Авиация шутит
Как-то гоняли наши доблестные противолодочники самолетом Ил-38 американскую подводную лодку восточнее мыса Шипунский, на Камчатке. Близко от территориальных вод. Удачно так, контакт установили. Море спокойное, шумов посторонних нет. Обычно через час в районе поиска десятки кораблей, лодку своими шумами маскируют. А тут тишина, на воде никого.
Когда все хорошо, черт вот он. Штурман, от удачи, при очередной коррекции, установил координаты ориентира с ошибкой в один градус, а это километров 80 на широте Камчатки. Ну, подумаешь, всего то один клювик вместо тройки на двойку установил. Циферки-то мелкие. А лодка и так вблизи территориальных вод злодействовала. Тут же и вовсе, как бы вплотную к ним подползла.
Стал штурман координаты передавать. А сам на карту и не смотрит, только на панель географических координат. А чего напрягаться, условия идеальные?
Но на посту ПЛА, в Москве люди лодку на планшетах ведут и там получается, что супостат нагло к нашим берегам щемится. Тут же команду на Камчатскую флотилию отправили: «Отловить и обезвредить!». Противолодочные силы в повышенную боеготовность привели. Катера и сторожевые корабли в район мыса Шипунского рванули. Большой противолодочный корабль пары разводить начал. Посыльные за экипажами Бе-12 и противолодочных вертолетов побежали. Командующий авиацией флота, а за ним и сам Главнокомандующий флотом на пост ПЛА прибыли.
А лодка все ближе и ближе. Вот она пересекла границу территориальных вод. Пора взрыватели в торпеды вкручивать. Все на Главнокомандующего флотом смотрят. Напряглись, дальше некуда. А лодка уже к берегу подходит. Видать диверсионную группу высадить на Камчатку собирается. Непонятно только зачем здесь-то? От мыса Шипунского до жизненно важных центров, как бычкам до Сингапура. Но кто этих злодеев разберет?
Нашим кораблям еще час туда топать, а лодка уже под самым берегом. И тут произошла странная вещь. Не снижая скорости, лодка, судя по координатам, на берег выползла и с тем же курсом и ходом на сопки полезла. Тут до командующего авиацией, что-то доходить стало. Он порвал последнюю радиограмму, из которой явствовало, что подводная лодка уже на высоте семисот метров в горах «диверсионную» работу ведет.
Он только и сказал:
– Авиация шутит.
Что сказал Главнокомандующий флотом, разобрать было нельзя. Да никто и переспрашивать не стал. Были до смерти рады, что он так ушел.
А у штурмана экипажа, так удачно установившего контакт с американской подводной лодкой на обложке рабочей тетради появился девиз: «Штурман, помни Шипунский поиск!». А уж командующий авиацией флота побеспокоился, что бы он его, и впрямь, не забыл.
Борьба за недостатки
Прилетел как-то к нам командующий авиацией флота. Собрал всех в Доме Офицеров и рассказал странную вещь. Оказывается, в тех частях, где выявлено больше недостатков в подготовке и выполнении полетов, там меньше предпосылок к летным происшествиям, а также летных происшествий. Привел статистику. Всем стало ясно: чем больше недостатков вскроем и устраним, тем безопаснее летать будем.
И началась великая эпопея борьбы за недостатки. Все командные и партийные органы с неутомимостью полицейских ищеек кинулись выискивать недостатки. Я, как штурман, стоял в стороне и несколько выше этих поисковых операций. Но чуяло мое сердце, что и до нас, штурманов, доберутся.
Как в воду глядел. Поток недостатков, поставляемый инженерами и техниками, стал спадать. Синоптики и связисты тоже перестали поставлять недостатки в нужном количестве. Летчики, совсем теперь не отклонялись от курса и глиссады даже на миллиметр. Жалкий ручеек недостатков в технике пилотирования перестал насыщать жажду борцов. Командование и политорганы стали все чаще поглядывать в сторону штурманской службы. Самим им не очень хотелось разбираться в наших «косинусях», и начали они щемить штурманов эскадрилий.
На очередной подготовке к полетам подходит ко мне штурман нашей эскадрильи Валера Акулов. Человек исключительной порядочности и мудрости, как в штурманских вопросах, так и повседневной жизни.
– Саня, – начал душевно Валера, – Саня, пора и тебе взять на себя какой-то недостаток. А то у каждого летчика их как у собаки блох. А на нас еще ни одного нет.
– А это не больно? – На всякий случай поинтересовался я, хотя и был выше всей этой суеты вокруг недостатков. – Если надо, запиши.
Я легкомысленно согласился. Как Швейк, который наивно полагал, что парочка подписей ему ни сколько не повредит.
– Нет! – Заверил он меня, – ничуточки. А что тебе записать? – Валера великодушно предложил мне самому выбрать себе розги. О чем я тогда еще и не подозревал.
– Допустим… я плохо знаю схему захода на посадку аэродрома Завитинск, – также великодушно предложил я.
Схему захода именно на этом аэродроме я знал как «Отче наш».
– Так, – сказал Валера, занося недостаток в журнал контроля подготовки к полетам, – вот и есть хорошенькая государственная измена.
Я, еще не зная, что меня ждет, тоже посмеялся.
Окончив контроль готовности, командир эскадрильи спросил, какие недостатки выявлены в ходе подготовки к полетам. Оказалось, что только один я, проявив халатность и недобросовестность, плохо подготовился к полетам, что выразилось в неудовлетворительном знании схемы захода на посадку на запасном аэродроме Завитинск. Командир подивился этому обстоятельству, выразил недоумение, как это еще земля меня носит? И, чтобы наставить на путь истинный, объявил строгий выговор. Я посмотрел на Валеру, но он был занят какими-то бумагами и на мой ошарашенный взгляд не ответил. А командир посоветовал начальнику штаба эскадрильи тут же внести выговор в мою учетную карточку, чтобы за текущими делами не забылось.
Тут заходит командир полка. Мы, конечно, встали, поприветствовали его. Мы еще сесть не успели, а он уж поинтересовался, выявлены ли какие недостатки в ходе подготовки к полетам. Назвали мою фамилию. Пришлось встать. Командир полка, на радостях, что есть недостаток, принялся за меня с особым рвением. И авиацию я позорю, и пятно на знамени полка я поставил, и он еще мне припомнит при назначении на должность, и квартиры я не скоро дождусь. Это же неслыханно, такое безобразие. Поинтересовался также, носит ли меня земля? А когда узнал, что носит, очень подивился этому факту, так как до сих пор думал, что она обычно горит под ногами у подобных отщепенцев, которых надо бы каленым железом и поганой метлой. Узнал он, что комэск меня уже наказал. Похвалил его за оперативность, но взыскание отменил, так как захотел лично покарать. И объявил тот же строгий выговор, но уже от своего имени, что считалось более тяжкой карой. Хотя сам командир полка считал это ангельским поцелуем по сравнению с тем, что я заслуживаю. Впрочем, жизнь сама меня накажет строго и он не удивится, если узнает, что я совершил тяжкое преступление и сурово осужден.
«Э! – подумал я, – Не простое это дело с недостатками бороться. Так и до служебного несоответствия дойти может, а там и до снятия с должности и отстранения. Больше Валера меня на такую провокацию не подвигнет».
Но я рано радовался. После полетов, на разбор сам командир дивизии, наш славный генерал, пожаловали. Стоит ли говорить, что весь разбор был построен на моей персоне. Которая в летную столовую ходит и не подавится же шоколадом. Государство мне получку выдает и кормит не за тем чтобы я, наплевав на безопасность полетов, себе брюхо отращивал, и штаны у летного комбинезона протирал. Он тоже поинтересовался, носит ли меня земля? И получив утвердительный ответ, страшно негодовал. В учетной карточке взыскание командира полка зачеркнули, а вместо него вписали подарочек от командира дивизии. На мое счастье командующий в отпуске был, а то бы я с должности и летной работы и вовсе полетел.
Новая неделя началась с того, что прошло партийное собрание эскадрильи, целиком и полностью посвященное персональному делу коммуниста… т.е. меня. Мои друзья, коих миновала чаша с недостатками, всячески изобличали и порицали меня. Парторг поинтересовался, а на чью мельницу я воду лью? Узнав, что все-таки на нашу, он несколько успокоился, хотя и усомнился, что земле легко носить подобных негодяев. Отделался я выговором без занесения в учетную карточку. После собрания я спросил, а представляет ли себе уважаемый парторг, как выглядит схема захода на аэродром Завитинск? Он, бывший электронщик, ответил, что в виде последовательного включения конденсаторов и сопротивлений. Я не стал его разубеждать.
На мое несчастье вскоре состоялось ежегодное отчетно-выборное собрание коммунистов полка. Утешало, что со мной вместе разбирали еще несколько бедолаг, допустивших недостатки в течение года. А, скорее всего, как и я, дали их на себя повесить. Но так как мой недостаток был самым свежим, выглядело все это, как будто судили банду уголовников, а я их пахан. Апофеозом было выступление секретаря парткома. В уголке его глаза невинной росой сверкала слеза, когда он голосом полным праведного гнева вопрошал:
– До каких пор мы на них будем свое личное время тратить?
В декабре начался новый учебный год. Завели новые журналы учета недостатков. Другие простаки попались на удочку. Про меня забыли. Более того, когда я попросил у начальника штаба эскадрильи свою учетную карточку, ее сторона, где учитываются взыскания, оказалась девственно чистой. Я свою воспитательную роль в деле борьбы за недостатки выполнил.
Вскоре прилетел командующий. На этот раз нам было доложено о большой роли вскрытия предпосылок к летному происшествию в деле борьбы за безопасность полетов. Начиналась новая великая эпопея. Но я уже держал ушки топориком... |