Николай Алексеевич Полотнянко родился 30.05.1943 года в г. Тальменка Алтайского края. Окончил Литературный институт им. Горького. Поэт и автор трёх исторических романов. За один из них («Государев наместник») удостоен Всероссийской премии им. И. Гончарова Книжки стихов выходили в Ульяновске, Саратове, Москве (1982). Член СП России.
***
От Запада, что нам постыл,
До толп миллиарда Китая
Минувшего пепел и пыль
Над русской душою витают.
Велик и печален погост
Страны, раздираемой злобой.
И русских не хватит берёз
Для всех безымянных надгробий.
Не хватит рыданий и слов,
Чтоб славу оплакать России,
Убитую честь и любовь,
И храм разорённой Софии.
Куда же мы мчимся теперь,
Как будто ослепшие птицы?..
Лишь пепел растраченных вер
Над русской душою клубится.
***
Шумят окраины. Кичливые призывы
Слепят умы. Уже пролита кровь.
И только лишь Россия молчаливо
Взирает на безумные порывы
Былых друзей, теперь почти врагов.
Её сыны своею кровью тушат
Пожар вражды беспамятных племён.
Былой покой и проклят, и разрушен,
От своеволья одичали души.
И пыль столбом от рухнувших икон.
Вновь начата трагическая повесть
Братоубийства, где героев нет.
На площадях бушует митинговость.
Витии верховодят. Меркнет совесть.
И на Россию пал кровавый свет.
В который раз ей выпало коварства
Терпеть от тех, кого она спасла
Своим мечом от унижений рабства,
От гибели, и, подав руку братства,
Как равных за собою повела!
Но что им Русь?
Что отчие святыни?
Что братские могилы на полях?
С Россией им не по пути отныне.
Так пусть идут туда, где кровь и страх.
Что их держать, коль всё им здесь немило?
Пусть торжествуют – рушится Союз,
Горит, как коммунальная квартира…
А Русь пойдёт стезёй добра и мира,
Не оскверняя злобным словом уст.
***
Я наклонился на перила
Пролёта гулкого моста.
Как зябко за душу схватила
И поманила высота!
Глубок разлом крутой оврага.
Шумит вода на тёмном дне.
И страх, и радость, и отвага
Кипят, безумствуя, во мне.
Смотрю – не в силах оторваться
На прах, клубящийся со дна.
И сводит судорогой пальцы
От силы, тянущей меня.
***
На земле непогода играет,
Веселит ветер душу мою.
Почему я, родившийся в мае,
Нашу русскую вьюгу люблю?
Мне ль не знать, как в краю бездорожья
Ветер стонет и плачет навзрыд.
И позёмка над следом ворожит,
Между двух заблудившись ракит.
Мне ль не ведать, как разум неволит
Зыбкий свет вихревого столба,
Что летит через русское поле,
Где моя затерялась судьба.
И меня непогода шатает,
Предрекает невзгоду мою.
И тревожно душа обмирает,
Будто я на обрыве стою.
Страшно жить без предчувствия Бога
На распутье российских дорог.
И трепещет душа-недотрога,
Словно возле огня мотылёк.
***
Пой, милая!
Вернись из прежних дней
В меня напевом, чистым и негромким.
Вновь зимний вечер
Заревою кромкой
Грусть всколыхнул со дна души моей.
Со мною ты,
И я не одинок,
Пока твой голос слышу родниковый,
Я жизнь свою переживаю снова,
Свою судьбу читаю между строк.
Там сказано, что счастье – не родня
Тем, кто себя сжигает ради воли.
И жребий мой –
Как ветер в чистом поле,
И радостный покой не для меня.
Поэзия! Ты, милая, лишь ты,
Владеешь мной навечно, без измены,
С улыбкой сносишь предрассудков стены,
Условностей растапливаешь льды.
Бери меня,
Владей мной без остатка,
Швыряй к ногам и мины, и цветы,
Чтоб я почувствовал
И горестно, и сладко
За гранью жизни бездну высоты.
***
За Отчизну гибли молодыми
Мужики в Великую войну.
Как и чем я смою перед ними,
Замолю постыдную вину?
Вроде, не блажил и не витийствовал,
Но свою страну не сохранил.
Значит, в самом главном я не выстоял,
В самом главном правде изменил.
***
Зима за окном – несвобода.
Под тридцать мороз. Тишина.
Зима сорок третьего года.
Солдаты. Теплушки. Война.
Мельканье прожекторных бликов.
Чахоточно хриплый гудок.
На станции трупы калмыков
Сухой завевает снежок.
А те, кто доехали, слабы,
От голода живы едва.
Спасали их русские бабы,
Не тратя напрасно слова.
Несли, кто картохи, кто хлебца,
А детям, как лакомство, жмых.
Делились от чистого сердца
Последним, что было у них.
Под общей нерадостной крышей
Народы смесила война.
Ещё не родившись, я слышал,
Как тяжко стонала страна.
Ликуй, солдат!..
Ликуй, солдат, – закончилась война!
В Берлине с гулом рухнула стена.
И толпы немцев ринулись на Запад,
Учуяв деньги и колбасный запах.
Ликуй, солдат, – Берлин уже не тот,
Что в сорок пятом, в твой победный год.
Забыли немцы вкус пшеничной каши,
Которой щедро потчевали наши.
Ликуй, солдат!.. Чего же ты не рад?..
Свобода там, а здесь кромешный ад.
Здесь нищая и грязная Россия.
И зрячие все там, а здесь одни слепые.
Ликуй, солдат, ведь ты не виноват…
***
Журавль прокурлыкал прощально.
Деревья притихли во мгле.
О Господи!.. Как всё печально
Сегодня на русской земле.
Шумит на священных могилах
Сухой и полынный бурьян.
О Господи!.. Будем ли в силах
Развеять хулу и обман?..
Лесов золотая разруха.
Серебряносветлый Покров.
О Господи!.. Хватит ли духа
Надежду сберечь и любовь?..
***
Листаю старые страницы
Столетней давности газет.
Другие – Русь, народ, столица...
И череда знакомых бед.
Всё наше – нищая Россия,
Разруха, дурь и грязь дорог.
И пугачёвская стихия,
И терпеливый русский Бог!
Всё та же слабость в дивной мощи,
Безумная шальная прыть...
И только стало много проще
Нам через кровь переступить.
Душа от страха опустела,
И правда не тревожит нас.
В России жизнь подешевела
За этот век во много раз.
Беженцы
Они бегут!..
Им выпало – бежать
От ненависти, пули и ножа.
Над ними крылья чёрные погрома.
Нет родины
И нет родного дома,
И выжжена, растоптана душа.
Они бегут!..
Их гонит страх и злоба.
Их родичи закопаны без гроба.
Их дочери толпой осквернены.
И нет у них – ни дома, ни страны.
Они бегут,
От страха неживые,
А ты молчишь, несчастная Россия!
Так кто ты ныне?.. Торжище?.. Держава?..
И где твои былые честь и слава?..
И как не рухнут звонницы Кремля
От злого равнодушья и позора?..
Прими несчастных, русская земля,
Утри им слёзы, утиши их горе...
Русское зарево
I
Жизнь в точку сжалась.
Времени – на выстрел.
А дальше тьма
И, может быть, покой.
Шумите, на ветру вздымаясь,
Листья.
Летите, журавли,
Над русскою землей.
Внимай, душа,
Печальным птичьим кликам.
Тебе солгать не может
Эта песнь.
Россия… Грусть…
Разор страны великой
Меня гнетёт,
Как страшная болезнь.
И осень, как пожар,
Пылает над землёю.
Пожар вражды…
И слышен скорбный клик.
Летите, журавли,
Над отчей стороною,
Оплакивайте всех,
И мёртвых, и живых.
Я не ищу
Ни правых, ни виновных.
Мы все равны
В духовной нищете.
Душа болит…
Такое время, словно,
Опять Христа
Распяли на кресте.
II
Душе не объяснить,
Что совершилось с нами.
Так лучше помолчим,
Скрывая боль и грусть.
Как дерево листвой,
И я шумел словами
Над памятью твоей,
Святая Русь!
Звучала ты во мне
Как колокол соборный,
Будила в сердце
Совесть и мечты.
И в час разрухи,
Чёрной и позорной,
Не отрекусь я
От твоей беды.
Ты для меня
Одна на белом свете.
Другой не будет
И не надо мне,
Властей не перечесть,
Но лишь поэт в ответе
За всё,
Что совершается в стране.
***
Снег сыплет жёсткой крупкой.
Морозы землю жгут.
Ледовой коркой хрупкой
Покрылся старый пруд.
Скрыл осени разруху
Снежок, упав на грязь.
В потёмках спит лягуха,
И задремал карась.
А снег всё сыплет, сыплет.
Сколь тишины в зиме!..
И лишь журавль скрипнет
Колодезный, во тьме.
Спят белые деревья.
В окошках мглистый свет.
Спит русская деревня
Вторую тыщу лет.
Спят Марьи да Иваны,
Варвары да Петры.
Спят чугунки и жбаны,
Ухваты, топоры...
***
Взойдёт душа к звезде сияньем света.
Заглохнет голос, уходя во тьму.
Тревожное провидчество поэта
Не нужно в мире этом никому.
Что толку в том, что знает смысл и даты
Он потрясений мира наперёд.
Его не слышат власти, а народ
Бредёт во тьме, привычно виноватый.
Свечою жизнь поэтова горит,
Даровано ему прозренье свыше.
Уже два века Пушкин говорит,
Но всё равно его никто не слышит.
Все заняты бессмысленной борьбой
За власть и злато – вот она эпоха.
Толпа в упор не видит пред собой
Сошедшего с небес посланца Бога.
***
Заблудилась в тумане луна
Перед утром, как путник бездомный.
Каждый звук сторожит тишина,
Каждый вздох, каждый трепет влюблённых.
Сладко скошенной пахнет травой.
Дышит озеро клубами пара.
На копне под берёзой густой
Заигралась влюблённая пара.
Шорох. Шёпот…
Включила заря
На краю горизонта подсветки.
И прохладный поток серебра
На влюблённых просыпался с ветки.
Будет памятен им этот миг
На подходе к годам невесёлым.
Сладкий запах травы…
И как их
Укрывала берёза подолом.
Дождь в июле
Земле всегда желанный
Дождь в июле,
Пьянящий всё живое, как вино!
Он опустился занавеской тюли
На зноем раскалённое окно.
Я распахнул его и отодвинул
Прохладных струй узорчатую вязь.
И с плеч как будто полстолетья скинул:
Ещё чуть-чуть, и с ним пустился б в пляс.
А дождь шумит, бормочет.
Эти речи
В далёком детстве мне ласкали слух.
Когда-то пацаном ему навстречу
Я выбегал из материнских рук.
И шлёпал босиком по тёплым лывам,
По облакам, по солнцу на воде.
Мне этот край, восторженно-счастливый,
Не отыскать теперь уже нигде.
Былое не вернётся –
И не надо.
Но сердце вновь охватывает дрожь,
Когда гром загрохочет камнепадом,
И хлынет летний и желанный дождь.
***
Ю. Говорову
На Руси всегда звучало:
«Голь на выдумки хитра».
Говорят, солдат бывалый
Щи сварил из топора.
Говорят… Скажу я внятно,
Что привычно сер и сир
Наш работник за бесплатно
Удивлять привык весь мир.
Налегал на хлеб и воду,
Но ведь выдюжил войну.
Для себя и для народа
Строил новую страну.
И мечтал: вот всё построим,
Раем станет вся земля.
Заживём согласным роем,
Как пчелиная семья.
Не пришлось. В России – смута,
И грабёж средь бела дня.
Верх предатели и трутни
Взяли – рухнула страна.
Снова на душу народа
Навалилась маята.
Эх, ты, русская порода!
Эх, святая простота…
Святослав
Ветер дул с понизовья, упругий и свежий.
В небесах заблистал щит алмазный Стожар.
Русский князь Святослав шёл на Белую Вежу,
Чтоб безжалостный меч обнажить на хазар.
Были полны добычей из Булгара чёлны.
На могилах друзей отшумели пиры.
И дружина устала грести через волны,
И пристала к подножью Симбирской горы.
Запылали костры. И над станом дружины
Плыл от Волги туман, предвещая тепло.
Князь отведал сопрелой сырой строганины,
Лёг на землю, главу преклонив на седло.
И объял его шум листвяного напева.
И прозрела душа, устремляясь во тьму.
И, восстав из воды, златовласая дева,
Наготою сияя, явилась ему.
И сказала она:
– Ты хазарское царство
Разгромишь, византийцев повергнешь во прах.
Только помни, всегда опасайся коварства
На днепровских порогах, в ковыльных степях.
Месяц плыл над землёю туманным осколком.
– Кто ты?.. Как мне найти тебя, где?
И ответила дева речная: Я – Волга.
И сокрылась в прибрежной кипящей воде.
Он проснулся и встал. Кумачового цвета
Облака проплывали над ним на заре.
И шумели прибоем деревья от ветра
На высокой и древней Симбирской горе.
Симбирские масоны
В саду витает прели сладкий запах,
Грот освещён,
И в нём вокруг стола
В передниках, перчатках, чёрных шляпах
Вершат масоны тайные дела.
Пустотами глазниц взирает череп.
Ногастый циркуль, молоток, свеча.
Испещрены символикою череп
И ножны ритуального меча.
А рядом гроб.
Но что в нём – неизвестно,
Возможно, обиталище мышей.
Таинственность в скупых словах и жестах
Была дворянам юным по душе.
Не ведали они, во что играли,
К какой опасной близились черте.
Салонные мечты об идеале,
Пустая болтовня о доброте.
Без вольнодумства жить им было скучно,
Без умных книг Руссо и Кондорсе.
Хотя... за милу душу на конюшнях
Своих рабов пороли они все.
В передниках, перчатках, чёрных шляпах
Таинственный свершался ритуал.
Дворян симбирских просвещённый Запад,
Как нынче нас, новинками смущал.
Рубеж
Из многих на Руси делами славных мест,
Овеянных преданьем, благолепьем,
К Симбирску был особый интерес
У Пушкина:
Здесь древний русский лес
Граничил с азиатской степью.
Из марева её как волны шли и шли
Густые толпы меднолицых гуннов,
Сметая всё с поверхности земли,
Тяжёлой поступью народов юных.
Им были ненавистны города.
Их возбуждали кровь и трупный запах.
Аттила – Божий Бич! Его орда
Едва стёрла с карты мира Запад.
И к нам из века в век насилье из степи
Шло, сея и раздоры, и измены.
И, как волков, на Русь спускал с цепи
Батыга-хан кровавые тумены.
Как знать, что мыслил, вглядываясь в даль,
Поэт, гуляя на Венце подолгу.
И Грозного царя России дар,
Внизу играла с островами Волга.
***
Обрыв над Волгой у Симбирска.
Мерцанье чаек в вышине.
И удаль разинского риска
В седой раскатистой волне.
Течёт река путём былинным
Сквозь поколенья, сквозь века.
Омыты свистом соловьиным
Её крутые берега.
Просторно сердцу, вольно взгляду...
И вспомнишь, глядя на волну,
Про атаманову усладу,
Про шемаханскую княжну.
Их обвенчал каспийский ветер,
Их разлучил казацкий смех.
Улыбку девы в лунном следе
Таит царица русских рек.
И кто расскажет, как любилось
Им под разбойничьей луной?..
Куда колечко закатилось,
Тяжёлой сорвано рукой?..
В крутой волне замес свинцовый.
Стихия волжская слепа.
Не избежать судьбы бедовой,
Ведь это русская судьба.
***
В березняке задумчивая тишь.
Сосновый бор едва шумит устало.
"Симбирская Швейцария" – Барыш
Вступает грустно в пору листовала.
Старинный край!
Он русским стал давно.
Был некогда окраинным, дозорным.
В его деревнях каждое окно
Украшено наличником узорным.
Загадочный языческий мотив,
Подумать если, вовсе не случайный.
Как заклинанье, каждый в нём извив
Ещё дохристианской дышит тайной.
Здесь испокон веков жила мордва,
Упрямое, загадочное племя.
В узорах зашифрованы слова.
Их для потомков сохранило время.
С берёзы соскользнул печальный лист,
Напоенный осенним жёлтым светом.
Люби свой край, храни его, трудись,
Рожай детей – разгадка только в этом.
Нам предки передали эту весть,
Живущим ныне, письменами крова.
Языческое солнце, Божий крест –
Судьбы незамутнённая основа.
***
Вокруг ни коммунистов, ни Советов.
Кого бояться?.. Всё пошло на слом.
И от Симбирска в тыще километров
Горит под артобстрелом "Белый дом".
За огневым, несущим гибель валом
Идёт на штурм парламента спецназ.
А здесь, в Симбирске, осень по бульварам
Транжирит с ветром золотой запас.
И мы в молчанье скорбном поминаем
Всех, кто погибли за родной бардак.
Мы многого ещё не понимаем,
Но чувствуем, здесь что-то всё не так.
Пустые постаменты... Сдуло бюсты
С них временем. Навалом свезены
В сарай комхоза образцы искусства
Соцреализма рухнувшей страны.
Но кто-то гнёт уже привычно спину.
Поэтик сочиняет ловкий стих.
И в мастерских усердно месят глину.
Готовят гипс для идолов других.
И этот постамент, что обезглавлен,
Где пьём вино,
Не долго будет пуст.
Здесь новый идол будет нам поставлен,
И новый негодяй толпой восславлен
От переизбытка вечных рабских чувств.
***
Жизнь – занятие вредное
Для здоровья и совести.
Судьба моя непобедная –
Сюжет невесёлой повести.
Тяжёлые дни бывают,
Унылые, тягомотные.
На душу тоска налегает,
Как одеяло потное.
Грешен в унынии – каюсь.
Весь, от подошв и до темени,
Я колочусь и маюсь
Рыбой о лёд безвременья.
Господи, дай мне силы
В грязных сумерках буден
Не проклинать, что было,
Всё принимать, что будет.
***
В саду плывёт туман как дым,
От палых листьев горьковатый.
И всё, что мы в душе таим,
Обнажено и ждёт расплаты.
Как много их, в копилке слёз,
Обид, невыплаканных болей,
Надежд несбывшихся и грёз,
И зла, и страхов, и неволи…
Весь этот рой гудит, гнетёт,
Над бездной сотрясает душу.
И своего лишь часа ждёт,
Чтоб с воплем вырваться наружу.
Не дай, Господь, когда умом
Распорядится эта сила:
Кому-то – сразу «жёлтый дом»,
Кому – тюрьма, кому – могила.
В саду плывёт туман как дым.
Всё больше тьмы, всё меньше света.
В душе такое мы таим,
Что лучше не тревожить это.
***
Отгорели надежды и страсти,
И на сердце ознобный туман.
Где цвело наше юное счастье,
Там поднялся забвенья бурьян.
Знаю, скоро метельная скрипка
Заиграет на стылом крыльце.
И тебя не согреет улыбка
На моём невесёлом лице.
Дай мне руку, и я погадаю,
Что же нам путь-дорога сулит.
И о чём, говорливая в мае,
Осыпаясь, берёза молчит.
Мы с тобой тоже, друг, отшумели.
Подступает молчанья пора.
Под печальную скрипку метели
Будем мы коротать вечера.
Срок придёт – облетим, словно листья,
С древа жизни под небом глухим,
Все надежды и светлые мысли
Завещав поколеньям иным.
Мы взметнёмся над жизнью бескрылой,
Как костра отгоревшего пыл.
Много нас, кто на родине милой
Безответно страдал и любил.
***
День сияет остуженным светом,
Всё живое лишается сил.
Золотым листопадным паркетом
Землю хмурый октябрь замостил.
Жаль, что лето моё отшумело,
И в поля хлынул холод земной…
Пой, душа, тосковать надоело,
Хоть сквозь слёзы, но всё-таки пой!
Пой, душа! Есть, во что ещё верить,
Ведь судьба не растрачена вся.
Пусть невзгод на земле не измерить.
Но родные слышны голоса.
Там, за тьмой, откликаются эхом,
Вдалеке, то один, то другой…
Вся в задирах душа. Человеком
Нелегко на земле быть, друг мой.
|