СЕТЕВОЙ ЛИТЕРАТУРНО-ИСТОРИЧЕСКИЙ ЖУРНАЛ
ВЕЛИКОРОССЪ
НОВАЯ ВЕРСИЯ САЙТА

№25 Анатолий КАЗАКОВ (Россия, Братск) Два рассказа

Омилия — Международный клуб православных литераторов
На главную Наша словесность №25 Анатолий КАЗАКОВ (Россия, Братск) Два рассказа

Защитник земли русскойЗащитник земли русской

 

Посвящается Василию Ивановичу Белову

 

Задумок у людей всегда предостаточно, только не каждому под силу их воплотить в жизнь.  Этот извечный вопрос живет и неизвестно, сколько еще будет жить. Но так уж водится в нашей стране, России, да и не только в ней, что политика государства очень сильно вмешивается в жизнь людей. В начале 90-х, после развала Советского Союза, большинству людей стало жить порой невмоготу.

Не сказать, чтобы  Ивану совсем не везло. Была жена Нина, сын Игорь, работа на заводе, квартира, полученная за высокие производственные достижения в пыльном и грязном цеху, машина «Жигули» шестой модели и добротная дача, построенная своими руками. Нина привыкла ни в чем себе не отказывать, все чаще укоряла Ивана, заставляла уйти с завода. Иван терзался, не знал, что делать, зарплату не платили месяцами, а жить-то как?! Уйти? Куда? Везде бардак! Нина работала заведующей в детском саду, и на пару с подругой решили заняться бизнесом. Сначала у них была одна «точка» на рынке, по продаже продуктов. Потом больше – и пошло, поехало. Жена стала совладелицей большого магазина. Познакомилась с одним бизнесменом «местного пошиба», и у них закрутился роман. Сына Игоря к тому времени призвали в армию. Нина хотела дать взятку военкому, но сын решил служить, – что было удивительно редкостно для молодого нынешнего поколении: ведь была возможность не ходить в армию… И как мать ни упрашивала, Игорь ушел служить.

После проводин Нина рассказала Ивану, что любит другого человека, предложила развестись, оставив ему квартиру и машину. «Как же мне все пережить это?» – твердил Иван жене, – ведь у нас сын, и люблю я тебя! Плевать на все разговоры, я хочу жить с тобой!» Нина была непреклонна: «Нет, Иван, прощай!» – И, положив свои ключи, ушла. Замок так защелкнулся, как будто в сердце что-то оборвалось. Жена не была жестокой женщиной, она тоже переживала случившееся. Прожить вместе 19 лет – это не шутка.

Сидя за рулем дорогой иномарки, она с какой-то горечью в душе подъезжала к своему коттеджу, к бизнесмену Василию Петровичу. По ее щекам бежали слезы.

Всю ночь Иван просидел в раздумье о жене, о сыне. Вспомнился ему вдруг родной до боли, милый сердцу, деревенский домик. Родители: отец Степан и мать Мария Михайловна, уже шесть лет, как умерли. Жили они хоть и трудно, но счастливо. И «небесная канцелярия» не стала их разлучать. Прожили они друг без друга только неделю. Вот и остался он сейчас совсем один… Сестра где-то на Сахалине живет. Он там и не был ни разу. Письма сестренка писала регулярно, чего не скажешь об Иване. Брат был очень благодарен ей за это. Сестра жила хорошо: дети, муж, любимая работа. И, слава Богу.

Иван, никогда не злоупотребляющий спиртным, налил себе стакан водки и залпом выпил. Знал он о том, что в деревне всего несколько стариков осталось. Жить в городе, видеть знакомых, которые то ли из глупости, то ли из сердобольности рассказывали ему про Нину, Иван уже не мог. Как не мог понять простую, но вместе с тем очень сложную истину: «Почему же счастье такое хрупкое? Раз –  и нет его».

Почувствовав однажды боль в груди, в области сердца, Иван решил проверить своё здоровье в городской поликлинике, записавшись на приём к врачу. Пожилой врач-кардиолог, прослушав пациента, поставила серьезный диагноз: «Сердечная аритмия». Требовались лечение и покой.

«Поеду, поживу в деревне, может, там нервы немного успокоятся», – уже совсем твердо решил Иван. Ему, как опытному мастеру своего дела, хоть и с большим трудом, но выдали расчет. Родное подворье находилось от города в 120 км. Заправив полный бак бензина и взяв необходимое на первое время из одежды и продуктов, отправился он в родную деревню.

«Шесть лет не был после смерти родителей в своей деревеньке, – с тоскою размышлял Иван, – что ждет меня там? Может, дом давно на дрова разобрали? Или спалили? Но раз решил ехать – отступать некуда. Завсегда так у нас!» Въехав в деревню, горестно сразу стало на душе: центральная дорога почти вся заросла травой. «Да, раньше бы такого ни в жисть не было. Коровы с овцами, козы, всё бы повыщипывали».

И вот он, как будто из русских сказок, с покосившимся напрочь крыльцом, вросший в землю почти до ставень, даже в таком жалком виде, по-прежнему, самый дорогой и милый сердцу, домишко. Иван стоял перед домом, крепко задумавшись, и не заметил, как подошел сзади дед Сергей: 

– Здорово, земляк! Ты тутошнай чо ли, али как?

– Что, дед Сергей, не признал? Данилин я, Иван.

– Ваньша? Вот ёк-макарёк!

Иван обнял деда и сильно обрадовался, что хоть кто-то еще жив остался в родимой деревеньке.

– А много ли в деревне живых, дед, сказывай! Да пойдем в дом.

На двери висел нехитрый замок, а наверху, где было окошечко, лежал ключ. «Ничего не менялось с годами. Ключ на месте, а мы стареем, седеем», – думал Иван.

Вшли в избу, сразу пахнуло сыростью и запустением. «Русская печка, чугуны, ухваты, стол с посудой и даже самовар – как не украли? Каким чудом?» И словно читая мысли Ивана, дед вторил: «Мы приглядывали, хоть сторожа из нас никудышные, но все же догляд был».

Иван сходил к речке, что была неподалеку, набрал ведро чистой воды. Протерев пыльный стол, стал налаживать закуску, достал бутылку водки, налил по рюмочке. «Мне ведь много нельзя тапереча, Ваня». – «Да и мне нельзя, но помаленьку за встречу все же надо». Выпив и закусив немного, дед раскраснелся и, как водится, раздухарился. «А чо, живем, Иван! Куда деваться? На деревне раньше 54 дома было, теперь все почти пустые, да многие на дрова и на слом увезенные. Старик Семен со старухой еще живы, им дети с города продуктов привозят, не видят обои ничего. А в город не хотят, нет – и точка! Три бабки в одном дому живут, все трое – Дуняшки. Старые стали, вот и перебрались в одну избу, ухаживают друг за другом. Я с бабкой Настеной живу, но нам легше: к нам ребята наши завсегда приезжают. Не забывают, ек-макарек. И еще несколько старух живет. В общем, число стариков  –  четырнадцать, – подытожил дед Сергей. – А как же ты в такой сырости будешь-то? Пошли ко мне, баню натопим. Баяли, что с женой у тебя не сложилось?» «Да, дед! И город – большая деревня. Как здесь-то узнали?» «Да вот, узнали, деревенских-то много в городу наших. Все уехали, нас покинули, но все ж таки навещают, ек-макарек». И вспомнив про баню, дед начал опять звать Ивана к себе. «Спасибо, дедушка, я постараюсь пока здесь обустроиться». «Да полно тебе! Пойдем, говорю, ко мне», – не успокаивался дед. «Ну, ладно, затапливай баню, а я все же приберусь маленько». Дед быстро ушел разносить великую новость по деревне.

Иван, вспомнив, как маманя лихо мыла полы в избе, тоже, подражая ей, стал наводить порядок, даже лампадку на иконе зажег. «Вернулся я, понимаешь? – говорил он, глядя на икону, а по щекам бежали слезы. – А что, если печь затопить? Задымит, небось? Не продохнуть будет. А что, и затоплю, как без нее-то?» Выбежал во двор и, набрав в охапку дров, затопил печку. Двор хоть и был покосившимся, но дров было много. Отец любил жить с запасом.

Подымив немного, печь разгорелась. В избе становилось теплее. «Даже самый нижний кирпич нагревается, – пощупав печку, подумал Иван. – Да, умели раньше класть. Вот уж специалисты. От Бога. Не отнять».

Немного погодя, вышел Иван на крыльцо – и обмер. Все четырнадцать старичков, во главе с дедом Сергеем, стояли возле дома и обсуждали эту воистину великую, потрясшую всю деревню новость. Да и как не удивиться! Не спившийся алкоголик, не арестант какой, а нормальный мужик, да еще и с машиной, вернулся в деревню. Вот новость, так новость!

– Ну здорово, земляки! Заходите в дом. Отметим встречу, чем Бог послал, как в народе говорят. И началось у них нежданно-негаданно пиршество. Каждый из своего дома принес непременно самое лучшее из еды и выпивки: и карась жареный, выловленный еще утром в речке, и яички свежие, пироги на любой вкус: с грибами, яблоками, с кашей. И вот что удивительно, Иван совсем забыл про болезнь, даже достаточно много выпив спиртного и закусив, чувствовал себя хорошо. До позднего вечера сидели, вспоминали прошлую жизнь, говорили о нынешней, современной, – и Иван не мог налюбоваться на милых старичков, слава Богу, живых, да еще с такой природной хваткой. Этой хватки у молодежи в городе-то мало, а у них, гляди-ко, сохранилась. Ух, удальцы-молодцы!

Проводив гостей, уладился спать. Лег на свой старый диван, а он, будто почувствовав, что вернулся хозяин, даже и не скрипел, словно говорил: «Ну, поспи, отдохни, намаялся за день, сердешный». Утром разбудили петухи, звонко, на всю деревню пропели они свой гимн проснувшейся земле. Сладко потянувшись, встал.

Прошел месяц с того дня, как Иван вернулся в деревню. За это время он подлатал дом, утеплил его, засыпав завалинки опилками, поправил покосившийся палисадник, кое-что подкрасил, – и издалека уже сразу было видно, что в доме живет настоящий хозяин. Одна из старушек, баба Шура, корову свою привела: «У меня силы больше нет корову держать, а тебе надо молочко пить, вон какой из города бледный приехал. Пей, сынок! Помаленьку, глядишь и поправишься».

Иван, наладив косу, отправился на сенокос. Вспомнилось, как в юные годы выкашивался каждый клочок земли и если кто-то выкосит чужое, то драки не миновать. Теперь поле стояло все заросшее, травы на пять колхозов хватило бы, – высокая, сочная, – по пояс рослому мужику будет. За неделю упорного труда­ большие сушила на подворье Ивана были полностью забиты. Вот бы мать с отцом порадовались, коли живы были. Слова бабы Шуры, видно по всему, по-доброму были сказаны. Уже четыре месяца пил он парное молоко и чувствовал себя великолепно. Завел еще семь куриц. Корму для них было полно – и картошкой и рыбой подкармливал, а бывало, и молоком поил, которого было в избытке. А те, словно в благодарность, несли крупные и такие полезные для здоровья яички.

Навёл порядок Иван и на деревенском кладбище. Поставил новые, деревянные кресты на могилах родителей, да и всем старикам помог в этом деле. Данилины завсегда славились руками «золотыми». Старики нарадоваться не могли на Ивана. И пошутит, и поможет. На празднике на гармони так залихватски играет, что бабуси в пляс идут, забыв про свои радикулиты. Хорошее настроение – очень важная штуковина, надо сказать.

Но тревожные дни приближались. И от них, как не уходи, они все равно приходят. Такова суровая правда жизни.

С утра, покормив скотину, Иван вышел на крыльцо покурить. В глаза сразу бросилась незнакомая машина возле деда Сергея. Из неё вышел цыган, его золотые зубы было видно издалека. Почуяв недоброе и взяв лопату, Иван пошел навстречу беде. Сердце билось все сильнее и сильнее. Ох, дед, дед, только выживи. Знал Иван, что ездит по деревням цыганская «артель» и грабит стариков. Вот и их, видно, черед настал. Из дома деда Сергея выходило четверо холеных цыган. Один шёл, считая деньги, другой нес старинный самовар. Они по-своему что-то оживлённо говорили, за ними бежал дед Сергей и осипшим от горя и от обиды голосом кричал: «Ироды окаянные! Как вас земля только носит!»

Вдруг один из них, развернувшись, нанес сильный удар деду. Тот хоть и упал, но не успокоился… Завидев Ивана, цыгане были удивлены. Как в забытой деревне нормальный мужик объявился. Молодой цыган подбежал к Ивану: «Пикнешь – зарежу! Кранты тебе, понял!» Иван неожиданно нанес ему удар лопатой прямо в нос, тот сразу упал и обмяк. Что его хотят взять в круг, Иван догадался сразу. Не знаю, откуда берутся такие прозорливые мысли, но Иван вдруг примирительно промолвил: «Да я, мужики, ничего, я молчать буду, простите меня». И когда один из нападавших немного расслабился, ударил его лопатой по голове. В этот миг и почувствовал в боку сильную, пронзительную боль, но из последних сил, крепко зацепил еще одного из нападавших. В глазах потемнело – и он медленно опустился на землю. Оставшиеся два цыгана, увидев как дед Сергей кого-то  вызывал по сотовому телефону, видимо, испугавшись, затолкали в машину своих братков. Но один из них, вернувшись к лежащему Ивану, хотел еще раз пырнуть его ножом.

В этот момент, дед Сергей, оправившись от удара, взял подвернувшийся под руки кирпич и кинул в цыгана, угодив ему между лопаток. Тот, взвыв от боли и оставив свои намерения, побежал в сторону деда. Дед успел закрыть за собою дверь, крича: «Щас приедут мои ребята, тут и утихомирят тебя, нелюдя!» Цыган, матерясь по-русски, быстро сел в машину – и был таков.

Дед Сергей, увидев, что нехристи уехали, подбежал к лежащему Ивану и запричитал: «Ванечка, милай, не умирай! Родненький, сердешнай, потерпи! Господи, помоги ему!» – крестился дед. Перепуганные бабули стояли вокруг Ивана и молились все к ряду. «Господь, сверши чудо!» – жалобно просила Всевышнего баба Шура. Даже дед Семен, хоть и слепой, не растерялся в данной ситуации, а решительно командовал: «Надо немедленно остановить кровь! Язви вас в душу! – Ругался он.– Вы что стоите, перевязывайте его скорей!» Баба Настёна сбегала домой, сорвала простыни, на которых они спали с дедом Сергеем,  и,  второпях, с горем пополам, перевязали Ивана.

Вскоре приехала грузовая машина, за рулём сидел сын деда Сергея, Валерий. Выскочив из кабины и широко раскрыв глаза от увиденного, только и успел вымолвить: «Вона у вас чо!» Дед Сергей стал торопить сына: «Скорей его, сынок, в больницу вези!» «Я, отец, и «скорую», и милицию вызвал, пока добирался сюда. Вот-вот должны быть здесь».

«Скорая», не доехав немного до деревни, застряла. Доктор с санитаром быстро приближались к месту происшествия. «Да, рана очень серьезная и пульс едва прослушивается, – подытожил доктор.– Нужно срочно его нести к «скорой»,  чтобы подключить раненого к аппарату дыхания».

После подключения к аппарату и двух уколов Иван пришел в себя. Валерий с водителем «скорой помощи», застрявшей неподалёку от места ЧП, зацепив бедолагу тросом за грузовик, вытащили ее из колеи на дорогу, и  повезли потерпевшего в город. Старики, стоя возле дороги, еще долго смотрели вслед уходящей машине.

Приехавшему милиционеру они наперебой рассказывали о случившемся. Участковому давно было известно о выходках цыган. Их уже искали по всему району.

Какой опять тихой и скучной стала жизнь в деревне. Старики денно и нощно молились за здоровье Ивана, бабуси плакали, вытирая слезы краешком платка. Хирург, оперировавший Ивана, прошедший Афганистан, видел и знал очень многое. Во время операции у Ивана останавливалось сердце, но хирург, несмотря на отпущенный ему в данном случае медициной мизерный шанс на спасение пациента, до последнего борясь за его жизнь, всё  же спас Ивана.

Столько посетителей в больнице давно не видел лечащий персонал. Многочисленные дети, внуки и правнуки, в знак благодарности за своих стариков, приходили навещать больного. Соседи по палате диву давались: «Надо же, Иван, сколько тебе продуктов несут?!»  А он, угощая всех, весело шутил: «Бесперебойное снабжение».

Поправившись, Иван вернулся в деревню. Зайдя в дом, сразу заметил порядок в нем. «Спасибо вам, старички, что ухаживали за моим хозяйством», – подумал про себя хозяин.

Хорошая весть быстро облетела деревню. Жители снова собрались за столом, отметить  в  этот раз выздоровление Ивана. Дед Сергей, вытирая слезы, все твердил: «Защитник ты земли русской, дорогой наш Ванечка».

Пока Иван лежал в больнице, шесть сыновей деда Сергея повсюду искали цыган, но те исчезли бесследно…

К этому времени поздняя осень сменилась холодным ветреным предзимьем. А вскоре и зима засвистела вьюгами в окна.  В деревне Иван со стариками решили весело отметить Новый год… И вот уже ярко сверкает старыми, но такими прекрасными игрушками, новогодняя елка в доме Ивана. На праздничном столе домашние пельмени, пироги на любой вкус, холодец, утка с яблоками, самогон, наливка. Гости, выпив по чарке домашней наливочки за уходящий год, принесший им столько радостных и тревожных событий, пели старые песни: «Под городом Горьким», «От людей на деревне не спрятаться», «Зорьку алую» – и многие другие, оставившие за долгие годы в душах этих простых, нехитрых тружеников свой незабываемый след. Иван, сопровождая пение заливистыми переборами на гармошке, думал: «Как хорошо, что кто-то придумал такой замечательный инструмент. Да, поди, народ-то и придумал от скуки, веселья ради», – сам себе и ответил он. Как молодые, гуляли старики в эту новогоднюю ночь до утра. При бое курантов, дед Сергей палил из своей старой двустволки, привезенной сыновьями, на всякий случай. Горький опыт многому научил.

Вот уже два года прожил Иван в деревне и нисколько не жалел об этом. «С сыном бы повидаться. Писал ему, может, приедет». И как будто кто-то подслушал мысли Ивана. Сын Игорь действительно приехал, да не один, а с женой Леной. Так случилось, что в армии он женился. Обнялись отец с сыном. «Отслужил, значит, сынок!» – «Отслужил, батя!» – «Забирай, сынок, квартиру. Я здесь останусь. Видно, так надо». – «Да что ты, батя! Нам мама уже купила квартиру. Нам ничего не надо. Тебя вот попроведать приехали». – «Вот и хорошо, вот и молодцы! Я вас молочком парным попотчиваю». Молодые погостили у Ивана неделю. В сельской вотчине им понравилось, но все равно уехали в город.

 

В соседней деревне, по словам деда Сергея, жила одна семья: трое ребятишек – две девочки и мальчонка, остались без присмотру. Родители их от пьянки угорели.

– Кабы я помоложе был, взял бы их к себе, – говорил дед.

– Почему в детдом их не забирают?

– Да кому что надо? Это раньше была власть, а теперь… Ты же сам все знаешь. И раньше порядку мало было, а сейчас вообще.

– Ладно, дед, съезжу я туда, – твёрдо пообещал Иван.

Соседняя деревня отличалась разительно. Сразу было видно, что в ней живет много пьяниц. Ребятишек нашел быстро, без затруднений. Подойдя к развалившемуся дому и оглядев его, Иван почувствовал, как к горлу его подкатил ком. «Господи, да разве можно жить в таких условиях?» – подумал Иван… И тут навстречу ему вышел мальчонка лет пяти и его сестрички. Грязные, чумазые, глядели они своими голодными глазенками на чужого дядю.

– Ну, ребята, здравствуйте! – начал Иван, протягивая каждому руку и давая по шоколадке. – Ну, как жизнь тут у вас?

Вперед вышел мальчуган и быстро затараторил:

– Да ничо, нормально! Картошка есть, только кончится скоро, но мы и траву научились есть.

– А что, если сядем ко мне в машину, да поедем в мой дом, поживем маленько вместе. А если не понравится, я вас обратно привезу. Велосипеды купим  вам, игрушки.

К ним подошла пожилая женщина. После смерти родителей, она присматривала за детьми. «И вы хотите такой хомут на себя надеть?» – спросила она.

– Да вот, понимаете, хочу. А что, есть возражения?

– Нет, дело не в этом. Не обижайте их. Натерпелись они, ох как натерпелись.

Быстро запрыгнув в машину, ребятня загалдела на все голоса, хвастаясь перед остающейся здешней детворой, что дядя им шоколадки дал и велики купит. Шоколад почему-то они не ели. Только позднее Иван узнал, почему. Они экономили их на тот день, когда им нечего будет есть.

Хоть и взял Иван детей к себе, а растить помогала их вся деревня. Дети ходили чистые, умытые, сытые. Готовя еду, – будь-то жареная картошка, суп с курицей или котлеты, Иван не мог нарадоваться на детей, как они всё уплетали. Иван понимал, что ребятишек надо как-то оформить на свое имя. По вечерам, уложив малышей спать, Иван зажигал лампадку и просил Господа дать ему силы, чтобы вырастить детей. Прикипел сердцем к этим бедным крошкам, мирно сопящим в теплом доме.

Боясь чиновничьей волокиты, он не обращался к властям за помощью, а просто продолжал воспитывать детей. Так прошло два года.

Нежданно-негаданно, нагрянула комиссия. «Вы что, с ума сошли? Не имеете никакого права!» – громко возмущались они. Все старики вышли на защиту детей, но и это не помогло.

Тогда Иван решил предпринять контрудар. Поехал к бывшей жене. Нина, выслушав рассказ Ивана, прослезилась. Поговорив с кем надо и передав кому надо кругленькую сумму, она уладила это непростое и сутяжное дело.

– Спасибо тебе, Нина!

– Да не за что. Мне и самой теперь легче стало. Я богатая баба, ребятишкам помогла, так это мне самой надо, понимаешь?

– Счастлива ли ты, Нина? – неожиданно спросил Иван.

– Да если бы не нравился человек, не жила бы я с ним. А ты чего не женишься?

– Мне об этом и думать было некогда.

На том и расстались. Нина уважала Ивана, а он, в свою очередь, был благодарен ей за оказанную помощь.

Вернувшегося благополучно домой Ивана, ребятишки радостно встретили. И вдруг, Господи, как же это всегда неожиданно бывает, старший Артемка воскликнул: «Ура! Папка приехал!»

Сколько не жило бы человечество на земле, и чтобы по тому поводу не говорили всегда «умные идеологи», но не было в ту минуту для Ивана ничего дороже и прекрасней этих слов! Потом будет школа, взросление, становление… –  А пока эти слова: «Папка приехал!» – для него стали главными в жизни. Сквозь слезы Иван твердил: «Ничего, гвардейцы, прорвемся! Не замечу, как и подрастут у нас в деревне ее будущие защитники».

По вечерам, сидя на скамейках, старики обсуждали события, происходившие в последнее время на деревне. Теперь, приезжавшие к ним дети и внуки, обязательно заходили к Данилину Ивану. Интересно всем было, как мужик на такое серьезное дело решился. Вырастив своего сына, еще троих взял. Диво, да и только!..

Как-то, под вечер, Иван, напарив ребятишек в бане и покормив их супом со щавелем, уложил спать. Лежа в кровати, они его все донимали: «Папка, как ты такой вкусный суп готовишь? Научи нас». – «Да просто очень: беру щавель, картофель, вареные яички, лучок, морковку, соль да колодезную воду. И печка наша русская, работница золотая» – тоже помогает мне…

Укрыв заснувших детей одеялами, Иван, надев пиджак, пошел к реке. Вечером, когда солнце уже заходило, на воде красиво играли и блестели последние лучи солнца. Проверив сеть, вытащил пять карасей с ладошку. «Ну, вот, и завтрак будет вкусным. Опять будут удивляться ребятишки: «Как вкусно, папка, ты жаришь рыбу». Сам себе улыбнувшись, стал пристально вглядываться в сгущающиеся сумерки. Вечерний воздух, напоенный дурманящими медовыми запахами клевера и медуницы, слегка кружил голову Ивана, рождая в ней светлые житейские мысли. Перед глазами весело текла, серебрясь от заходящего солнца, речка…

 «Жаль, что Игорь с женой не хотят здесь жить. – Продолжал думать Иван о старшем сыне с невесткой. – Спасибо, что хоть не забывают отца. Это очень важно. Может, скоро дедом стану. Нина что-то на эту тему намекала».

…Караси трепыхались в ведре,  но Иван не слышал их. Так и стоял он  с ведром, погруженный в свои мысли, время от времени вглядываясь куда-то в заповедную даль.

 

 

Свято-давнишняя РусьСвято-давнишняя Русь!

 

Посвящается Василию Ивановичу Белову

 

 

 

«… Мы должны вновь стать нацией, возлюбить братию свою во Христе, отважиться на соборные деяния по спасению страны, а не грабить Россию и друг друга да вывозить капиталы за рубеж…»

 

Д. М. Балашов

 

«… Есть закон человеческой природы и культуры, в силу которого всё великое может быть сказано человеком или народом только по-своему, и всё гениальное родится именно в лоне национального опыта, духа и уклада. Денационализируясь, человек теряет доступ к глубочайшим колодцам духа и к священным огням жизни, ибо эти колодцы и эти огни всегда национальны: в них заложены и живут целые века всенародного труда, страдания, борьбы, созерцания, молитвы и мысли».

 

И. А. Ильин

 

За рулём своего нового автомобиля «Жигули» ехал Евгений Курочкин. Его привычная трасса до города Сарова почти везде была прямая. Ям на пути не было, и это было уже довольно сносно для наших российских дорог. И кто знает, может, и от этого настроение у Евгения было какое-то окрылённое. Жена Клава слегка недоумевала: «Чего это ты сегодня весёлый такой?» Но он на расспросы любимого человека только чему-то улыбался.

Город Саров считается кладезью русской науки – и поэтому был закрытым городом. Зарплаты научным людям по российским меркам платили немалые. Недалеко от города, вдоль дороги, образовался рынок. В сам же Саров, в силу его секретности, не пускали, – и люди со всех окрестных сёл и деревень везли на этот рынок сельхозпродукцию. И были благодарны судьбе за то, что городской саровский люд всё скупал. Вот на этот рынок и возил Евгений мясо, в основном свинину, которую тоже, как и многие, ездил и скупал по деревням. Потом с женой, стоя за прилавком, бойко и умело всё распродавали. С помощью такого прибыльного дела жили хорошо. Да и детей материально обеспечивали.  Купили дочери квартиру в городе Арзамасе. Но дочь Наташа с сыном Игорьком почти всегда жили на селе с родителями. Потому, как муж, работая на военном заводе, часто был в командировках. А ей было скучно в городе одной с сыном. Да и не могла её душа привыкнуть к равнодушно-многолюдному городу. Сын же у Курочкиных проходил срочную службу и служил неподалёку. И его, по возвращению из армии, тоже ждала квартира. Дочь с сыном не могли нарадоваться на своих тружеников родителей.

Вот уже который год, проезжая по святым Дивеевским местам, Женя невольно любовался золочёными, а в его воображении – прямо-таки живыми куполами, которые были видны издалека. Несколько по-настоящему величественных восстановленных старорусских храмов радовали глаз приезжающих сюда отовсюду православных людей. Вся эта местность со времён жития Серафима Саровского считалась святыми местами. Даже после 1917 года храмы каким-то чудом уцелели.  Службы в них несколько десятилетий не велись. И православному люду немало пришлось потрудиться, чтобы восстановить всё это убранство. Пожилые люди из поколения в поколение передавали внукам и правнукам житие святого Серафима Саровского. Вот и сейчас, ведя машину, Евгений Иванович с удовольствием вспоминал, как бабушка Татьяна, накормив его молочной лапшой из чугунка и отправив замерзшего на улице внучонка греться на русскую печь, – ласково и очень доходчиво рассказывала ему, о том, как святой Серафим исцелял немощных людей… Как пришли к нему из Ардатова бандиты, думающие, что миряне платят Серафиму за исцеление и решившие отобрать эти подаяния у свято-блаженного старца. Но, не найдя, кроме хлеба и воды, ничего, –  сильно избили старца. А маленький Женька, жалеющий святого Серафима, спрашивал: «Баба, ну, зачем они били его, он же помогал всем?» И бабушка Татьяна Ивановна, глубоко вздохнув, продолжала свой рассказ: «Может быть, от того и избили, что помогал всем. Люди-то, Женька, злые бывают и не все понимали, что Серафим излечивал немощных бесплатно».

Потом верующие люди отыскали этих бандитов. Но святой отец Серафим сказал, что прощает им прегрешения: ибо они не ведали, что творили. А когда у разбойников погорели дома, и жизнь их стала невыносимой, они сами кинулись молить святого о пощаде, поведав о постигших их превратностях судьбы. На что Серафим умиротворённо им отвечал: «Я и не сердился на вас…А то, что вы раскаялись, даёт вам путь к спасению».

И когда бандиты в слезах уходили  от него, старец  заверил, что всё у них будет хорошо.

Бабушка видя и удивляясь тому, как внук с интересом слушает её, продолжала напевно рассказывать: «А вот, внучок, был еще и такой случай.  Однажды к святому принесли на руках не ходячего мальчика. Серафим спросил его: «Веруешь ли ты в Бога?» Мальчик ответил, что верует. И святой произнёс пророческие слова: «Вставай и иди!» И мальчик пошёл, а потом даже побежал. А верующие православные люди воистину радовались и за мальчонку, получившему исцеление, и за его родителей, которые стояли и плакали от счастья…Вот так и жил на Нижегородской земле святой старец Серафим, исцеляя людей от разных недугов и хворей».

Под эти слова бабушки и засыпал на теплых кирпичах русской печи деревенский мальчонка, Женя Курочкин. И по всей этой местности детвора впитывала в себя, пока ещё до конца не осознанную, вековую тайну о старых святых русских людях. Но так уж устроен мир, что люди на земле все разные. И, конечно, многие не верили старым людям. Потому, как внешне, это походило на сказку… А другие, наоборот обретали веру в воистину Свято-давнишнюю Русь. Ибо, как сказывали старики: «И жива и сильна наша многославная и многострадальная Отчизна тем, что денно и нощно молятся  истинно русские люди о её спасении».

А когда снова наступал вечер, Женька уже в который раз не переставал удивляться бабушкиной памяти. В этот раз он узнал о том, что Серафим молился за Русь и православных людей в уединении в дремучем лесу. К святому человеку прибегали хищные звери: медведи, волки. И они вели себя в присутствии Серафима словно малые дети… А Серафиму приходилось часто объяснять обращающимся к нему за врачеванием и благословением прихожанам, что хищники их не тронут, что они тоже божьи создания, и им, как и всем земным существам, нужна ласка и  исцеление. А когда прихожане убеждались, что это воистину так, то это удивляло даже тех, кто ни во что не верил.

 

До рынка оставалось совсем немного пути. Но так вот зачастую бывает, что настроение у человека быстро меняется. Почему так происходит? Поди, угадай!  Только пока человек жив, мысли в его голове меняются постоянно. И взгляд Евгения невольно изменился. Ещё несколько минут назад память и вся сущность этого деревенского мужика всецело радовались таким, всегда необычайно светлым, воспоминаниям о бабушке. Теперь же взгляд Евгения Ивановича таил в себе великую грусть русского человека о родной земле.  Мелькавшие поодаль дороги закончившие свою жизнь брошенные деревни и полупустые сёла наполняли душу горечью и неминуемой тоской по прошлым временам. Ещё во времена существования Советского Союза работавшего тогда в колхозе шофёром Евгения посылали в разные районы Горьковской области помогать вывозить зерно с полей. А деревень в тех местах было не счесть!.. Он и сейчас, сквозь года, слышал звонкие голоса деревенских жителей. И от того, что всё это ушло, саднило в груди с такой силой, что порой хотелось остановить машину и отдышаться. Его опытный взгляд приметил наполовину заросший сочной травой деревенский мостик. Вода под мостом была только по весне. И по едва угадывающимся сейчас приметам Евгений вспомнил, что и из этих благодатных мест приходилось ему когда-то вывозить зерно. Речка не пересыхала тогда и в жару. А её величество, святая русская деревня, с непорушенным в те годы историческим укладом бытия, находилась совсем неподалёку. Теперь же, от некогда весёлой деревни, ничего, кроме этого мостика, не осталось.

На этот раз они везли на базар две туши свинины и, по словам Клавы, к обеду должны были всё распродать. Евгений ещё издали приметил на дороге что-то необычное, и по мере приближения, всё больше удивляясь и не веря своим глазам, уже чётко различал, что по обочине дороги на коленях передвигается человек. От неожиданности увиденного даже как мальчишка вскрикнул и удивлённо обратился к жене: «Смотри, Клава, это чево?!» Обогнав странного путника и остановив машину на обочине дороги, они с Клавой решили расспросить показавшегося им интересным человека.

Странник, отрешённый от общепринятого человеческого бытия, не обращая никакого внимания на скрежет тормозов, продолжал свой путь. И только, когда мужчина и женщина подошли к нему совсем близко, он остановился. Супруги были потрясены увиденным. К ногам блаженного были привязаны дощечки, чем-то отдалённо напоминающие колодки. Одежда на нём была самая обыкновенная, состоящая из потёртого джинсового костюма. На вид же ему было лет пятьдесят. Этот, кажущийся блаженным, человек хоть и остановился перед незнакомыми людьми, но, не переставая вслух читал молитву «Отче наш». Но не всё, увиденное, потрясло Евгения с Клавой. Особенно удивили и даже испугали глаза этого человека. Их отрешённый от мирской суеты намоленный свет был устремлён в небо. Супруги, перекрестившись, осознали в этот миг что-то такое, неизмеримо важное, чего с ними никогда не случалось ранее. Это было воистину каким-то невиданным, да и неслыханным ощущением. Евгению не терпелось начать разговор, и, поздоровавшись, с путешественником, он с немалым интересом и внешне выдававшим его волнение голосом, спросил: «Ты это откуда такой, мил человек, идёшь-то?» Путник с голубыми глазами словно уже давно знал, о чём его спросят, и устало, но вместе с тем как-то очень проникновенно, заговорил: «Иду ко святым местам, к гробнице Серафима Саровского прикоснуться». Евгений невольно полюбопытствовал: «И сколько же ты идёшь-то вот эдак?» Человек, перекрестившись, ответил: «Да вот, почитай, три месяца иду. – И немного погодя, добавил: – С Ивановской области я». Евгений, немало удивившись, продолжал расспрашивать бедолагу: «А как же, если дождь? Да ведь и есть чего-то надо?!» И задавая эти вопросы, припомнил рассказы местных шоферов, которым уже доводилось встречать таких людей. Но он почему-то тогда совсем не обратил на всё это внимания. И вот теперь, когда самому довелось свидеться, Евгению Ивановичу стало многое понятно. Мужик, стоящий на дощечках с закреплёнными внизу подшипниками вместо колёс, пояснял: «Да ведь как придётся. Бывает, ночью иду, –  если днём жарко. А когда дождь, то в рюкзаке у меня кусок брезента есть, им и накрываюсь. Добросердечные водители,  как ты, останавливаются – предлагают воды, поесть чего дают».

И опять что-то изменилось в душе у Евгения. Он вдруг живо представил в непогоду мокнущего на обочине дороги, под брезентом, человека.

«Ну,  для чего так страдать и мучиться? Миллионы людей живут в своих тёплых благоустроенных квартирах, и никому даже в голову не взбредёт вот так-то самого себя изнурять». И вдруг, прервав свои мысли, он обратился к жене: «Клава, дай чего-нибудь горемыке пожевать да и попить не забудь».  И, говоря эти слова, он продолжал находиться в каком-то необычайном оцепенении. Клава, сама очень долго болевшая и понимавшая всем сердцем людское страдание, тоже, как и муж, была немало удивлена увиденным. Она сходила к машине и принесла двухлитровую бутылку молока, кусок сала, полбулки хлеба и несколько варёных яиц, и отдала всё несчастному страннику. В женском её понимании были затронуты вечные мысли человека о сытости и голоде. Она вдруг подумала, что человек этот, может быть, уже много дней не ел и сказала: «Вот, поешьте, что Бог послал! Нас не стесняйтесь!» И за этой, казалось бы, обыденной фразой, меж тем прослеживалась многовековая материнская забота о ближних. Путник открыл бутылку молока и сделал несколько глотков. По тому, как он жадно поглощал молоко, Клава без труда догадалась, что не пил он давно, и была внутренне довольна собой. Раньше, когда они с Женей были помоложе, она ни о чём таком и подумать не могла. Много позднее, когда врачи поставили ей диагноз: «Злокачественная опухоль груди», – и лёжа в больнице такая беспомощная, о чём только ее исстрадавшаяся душа не передумала. И Евгению, на тот роковой момент, приходилось выполнять перед  детьми не только свои отцовские обязанности, но и роль мамы. Клавдия много передумала в те тяжёлые месяцы болезни. На селе все родственники и знакомые за неё неустанно молились. И так иногда случается в жизни: болезнь Клавы отступила. Но после этого многое в мире ей виделось по-другому. И преображение это Клавино Евгений Иванович ценил всем нутром. Они и так дружно и хорошо жили, а после Клавиной болезни они вообще относились к жизни, как к волшебному чуду, и молились, и радовались каждому дню. Они всем в округе поднимали настроение и, не осознавая того, сами учили других ценить жизнь.

Попив молока, путник потеплевшим голосом произнёс: «Спаси вас Христос, добрые люди!» За всё это время, по какому-то странному стечению обстоятельств, они даже не спросили, как кого зовут.

И теперь человек этот поинтересовался об их именах.  Евгений, не переставая думать о том, что они, наверное, по возрасту ровесники будут, а как всё же по-разному живут на земле, смущённо  ответил: «Меня Евгений Иванович зовут». Услышав это, странный человек дальше продолжал рассказывать о своих мытарствах. Муж и жена, словно под гипнозом, стояли и слушали:

– Я много грешил в жизни, вот и дал самому себе обет, что на коленях дойду до святых Саровских мест. Поклонюсь мощам святых, и буду молить о спасении своей души. Я ведь – не инвалид какой, –  я ходячий! Не понимал я раньше многого. Думал, что от жизни надо брать всё, –  вот и брал! Нет, Евгений, не это главное». И вдруг он замолчал.

И в это короткое затишье  Евгений спросил: «Коленям-то, наверное, больно? Я на тебя гляжу, а внутри страх берёт».

– Да! Поначалу и правда боль чувствовалась, а потом привык. Святые люди за нас, грешников, молились, а мы, дураки, этого не понимали. А святые знали, что мы рано или поздно прозреем. Им это ведомо было…Ты езжай, Евгений! Вот и жена твоя, небось, заждалась?! Дай Бог тебе и семье твоей здоровья. И вдруг, посмотрев на небо, совсем не как повидавший жизнь мужик, а словно ребёнок, заговорил:

– Только, Женя, простит ли меня отец Серафим за грехи мои, не знаю! Но если не помру, то дойду. Мне ведь не смерть страшна, мне покаяться надо. Может быть, я вас, шоферов, от греха уберегу, кто знает. И, уже плача, прошептал:

– Вот посмотрел на меня, Евгений, и поезжай с Богом! На том и попрощались.

Евгений, заводя машину, ещё успел заметить в боковом зеркале автомобиля, как этот странный  путник складывал в рюкзак продукты. Всю оставшуюся дорогу до рынка они разговаривали о повстречавшемся на их пути человеке. А Евгений Иванович всё сокрушался, что в спешке так не узнал имени чудного странника.

В этот день Курочкины уже к обеду, как и предполагали, распродали всё мясо. Купили тут же, на рынке, большой арбуз и поехали домой. Евгению бередила душу нехорошая мысль, и как он её ни гнал от себя, она его не отпускала. Он сам себя стал ненавидеть, но поделать уже ничего с собой не мог. И Евгений Иванович стал вслух делиться своими мыслями с женой: «А что, если они, эти люди, так зарабатывают? Ведь идти-то ему до храма осталось день, или того меньше? Может, обманул он нас с тобой, Клава, да и других вот так же облапошивает?»  Жена же принялась разубеждать мужа: «Вот те на, ещё недавно про святых людей вспоминал, а теперь что же?» Потом, глубоко вздохнув, Клавдия продолжила: «Я не знаю, но я верю ему, ведь если такой человек обманывает, то весь мир тогда ни к чему!» Жена замолчала, и по лицу её текли слёзы. Евгений жадно вглядывался в дорогу и, наконец, увидел его. Грешник по-прежнему передвигался на коленях в сторону святых мест. И по висевшему сзади его рюкзаку, Женя догадался, что еды ему, кроме них, по всей видимости, больше никто не давал. Рюкзак, как и прежде, был наполнен меньше чем наполовину. Хоть они и не стали второй раз останавливаться, жена, увидев странника, была по-настоящему рада, все грустные мысли её куда-то улетучились.

Евгений же так и возвратился домой с чувством полного сомнения и душевного терзания. Вечером зашёл друг детства, Сергей Хлебников, с просьбой отвезти завтра утром внука покрестить. Когда друзья немного выпили, Евгений рассказал о случившемся в дороге. И, делясь своими сомнениями, спросил: «А ты как, Серёга, думаешь?» Тот, пожав широкими плечами, откашлявшись, с хрипотцой в голосе, ответил: «Да кто его разберёт? Нынче всяких прохвостов хватает».

Всю ночь Евгению Ивановичу не спалось, думы одолевали одна за другой. Да, в его большом новом доме в углу висели старинные бабушкины иконы. И он верил в Бога, но лоб себе не расшибал. Просто как-то спокойно веровал. Да это так, наверное, и должно быть: веровать скромно, совестливо. Только слова эти каждый человек воспринимает по-разному. Почему же так-то? Ведь совесть одна? Человек же каждый самолюбив. К примеру, сделает что-нибудь хорошее и уже думает, что его совесть чиста, – ан нет, дорогой! В совести – многовековые нравственные понятия заложены, и чтобы к этому приблизиться хоть немного, – надо именно скромно веровать. Евгений мысли свои подытожил так: «Если не встречу завтра в храме этого коленопреклоненного, стало быть, обманул он меня». И через полчаса, как пропел петух, провалился в такой короткий, но непробудный сон.

Вот она привычная трасса. Мелькающие сёла, деревушки уже не привлекали в этот день его внимания. Он только ждал того момента, когда до храмов останется два или три километра, где прдполагал снова встретить этого странного человека…

Золочёные купола предстали перед друзьями своим древневековым величием, словно приглашая к таинству православия. Находясь в храме, Евгений смотрел, как батюшка бережно опускает в купель внука его друга. Его взор вновь и вновь был обращён на старинные расписные стены храма.

– Это ж надо так разрисовать?! Диво! ей Богу, диво!», – словно подтверждая его мысли, говорил один из рядом стоящих мирян. Затем они все поклонились гробу, где покоился святой Серафим Саровский. И это было великим ощущением истинного приобщения к таинству  святого старца.

Выйдя из храма, Сергей пошёл покупать внуку икону с образом святого, чтобы был подарок от деда. Евгений же, предупредив друга о своих планах, обошёл все стоящие вокруг храмы и далее отправился по «святому мостику», проходившему вокруг всей местности, где стояли церкви. Люди нескончаемым потоком шли по нему очень медленно и непрестанно молились. По преданию, канавки, которые были хорошо видны с моста, рыли святые люди. И этот поход по «святому мостику» считался священным. Глаза Евгения Ивановича искали только одного на всей планете человека, и с каждым проходящим мгновением надежда эта рушилась, словно и не было этого путника никогда. Евгений, уже изрядно измученный поисками, остановился и взглянул на небо. Облака быстро неслись по голубому простору, и их, казалось, совсем не беспокоили земные дела.

– Да, видать, там высоко ветер большой, а тут, на земле, едва заметный. Вот они, вечные чудеса природы! – размышлял вслух Евгений… Подумав о том, что Сергей со своим семейством, наверное, уже давно его ждёт, быстро направился к выходу. Вдруг (и на это обратили внимание сразу несколько человек), Евгений Иванович резко остановился, как вкопанный. На входе в ворота храма стоял на коленях, – не дававший спокойно жить уже два невыносимо долгих дня, истерзавший всю душу, – тот самый богомольный странник. Не чуя от волнения своих ног, Евгений Иванович подошёл к нему. Закрыв глаза, бедолага стоял на своих давно посиневших и разбитых в кровь коленях, молился и плакал, и твердил одни и те же слова: «Слава Богу!.. Дошёл!.. Дошёл ведь я, Господи!»

Евгений не стал донимать его расспросами, понимая, что не до этого ему сейчас. Он лишь, без конца смахивая с глаз слёзы, медленно шёл к своей машине. По дороге домой Сергей всё допытывался: «А не тот ли мужик там стоял на коленях?» Евгений Иванович молчал, но это молчание было ощущением чего-то настоящего, ещё до конца не осознанного. Евгению Ивановичу вспоминались бабушкины рассказы. А вся его сущность всё больше и больше проникалась в Свято-давнишнюю Русь.

 
Комментарии
Комментарии не найдены ...
Добавить комментарий:
* Имя:
* Комментарий:
   * Перепишите цифры с картинки
 
 
© Vinchi Group - создание сайтов 1998-2024
Илья - оформление и программирование
Страница сформирована за 0.012475967407227 сек.