№23 Галина ЗЕЛЕНКИНА (Россия, Кодинск) Поэтическая страница

Галина  Зеленкина родилась 11 июля 1947 года в городе Бресте Беларусь. С 1960 года проживает в Сибири (до 1984 года в городе  Братске  Иркутской области, а с 1984 года и поныне в городе  Кодинске  Красноярского края). Окончила энергетический факультет Иркутского политехнического института в 1971 году. Специальность – инженер-электрик. Работала проектировщиком в Группе Рабочего Проектирования на строительстве Братской, Усть-Илимской и Богучанской ГЭС. С 1997 года занимается писательским трудом. Автор романов «Убийца неподсуден» (изд-во «Кларетианум» г. Красноярск) и «Звездочет» (изд-во «Буква» г.Красноярск), а также нескольких  сборников стихов.

Я живу из себя                                                  

Я живу из себя
среди строчек и строк,
Каждый день
то слепая, то зрячая.
И судьбу теребя,
приближает мой срок
то холодная ночь, то горячая.

Я живу из себя,
как родник из земли,
Пробиваясь сквозь
ложь и злословие.
Об утратах скорбя,
ради вечной любви,
Я о жизни пишу
послесловие.

Уставшие струны гитары

Михаилу Яроховичу

И трогали руки
уставшие струны гитары,
и падали звуки,
случайно взлетевшие ввысь,
тем звукам внимая,
шумели в ответ тротуары,
судьбу обгоняя,
бежала по ним чья-то жизнь.

Наивное племя
играет симфонию страсти,
и ветер гуляет,
и шепчет о чем-то трава.
Судьба делит время
и жизнь на неравные части,
и я говорю ей
о том, что она не права.
       
И я говорю ей
о том, что по совести надо
и радость, и горе
делить меж людьми пополам.
Она отвечает,
что жизнь – это тоже награда,
и цены на жизнь
назначать доверяют не нам.
     

Грех

Рождественская баллада

Сыну моему  Александру посвящаю

Умирал атаман в зимний день на поляне лесной,
Вроде рана – пустяк, лишь
                                        царапнуло пулей шальной.
Лекарь рваную рану травою целебной промыл,
И напиток из трав чудодейственных в чашу налил.

Но не стал атаман пить целебное в чаше питьё,
Эту ночь он не спал, про своё размышляя житьё.
Самым строгим судьёй над собой этой ночью он был –
Сам судил, сам рядил, сам хвалил,
                                            сам прощал, сам казнил.

«Вы, товарищи-други, поближе садитесь ко мне, –
Попросил он товарищей, горе топивших в вине –
Не поможет мне лекарь и чудный напиток из трав,
Если тайный мой грех посильней ядовитых отрав.

Год назад, когда я от погони скакал среди скал,
Вдруг пастуший рожок у подножия гор услыхал.
Вниз спустившись, увидел –
                                        мальчонка играл на рожке,
И глаза его синие плыли в горючей тоске.

Он запел, а меня словно клюнула пуля в висок,
Слез с коня, отобрал,
                                  растоптал у мальчонки рожок.
Будто кто одурманил меня, стал я зол и жесток,
И отнял у мальчонки последний сиротский кусок.

На меня устремил он бездонного неба глаза,
И на пыльной щеке бриллиантом сверкнула слеза.
Не кричал, не пенял, не молил, ничего не просил,
Только я с той поры ослабел, потерял много сил.

Только я с той поры вижу,
                                            словно мираж, вдалеке –
Нищий маленький ангел с краюхою хлеба в руке.
Он поближе подходит, от холода тельце дрожит,
Вместо хлеба булыжник
                                          на детской ладони лежит.

Мне от этого камня на сердце нет места от ран, –
И горючие слёзы в ладонь уронил атаман. –
Если жив и здоров, привезите мальчонку ко мне
На моём самом резвом и самом любимом коне.

Пусть в глаза мне посмотрит и скажет, простил или нет,
Совесть, словно скала, давит грудь, мне постыл белый свет».
Так сказал атаман, и вскочили друзья на коней,
Поскакали мальчонку искать среди скал и полей.

Целый день проскакали, задача была нелегка –
Привезли атаману мальчонку, а с ним – старика.
Как сказали мальчонке, зачем нужен он, – в тот же миг
За спиной у мальчишки возник седовласый старик.

«Не сердись, атаман, друг без друга им видно нельзя», –
Подвели старика и мальца к атаману друзья.
«Очень рад, что раскаялся
                                      ты и лежишь весь в слезах»,
Тихо молвил старик,
                                превратившись у всех на глазах

Из убогого нищего старца в Святого Петра.
Ввысь взметнулись
                                яркими звёздами искры костра.
Но одна, отскочив к атаману, на рану легла,
И в слезящую рану тепло и свой свет излила.

Не осталось на теле и в сердце от ран и следа,
Словно тело и сердце обмыла живая вода.

Со смертельного ложа поднялся лихой атаман,
Где мальчонка стоял –
                                      расстилался белесый туман.

Пётр Святой свои руки
                                над бледным туманом простёр,
Бросил пригоршню звёзд в тот туман –
                                                         и занялся костёр.

В ярком свете костра вдруг
                                           с восторгом увидели все:
Вместо мальчика ангел явился в небесной красе.

На лице ясным светом бездонного неба глаза,
А на детской щеке бриллиантом сверкала слеза.     

«Бог тебе испытание в виде мальчонки послал,
Чтобы душу и совесть ты муками долго терзал.

Победило добро жажду злата и жажду венца,
Мы явились к тебе передать волю Бога-Творца.
Ты прощён, и спокойно
                            продолжишь по жизни свой путь,
Делай людям добро,
                            а про злобу и жадность – забудь!»

Так сказал Пётр Святой,
                                   ангел, молча, кивнул головой,
Стали рядом они и исчезли, оставив дымок голубой.
Атаман своё храброе войско к костру подозвал,
И, сняв шапку, пред войском
                                   в ночном полумраке он встал.

«Не могу атаманом я более быть среди вас,
Должен выполнить волю
                                       и данный мне Богом наказ.
Из богатств наших общих отдайте вы долю мою,
Божий храм я построю
                                    и в нём тяжкий грех отмолю.

Заодно денно, нощно я буду молиться за всех,
Ведь у каждого есть
                                  на душе не отмоленный грех».
Молча, войско в дорогу ему собирало добро,
На подводы несли
                                 из подземных складов серебро.

Драгоценные камни, меха и песок золотой,
Всё сложили в сундук,
                                 что стоял на подводе большой,
И отправился в путь атаман
                                            с просветленной душой,
Чтоб построить храм божий
                                  над быстрой сибирской рекой.

Может, стоит понять тем собратьям,
                                                      что жаждут венца,
Не всегда видишь правду
                                              из окон златого дворца.
Если толстые стёкла слепы – не видать вдалеке,
Как булыжник дрожит
                                   в обездоленной детской руке.

Странница

Я – странница! На жизненной дороге

Искала Богом данную печать

И, обивая вечности пороги,

Не догадалась в двери постучать.

Не догадалась постучать три раза

И прокричать: «Впустите, это я,

Которая всю жизнь боялась сглаза

И серых кардиналов бытия.

Впустите хоть на краткое мгновенье,

Хочу я заглянуть в глаза судьбе

И попросить на время вдохновенье,

Чтоб снова возвратить себя себе.

Впустите, испытать хочу блаженство

От созерцания пречистых душ.

Скажите, как достигнуть совершенства,

Не оскверняя плоть грехом к тому ж?»

Не догадалась… Да, простят мне боги

Тот грех, что совершила при ходьбе:

Я выплеснула страхи и тревоги

На платье независимой судьбе.

И, совершив сей акт самолеченья,

Я обрела спокойствие и мир.

Как часто, причиняя огорченья,

Мы портим судьбам праздничный мундир.  

Судьба найдёт свой пятновыводитель.

Найду ли я средь хлама бытия

Для странницы достойную обитель,

Чтоб испытала радость жития?

Или придётся снова по дороге

Мне чередою зим и лет идти?

Так трудно не стереть о звёзды ноги,

Когда идёшь по Млечному пути.

В день Вознесения

I

Расставаясь с любовью,

Сердце болью кричало.

С чем припасть к изголовью,

Чтоб начать всё сначала?

Трудно мне некрещеной

Жить с душою убогой.

Я хочу быть прощенной

Богородицей строгой.

Говорят, она женщин

Исцеляет от боли,

Даже тех, кто не венчан,

кто грешит поневоле.

II

И вот я :

В храм пришла спозаранку,

Обиваю порог.

Ты прими прихожанку,

Пятиглавый чертог.

Дверь открыл мне священник,

Молча смотрит в глаза.

Он ведь мой соплеменник.

Почему же слеза

По щеке покатилась,

В горле комом слова,

И на грудь опустилась

От стыда голова?

Я душой обнаженной

Принять Веру хочу,

Дайте мне, несмышленой,

В руки крест и свечу.

Пусть душа исцелится

От невзгод бытия,

Я хочу помолиться…

«Заходи, дочь моя», –

Приглашает посредник

Между Богом и мной,

Ныне мой проповедник

И наставник земной.  

В храм вхожу осторожно,

Вижу свет золотой,

Здесь солгать невозможно

Пред иконой  святой.

«Пресвятая Мария,

Сними камень с души.

От зари до зари я

Горько плачу в тиши

О любви безответной,

Что ушла не спеша.

От тоски беспросветной

Стала сирой душа.

Стали серыми губы,

Потускнел ясный взгляд

И слова стали грубы,

Поселился в них яд.

Дай душе исцеленья…

Я стою у черты,

За которой мгновенья

Уже будут мертвы.

Я стою у барьера

Чтоб стреляться с судьбой.

Пусть спасёт меня Вера

От дуэли с собой».

III

Прочитала молитву

Про себя, еле слышно,

И из храма в калитку

Окрыленною вышла.

Поговори со мной, душа

Поговори со мной, душа,   

о том, как в жизнь чужую,

любовь по каплям, не спеша,

течет, и  как держу я

в ладонях капельки любви.

Поговори, поговори!

Поговори со мной, душа,  

о том, как ночью лунной

я  в небо, глядя, чуть дыша,

концерт играю струнный

в объятьях ветра до зари.

Поговори, поговори!

Поговори со мной, душа,   

и укажи дорогу

ту, что ведёт из шалаша

в храм православный к Богу.

Молитвой двери отвори

и разум с сердцем помири.

Поговори, поговори! 

Поговори, поговори! 

Позволь мне

Позволь мне прикоснуться к тишине 

родных полей, встречающих рассвет,        

багульниковым  цветом в вышине

курсивом оставляя  лёгкий след.

Позволь мне прикоснуться к высоте

родных небес и мхом поросших гор,

что гимн поют добру и красоте

уродливому злу наперекор.

Позволь мне прикоснуться к чистоте

таежных рек и родниковых вод,

чтоб на высокой  пульса частоте

прочесть свой генетический кроссворд.

Позволь мне прикоснуться к глубине

тех мудрых мыслей, что живут  века.

У слов, рожденных в  дальней старине,

надежда силой  разума крепка.

Позволь мне прикоснуться к свету дня

и к радуге, придуманной дождём,

чтоб истины блаженство для меня

всё ощутимей стало с каждым днём.

Позволь мне, я прошу, Господь,

                                             позволь….

Душа виновна в том …

Душа распята на кресте из слов

за то, что перед миром обнажалась.

Был приговор у критиков суров –

виновна в том, что вызывает жалость.

Виновна в том, что каждая строка

чеканит слоги  временем на марше

и в том, что слов пустых, наверняка,

нельзя найти в её словесном фарше.

Душа виновна  в том, что иногда

строка стиха впивается, как жало,

в сердца, в умы, в минуты и года,

и кровью плачет с острия кинжала.

Всё прекрасно в мире

Ах, какие в небе звезды и луна!

По реке гуляют ветер и волна,

в изумрудах ели, в радугах цветы,

всё прекрасно в мире, если есть в нём Ты.

Забинтую душу нежностью, и пусть

в гости к ней не ходят ни тоска, ни грусть.

Солнечная радость и веселый смех

пусть заходят в дом мой, что открыт для всех.

Доброта и счастье льются в нём рекой,

тот, кто пить захочет, зачерпнёт рукой

и умоет  душу, и попьёт добра.

Слов душевных горсти, вместо серебра,

подарю я гостю, провожая в путь,

может быть, и  вспомнит обо мне чуть-чуть.

Мир от зла спасает наша доброта,

без неё планета стала бы не та.

Ах, какие в небе звезды и луна!

Луг, тайгу и горы вижу из окна,

в изумрудах ели, в радугах цветы,

всё прекрасно в мире, если есть в нём Ты

Не  позволяй

Не позволяй кровавить злом десницу,

прости обиду, смой её как грязь.

Не позволяй переступать границу,

меж тьмой и светом обрывая связь.

О цене

Молчанья золото и слова серебро

мне не дороже перламутра  рос.

Тому, кто от души творит добро,

противен о цене его вопрос

Ты,  душа моя

Ты, душа моя, не кричи,

обжигаясь сердечным инеем.

Горизонт наших чувств в ночи

чертит время неровной линией.

Я, как степь, где  растут полынь,

лебеда и крапива жгучая.

Ты,  душа моя, не остынь,

память сердца ознобом мучая.                                                                                                                                                                                

Ты, душа моя, не мечтай,

что однажды окажут почести.

Мне, сбежавшей от волчьих стай,

лучший памятник – в одиночестве.

Прошу прощенья

Горит свеча, роняя свет в пространство,

и пляшут тени из последних сил,

и воск на блюде белого фаянса

причудливой фигуркою застыл.

Давно камин не рдеет от смущенья,

он холоден ко всем и ко всему,

и я прошу у Господа прощенья

за то, что льстила грешному уму.

Прошу прощенья за любовь от скуки,

с ней пили мы  рифмованный коктейль,

и оттого не шли на ум науки

в том доме, где не прибрана постель.

Прошу простить за умопомраченье,

и слабости минутные в пылу

не страсти, а порочного влеченья

то к Музе, то к напиткам на пиру.

Я вас прощаю

Живу, а сердце обесточено

и доступ к радости закрыт.

Дорога жизни укорочена

на десять вёрст чужих обид.

Я вас прощаю, люди добрые,

зло держит тот, кто духом  слаб.

Ведь, на Земле,  все жизни пробные: 

вчера – хозяин, завтра – раб.