Гимн КПСС
Давным-давно, ещё при развитом социализме, когда под Абаканском партия и правительство решили построить величайшую в мире ГЭС, взяли мы с братом – старший умный, а младший дурак – комсомольские путёвки, получили по 700 рублей и приехали из Рязани перекрывать Енисей.
Я – Иван Баранов, младший, и он – Олег, старший. Разница в два года.
Устроились мы в общежитии, а в отделе кадров оформились – я плотником-бетонщиком, а он корреспондентом газеты «Огни над прораном»
Я занимался физическим трудом, а Олег умственным. Секретов между нами не было, поэтому излагаю всё, как было.
Я вкалывал на стройке, а Олег воспевал в газете в репортажах и пламенных стихах труд работяг.
Вскоре влюбилась в него местная учительница, красавица Алла Борисовна Пугачёва, полная тезка великой певицы. Сыграли комсомольскую свадьбу, и стала она его женой, Учительницей с большой буквы, а Поэзия и Журналистика – любовницами.
И взял себе Олег псевдоним – Дивногорцев. А что? – Олег Дивногорцев! – звучит. Не то, что Иван Баранов.
Учительница очень любила Олега и родила ему дочку Надежду.
Поэзия боготворила брата и дарила ему божественные стихи, всё время напоминая, что это дар – от Бога.
И Олег, отвечая ей взаимностью, отдавал предпочтение Журналистике, которая два раза в месяц награждала его Государственными казначейскими билетами банка СССР, на которые он приобретал всё необходимое жене и дочке и оплачивал расходы по содержанию уютной двухкомнатной квартирки с видом на Енисей, куда они переехали. А себе покупал болгарские вина, которые ему очень нравились.
Олег был оптимистом и испытывал радость оттого, что Енисей перекрыт, плотина строится, устремляясь вверх в виде подковы, на счастье, не по дням, а по часам, гарантируя светлое будущее, стихи пишутся, деньги водятся… А рядом – поэты и журналисты-газетчики, друзья-романтики, с которыми можно выпить и поговорить.
Он искренне верил, что будущее прекрасно, и нынешнее поколение советских людей, как пообещали партия и правительство, будет жить при коммунизме.
Работа, творчество, семья, романтика чудесным образом сочетались с заочным обучением в московском Литературном институте имени основоположника метода Социалистического реализма А.М.Горького. Метод подразумевал триединство: идейность, партийность, народность.
Я любил стихи брата, потому что они были от души, не повторяли словесных штампов предшественников, свидетельствовали о врождённой поэтической одарённости и мгновенно запоминались. Я собирал все его газетные публикации, делал вырезки и подклеивал в школьные тетрадки, которых постепенно накопил десять штук.
Он во всём шёл как бы на два шага впереди, глядя на меня с высоты двух лет. Всё дело было в созревании. И созрел он, естественно, раньше меня и как семьянин, и как гражданин, и как поэт. И часто повторял, выпив на какой-нибудь вечеринке, что гражданином может и не быть тот, кто поэтом быть обязан.
Шесть лет учился он в Литинституте, постепенно превращаясь из оптимиста в скептика и пессимиста. Два раза в год летал на сессии сдавать зачёты и экзамены, жалуясь мне, что партийная цензура и идеологический контроль над творческими людьми становятся всё круче. Всё больше становился список тем, которых нельзя было касаться. Писать дозволялось только о достижениях. С радостной интонацией. Без тени сомненья.
Никаких раздумий о Боге, о вечном и бесконечном, о смысле жизни, о греховности её.
– Наши цели ясны, задачи определены, за работу товарищи! – звучал по радио лозунг.
А студенты распевали ироническую по этому поводу частушку:
«Хорошо при новой власти
Жить, поскольку много лет
Акромя явлений счастья
Никаких явлений нет!»
И вот пришло время заканчивать обучение и получать диплом.
Но не тут-то было!
Вернулся брат с предпоследней сессии мрачнее тучи и сказал, что Александр Жаров, руководитель поэтического семинара потребовал от всех двадцати выпускников в качестве творческой дипломной работы написать и предоставить к защите «Гимн Коммунистической партии Советского союза». Двадцать гимнов! А на лучший текст будет написана музыка.
– Иначе диплома о высшем образовании никто не получит! – заявил автор когда-то известной, а потом позабытой всеми поэмы «Гармонь»
Долго мучился мой брат Олег Дивногорцев – наступать на горло собственной песне, как когда-то Маяковский, или не наступать? Авторов всяческих гимнов в то время в народе называли «гимнюками», а Сергея Михалкова – главным гимнюком.
Похудел, осунулся любимый брат мой.
И в конце концов сочинил гимн!
В оправдание приводил он стихи своего сокурсника Николая Рубцова, которые назывались «Рассказ о коммунисте»:
«Он поднял флаг над сельсоветом,
Над тихой родиной своей,
Над всем старинным белым светом
Он поднял флаг!
В краю полей
Он дорожил большим доверьем…
И даже, брошенный женой,
Не изменил родной деревне,
Стране и партии родной!»
Чем не гимн? Всё здесь есть – и идейность, и народность, и партийность!
Став гимнюком, получил он диплом. Получил – и сломался. Заговорила в нём совесть. Никакие сравнения и оправдания не действовали.
– Как же так? Как я смог? Позор! – повторял он, каждый вечер покупая бутылку водки. Напиваясь, напевал: – И в запой отправился парень молодой…
А когда становился трезвым, пел: – Вышли мы все из запоя, дети семьи трудовой!
И стал он раздваиваться как личность: для газеты сочинять одно, ясное, светлое, чтобы печатали, а для себя – другое, тёмное, добытое из омутных тайников души.
Назревал конфликт между душевными двойниками. Отношения на работе и в семье
обострялись.
Редактор газеты «Огни над прораном» издал три выговора. А потом и приказ об увольнении.
Жена Алла Борисовна красавица, Учительница с большой буквы, терпела, терпела, да однажды и выставила вещи раздвоенного мужа за порог.
И ушёл поэт от жены любимой и дочери, Надежды ненаглядной, в общежитие. А в общежитии радио играет, и хор имени Пятницкого партийный гимн на его стихи поёт:
«Спутник, спутник, ты летаешь
Высоко среди небес
И оттуда прославляешь
Мать свою – КПСС…»
Ушёл Олег, как говорится, на вольные хлеба. А от поэзии никуда уйти не может.
Обносился, изголодался, обозлился на весь мир. Ходит по знакомым, взаймы три рубля просит. И опять – из запоя в запой… Хоть ты ему кол на голове теши! Устал бороться за право жить на земле.
Многие поэты выбирали тогда формой протеста длительное химическое противодействие при помощи С2Н5ОН. Самый распространённый способ приятного самоубийства: «Агдам», «Солнцедар», пиво, смешанное с водкой, медицинский, а потом технический спирт… А потом спиртосодержащие бытовые растворы – Клей БФ, одеколон, стеклоочиститель…
А на дворе – время перемен! Рухнула империя СССР, КПСС перестала быть правящей партией и ушла в глубокое подполье со всеми своими членами и гимнюками.
Цензура отменена! Свобода слова и гласность торжествуют! Пиши, что хочешь. Печатайся, хочешь – свою газету издавай, хочешь – книгу за свой счёт.
Но где уж там! Закон инерции. Друзья журналисты, недовольные старыми порядками, порядки новые демонстративно презирают. И пьют завезённый из-за границы дешёвый и крутой спирт «Рояль», разводя его, кто – пивом, кто – кока-колой.
Трезвые поэты адаптируются к новой действительности, новых русских бизнесменов, любящих стихи, находят и издают при их спонсорской помощи книги стихов, пролежавших «в столе» много лет. Выходят на праздник города к театру оперы и балета, столики раздвигают, книжки свои раскладывают… Вокруг музыка играет, любители поэзии останавливаются, поэтов узнают: – А, читали вас в газетах! – и – чудо покупают, да ещё и автограф просят.
И, поскольку снят ограждавший город железный занавес, появляется откуда ни возьмись американец Джон с переводчиком, улыбается, руками приветливо машет, достаёт из нагрудного кармана клетчатого пиджака рубль и говорит: – Покупаю! У нас тоже поэты за свой счёт книги издают.
И тут мой брат Олег Дивногорцев с двумя собутыльниками подходит.
– Как торговля?
– Успешно!
– Дайте денег! Опохмелиться с ребятами надо! Душа горит…
– На тебе, сколько хочешь, книжек, – трезвые поэты отвечают, – поторгуй, вот тебе и деньги!
– Ну, вот, стану я ещё торговать! С детства не приучен!
– Ну, на нет и суда нет!
Это слово «дай» вместо «займи» стало его привычным словом и делом.
Да что это я всё о деньгах да о деньгах? О поэзии надо говорить! Ведь каким был хорошим поэтом брат мой! И муза его, несмотря на загулы, дарила ему вдохновение и разум его просветляла. Так, как он, больше никто никогда не напишет!
И давно он мог бы себе простить грех дипломный, литинститутский и, срастив старые душевные обломки, найти в себе новые духовные силы… Покаяться, очиститься, преобразиться…
Ан, нет! От винца нет молодца. Пить или не пить? – гамлетовский вопрос уже даже и не возникает.
12 июня отмечала вся Россия день своей независимости. И брат мой, в общежитии своём, как мне потом рассказывали, с кем-то на пару спирт технический в честь праздника употреблял. Знал ведь, что отрава. И когда собутыльник ушёл, почувствовал Олег себя плохо, через порог комнаты переполз. Да в коридоре и заснул. И проспался бы, может, если бы в комнате остался! Да увидела его комендантша сердобольная, скорую помощь вызвала…
– Ну что, коллеги, лечить будем, или пусть живёт? – с улыбкой сказал, тоже изрядно отведавший спирта, только медицинского, дежурный врач.
И ушёл поэт, как говорится, в мир иной, где, как Маяковский писал – «ни тебе аванса, ни пивной»
В день похорон лежал он какой-то просветлённый, что ли, счастливый, в гробу, поставленном на две табуретки перед свежевырытой могилой.
Ярко светило солнце. Вокруг – полукольцом – друзья, подруги, поэты, поэтессы, журналисты, газетчики…
Алла Борисовна с Надеждой. Все плачут, всем жалко, Все не ожидали…
Священник ходит, кадильницей машет, отпевает… Дымок ладана щекочет ноздри. А над лицом брата моего, себя понапрасну сгубившего ни за что ни про что, бабочки летают, порхают, танцуют… И берёзы в вышине колышут ветвями… Енисей перекрытый сверкает меж дивных гор… А над приватизированной и акционированной ГЭС самолёт летит куда-то…
И поклялся я тогда над могилой брата, что никогда больше в рот ни капли спиртного не возьму. И вот не пью уже много-много лет. Двадцатый век благополучно проводил. В двадцать первом благополучно проживаю как бывший строитель ГЭС, а ныне её акционер, получающий солидные дивиденды… И до ста лет дотянуть хочу. Хотя во всех газетах и каналах телевидения в 2012-м году конец света предсказывают.
А мне жить хочется. Книгу стихов покойного брата издать. Псевдоним его в литературе увековечить.
Вот и хожу я в областную библиотеку, роюсь в старых газетных подшивках, стихи поэта Олега Дивногорцева переписываю, добавляю к десяти тетрадкам и загоняю в компьютер.
Скоро издам. Пусть вспомнят люди хорошего поэта.
Может, кому-нибудь стихи его и пригодятся. |