ИЮНЬ-41

Николай Стародымов

Николай Стародымов - писатель, публицист, член Союза писателей России, сотрудник МСПС.

22.06.11. Есть такие кадры кинохроники, которые иной раз показывают в связи с началом войны. Последние секунды перед тем, как на нашу страну обрушится удар невиданной силы. Уже снаряды досланы в казённики орудий. Уже механики снимают брезентовые чехлы с двигателей самолётов. Танкисты рассаживаются по боевым машинам… Вот-вот свершится!.. Так вот, те кадры, о которых шла речь. На экране курит немецкий солдат. На заднем плане виден брезжащий рассвет, и буквально ощущается, как просыпается природа к новому дню. В движениях солдата видна напряжённость – как у любого человека перед боем.

Объективы видеокамер военных корреспондентов навсегда запечатлели множество лиц людей, у которых неведомо как сложилась дальнейшая судьба. Но того солдата я представляю всякий раз, когда речь идёт о 22 июня. Он уже знает, что произойдёт через несколько секунд. Но он не знает, чем чревата начинающаяся война лично для него. И потому он напряжён.

Я не думаю, что в тот момент он думал об идеалах национал-социализма или своей верности лично фюреру. Как не думает о высоких материях любой солдат, который идёт в бой. Он просто выполнял приказ. Претворяя в жизнь одну директиву за другой, он уже прошёл всю Европу. И вот теперь ему приказано идти дальше, на восток. Испытывал он, лично этот солдат, ненависть к моим дедушкам и бабушкам, к моим родителям, которые в это время ещё спали где-то впереди, в той сумеречной дали, в которую он сматривался? Нет, конечно. Он просто выполнял приказ.

Как выполняли приказ тысячи немецких офицеров, которые в те минуты следили за секундной стрелкой, равнодушно бежавшей к роковому мгновению. Кто-то из них, несомненно, был пропитан идеологической убеждённостью, что неумолимо надвигавшееся многомиллионное смертоубийство – это правильно и целесообразно. Однако большинство офицеров не испытывали ненависти к людям, которых шли убивать – они тоже просто выполняли приказ. Даже генералы, и те далеко не все были убеждены в необходимости начинавшейся войны, однако и они просто выполняли приказ.

…Странное всё же это чувство – видишь на экране кинохроники какое-то событие, чьё-то лицо, и знаешь, что это уже далёкое прошлое, что дальнейшие события уже произошли, и ничего исправить невозможно. А вот хочется же что-то остановить, что-то переиначить, кого-то спасти…

Впрочем, хватит о хронике. Июнь 41-го года в нашем восприятии разделился на две неравных части. Причём, первая, более продолжительная, словно как и не видна вовсе, напрочь затенённая пламенем пожарищ, вспыхнувших на рассвете 22 июня.

Между тем, в первой половине месяца каждый день приближал для нашей страны войну. О том, что война будет, знали или догадывались многие. Однако никто не хотел в это верить.

Передо мной сейчас лежит интересный документ. «Календарь сообщений агентов Берлинской резидентуры НКГБ СССР «Корсиканца» и «Старшины» о подготовке Германии к войне с СССР за период с 6 сентября 1940 г. по 16 июня 1941 г.». Документ был подготовлен к 20 июня. Однако нарком госбезопасности Всеволод Меркулов отказался подписать «Календарь» и представить его на доклад Сталину. Побоялся гнева вождя.

Говорить о том, что было бы, «если бы» – дело бесперспективное. Причина проста: мы не можем на практике проверить самые умные логические построения. Большинство планов, подготовленных в кабинетах, выглядит вполне убедительно, пока в процессе их реализации не проявляются упущенные при составлении документов овраги.

Так что особо и развивать предположительное направление не стоит. Скажу только вот что.

Гитлер и его окружение прекрасно понимали, что сохранить в тайне подготовку к войне просто невозможно. В германских органах безопасности работали отнюдь не дураки, и понимали, что и агентура советская у них в тылу имеется, и любители сболтнуть лишнее найдутся, и людей, сочувствующих СССР, в приграничной полосе немало… Потому соответствующие службы рейха работали не только по пресечению утечки информации, но и по распространению дезинформации.

Сегодня, по прошествии семи десятилетий после войны, мы знаем, кто из советских агентов присылал верную информацию, а кто «гнал дезу». Сборник документов «Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне», который я использую при подготовке данных обзоров, – великое подспорье в этом деле. Однако ведь и в нём подобраны именно те документы, которые отвечают замыслу составителей книги. Реально же их имелось куда больше.

О том, что война готовится, Сталину докладывали неоднократно. И сроки называли. Эти сроки проходили один за другим (несколько чисел в мае, 8 июня, 15-е, 20-е…) – а война не начиналась. Сейчас принято считать, что Сталин попросту уверовал в собственную прозорливость, был уверен, что переиграл Гитлера, а потому и слышать не желал о грядущей войне. Кто знает, может, и так. Только мне думается, что причина кроется в другом. Сталина раздражала ситуация не потому, что он утвердился на некой точке зрения, и не желал с неё сойти, а по той причине, что из-за потока разноречивой информации он не мог сформулировать эту собственную точку зрения! Неопределённость – вот что являлось причиной его раздражения. Он слишком привык управлять ситуацией, а тут пребывал в неведении, а потому не знал, что предпринять. Думаю, что Сталин был попросту растерян – насколько эти слово и понятие применимы к данному человеку. Потому он сознательно или бессознательно старался оттянуть момент принятия решения, так как не знал, как следует поступить, и потому надеялся, что какое-то событие подскажет ему правильное решение.

Именно этим объясняется знаменитое сообщение ТАСС, которое в разных источниках датируется 13 или 14 июня, в котором безапелляционно говорилось: «По мнению советских кругов, слухи о намерении Германии порвать пакт и предпринять нападение на СССР лишены всякой почвы». Вполне очевидно, что Сталин рассчитывал, что и со стороны Германии последует подобное же заявление, однако этого не произошло. Более того, данное сообщение германские газеты даже не опубликовали. В результате данный жест Кремля имел результат совсем не тот, на который был рассчитан. А именно: противник его проигнорировал, и в то же время он дезориентировал своих.

В половине десятого вечера 21 июня народный комиссар иностранных дел СССР Вячеслав Молотов принял приглашённого посла Германии Вернера фон дер Шуленбурга. Разговор шёл, по сути, о том же: Вячеслав Михайлович констатировал, что, судя по всему, у германского правительства имеются какие-то претензии к советской стороне, что Кремль готов к переговорам по их урегулировании… Хотя скорее всего, Молотов попросту пытался вызнать, что день грядущий готовит… Однако Шуленбург обещал лишь передать содержание беседы в Берлин. Что он и сделал той же ночью.

Между тем, Шуленбург уже знал, что нынешней ночью начнётся война. Лично он был против неё. Однако, будучи имперским чиновником, поделать ничего не мог.

…Таким образом, когда мы говорим о 22 июня, о моменте начала войны, на мой взгляд, нужно непременно учитывать следующие моменты.

Наша разведка провела грандиозную работу, добыла великое множество ценнейшей информации. Однако точную дату начала войны назвать она не смогла. О причинах говорить не будем: аналитики с Лубянки не допросчитали ситуацию, гитлеровская контрразведка сработала – сегодня это уже не принципиально. Факт остаётся фактом: точное время «Ч» Сталину доложить не смогли. Второе. Даже если бы (ох уж это «если бы», как я его не люблю, да только сейчас от него не уйти) 21 июня Сталин поверил в информацию о начале войны, коренным образом ситуацию это не изменило бы. Да, потери у группировки вторжения гитлеровцев оказались бы выше, однако общий сценарий начального периода войны остался бы таким же. Причина очевидна – нападающая сторона всегда имеет преимущество. Гитлеровская армия на начальный момент войны была объективно сильнее советской – она была полностью отмобилизована и укомплектована, имела громадный опыт наступательных войн, личный состав морально подготовлен к вторжению… А потому так или иначе, слишком близко придвинутые к границе части и соединения Красной армии оказались бы расчленены, окружены и уничтожены. Разгром западных округов был предопределён – как неудачной дислокацией советских войск, так и тщательно спланированным вторжением войск гитлеровцев!.. Другое дело, что потери наши не оказались б столь ужасающими. И отступали бы мы не до Перхушково, а, скажем, до Гжатска или до Можайска…

Что касается гитлеровского «плана Барбаросса», то в нём, опять же, на мой взгляд, допущены три самые главные ошибки. С точки зрения военной он разработан блестяще – лето 41-й года тому подтверждение. Однако оборонный потенциал государства включает в себя не только собственно военную составляющую. Так вот, генерал-майор Эрих Маркс и другие разработчики «плана Барбаросса» не учли в первую очередь патриотизм, моральный дух, психологию бойца Красной армии. Сколько бы нынешние хулители истории ни пыжились, а только и патриотизм, и моральный дух оказались высоки, и дрались в окружении, и с лопатками на врага шли отнюдь не потому, что сзади стояли заградотряды с пулемётами. Да, многие сдавались в плен, но многие и дрались – гитлеровские стратеги делали ставку на первых, и не брали в расчёт вторых. Как показало будущее – напрасно.

Второй пункт, чего не предусмотрела «директива №21», тесно связан с первым. И лично меня он удивляет куда больше.

В будущем году Россия будет отмечать 200-летие наполеоновского нашествия. Та, первая, Отечественная война тоже вызывает много споров, и оставляет немалое поле для недоумения, и фальсификаций вокруг неё тоже немало. В частности, у многих укоренилось убеждение, что Бонапарта победили морозы. Чушь какая! Он признал поражение и начал движение из Москвы к западным границам, когда до холодов ещё было достаточно далеко. Главное, что погубило непобедимую до того армию – это, по выражению Льва Толстого, «дубина народной войны».

Так вот, это может показаться невероятным, но в документах, которыми руководствовались гитлеровские войска на момент вторжения в СССР, нигде не предусматривалось наличие сил для борьбы с партизанами. Сама по себе вероятность появления в тылу организованного сопротивления даже не предполагалось. Имели место указания, как организовывать вывоз продуктов и молодёжи, как уничтожать комиссаров и евреев, как организовывать местное самоуправление – а вот о партизанах речи не шло. Всё же недопустимо стратегам не знать истории!

Ну и третий пункт, который, как показали дальнейшие события, не предусмотрели в Берлине. Это способность перебазировать производственную базу на Восток и в кратчайшие сроки наладить там производство.

Впрочем, пожалуй, нет, не три пункта – ещё до одного чрезвычайно важного момента не додумались нацистские теоретики. Речь идёт о том страхе, который внушили Гитлер и его политика западным странам и в первую очередь Англии. Гитлер, судя по всему, и предположить не мог, что западный мир станет оказывать большевистской стране столь активную помощь в борьбе против нацизма. Между тем, сразу после начала Великой Отечественной войны английский премьер Уинстон Черчилль высказался прямо и недвусмысленно: «Опасность, угрожающая России, – это опасность, угрожающая нам и США».

…По большому счёту, всё, о чём написано выше, уже говорено и писано куда более маститыми авторами – так что не стоит и повторяться.

А потому я процитирую сейчас несколько показательных документов – не злоупотребляя своими комментариями, в чём, думается, нет особой нужды, настолько они очевидны.

1 июня даны «Указания статс-секретаря Министерства продовольствия и сельского хозяйства Германии Бакке в отношении поведения немцев на Востоке и их обращения в русскими». В документе сказано: «Ввиду того, что вновь присоединённые территории должны быть надолго закреплены за Германией и Европой, многое будет зависеть от того, как вы поставите себя там… Поэтому вы должны с сознанием своего достоинства проводить самые жёсткие и беспощадные мероприятия… Русского вам никогда не переговорить и не убедить словами. Говорить он умеет лучше, чем вы, ибо он прирождённый диалектик и унаследовал «склонность к философствованию». Меньше слов и дебатов. Главное – действовать. Русскому импонирует только действие, ибо он по своей натуре женствен и сентиментален…».

6 июня в Берлине подписана «Директива об обращении с политическими комиссарами». В ней говорится: «В борьбе против большевизма не следует применительно к врагу считаться с основными законами о правах человека». Правда, главнокомандующий Сухопутными войсками генерал-фельдмаршал Вальтер фон Браухич всё же рекомендовал расстреливать комиссаров не публично, а «незаметно».

 10 июня определена точная дата и время нападения на СССР – 3.30 22 июня. Время подтверждения времени «Ч» – 13.00 21 июня.

20 июня отдано распоряжение о создании диверсионно-подрывной организации «Тамара» из числа грузинских эмигрантов для подготовки восстания на территории Грузии и проведения подрывной деятельности в целом в Закавказье и особенно в районе нефтепромыслов.

В тот же день 20 июня с программной речью о политических целях Германии в предстоящей войне против Советского Союза и планах его расчленения выступил один из главных идеологов рейха рейхсляйтер Альфред Розенберг. «Задачи нашей политики… органически выкроить из огромной территории Советского Союза государственные образования и восстановить их против Москвы… (Далее названы эти «образования» – Финляндия, Прибалтика, Украина, Кавказ)… Целью германской восточной политики по отношению к русским является то, чтобы эту первобытную Московию вернуть к старым порядкам и повернуть лицом снова на Восток… Обеспечение продовольствием германского народа… будет главнейшим германским требованием на Востоке… Мы не берём на себя никаких обязательств по поводу того, чтобы кормить русский народ…».

9 июня посол Японии в Москве Иосицугу Татекава писал своему коллеге в Софию: «Я думаю, что каким бы превосходством ни обладала германская армия, победить или же разгромить Советский Союз в течение 2-3 месяцев, как об этом циркулируют слухи, будет невозможно. Более того, не исключена даже возможность того, что Германия окажется в состоянии затяжной войны… Обстановка в Москве весьма спокойная, незаметны также признаки подготовки к войне…».

Вот ведь были же люди, которые предупреждали о том, что война с Советским Союзом чревата для Германии неожиданностями!.. Не слушали их…

19 июня посол Италии в Финляндии Винченцо Чикконарди сообщим в Рим, что в Суоми завершена мобилизация и страна находится на военном положении. А его соотечественник и коллега в Москве Аугусто Россо в тот же день запросил у своего руководства инструкции о своих действиях при начале военных действий.

Июнем 41-го года датировано великое множество документов, в которых сообщается о военных приготовлениях вдоль западной границы СССР, об активизации разведывательной деятельности со стороны Германии, Румынии и других государств, об активизации националистического подполья в приграничной полосе… Например, о том, что на территорию Львовской области направлено примерно 100 агентов из числа украинских националистов, и что примерно 40 из них подтвердили своим хозяевам факт прибытия в указанный пункт пребывания. Имеется документ, что на территории Западной Украины в мае 1941 года нациналистами проведено 58 терактов, в результате которых убито 57, ранено 27, пропало без вести 4 человека – среди них как активисты советской власти, так и члены их семей, и простые граждане… В общем-то подобные донесения схожи между собой – разнятся только даты, участки границы, да фамилии участников.

Однако в этом потоке имеются донесения, которые выделяются среди остальных. Например, о том, что у задержанных германских агентов обнаружены ампулы с болезнетворными бактериями. Или, например, о том, что в стране резко активизировалась деятельность сионистского националистического подполья, которое вело активную антисоветскую пропаганду.

…И вот наступило 21 июня 1941 года. День, превеликое множество раз показанный в советском и российском кино – как последний день мирной счастливой жизни советской страны… Понятно, что тогда никто ещё не знал, когда-то именно этот день станет символом именно счастливой довоенной жизни. Потому что он, как и любой другой день, был для разных людей очень разным.

Именно в этот день для руководства Красной армией стало ясно, что грозная година надвинулась вплотную. В войска пошла директива за подписью Семёна Тимошенко и Георгия Жукова. Документ совсем короткий, на одну страницу, приказная часть содержит только пять пунктов. Приходится признать, что директива получилась невнятная какая-то, нерешительная, противоречивая… Она предписывала в течение ночи на 22 июня привести войска в боевую готовность, выдвинуться в укрепрайоны, «встретить возможный внезапный удар немцев или их союзников». В то же время противовоздушную оборону привести в боевую готовность без дополнительного подъёма приписного состава. Содержится в документе и вовсе уж вызывающий выпадающий из контекста и потому недоумение пункт: подготовить все мероприятия по затемнению городов и объектов… А в конце – «никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить».

В общем, такое ощущение, что бумага написана впопыхах, чтобы хоть как-то предупредить командиров о возможной войне, однако при этом не вызвать паники. Как известно, даже эта директива не дошла до войск.

…Стрелка часов судорожно прыгала от деления к делению, неумолимо приближаясь к роковой отметине. Бескрайняя советская страна, из-за которой навстречу изготовившемуся агрессору разгоралась заря, ещё спала, предвкушая солнечный воскресный отдых.

Немецкий солдат сунул в губы сигарету и поднёс к её кончику зажигалку. Это его последняя сигарета перед войной. В этот момент и поймал его объектив киноаппарата.

Они истлевали одновременно – сигарета и последние мгновения перед войной.

Камертон