 |
СЕТЕВОЙ ЛИТЕРАТУРНО-ИСТОРИЧЕСКИЙ ЖУРНАЛ |
 |
 | | | | | | | ||||||
 | | | | | | | | | | | | |
 |
 |
 |
№26 Николай ЕРЁМИН (Россия, Красноярск) Гимн КПСС
 | ||||
 | ||||
|
На главную  Наша словесность №26 Николай ЕРЁМИН (Россия, Красноярск) Гимн КПСС |
 Гимн КПСС
Давным-давно, ещё при развитом социализме, когда под Абаканском партия и правительство решили построить величайшую в мире ГЭС, взяли мы с братом – старший умный, а младший дурак – комсомольские путёвки, получили по 700 рублей и приехали из Рязани перекрывать Енисей. Я – Иван Баранов, младший, и он – Олег, старший. Разница в два года. Устроились мы в общежитии, а в отделе кадров оформились – я плотником-бетонщиком, а он корреспондентом газеты «Огни над прораном» Я занимался физическим трудом, а Олег умственным. Секретов между нами не было, поэтому излагаю всё, как было. Я вкалывал на стройке, а Олег воспевал в газете в репортажах и пламенных стихах труд работяг. Вскоре влюбилась в него местная учительница, красавица Алла Борисовна Пугачёва, полная тезка великой певицы. Сыграли комсомольскую свадьбу, и стала она его женой, Учительницей с большой буквы, а Поэзия и Журналистика – любовницами. И взял себе Олег псевдоним – Дивногорцев. А что? – Олег Дивногорцев! – звучит. Не то, что Иван Баранов. Учительница очень любила Олега и родила ему дочку Надежду. Поэзия боготворила брата и дарила ему божественные стихи, всё время напоминая, что это дар – от Бога. И Олег, отвечая ей взаимностью, отдавал предпочтение Журналистике, которая два раза в месяц награждала его Государственными казначейскими билетами банка СССР, на которые он приобретал всё необходимое жене и дочке и оплачивал расходы по содержанию уютной двухкомнатной квартирки с видом на Енисей, куда они переехали. А себе покупал болгарские вина, которые ему очень нравились. Олег был оптимистом и испытывал радость оттого, что Енисей перекрыт, плотина строится, устремляясь вверх в виде подковы, на счастье, не по дням, а по часам, гарантируя светлое будущее, стихи пишутся, деньги водятся… А рядом – поэты и журналисты-газетчики, друзья-романтики, с которыми можно выпить и поговорить. Он искренне верил, что будущее прекрасно, и нынешнее поколение советских людей, как пообещали партия и правительство, будет жить при коммунизме. Работа, творчество, семья, романтика чудесным образом сочетались с заочным обучением в московском Литературном институте имени основоположника метода Социалистического реализма А.М.Горького. Метод подразумевал триединство: идейность, партийность, народность. Я любил стихи брата, потому что они были от души, не повторяли словесных штампов предшественников, свидетельствовали о врождённой поэтической одарённости и мгновенно запоминались. Я собирал все его газетные публикации, делал вырезки и подклеивал в школьные тетрадки, которых постепенно накопил десять штук. Он во всём шёл как бы на два шага впереди, глядя на меня с высоты двух лет. Всё дело было в созревании. И созрел он, естественно, раньше меня и как семьянин, и как гражданин, и как поэт. И часто повторял, выпив на какой-нибудь вечеринке, что гражданином может и не быть тот, кто поэтом быть обязан. Шесть лет учился он в Литинституте, постепенно превращаясь из оптимиста в скептика и пессимиста. Два раза в год летал на сессии сдавать зачёты и экзамены, жалуясь мне, что партийная цензура и идеологический контроль над творческими людьми становятся всё круче. Всё больше становился список тем, которых нельзя было касаться. Писать дозволялось только о достижениях. С радостной интонацией. Без тени сомненья. Никаких раздумий о Боге, о вечном и бесконечном, о смысле жизни, о греховности её. – Наши цели ясны, задачи определены, за работу товарищи! – звучал по радио лозунг. А студенты распевали ироническую по этому поводу частушку:
«Хорошо при новой власти Жить, поскольку много лет Акромя явлений счастья Никаких явлений нет!»
И вот пришло время заканчивать обучение и получать диплом. Но не тут-то было! Вернулся брат с предпоследней сессии мрачнее тучи и сказал, что Александр Жаров, руководитель поэтического семинара потребовал от всех двадцати выпускников в качестве творческой дипломной работы написать и предоставить к защите «Гимн Коммунистической партии Советского союза». Двадцать гимнов! А на лучший текст будет написана музыка. – Иначе диплома о высшем образовании никто не получит! – заявил автор когда-то известной, а потом позабытой всеми поэмы «Гармонь» Долго мучился мой брат Олег Дивногорцев – наступать на горло собственной песне, как когда-то Маяковский, или не наступать? Авторов всяческих гимнов в то время в народе называли «гимнюками», а Сергея Михалкова – главным гимнюком. Похудел, осунулся любимый брат мой. И в конце концов сочинил гимн! В оправдание приводил он стихи своего сокурсника Николая Рубцова, которые назывались «Рассказ о коммунисте»:
«Он поднял флаг над сельсоветом, Над тихой родиной своей, Над всем старинным белым светом Он поднял флаг! В краю полей Он дорожил большим доверьем… И даже, брошенный женой, Не изменил родной деревне, Стране и партии родной!»
Чем не гимн? Всё здесь есть – и идейность, и народность, и партийность! Став гимнюком, получил он диплом. Получил – и сломался. Заговорила в нём совесть. Никакие сравнения и оправдания не действовали. – Как же так? Как я смог? Позор! – повторял он, каждый вечер покупая бутылку водки. Напиваясь, напевал: – И в запой отправился парень молодой… А когда становился трезвым, пел: – Вышли мы все из запоя, дети семьи трудовой! И стал он раздваиваться как личность: для газеты сочинять одно, ясное, светлое, чтобы печатали, а для себя – другое, тёмное, добытое из омутных тайников души. Назревал конфликт между душевными двойниками. Отношения на работе и в семье обострялись. Редактор газеты «Огни над прораном» издал три выговора. А потом и приказ об увольнении. Жена Алла Борисовна красавица, Учительница с большой буквы, терпела, терпела, да однажды и выставила вещи раздвоенного мужа за порог. И ушёл поэт от жены любимой и дочери, Надежды ненаглядной, в общежитие. А в общежитии радио играет, и хор имени Пятницкого партийный гимн на его стихи поёт:
«Спутник, спутник, ты летаешь Высоко среди небес И оттуда прославляешь Мать свою – КПСС…»
Ушёл Олег, как говорится, на вольные хлеба. А от поэзии никуда уйти не может. Обносился, изголодался, обозлился на весь мир. Ходит по знакомым, взаймы три рубля просит. И опять – из запоя в запой… Хоть ты ему кол на голове теши! Устал бороться за право жить на земле. Многие поэты выбирали тогда формой протеста длительное химическое противодействие при помощи С2Н5ОН. Самый распространённый способ приятного самоубийства: «Агдам», «Солнцедар», пиво, смешанное с водкой, медицинский, а потом технический спирт… А потом спиртосодержащие бытовые растворы – Клей БФ, одеколон, стеклоочиститель… А на дворе – время перемен! Рухнула империя СССР, КПСС перестала быть правящей партией и ушла в глубокое подполье со всеми своими членами и гимнюками. Цензура отменена! Свобода слова и гласность торжествуют! Пиши, что хочешь. Печатайся, хочешь – свою газету издавай, хочешь – книгу за свой счёт. Но где уж там! Закон инерции. Друзья журналисты, недовольные старыми порядками, порядки новые демонстративно презирают. И пьют завезённый из-за границы дешёвый и крутой спирт «Рояль», разводя его, кто – пивом, кто – кока-колой. Трезвые поэты адаптируются к новой действительности, новых русских бизнесменов, любящих стихи, находят и издают при их спонсорской помощи книги стихов, пролежавших «в столе» много лет. Выходят на праздник города к театру оперы и балета, столики раздвигают, книжки свои раскладывают… Вокруг музыка играет, любители поэзии останавливаются, поэтов узнают: – А, читали вас в газетах! – и – чудо покупают, да ещё и автограф просят. И, поскольку снят ограждавший город железный занавес, появляется откуда ни возьмись американец Джон с переводчиком, улыбается, руками приветливо машет, достаёт из нагрудного кармана клетчатого пиджака рубль и говорит: – Покупаю! У нас тоже поэты за свой счёт книги издают. И тут мой брат Олег Дивногорцев с двумя собутыльниками подходит. – Как торговля? – Успешно! – Дайте денег! Опохмелиться с ребятами надо! Душа горит… – На тебе, сколько хочешь, книжек, – трезвые поэты отвечают, – поторгуй, вот тебе и деньги! – Ну, вот, стану я ещё торговать! С детства не приучен! – Ну, на нет и суда нет! Это слово «дай» вместо «займи» стало его привычным словом и делом. Да что это я всё о деньгах да о деньгах? О поэзии надо говорить! Ведь каким был хорошим поэтом брат мой! И муза его, несмотря на загулы, дарила ему вдохновение и разум его просветляла. Так, как он, больше никто никогда не напишет! И давно он мог бы себе простить грех дипломный, литинститутский и, срастив старые душевные обломки, найти в себе новые духовные силы… Покаяться, очиститься, преобразиться… Ан, нет! От винца нет молодца. Пить или не пить? – гамлетовский вопрос уже даже и не возникает. 12 июня отмечала вся Россия день своей независимости. И брат мой, в общежитии своём, как мне потом рассказывали, с кем-то на пару спирт технический в честь праздника употреблял. Знал ведь, что отрава. И когда собутыльник ушёл, почувствовал Олег себя плохо, через порог комнаты переполз. Да в коридоре и заснул. И проспался бы, может, если бы в комнате остался! Да увидела его комендантша сердобольная, скорую помощь вызвала… – Ну что, коллеги, лечить будем, или пусть живёт? – с улыбкой сказал, тоже изрядно отведавший спирта, только медицинского, дежурный врач. И ушёл поэт, как говорится, в мир иной, где, как Маяковский писал – «ни тебе аванса, ни пивной» В день похорон лежал он какой-то просветлённый, что ли, счастливый, в гробу, поставленном на две табуретки перед свежевырытой могилой. Ярко светило солнце. Вокруг – полукольцом – друзья, подруги, поэты, поэтессы, журналисты, газетчики… Алла Борисовна с Надеждой. Все плачут, всем жалко, Все не ожидали… Священник ходит, кадильницей машет, отпевает… Дымок ладана щекочет ноздри. А над лицом брата моего, себя понапрасну сгубившего ни за что ни про что, бабочки летают, порхают, танцуют… И берёзы в вышине колышут ветвями… Енисей перекрытый сверкает меж дивных гор… А над приватизированной и акционированной ГЭС самолёт летит куда-то… И поклялся я тогда над могилой брата, что никогда больше в рот ни капли спиртного не возьму. И вот не пью уже много-много лет. Двадцатый век благополучно проводил. В двадцать первом благополучно проживаю как бывший строитель ГЭС, а ныне её акционер, получающий солидные дивиденды… И до ста лет дотянуть хочу. Хотя во всех газетах и каналах телевидения в 2012-м году конец света предсказывают. А мне жить хочется. Книгу стихов покойного брата издать. Псевдоним его в литературе увековечить. Вот и хожу я в областную библиотеку, роюсь в старых газетных подшивках, стихи поэта Олега Дивногорцева переписываю, добавляю к десяти тетрадкам и загоняю в компьютер. Скоро издам. Пусть вспомнят люди хорошего поэта. Может, кому-нибудь стихи его и пригодятся. |
Комментарии |
Николай ЕРЁМИН
2014/12/05, 06:32:29
Я – ПАМЯТНИК Николай ЕРЁМИН Рассказ Вот и сбылась моя мечта – узнать, есть ли жизнь после смерти? Оказывается, есть! Но не для всех Когда я умер в 2001-м году, прожив, к моему великому сожалению, всего один годик в желанном ХХ1-м веке, собралась Администрация нашего прекрасного сибирского города Абаканска и выработала программу по увековечиванию меня, писателя с мировым именем. По пунктам: 1. Реставрировать мой домик в деревне, где я родился и трудился, и сделать из него филиал литературного музея. 2. Ввести мои произведения в школьную программу в рамках так называемого Регионального компонента. 3. Поставить мне памятник в полный рост на площади около КИЦа – культурно-исторического центра. Скульптор Краснов и архитектор Авторханов изготовили памятник в кратчайшие сроки. И вот стою я, гранитный, на постаменте из Саянского мрамора, устремив свой взор на Енисейские просторы и Саянские горы. Стою, а боковым зрением наблюдаю, как в КИЦе мероприятия всякие проводятся. Дело в том, что душа моя после предания тела земле, полетав в небесах, совсем не случайно переселилась в памятник, а точнее – в компьютерное устройство, так называемый искусственный интеллект, разработанный моим давним другом академиком Мешалкиным. Да, создал он, как говорили марксисты, материальную базу для идеальной надстройки, - и душа моя возрадовалась. И теперь, по ночам, когда никого нет на площади, пытаюсь я шевелить руками и ногами, и у меня получается! Скоро ходить начну… Десять лет пролетели с моей кончины, как десять мгновений. А я – вот он, живее всех живых. Школьники изучают жизнь мою и произведения на уроках литературы. Туристы в моём деревенском домике слушают экскурсовода, как я работал в нём после войны над созданием нетленных повестей и рассказов и как жена моя, великая труженица, по восемь раз каждую страничку на пишущей машинке перепечатывала, разбирая мой ужасный почерк. А я стою над площадью, смотрю на широченный Телевизионный экран, где идёт передача о перспективах клонирования великих людей из любой биологической клетки их организма, и думаю: неужели придёт время и я воскресну во плоти, как ни в чём не бывало? Думаю таким образом и наблюдаю, как к банкетному залу КИЦа шикарные машины подъезжают. Как дверцы «Мерседеса» распахиваются – и выходит из него жена моя, вдова то есть, в замечательном платье цвета морской волны, с блёстками из горного хрусталя и в коляску садится. А красивые люди, вип-персоны с пышными букетами цветов в руках, следуют за коляской по коридору, увешанному разноцветными гирляндами воздушных шаров – вперёд, к накрытым изысканными яствами столикам и эстраде, чтобы отметить её 90-летний юбилей. А вокруг – фотокорреспонденты и телевизионщики снимают, снимают, переводя объективы то на шествие, то на меня, на памятник то есть… И ведущая торжества в микрофон поздравляет Елену Петровну Сибирякову, мою верную помощницу и спутницу сначала по фронтовым, а потом и по мирным житейским и писательским дорогам, - со славным юбилеем. Трудно, ох, как трудно быть женой такого великого писателя, как я, и нести бремя славы, да ничего не поделаешь, приходится быть и сильной, и выносливой. Вот и сегодня три часа без перерыва слушала она, как наши многочисленные друзья и поклонники хвалят то её, то меня наперебой, подарки преподносят, цветы, картины, книги… Хвалят, тосты провозглашают, выпивают – и снова хвалят. И мне это всё хорошо слышно и видно по прямой трансляции на Телевизионный экран. И как певицы очаровательные Тараян и Лепешинская ангельскими голосами, одна по-итальянски, другая по-французски арии из опер в честь моей Елены исполняют… И как вице-мэр обещает Мемориальную доску на доме, где мы сорок лет душа в душу прожили, установить. - Сделаем так, чтобы вышла наша уважаемая Елена Петровна во двор вечерком, присела бы на скамеечку, напротив мемориальной доски с изображением лица её великого мужа, и побеседовала бы с ним мысленно, припоминая всё то, что было хорошего. А хорошего… Много хорошего было, до ста лет вспоминать хватит! Это её желание, а желание юбиляра для нас закон. Выступают таким образом гости на банкете. А издатель Прохоренко обещает переиздать все пятнадцать томов моего собрания сочинений, и девять книг, которые написала жена моя, в лучшем виде. - Пусть новое поколение читателей, - восклицает он, - знает, как их отцы и матери, дедушки и бабушки боролись и побеждали во имя лучшей жизни на земле, чтобы нынешние молодые люди чувствовали себя счастливыми! – Заканчивает официальную часть речи, подсаживается за столик к моей Елене и предлагает кругленькую сумму за то, чтобы она уступила ему свои и мои авторские права. - Ах, Елена Петровна! Вы так хорошо выглядите, что я ни за что не дал бы вам девяносто! - А я бы и не взяла! – шутит вдова моя и улыбается льстивому, но приятному комплименту. А издатель, захмелевший от коньяка «Арарат» и радужных перспектив, продолжает: - О, если бы вы знали, как я люблю ваше творчество! Какое я испытываю наслаждение, перечитывая ваши произведения! Да будь ваша воля, я бы хоть сейчас женился на вас - и на руках носил! - Надеюсь, любовь ваша чисто платоническая? – кокетничает Елена. - Конечно! Платоническая! Платон мне друг, но истина дороже! Чисто духовная, душевная… И вы должны вдохновиться моей любовью и написать нечто необыкновенное. А я должен это издать! Тут уж я не выдержал. Пошевелил каменными руками и ногами, сошёл с мраморного пьедестала и направился в банкетный зал… И замерла праздничная праздная публика в изумлении, глядя, как я иду к банкетным столикам мимо оторопевших охранников… Иду и то разноцветные воздушные шары, то гирлянды сжимаю между ладонями – только выстрелы и взрывы, как на фронте, справа и слева раздаются… И подошёл я к издателю, и протянул свою каменную десницу, и крепко стиснул длань его правой руки, со словами: - Благословляю! Желаю удачи! Будьте счастливы! Покраснел издатель Прохоренко: - Да я пошутил! Да я…- А потом побелел, посинел, позеленел и, видя, что я всё крепче держу его, опустился перед женой моей, Еленой Прекрасной, как я величал её когда-то, и передо мною на колени и прошептал: - Помилуйте, ради Бога! Николай ЕРЁМИН г Красноярск Николай ЕРЁМИН ГИМН ДАУРСКОГО РАЙОНА
2012/09/22, 10:33:58
Дорогие мои читатели – Великороссы! Наивно полагал я, что тема гимнов и авторов, «гимнюков», как их называют в народе, исчерпана. Однако, прошло время, и тема получила неожиданное продолжение в моём рассказе ГИМН ДАУРСКОГО РАЙОНА, который я вам и предлагаю прочитать. С уважением Николай Ерёмин г Красноярск 22 сентября 2012г ГИМН ДАУРСКОГО РАЙОНА Рассказ Звание Академика Российской словесности поэт Игнатий Гонцов купил за двадцать тысяч рублей, по Интернету. Как только он перечислил деньги в Москву, ему тут же прислали бандероль с дипломом. Академика и нагрудным значком. Игнатий был на самом верху блаженства. Писатели прекрасного сибирского города Абаканска, устроив банкет честь академика, с нескрываемой завистью произносили тосты, поздравляли и пили за его здоровье. Приехавший на банкет Глава администрации районного центра Даурска, где родился Игнатий, поздравил его и попросил сочинить эксклюзивный гимн Даурского района. Игнатий не стал откладывать дело в долгий ящик, на другой же день сел за письменный стол, включил участок вдохновения, отвечающий за социальные заказы, и написал: ГИМН ДАУРСКОГО РАЙОНА. Запев: Даурск нерушимый В Сибири свободной, Сплотил он навеки Даурский район… И, Богом хранимый И волей народной, Живёт, развиваясь По трафику он… Припев: Хорошо нам жить в родном Даурске, Здесь в ажуре всё, и всё по-русски! И ещё два куплета. Заведующий Дворца культуры Даурска, композитор Альфред Мусоргский, тут же сочинил музыку – и гимн зазвучал! Впервые – на празднике Даурска, посвящённом его 375-летию, в исполнении сводного хора пенсионеров со всего района. На центральной площади, с эстрады, Глава района объявил приехавшего на торжество из Абаканска Игнатия Гонцова почётным жителем и сказал: - Дорогие сельчане! Земляки! Если вы изберёте меня на предстоящих выборах депутатом Государственной думы, я сделаю всё возможное, чтобы вы жили ещё лучше, чем живёте сейчас! Не зря Академик, автор нашего Гимна отметил, что у нас всё в ажуре! Это действительно так. Но нужно, чтобы все мы чувствовали стабильность, соборность и поэтому в каждой деревне нашего района должен звучать свой гимн! Увидев такое развитие событий, я тоже захотел стать Академиком. - Ноу проблем! – сказал мне Игнатий. - Вот адресок, гони двадцать тысяч, и скоро ты станешь таким же уважаемым поэтом, как я. И мы вместе напишем гимны для всех деревень моего родного района, а их в районе сорок, без малого. Так что иди на почту и не скупись. Все расходы скоро окупятся сторицей. И я стал Академиком! Братья-писатели подхватили нашу инициативу. И теперь у нас в Абаканском Союзе писателей двадцать Академиков Российской словесности. И каждый, чтобы оправдать затраты, пишет гимны для деревеньки, где он родился, воспевая свою Малую родину за большие деньги. Потому что сам губернатор поддержал эту инициативу и объявил конкурс на лучший текст Гимна Абаканской области. Я и Игнатий возглавили многоуважаемое жюри. Мы читаем тексты, сопоставляем, организуем рецензии. Денежные потоки текут через нас. Работа кипит. Подключён не только Союз писателей, но и Союз композиторов, который возглавил переехавший из Даурска в Абаканск на ПМЖ Альфред Мусоргский, заявивший на пресс-конференции: - Моя фамилия не от слова «мусор». МусОргские мы! Николай Ерёмин 2012г. Пеленг
2011/05/04, 04:06:08
Нищий духом он был... и КПСС тут ни при чем... Сергей Прохоров
2011/05/03, 09:08:15
Прочёл. Прочувствовал. Пожалел героя. Подумал: а мог ли поэт, посланный Всевышним на землю, противостоять греховным порокам и соблазнам?. Думаю, мог. Но не захотел. Но всё-равно добрая ему память. Галина Зеленкина
2011/05/03, 06:38:59
Николай, как правдиво описана наша "застойная" жизнь. Многих талантливых людей переломала. Ведь душа. не двуликий Янус, кривить не умеет. Сейчас вроде и бесцензурные времена, а поэтов хороших всё меньше и меньше становится. К моему и вашему сожалению. С уважением, Галина Добавить комментарий:
|