для многих неравнодушных смолян уже стало очевидно, что Смоленск сейчас остро нуждается, прежде всего, в собственных специалистах-археологах.

Но, не все так плохо, в Смоленске в последнее время происходят и положительные сдвиги, правда, они пока еще очень незначительные. Недавно Смоленская областная дума приняла постановление о создании на базе Гнездовского археологического памятника – Гнездовского музея-заповедника. Правда, пока еще не совсем понятно, где для этого музея будут искать профессиональные кадры. Ведь, как уже неоднократно отмечалось выше, своих подготовленных археологов в Смоленске нет, большие проблемы в городе и с хорошими музейными работниками. Также пока в этом будущем музее нет ни одного экспоната. Но, самое главное, в связи с этими грядущими изменениями не совсем понятен и будущий статус Смоленской археологической экспедиции. А ее будущий статус, по нашему мнению, напрямую должен зависеть от результатов ее многолетней деятельности в Гнездове. Что же мы имеем?

1). В 50-е – 70-е гг. ХХ в. карьерами Гнездовского керамзавода было практически целиком уничтожено Ольшанское селище, а при строительстве окружной шоссейной дороги вокруг Смоленска в начале 70-х гг. полностью срыта Ольшанская курганная группа (около 120 курганов). В это же время, видимо, тем же Керамзаводом полностью уничтожена Нивленская курганная группа (около 30 курганов). А при распашке (наверное, тоже в 70-е гг.) более чем на 90% уничтожены – Левобережная (насчитывала около 100 курганов) и Восточная Днепровская (начитывала более 30 курганов).

 2). Раскопками Смоленской археологической экспедиции в 1970-х – 2000-х гг. до неузнаваемости изуродовано Центральное городище и целиком (на снос) раскопана Заольшанская курганная группа (около 100 курганов). На снос раскопано и несколько сотен курганов в Центральной,  Лесной, и около десятка в Западной Днепровской группах. Ни городище, ни один из этих практически целиком уничтоженных раскопками курганов до сих пор не восстановлен в своих первоначальных формах.

 3). В 1990-х – 2000-х гг. черными археологами уничтожены все оставшиеся Левобережные курганы (около десятка), ими же уничтожено более 30-ти курганов в Западной Днепровской группе (практически 2/3) и выкопан весь металл в южной части Центрального селища (за железной дорогой).

4). Все найденные с начала 1970-х гг. Смоленской археологической экспедицией в Гнездове артефакты, как на Центральном поселении, так и в курганах вывозятся в Москву. Смоленску не оставляют ничего. Такая практика, как было уже отмечено выше, фактически закрывает доступ смолянам к доставшемуся им от предков культурному наследию и затрудняет изучение гнездовского памятника. К тому же, эта в глазах местного населения несправедливость в каком-то смысле даже дискредитирует современную Российскую историческую науку.

5). Как было уже отмечено выше, за более чем 60 лет изучения Гнездова Смоленской археологической экспедицией не было подготовлено ни одного местного специалиста-археолога. 60 лет – это огромный срок, и он сам по себе лучше всего свидетельствует о том, что такое отношение к местным кадрам – далеко не случайность.  Местные жители, конечно, могут принимать участие в раскопках  в качестве землекопов (рабочая сила нужна всем), но на равных участвовать в научной работе в Гнездове вместе с московскими специалистами до сих пор не удалось ни одному смолянину. Обработка и анализ добытого в результате раскопок материала, научная работа, публикации и получение ученых степеней, это прерогатива москвичей. А смолянам остается разве что штыковая лопата.

6). В 1949 г., когда была образована Смоленская археологическая экспедиция, ввиду того, что «результаты раскопок курганов с самого начала изучения Гнездова и вплоть до относительно недавнего времени были практически единственной источниковой базой для различных построений о хронологии памятника, социальном и этническом составе оставившего его населения, ремесле, дальних торговых связях, о соотношении Гнездова и Смоленска»,[86] перед московскими исследователями была поставлена задача для более полной картины происходивших здесь в древности процессов расширить круг исследуемых объектов. После этого длительное время, вплоть до настоящего времени Смоленская экспедиция занимается изучением не только курганов, но и Центрального поселения. Результаты их научных исследований (на основе публикаций) достаточно известны. Можно констатировать, что к настоящему времени московские специалисты продвинулись в своих выводах дальше дореволюционных и довоенных разве что в понимании характера древнего поселения в Гнездове. Т. е. в том, какими ремеслами занимались жившие здесь когда-то люди и с кем, и чем они торговали. В остальном, по нашему мнению, современные научные представления участников Смоленской экспедиции мало изменились. Таким образом, совершенно очевидно, что здесь мы наблюдаем застой научной мысли. Почему же это произошло? Как уже неоднократно упоминалось выше, вероятнее всего, виной всему гипотеза, об одновременном сосуществовании Гнездова и Смоленска, которой, до сих пор придерживаются московские ученые. И отсюда следует вопреки многим фактам упорное отрицание ими того, что первоначальный Смоленск был расположен в Гнездове.

7). Те смоляне, которые участвовали в раскопках в Гнездове, знают, что и сама Смоленская археологическая экспедиция это достаточно замкнутая, непрозрачная структура. Нам известно, что для того чтобы научно изучать археологический памятник в Гнездове даже среди студентов, учащихся в МГУ, проводится жесткий отбор на предмет их лояльности концепции параллельного существования Гнездова и Смоленска. Студенты, сомневающиеся в верности этой гипотезы, вряд ли после окончания МГУ станут постоянными членами Смоленской археологической экспедиции. 

Подведем некоторые итоги многолетней деятельности Смоленской археологической экспедиции в Гнездове (Смоленск мы не трогаем). Что мы имеем на сегодняшний день? 1). Более чем на 70% разрушенный по отношению к довоенному времени уникальный археологический памятник. 2). Ни одного подготовленного местного специалиста-археолога, зато есть целая армия невежественных и алчных черных археологов и копателей. 3). Будущий музей в Гнездове без одного экспоната, и отсутствие туристов в Смоленске. 4). Так до сих пор и нерешенный основной вопрос о «соотношении Гнездова и Смоленска». Как видим результат деятельности московских ученых достаточно удручающий.

Конечно, обвинять Смоленскую археологическую экспедицию во всех грехах проще всего, и такой подход не совсем правилен. Не меньшая ответственность за то, что происходит в Смоленске и Гнездове, лежит и на местных управленческих структурах. Но все же, раньше считалось, что раз московские специалисты самые лучшие профессионалы, раз у них  очень много возможностей, поэтому они должны подавать всем лучшие примеры в поведении, просвещать местное население, продвигать местные молодые таланты, помочь в создании смоленской научно-археологической базы, наконец. И ведь, что самое удивительное, в Новгороде все так и произошло. А Смоленску, видимо, просто не повезло с экспедицией. Поэтому, по нашему мнению, пока не подготовлены собственные археологи, необходимо заменить Смоленскую археологическую экспедицию на какую-нибудь другую, сотрудничество с которой было бы более выгодно и полезно для Смоленска. Иначе, если изучение этого памятника будет и дальше производиться этой же экспедицией, то очень вероятно, что вскоре от Гнездова останутся одни воспоминания, в новом музее Гнездова так и не появится ни одного стоящего экспоната, а Смоленск так и останется городом-фантомом, городом-призраком.

Литература.

1. Авдусин Д.А.  К вопросу о происхождении Смоленска и его первоначальной топографии//Смоленск. К 1100-летию первого упоминания города в летописи, Смоленск, 1967

2. Авдусин Д.А, Пушкина Т.А. Гнездово в исследованиях Смоленской экспедиции//Вестник МГУ, сер. 8 (история), № 1, 1982

3. Авдусин Д.А. Скандинавские погребения в Гнездове//Вестник МГУ (История), № 1, 1974

4. Авдусин Д.А. Отчет о раскопках гнездовских курганов//МИСО, Вып. 2, Смоленск, 1957

5. Алексеев Л.В. Смоленская земля в IX – XIII вв., М., 1980

6. Алексеев Л.В. О древнем Смоленске//СА, М., 1977

7. Андреев Н.В, Маковский Д.П. Смоленский край в памятниках и источниках, Смоленск, 1949

8. Булкин В.А, Лебедев Г.С, Дубов И.В. Археологические памятники древней Руси IX – XI вв., Л., 1978

9. Булкин В.А. Днеро-Двинское пространство – «серединная» Русь//Петербургский археологический вестник, 1995, № 5

10. Булкин В.А, Назаренко В.А. О нижней дате гнездовского могильника//Краткие сообщения Института археологии, Вып. 125, М., 1971

11. Булкин В.А. Большие курганы гнездовского могильника//Скандинавский сборник, Таллин, 1975

12.  Вешнякова К.В, Булкин В.А. Ремесленный комплекс Гнездовского поселения (по материалам раскопок И.И. Ляпушкина)//Археологический сборник, М., 2001

13. Воронин Н.Н. Следы раннего смоленского летописания//Новое в археологии, М., 1972

14. Воронин Н.Н, Раппопорт П.А. Древний Смоленск//СА, № 1, 1979

15. Гнездово сквозь века (набор открыток), Смоленск, 2006

16. Голубовский П.В. История Смоленской земли до начала XV ст., Киев, 1895

17. Зоценко В.Н. Гнездово в системе связей Среднего Поднепровья IX – Х вв.//Археологический сборник, М., 2001

18. Каинов С.Ю. Еще раз о датировке гнездовского кургана с мечом из раскопок М.Ф. Кусцинского//Археологический сборник, М., 2001

19. Каинов С.Ю. Ланцетовидные наконечники стрел из Гнездова//http//petrsu. Karelia. ru/Science Activity/confer/1997/Scandi/4_a. htm

20. Кирпичников А.Н, Дубов И.В, Лебедев Г.С. Русь и варяги (русско – скандинавские отношения домонгольского времени)//Славяне и скандинавы, М., 1986

21. Лебедев Г. Славянский царь Дир, Родина, №№ 11 – 12, М., 2002

22. Ляпушкин И.И. Гнездово и Смоленск//Проблемы истории феодальной России, Л., 1971

23. Лявданский А.Н. Материалы для археологической карты Смоленской губернии//Смоленские древности, Вып. 2, Смоленск, 2002

24. Ляуданскi А.Н. Археолегiчныя досьледы у вадазборах р.р. Сажа, Дняпра i Касплi у Смаленскай губэрнi//Смоленские древности, Вып. 4, Смоленск, 2005

25. Марков В.В. Летопись Смоленщины, Т. I, Смоленск, 2009

26. Минасян Р.С. Историческое значение поселения и могильников у деревни Гнездово//Россия, взгляд через столетия (каталог), СПБ, 2006 

27. Модестов Ф.Э. Экономическая и политическая роль Гнездова в истории Смоленской земли и Древнерусского государства//Смоленск и Гнездово в истории славянского мира, Смоленск, 2006

28. Модестов Э.И. Исторические и географические предпосылки возникновения Гнездова//Смоленск и Гнездово в истории России (материалы научной конференции), Смоленск, 1999

29. Назаренко А. Две Руси IX века//Родина, №№ 11 – 12, 2002

30. Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов, М. – Л., 1950

31. Орлов С.Н. Археологические исследования на Рюриковом городище под Новгородом//Краткие сообщения Института археологии, Вып. 135, М., 1973

32. Повесть временных лет. Под ред. В.П. Андроновой – Перетц, ч. 1, М. – Л., 1950

33. Пушкина Т.А. Гнездовское поселение в истории Смоленского Поднепровья (Автореферат кандидатской диссертации), М., 1974

34. Пушкина Т. И опять Гнездово, Знание – Сила, Июль, 1994

35. Пушкина Т. А. Гнездово: итоги и задачи исследования, Археологический сборник, М. 2001

36. Путь из варяг в греки и из грек … (каталог), М., 1996

37. Сизов В.И. Курганы Смоленской губернии, СПБ, 1902

38. Седов В.В. Раскопки в Изборске в  1971 и 1972 гг.//Краткие сообщения Института археологии, Вып. 144, 1975

39. Устюжский летописный свод. Ред. К.Н. Сербиной, М. – Л., 1950

40. Херрман И. Славяне и норманны в ранней истории балтийского региона//Славяне и скандинавы, М., 1986

41. Херрман И. Полабские и ильменские славяне в раннесредневековой балтийской торговле//Древняя Русь и славяне, М., 1978

42. Ширинский С.С. Курганы IX – первой половины Х в. у пос. Новоселки//Древние славяне и их соседи, М., 1970

43. Шмидт Е.А. Древнейшие поселения в Гнездове//Смоленск и Гнездово в истории России (Материалы научной конференции), Смоленск, 1999

44. Шмидт Е.А. Археологические памятники Смоленской области, Смоленск, 1976

45. Шмидт Е.А. Гнездово – исчезнувший город?, Рабочий путь, 15 мая, 1991

46. Шмидт Е.А. К вопросу об этнической принадлежности женского инвентаря из смоленских длинных курганов/МИСО, Вып. VII, М., 1970

47. Шмидт Е.А. Курганы у поселка Колодня//Смоленские древности, Вып. IV, Смоленск, 2005

48. Шмидт Е.А.. Племена культуры длинных курганов и Гнездово в конце  IX – начале X в./Археологический сборник, М., 2001.

49. Шмидт Е.А. Об этническом составе населения Гнездова//СА, № 3, 1970

50. Шмид Е.А. Археологические памятники второй половины 1-го тысячелетия н. э. на территории Смоленской области//МИСО, Вып. 5, Смоленск, 1963

51.Шмидт Е.А. Курганный могильник у пос. Новоселки//Смоленские древности, Вып. 4, Смоленск, 2005

[1] Повесть временных лет. Под ред. В.П. Андроновой – Перетц, М. – Л., 1950, ч. 1, с. 13.

[2] А. Назаренко. Две Руси IX века//Родина, №№ 11 – 12, 2002, с. 18; И. Херрман. Славяне и норманны в ранней истории балтийского региона//Славяне и скандинавы, М., 1986, с. 42 – 43 (рис. 17), с. 84 – 85 (рис. 34), с. 100 – 101 (рис. 42).

[3] Ф.Э. Модестов. Исторические и географические предпосылки возникновения Гнездова//Смоленск и Гнездово в истории России (материалы научной конференции), Смоленск, 1999, с. 183 – 184.

[4] И.И. Ляпушкин. Гнездово и Смоленск//Проблемы истории феодальной России, Л., 1971, с. 34.

[5] И.И. Ляпушкин. Там же, с. 37.

[6] Д.А. Авдусин. К вопросу о происхождении Смоленска и его первоначальной топографии//Смоленск. К 1100-летию первого упоминания города в летописи, Смоленск, 1967, с. 78-79.

[7] Н.Н. Воронин. Следы раннего смоленского летописания//Новое в археологии, М., 1972, с. 275.

[8] Устюжский летописный свод. Ред. К.Н. Сербиной, М. – Л., 1950, с. 20.

[9] Т.А. Пушкина. Гнездовское поселение в истории Смоленского Поднепровья (Автореферат кандидатской диссертации), М., 1974, с. 13.

[10] Д.А. Авдусин, Т.А. Пушкина. Гнездово в исследованиях Смоленской экспедиции//Вестник МГУ, сер. 8 (история), 1982, № 1, с. 79.

[11] Т.Пушкина. И опять Гнездово, Знание – Сила, Июль 1994, с. 140.

[12] Е.А. Шмидт. Древнейшие поселения в Гнездове//Смоленск и Гнездово в истории России (Материалы научной конференции), Смоленск, 1999, с. 108 – 115.

[13] Е.А. Шмидт. Археологические памятники Смоленской области, Смоленск, 1976, с. 199.

[14] В.А. Булкин. Днеро-Двинское пространство – «серединная» Русь//Петербургский археологический вестник, 1995, № 5, с. 130-135.

[15] Е.А. Шмидт. Древнейшие поселения…, с. 108.

[16] Е.А. Шмидт. Гнездово – исчезнувший город?, Рабочий путь, 15 мая, 1991, с. 1.

[17] И.И. Ляпушкин. Там же, с. 36 – 37.

[18] В.А. Булкин, Г.С. Лебедев, И.В. Дубов. Археологические памятники древней Руси IX – XI вв., Л., 1978, с. 50-51.

[19] Е.А. Шмидт. К вопросу об этнической принадлежности женского инвентаря из смоленских длинных курганов/МИСО, Вып. VII, М., 1970, с. 235; К.В. Вешнякова, В.А. Булкин. Ремесленный комплекс Гнездовского поселения (по материалам раскопок И.И. Ляпушкина)//Археологический сборник, М., 2001, с. 40 – 51.

[20] Л.В. Алексеев. Смоленская земля в IX – XIII вв., М., 1980, с. 74.

[21] Т.Пушкина. И опять Гнездово…, с. 140.

[22] Е.А. Шмидт. Курганы у поселка Колодня//Смоленские древности, Вып. IV, Смоленск, 2005, с. 107.

[23] Е.А. Шмидт. Племена культуры длинных курганов и Гнездово в конце  IX – начале X в./Археологический сборник, М., 2001, с. 37-38.

[24] Ф.Э. Модестов. Экономическая и политическая роль Гнездова в истории Смоленской земли и Древнерусского государства//Смоленск и Гнездово в истории славянского мира, Смоленск,2006, с. 32.

[25] В.А. Булкин, Г.С. Лебедев, И.В. Дубов. Археологические памятники…, с. 45.

[26] И. Херрман. Славяне и норманны в ранней истории…, с. 73.

[27] Д.А. Авдусин. К вопросу о происхождении Смоленска…, с. 67.

[28] Н.В. Андреев, Д.П. Маковский. Смоленский край в памятниках и источниках, Смоленск, 1949, с. 147.

[29] Устюжский летописный свод, с. 20.

[30] Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов, М. – Л., 1950, с. 117.

[31] Повесть временных лет, с. 18.

[32] Ф.Э. Модестов. Экономическая и политическая роль Гнездова…, С. 34.

[33] Д.А. Авдусин. К вопросу о происхождении Смоленска…, с. 65.

[34] Там же, с. 63.

[35] П.В. Голубовский. История Смоленской земли до начала XV ст., Киев, 1895, с. 47.

[36] В.А. Булкин, Г.С. Лебедев, И.В. Дубов. Археологические памятники…, с. 58 -59.

[37] В.Н. Зоценко. Гнездово в системе связей Среднего Поднепровья IX – Х вв.//Археологический сборник, М., 2001, с. 121.

[38] В.А. Булкин, Г.С. Лебедев, И.В. Дубов. Археологические памятники…, с. 52.

[39] Д.А. Авдусин, Т.А. Пушкина. Гнездово в исследованиях…, с. 80.

[40] В.И. Сизов. Курганы Смоленской губернии, СПБ, 1902, с. 139. Таблица V, фото 17.

[41] Е.А. Шмидт. Об этническом составе населения Гнездова//СА, № 3, 1970, с. 108.

[42] Ученые из Смоленской археологической экспедиции датируют это захоронение рубежом IX – Х в. Путь из варяг в греки и из грек … (каталог), М., 1996, с. 53, катал. №№ 265 – 273; В.А. Булкин, В.А. Назаренко. О нижней дате гнездовского могильника//Краткие сообщения Института археологии, Вып. 125, М., 1971, с. 15.  

[43] С.Н. Орлов. Археологические исследования на Рюриковом городище под Новгородом//Краткие сообщения Института археологии, Вып. 135, М., 1973, с. 78. Рис. 25.

[44] И. Херрман. Полабские и ильменские славяне в раннесредневековой балтийской торговле//Древняя Русь и славяне, М., 1978, с. 191.

[45] В.В. Седов. Раскопки в Изборске в  1971 и 1972 гг.//Краткие сообщения Института археологии, Вып. 144, 1975, с. 69.

[46] С.Ю. Каинов. Еще раз о датировке гнездовского кургана с мечом из раскопок М.Ф. Кусцинского//Археологический сборник, М., 2001, с. 54 – 62.

[47] В.А. Булкин. Большие курганы гнездовского могильника//Скандинавский сборник, Таллин, 1975, с. 142.

[48] А.Н. Лявданский. Материалы для археологической карты Смоленской губернии//Смоленские древности, Вып. 2, Смоленск, 2002, с. 224.

[49] С.С. Ширинский. Курганы IX – первой половины Х в. у пос. Новоселки//Древние славяне и их соседи, М., 1970, с. 114 – 116.

[50] Е.А. Шмидт. Археологические памятники второй половины 1-го тысячелетия н. э. на территории Смоленской области//МИСО, Вып. 5, Смоленск, 1963, с. 127.

[51] Там же, с. 120, Рис. 15 (20).

[52] А.Н. Ляуданскi. Археолегiчныя досьледы у вадазборах р.р. Сажа, Дняпра i Касплi у Смаленскай губэрнi//Смоленские древности, Вып. 4, Смоленск, 2005, с. 184.

[53] Повесть временных лет, с. 18.

[54] Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов, с. 106.

[55] Ф.Э. Модестов. Экономическая и политическая роль Гнездова…, с. 33 -34.

[56] Сейчас уже считается доказанным, что «Днепровский путь» (путь «из варяг в греки») начал функционировать не позднее начала второй трети IX в. В.Н. Зоценко. Гнездово в системе связей Среднего Поднепровья…, с. 121; Г. Лебедев. Славянский царь Дир, Родина, №№ 11 – 12, М., 2002, с. 24 – 25.

[57] Д.А. Авдусин. Скандинавские погребения в Гнездове//Вестник МГУ (История), № 1, 1974, с. 86.

[58] Д.А. Авдусин. Отчет о раскопках гнездовских курганов//МИСО, Вып. 2, Смоленск, 1957, с. 120 – 125.

[59] Повесть временных лет, с. 20.

[60] Е.А. Шмидт. Курганный могильник у пос. Новоселки//Смоленские древности, Вып. 4, Смоленск, 2005, с. 162.

[61] Л.В. Алексеев. Смоленская земля…, с. 104 – 105.

[62] П.В. Голубовский. История Смоленской земли…, с. 47.

[63] Н.Н. Воронин, П.А. Раппопорт. Древний Смоленск//СА, № 1, 1979, с. 79.

[64] К.В. Вешнякова, В.А. Булкин. Ремесленный комплекс Гнездовского поселения…, с. 47.

[65] Там же, с. 47.

[66] А.Н. Кирпичников, И.В. Дубов, Г.С. Лебедев. Русь и варяги (русско – скандинавские отношения домонгольского времени)//Славяне и скандинавы, М., 1986, с. 224.

[67] Путь из варяг в греки и из грек… (Каталог), с. 59 – 60 (кат. № 371).

[68] В.В. Марков. Летопись Смоленщины, Т. I, Смоленск, 2009, с. 6.

[69] Е.А. Шмидт. Курганы у поселка Колодня…, с. 130 – 131.

[70] С.Ю. Каинов. Ланцетовидные наконечники стрел из Гнездова//http//petrsu. Karelia. ru/Science Activity/confer/1997/Scandi/4_a. htm.

[71] Путь из варяг в греки и из грек… (Каталог), с. 64 (кат. № 428).

[72] С.Ю. Каинов. Еще раз о датировке гнездовского кургана с мечом…, с. 62.

[73] Путь из варяг в греки и из грек… (Каталог), с. 65 (кат. № 436).

[74] Там же, с. 64 (кат. № 427).

[75] Гнездово сквозь века (набор открыток), Смоленск, 2006.

[76] В.В. Марков. Летопись Смоленщины…, с. 6.

[77] Путь из варяг в греки и из грек… (Каталог), с. 63 (кат. №№ 411 и 412).

[78] Там же, с. 60 – 61 (кат. №№ 385 и 386).

[79] Там же, с. 59 – 60 (кат. № 370).

[80] Там же, с. 59 – 60 (кат. №№ 372 и 373).

[81] Л.В. Алексеев. Смоленская земля…, с. 139 (Рис. 17).

[82] Р.С. Минасян. Историческое значение поселения и могильников у деревни Гнездово//Россия, взгляд через столетия (каталог), СПБ, 2006, с. 8 – 9. 

[83] С.Ю. Каинов. Еще раз о датировке гнездовского кургана с мечом…, с. 61.

[84] Видеозапись беседы с Е.А. Шмидтом хранится у автора данной статьи.

[85] Л.В. Алексеев. О древнем Смоленске//СА, М., 1977, с. 84.

[86] Т. А. Пушкина. Гнездово: итоги и задачи исследования, Археологический сборник, М. 2001, с. 5.