№26 Геннадий СУЗДАЛЕВ (Россия, Суздаль) Поэтическая страница

Геннадий  Суздалев, русский поэт, член Союза писателей России, лауреат премии Союза писателей России.

Ранение

Брату Анатолию

Качался пол

от кованых сапог,

дрожали стёкла звонко

в рамах шатких.

– А ну, давай!

А ну ещё, браток!

По-нашему,

по-русски,

по-солдатски!

Ревел баян

восторженно и зло.

Отзванивали в такт ему

медали.

И все решили:

«Парню повезло!»

Домой пришли не все,

которых ждали.

А он вернулся цел

и невредим.

И даже вырос

и в плечах раздался.

Огни надежд

горели впереди,

и думал он,

что заново рождался.

Но по ночам

обратно шёл в пургу,

в истошный плач,

в пожары и раскаты.

И накипала ненависть к врагу –

стаканы разрывались,

как гранаты.

Потом сутуло

припадал к столу

и всё смотрел

безумными глазами.

И сила воли

уступала злу,

и смешивалась водка

со слезами.

И всё чернее

становились дни,

и всё бледнее

становились грани…

Он невредимым

вышел из войны

и не заметил,

что смертельно ранен.

Трава забвенья

Трава забвенья набирает силу

у солнечной деревни на краю.

Я не нашёл отцовскую могилу

и памятью сгорбаченный стою.

Здесь будет сад когда-то без названья,

а кладбище заброшено давно.

Ни обелиска, ни креста, ни камня…

А сколько судеб здесь погребено!

Отец исполнил подвиг свой селянский

и не был перемётною сумой…

Молчат бойцы Великой и Гражданской,

жильцы-творцы истории самой.

История села зарыта в землю.

А кто вернёт потомкам имена

тех, кто ушёл? Трава, я не приемлю

забвения цветы и семена!

Старушка подошла. Перекрестилась

и молча покачала головой.

И боль её во мне не уместилась,

и я пошёл тропинкой полевой.

Слезу сдержать мне сердца не хватило.

Кого теперь за это упрекать…

Мы ищем неизвестные могилы.

Известные не можем отыскать.

***

Не хранила свои фотографии мать:

не запомнит родня дорогого лица.

У могилы отца никогда не стоять:

затерялась могила отца.

Я иду по селу. Как пришелец иду.

Здесь рожденье моё освистал соловей.

И пытаюсь дудеть в золотую дуду,

но она не согласна с задумкой моей.

Мой родительский дом, он по сходной цене

продан людям давно, не узнает меня.

Захозяйствует ночь и зажжётся в окне

электрический росчерк чужого огня.

Я с трудом доживу до багровой зари

и пойму, что быльё – не простая трава.

Заворкуют на крыше чужой сизари…

И предъявит село на прощанье права.

Разбежится автобус, просёлком пыля.

И пока за окном не погаснет погост:

будет круглой слеза, будет плоской земля…

И начнутся опять мои мысли с нуля.

***

Живу без матери.

Не мало

воды и света утекло.

Моё меня не миновало

и стороной не обошло.

Я забываюсь за делами –

то боль души, то суета.

Не за горами и долами

блуждает тень её креста.

Она, бывало, говорила:

– Да сохранит тебя Господь!

Но жизнь меня не оградила

ни от рабов, ни от господ.

Она меня не научила

не забывать, не проклинать.

Болит душа неизлечимо.

И не повинна в этом мать.

Живу без матери.

Не мало

в пути булыжников и звёзд.

Ты мне являйся чаще, мама.

Пусть боль моя не заживёт.

И пусть словам твоим не сбыться,

но в звёздный час

и в смертный час

не измениться,

не избыться тому,

что связывает нас.

Жилось бы мне и не тужилось

над пропастью,

под высотой.

И голова бы не кружилась

от этой памяти святой.

Но по ночам, когда не спится,

вхожу в наш дом,

давно пустой.

И тень твоя в окно стучится

и называет сиротой. 

Совет старика

– Будешь тише воды,

будешь ниже травы:

ни один волосок

не падёт с головы.

Как же я позабыл

этот добрый совет?

Жил и воду мутил

столько зим,

столько лет?!

Всё пытался подняться

повыше травы…

И дела не видны,

и слова не правы.

Ничего не сберёг,

никого не согрел…

Но в воде не утоп

и в огне не сгорел.

Огляделся вокруг –

Ни покрышки, ни дна…

Вот и время пришло

расплатиться сполна.

И за то, что вода,

как трава – зелена,

и за лишний глоток

всё того же вина.

И за лишний привал,

и за лишний кусок,

и за годы, ушедшие

в вечный песок…

Ну а если в трудах

не сносить головы:

буду тише воды,

буду ниже травы.

***

Какой-то большой дурак,

Пришедший из сказки в быль,

Сказал: «Всё у вас не так,

Вы всё превратили в пыль».

– А как же? – спросил мудрец,

Явившийся поглазеть.

– А как же? – спросил певец,

Пришедший чего-то спеть.

– А как же? – спросил народ,

Поверивший в чудеса.

– Идите наоборот.

Пляшите от колеса.

Кемарил в углу вахтёр.

Угрюмо смотрел поэт.

Дурак был весьма хитёр.

Загадочным был ответ:

– От печки плясать – порог,

Под небом парить – пустяк,

Не сладок чужой пирог,

Не страшен змее простак.

Тоска – зеленей травы,

А выше звезды – мечта…

Рыба гниёт с головы,

А чистят её с хвоста.

***

Всё вижу давно –

не слепой.

Доступны и вера,

и мера.

Попробуй его перепой

седого слепого Гомера,

поющего тысячи лет…

И песне не видно предела.

Оставил он миру завет

пытать безнадёжное дело.

Сомненья не в силах унять,

приняв бытие за основу,

всей жизнью пытаюсь понять –

чему подчиняется слово.

Влюблённым ли женским глазам,

луне ли, плывущей по небу,

земли ли родной голосам,

её ли священному хлебу.

Да здравствуют поле и лес,

воды молчаливая сила,

высокая тайна небес,

весёлая сила светила!

Будь проклято небытиё

творящей души и свободы,

и ты, отклоненье моё,

от вечных законов природы!

Поставлю на слово печать.

Духовные силы окрепнут.

Но чтобы всё снова начать,

наверное, надо ослепнуть.

В ночь перед Рождеством

Буря бы грянула, что ли…

А.Н. Некрасов

Не красит Некрасова это:

накаркал беду на Россию.

Зловещее слово поэта

имеет огромную силу.

А кто не хотел этой бури?

От разных чинов и до Блока:

хватало классической дури

у тех, кто остался без Бога.

И грянула буря в полнеба,

и хлынула кровушка морем…

И кто призывал её слепо,

умылись и кровью, и горем.

Уселись бесовские силы

на троне двадцатого века.

И стала голгофой Россия

для русского человека.

Темно в авангарде идущим,

и страшно в былое смотрящим…

Спасёмся ли в веке грядущем?

Покаявшись, Бога обрящем?

Над Суздалем снег мимолётный,

за Суздалем – русское поле

и сумрак холодный и плотный,

а дальше – пространство слепое.

Но, как показала эпоха,

что стало козе даже ясно:

скотиной в России быть плохо,

быть русским в России – опасно.

Русское слово

Дал нам русское слово Господь

для познания Истины вечной,

для смирения личных свобод,

для писаний простых и сердечных.

Люди шли по дорогам кривым,

а куда и за чем – позабыли.

Было слово когда-то живым:

атеисты его умертвили.

Верным Слову, духовно своим,

и благая и многая лета.

Сделать русское слово живым –

это главное дело поэта.

***

Душа убитого поэта

Явилась мне с другого света.

И я до самого рассвета

не мог забыться и уснуть.

Она была полна любовью

И болью, что сродни здоровью.

Да пролитой невинно кровью,

Пугливой пулей подлеца.

В окне метались тени злаков,

Непостижимых миром знаков

И современных вурдалаков,

Которым вечно несть числа.

Достал с высокой полки книгу,

Где каждый слог подобен крику.

И в сотый раз тех дней интригу

Хотел осмыслить до конца.

Он был пленительным поэтом,

Но не поладил с высшим светом…

И мне почудилось при этом,

Что я и сам давно убит.

В окно пробился лучик света –

Спасибо солнышку за это.

Над книгой вещего поэта

Неслышно плакала душа.

Она ещё нальётся силой,

Неугасимой и красивой.

И вознесётся над Россией,

Чтобы печалить и светить.

***

Когда холодели думы,

хотелось бежать из дома.

Казалось, что в день  грядущий

выхода не найду.

– Не надо бояться жизни, –

сказал мне один знакомый.

Я до сих пор не понял,

что он имел в виду.

И перестал бояться,

но этого было мало.

Зато было много разных

затейников и затей.

–  Не надо бояться правды, –

мне говорила мама.

Я перестал бояться

и… потерял друзей.

То не хватает друга.

То не хватает хлеба.

То холод застудит воду.

То солнце сожжёт траву.

–Не надо бояться смерти, –

доносится голос с неба.

Я перестал бояться –

и потому живу.

Живу под высоким небом.

Иду по надёжной тверди.

Давно позабыл, что в сердце

может пробраться страх.

Не надо бояться жизни!

Не надо бояться смерти!

Не надо бояться правды!

Всё остальное – прах.